- Тихо! - Мужчина подошел поближе, извергая изо рта запах луковицы, которую съел утром с хлебом, но без масла. Просто-напросто, ничего другого у него не было. - Could we put the fire to the party comitee?
Борович знал английский чуточку лучше, но понял.
- Хочешь устроить костер с коллегами? - удивленно глянул он.
Старичок начал стучать своей тростью по транспортеру.
- О Боже! Он говорит по-польски. Это агент американской разведки! - Он обратился к Боровичу. - А когда будет свобода?
Тот только пожал плечами.
- Не знаю. - Он задумался. - Но… "пережили потоп шведский, завершится и советский!"
Люди начали смеяться.
- Ой, пускай вас Господь вознаградит.
Какая-то женщина схватила его за руку.
- Так когда же будет свобода? - повторила она, словно эхо.
- Простите, пани, не знаю. Надеюсь, что не через несколько десятков лет.
Подошла следующая женщина. Наверное, она была из другого поезда, потому что говорила с жестким акцентом, а не восточным, певучим.
- Вы, наверное, голодные. - Она подала Боровичу кусок сырого мяса. - У нас свинья сдохла, потому что воды не было. А в поезде никак нельзя было выйти с ней на поле.
Он улыбнулся.
- Пани из-под Кракова?
- Да.
- Я тоже из тех мест. Большое вам спасибо.
Люди пошли дальше. Женщина еще успела сказать:
- Потому что знаете, муж был в АК, и теперь мы убегаем.
- Знаю. Отлично знаю. И еще раз - спасибо.
В поезде еще был один парень, единственный, кто не глядел на "освободителей". Он валил в самое отдаленное место страны, чтобы его не посадили в тюрьму. При нем был только маленький "вальтер" и краюха хлеба. Остальное отрядное оружие он закопал в Крынице, неподалеку от лыжного трамплина. После первых арестов он бежал куда только было можно, лишь бы подальше. Попал во Вроцлав. А поскольку тогда еще не было компьютеров, то его и не вычислили. Просто жил. Стал профессором, хотя карьеру начал с официанта.
Тем временем, Борович начал готовить мясо, нарезая его ножом на маленькие кусочки.
- Ну, чего пялитесь? - крикнул он Мищуку с Васяком. - Собирайте дрова на костер.
- А где мы этот костер разожжем? Тут до сих пор еще могут стрелять. А мы откроемся дымом.
- В средине машины. Отсек двигателя перекрыт стальной плитой, а в борту дыра. Тяга будет, ничто не взорвется.
Милиционеры начали обламывать ветки деревьев в сквере, а Борович собирал хворост. Через несколько минут они сложили в средине броневого корпуса приличную кучу дерева.
- Ну, а как распалим? - спросил Васяк. - Дерево сырое и мокрое.
- Ой, только не надо умножать сложностей.
С огромным трудом он протиснулся через узкий отсек двигателя на место водителя. Вытащил из бардачка ракетницу. Когда возвращался, на минутку застрял. А потом выстрелил в самый центр кучки. Все прищурили глаза, чтобы защитить их от вспышки. Маленький парашютик сгорел быстро, но дерево тоже занялось. Все начали насаживать куски мяса на прутья, облизываясь, потому что голод докучал всем.
- И как? - Борович присел возле стальной плиты, чтобы на него не шел дым. - Не удалось?
- Неплохо, - заметил Васяк.
Мищук закусил губу.
- Что будем делать дальше? - спросил он.
Борович не отвечал. Все время у него в голове крутился вопрос женщины с тележкой: "А когда уже будет свобода?". И вдруг он увидел мужчину, перепрыгивающего через стену. Это было где-то у моря. Похоже, в верфи. Свобода!
- Езус Мария! - Крикнул он. - Цветы! Цветы!
- Что, цветы? - не понял Васяк.
- Нас забросали цветами! А у меня уже появились видения будущего. Их нужно смести!
- Ты чего? С ума сошел? Все танки всегда забрасывают цветами.
- Но не те, в которых сидит экипаж, занимающийся этим делом. Мы же погибнем!
Мищук отреагировал быстрее всего. Он уже видел взрывающихся людей в окружении цветов, потому выскочил через задний выход, таща за собой Васяка. Борович вылез через лаз. Они горячечно сметали цветы с машины.
- Назад, на сквер! - орал Борович. - Или спалим!
- Спокуха! - отозвался Васяк, наименее пугливый. Но вдруг и у него самого под веками появилось видение человека, который перескочил стену верфи и ответил на вопрос женщины с тележкой. - Матерь Святая. Давайте спалим!
Они начали забрасывать цветы в костер.
* * *
Сташевский всю ночь изучал дневник Грюневальда. Закончил уже под утро. Он вытащил из холодильника две редиски и сунул их в рот. Мариола проснулась моментально.
- Славек! Не хрусти так громко!
- А как мне хрустеть?
- Потише! И в другой комнате! У меня есть еще полчаса сна.
- Тогда проснись. Мне очень важно, чтобы ты сыграла определенную роль.
- Какую?
- Сними трусики, футболку и надень ночную рубашку.
Девушка поднялась с кровати. Сонная, она чуть не упала, столкнувшись с колонкой домашнего кинотеатра.
- Ага. Раз мне следует надеть ночную рубашку, значит - будем трахаться. У мужчин только одно в голове: лишь бы увидеть бабу в прозрачной рубашке.
- Мы не будем заниматься сексом. Я хочу, чтобы ты кое в кого воплотилась.
Мариола улыбнулась и послала ему поцелуй одними губами.
- Мне опять переодеться в косульку, и будет сзади, как тогда?
Сташевский сглотнул слюну, потому что вспомнил. Это "тогда" вдруг встало у него перед глазами.
- Боже! Да честное слово, тут дело не в сексе. Я хочу, чтобы ты сыграла роль!
- Могу сыграть и Мерилин Монро. Только купи вентилятор, чтобы платье поддувал снизу. С нашим кондиционером этот номер, скорее всего, не выйдет.
- Тебя я буду называть Хельгой.
Мариола отозвалась уже из гардероба:
- Хорошо еще, что хоть так. Ведь могла быть Хильдегарда или Брунгильда.
- Не смейся. Иди сюда.
Та вернулась в спальню, изящно вертя складной попкой. Возле дверной фрамуги она выполнила номер, который должен быть включен в любой учебник для танцовщиц на шесте, и который обязан считаться каноном. А потом подошла к Славеку и, откинув голову назад, подняла подол рубахи. Довольно высоко. Где-то до самой шеи.
- Бери меня! Я - твоя Хельга.
У Сташевского, поскольку он сидел на кровати, глаза очутились на высоте… ну, на высоте того, что очутилось буквально в паре сантиметров от его лица. Прическа типа "ирокез", ноги с идеальной депиляцией, фантастические бедра.
Он перевел взгляд на прическу, что была у Мариолы на голове.
- Милая, тут на самом деле никакой речи о сексе. Ты должна мне помочь в следствии.
- Мне что, еще сильнее выгнуться? - спросила та, уже с ноткой сомнения в голосе.
- Надень халат.
Он горячечно перелистывал страницы отксеренного дневника Грюневальда.
- Откуда я возьму тебе халат? У нас же ни одного нет.
В этом месте он приблизительно знал, что делать.
- Нам нужно воспроизвести определенную ситуацию. Вплоть до мелочей. Раз у тебя нет халата, надень пальто. Ты будешь изображать мою служанку, Хельгу.
- Это что же, напялить кухонный фартук а-ля неглиже? Так ты же мне запачкал его маслом, когда чистил свои пистолеты, лишь бы ни капельки не попало на твою любимую футболочку. Как мне теперь надевать эту тряпку?
- Нет, найди пальто.
- А у меня его нет. - Вдруг она стукнула себя ладонью по лбу. - Ой, нет, есть, есть, есть!
Мариола снова побежала к гардеробу, где начала передвигать сотни пуховиков, военных, спортивных, кожаных, летних и зимних курток, висящих на плечиках.
- Есть, есть! Вот!
- Тогда надевай и иди сюда.
Через мгновение та вышла, завернувшись в пальто так, чтобы оно изображало халат.
- Ннну, и как? - В голосе Мариолы уже четко было слышно любопытство.
Сташевский продолжал перелистывать страницы копии дневника Грюневальда.
- Хельга, сделай мне завтрак и подготовь быстрое мытье. Хочу шесть яиц на грудинке с солониной…
Мариола глянула на него, как на сумасшедшего. Дар речи у нее буквально отняло.
- Шесть яиц в холодильнике я, может, еще и найду. Но откуда мне взять грудинку и солонину? Ведь все это ужасно нездоровое. Мы не едим этой дряни.
К сожалению, она была права. Солонину сам он, возможно, и видел когда-то в детстве. Или даже не в детстве, а где-то в кино? Во всяком случае, он довольно туманно представлял, что это такое. Но вот где ее взять сегодня? Он тоже не имел понятия.
- Может, у нас есть какие-нибудь консервы?
- Ты хочешь яичницу с тунцом? - не поняла она. На полке в холодильнике нашлась только баночка с тунцом.
- Нет! Я хочу воспроизвести ситуацию многолетней давности.
- Ну, тогда ни фига не получится. Могу положить в яичницу острые перчики. Могу положить постную говядину, которую держу для гуляша, или же соевые котлеты. Или… - Мариола снова открыла холодильник и начала изучать его содержимое более внимательно. - Может, клюкву с айвой? Или икру? Есть ананас, жаренный в сахаре.
- Нет! - рявкнул Славек. - Мне нужно воспроизвести ситуацию, случившуюся несколько десятков лет назад, - повторил он в очередной раз. - Мне нужно, чтобы была яичница с мясом.
- А знаешь что? Ты повторяешься.
Сташевский уронил голову на руки. Господи Иисусе! А ведь она была права. С каждой минутой то же самое, то же самое. Повторяющееся кино. Словно калейдоскоп пространства. Геометрия времени. Еще раз и еще. До полного безразличия. Тем не менее, он решил не отступать. Несмотря на всю свою любовь к выпивке, следователем он был хорошим. Добравшись до бара, он плеснул себе водки в рюмку.
- И ты должна шаркать тапками.
Шаркать Мариола никак не могла, потому что носила какие-то сверхтехнологические пластиковые вьетнамки. Так что из шаркания ничего не вышло. Может, шелест и был, но неубедительный. Вьетнамки были заточены на то, чтобы их владелец никак не мог поскользнуться.
- Так, теперь дай мне тазик с водой для мытья.
У Мариолы снова отняло речь.
- Блин, и где мне взять тебе тазик? Это что, какое-то средневековье?
- Ладно, давай глубокую тарелку.
- Я не позволю тебе макать рожу в моей тарелке!
- А ведро?
Тут Мариола постучала себе пальцем по виску.
- А где мне его взять?
Славек решил пойти на компромисс и взаимное сотрудничество:
- Подойдет и для мытья полов.
- Вон то, квадратное?
- Да. Налей туда теплой воды. Найди мисочку и разведи в ней мыло. Потом дай помазок.
Тут уже девушка совсем перестала удивляться и махнула рукой.
- А у нас какой-нибудь имеется? Свою пуховку я тебе не дам.
- Боже, сделаем из свернутой и порванной по краю газеты! - разозлился Сташевский. - Хотя, пригодится и та щетка, что осталась после ремонта.
- Так у нас же был валик. Хочешь намыливать лицо грязным валиком?
- Не хочу. Я хочу воспроизвести определенную ситуацию. Я хочу иметь мыло.
Они начали поиски.
И ничего! Перешерстили весь шкафчик в ванной. Оба они страдали от аллергии. Тщательно проверяли этикетки моющих средств. На каждой четко было написано, что производитель гарантирует отсутствие мыла в "моющем средстве". Так они же сами выбирали! У них было японское молочко для ухода за кожей лица фирмы "Шисейдо", очищающий тоник с водорослями, гель с микрогранулами и субстанцией для стягивания пор, пенка, очищающая изнутри, что бы это ни означало; а еще скраб с молотыми морскими ракушками. Каждое средство с полнейшей гарантией отсутствия мыла в своем составе.
- Так откуда мне взять тебе мыло? - спросила Мариола, которую ситуация уже крепко достала.
- А мы ничего не свистнули из какой-нибудь гостиницы?
Мариола задумалась. Потом отправилась к гардеробу.
- Возможно, ты и прав. - Она принесла дорожную сумку Славека, в которой начала поиски с большим опытом. - Есть! - вытащила она маленький брусочек. Есть. А к этому еще полотенце, халат и салфетка, чтобы заворачивать вино. - Она помолчала. - Тогда, на кой ляд мне было надевать пальто? - Она заглянула в глубины сумки. - Еще мы украли разовые шампуни, гель для душа и ложку.
- Вот видишь, склеротичка!
- Боже! Но я не помню, откуда мы это свистнули.
Славек прикрыл глаза, интенсивно размышляя. В Египте? В Закопане? Или на Мадейре?
- Я тоже не помню. Неважно. Теперь соберись!
Мариола всплеснула руками.
- Что мне делать?
- Хельга, приготовь мне все для бритья, - цитировал он дневник Грюневальда. Шаг за шагом.
- И в чем я должна приготовить тебе бритье?
- В мисочке.
- Так у нас же нет.
- Тогда в чашке.
- Их у нас тоже нет. Может, в кружке? Только свою любимую я тебе не дам.
Тут она стукнула себя по лбу. На полке нашла большую коробку с сервизом от Розенталя, который получили в подарок. Но не пользовались, потому что пользоваться каждый день считали слишком дорогим удовольствием.
- Подай мне бритву.
- Господи Иисусе. Да я ее, может, видела всего раз в жизни!
- Не усложняй. Гони станок.
- Так у тебя же только электрическая.
- Тогда давай свою пластмассовую, которой бреешь ноги. И спокуха, всеми своими бактериями мы уже давно обменялись.
Мыло в чашке разводиться не желало, напоминая кусок бетона. Разбалтывание его свернутой газетой, попытки расколоть ножом, даже помещение в микроволновую печку ничего не дало. Тогда Сташевский позвонил приятелю - физику. Тот несколько минут давал обширные пояснения относительно того, почему мыло не разводится. В общем, все сводилось к тому, что мыло было слишком высокого качества. С дешевым никаких проблем не было бы, а вот это, наверняка, было high quality. В руках мылиться будет, а вот в чашке - нет. За то оно не оставляет осадка, налета, никакой грязи. Броневое!
Славек не знал, что делать. Намылить в руках, а потом перенести пену на лицо? Но ведь Грюневальд четко писал про мисочку. Это и вправду важно? Он не имел ни малейшего понятия.
- Хельга! Вызови мне извозчика.
Та, все еще заинтересованная, подошла к ноутбуку. Быстро стучала по клавишам. "Гугль", "поиск". Во всем Вроцлаве осталось где-то с пяток извозчиков с настоящими лошадями и колясками. Все на Рынке, исключительно для туристов. Мало шансов, чтобы кто-то из них мог прибыть на Карловице в течение какого-то приемлемого периода времени. Тут она наморщила лоб.
- Славек! Господи! Ведь сегодня у нас третье мая.
- Блин, а у нас нет флага!
- Есть! - Мариола снова помчалась к гардеробу. - Я же купила в прошлом году.
Она вернулась с государственным символом, надетым на палку от швабры, привязала его проволокой к балконным перилам и дополнительно закрепила скотчем. В вопросах импровизации Мариола всегда была хороша. Флаг хлопал на ветру. Славек, салютуя, приложил руку к голой голове. Так, чтобы только проявить уважение. Его мучило что-то другое. Он снова засел за акты и горячечно перелистывал страницы. Сначала дневник Грюневальда:
На нацистский праздник я вывесил флаг со свастикой.
Потом перешел к бумагам Мищука и Васяка:
По причине военных заслуг и особой преданности в борьбе с реакционным подпольем и успехами в деле эхве… эфхе… эффективной (хорошо сказано?) расправы с преступным элементом и мародерами, они удостоены фе… чести (хорошо сказано?) поднять флаг на мачту!