* * *
Грюневальд решил начать писать дневник. Дело переросло его, а ему хотелось, чтобы от него хоть что-то осталось, поскольку чувствовал, что погибнет. Он понятия не имел, откуда взялось это предчувствие. Просто, по ночам его мычало какое-то страшное видение. Он не мог спать. Вся пижама, особенно, воротник, была пропитана потом. Он уловил себя на том, что спал уже не сам, но вдвоем. Он и люгер - 9 мм парабеллум. С полной обоймой. Пока что нормально, под подушечкой. В испуге заметил и то, что после кошмарных снов, после которых ему удавалось проснуться, он держал пистолет в руке. Ночной колпак мешал целиться. Впрочем, тоже мокрый. Равно как и подушка.
Он подошел к секретеру. Было половина первого ночи. Грюневальд зажег свет, взял пачку бумаги. У него была превосходная авторучка - "Уотермен", американская. Американцы - самые верные союзники. Продали Германии систему перфорированных карточек для учета тех проклятых евреев. Фирма "АйБиЭм". Муха не садилась. Теперь немцы имели всех под контролем. Советский Союз высылал в каких-то гигантских количествах стратегическое сырье. Сколько можно иметь союзников? А у Германии были самые лучшие и самые крупные. К тому же: Япония и Италия.
Грюневальд закутался в халат и начал писать:
Я собираюсь отстранить Кугера от следствия. Он ужасный пораженец. Англия с Францией, как я и предвидел, обосрали подштанники… - два последних слова он вычеркнул - наделали в штаны от страха. У нас в друзьях США, Россия, Италия и Япония. А у них кто? Польша, которая уже сдыхает, потому что Сталин вонзил ей нож в спину? Мы заняли Варшаву. Их власти бегут по шоссе на Залещики. Англичане вооружают каких-то старичков охотничьими двухстволками и создают... - он не знал, как это назвать, поэтому придумал: - Фольксштурм.
А Кугер сидит в кафе с кружечкой пивка и просит Бога, чтобы Бреслау остался немецким! Потому что, видите ли, он любит этот город! А что могло бы случиться с городом? И еще лучше. Он просит Бога, чтобы на него не налетали никакие бомбардировщики. Совсем с ума сошел. Какие бомбардировщики? Чьи? Откуда? Ведь ни у каких из них нет ни малейшего шанса.
* * *
Сташевский позвонил Земскому. В трубке он услышал сонный женский голос.
- Дааааа?
- Прошу прощения, - представился он. - Застал ли я…
- Да, застали, - женщина сразу же поняла Сташевского. - Сейчас его разбужу. Только не обращайте внимания на ругательства, которые будут из него фонтанировать. - Она рассмеялась. - Вообще-то он просыпается где-то через час, так что будет вести себя очень грубо. А вы из прессы или с радио?
- Из полиции.
- Ой, холера! Снова кого-то побил? Почему я ничего не знаю?
- Нет, нет. Прошу не беспокоиться.
- Потому что рука у него тяжелая, как приделает, так клочки летят.
- Но это и вправду не дело о побоях.
- А он никого не застрелил? Правда? Скажите, что он никого не застрелил. Пожалуйста.
Сташевский только вздохнул.
- К вашим услугам. - И очень серьезным тоном произнес: - Он никого не застрелил.
- Потому что его уже много раз допрашивали по поводу драк. А оружие у него легальное. Если стрелял, то в случае самообороны или в состоянии… ну, в состоянии…
- Нетрезвом? - подсказал Сташевский.
- Нет! В состоянии наивысшей необходимости!
Славек решил пошутить:
- А после скольких кружек пива он доходит до такого состояния?
- Ах! - опомнилась собеседница. - Он превысил скорость. - Сташевский услышал вздох облегчения. - Но ведь это же спортивный автомобиль. На нем просто невозможно ехать медленно. Сколько там у него было на спидометре? Сто восемьдесят? Двести?
Славеку это уже начало надоедать.
- Меня не интересуют нарушения дорожного движения, - рявкнул он. - А вы, собственно, кто такая?
- Его литературный агент.
- И живете вместе?
- А это, по-видимому, уже не ваше дело?
- Да, конечно. - Теперь вздохнул уже он. - И если пани не боится, разбудите, пожалуйста, бестию.
- Я-то не боюсь. Есть собственные способы. Но вам сочувствую.
На какое-то время сделалось тихо. Потом какие-то урчания. После этого вязанка ругательств, настолько ужасных, что телефонная трубка в руке Сташевского должна была бы расплавиться. Он услышал звон разбитого стекла. Кто-то, явно, грохнулся с кровати, судя по отзвукам. Наконец в трубке раздался сонный и в то же самое время взбешенный голос:
- Ты, курва, знаешь хоть, который час?
- Ну, немного ориентируюсь. У меня такие часы, которые сами связываются со службой точного времени во Франкфурте. Сейчас тринадцать минут десятого.
- Ну тогда, курва, отъе… Дорогая, дай-ка пистолет и патроны!
Где-то на фоне Сташевский услышал:
- Хочешь стрелять в трубку? Что, с утра бо-бо?
- Давай пистолет с патронами? Поеду к сукину сыну!..
- Хорошо, хорошо. Что ты выпьешь: пива, кофе или сока?
- Пива! И где ключ от сейфа с оружием?
- Ох, куда-то сунула.
- А патроны?
- Тоже где-то тут. Поубираю и найду. - Пять секунд тишины. - Проснись наконец. Ну ладно, ладно. Так что выпьешь: пива, кофе или сока? - спросила женщина еще раз.
- Сока с лимоном и кусочком льда, если у нас есть.
- А воды вчера подлил?
- Нет.
- Тогда посмотри на холодильник и фотки с пингвинами! Может, будет холоднее.
Сташевский услышал смех, потом, на фоне, поцелуи и шепот. Из того, что удалось понять, довольно приятный. Действительно, у женщины имелись собственные способы, разоружила писателя моментально. Голос в трубке теперь звучал совершенно иначе:
- Чего вы хотите?
- Это я записывал вашу беседу с Мариолой.
Тишина затягивалась.
- Ну нет. Я в шоке. Полицейский, который признается в незаконной прослушке…
- Я хотел бы поговорить о вашей книге.
- Хорошо. Когда и где?
- Может, "Санкт-Петербург"?
- А вы можете позволить себе такую забегаловку? За себя, ладно, я заплачу, но вот вы…
- Это я вас приглашаю, - сухо бросил Сташевский. - Закажу бифштекс по-татарски с пивом, а потом кофе по-русски.
- Тишина. Тишина. Тишина.
- О, Матерь Святая. Сколько же это вы обо мне знаете…
Полицейский решил его добить.
- Но на сей раз без каких-либо девочек. Я знаю, что официанты вас любят и притворяются перед очередной биксой, что видят вас впервые. Вы это неплохо проработали. Можете приходить туда с очередными девицами, а они и словечка не проронят о предыдущих.
- Именно так. В отличие от "Метафоры", где официантки докладывают очередной бабе с кем и когда я был. - Земский изумленно замолчал. - Погоди. За мной что, следят?
- Нет.
- Тогда откуда информация?
- Просто я люблю много знать. Следствие, грубые допросы, тайные сотрудники, агенты, повсюду подслушка, спутниковые снимки… И тому подобное.
- А серьезно?
- А серьезно: возможно, мы интересуемся одной и той же женщиной.
- Которой?
Тут до Земского дошло и он рассмеялся.
- Ладно. Можете не говорить.
Сташевский тоже рассмеялся.
- Так вы уже поняли, которой.
- Ясен перец. - Писатель явно развеселился. - Буду, родственничек.
Он положил трубку.
* * *
Мищук с Васяком проснулись, замерзшие как собаки, на бетонном балконе, окруженном мешками с песком. Прикрыты они были только собственными куртками. После такого ночлега трудно расправить кости, но у них имелся российский тренинг. Так что справились. В этом городе никогда не будет минус сорока. "Флаги на марш - Вроцлав ведь наш!" Все были ужасно голодными. Кольский пихнул немца в бок:
- Du, kommst zu Schabermensch. Brot.
Тот чуть инфаркт не заработал.
- Schabermensch? Nein. Schießen! Они фтъелять! - пытался он говорить по-польски. - Они фтъелять, те шабермены!
- Тогда иди с белым флагом. Скажи, что дадим тушенку за хлеб.
Мищук покачал головой.
- Хочешь выставить его на смерть?
- Да ты что, пан. В немца не стреляют, оно им не надо. Это в нас стреляют, ведь это мы "власти".
- А эти двери можно закрыть снаружи? - спросил Мищук.
- Да.
- Тогда пошли всем отрядом.
Вышли они, словно английские коммандос. Строем и с прикрытием. Немец и проводник тащили гранаты. Через несколько минут они вышли из громадного зала.
- Куда? - спросил Мищук.
- Туда. - Кольский показал в сторону Киностудии. Сначала они пытались укрываться за рахитическими деревцами, потом припали к стене.
- Эй! - заорал Мищук. - Мародееееры!
На это заработали автоматную очередь. Все тут же выполнили команду "ложись".
Ответили огнем. Мищук из шмайсера, Васяк - из ППШ, Кольский - из немецкого РКМ, проводник - из маузера, а немец бросал гранаты.
- Стоп! - крикнул Мищук. После канонады мало чего можно было слышать. - Эй, вы там! - орал он. - Хотим договориться!
- Чего? - Раздалось изнутри. По-видимому, на них огромное впечатление произвел пулемет Кольского. Опять же, гранаты тоже были не просто так.
- Хлеб у вас есть?
- Есть.
- Тогда махнемся. Две буханки - на две банки тушенки.
- А как, курва, махнемся?
- Один из ваших подходит к нам, а один из наших - к вам. Обмен посредине. Оба без оружия.
Долгая тишина. Какие-то приглушенные голоса, которых, оглушенные пальбой, понять не могли. И тут громкий крик:
- Ладно! Наш сейчас выходит!
- Тогда, пускай покажется!
Из здания вышел небритый тип с двумя буханками хлеба в поднятых руках. Васяк отложил ППШ и взял две банки тушенки. Шли они в направлении друг друга. Васяк понятия не имел, что эта сцена станет основой культового вестерна "Рио Браво". Они приближались друг к другу.
Тут кто-то выстрелил. Васяк бросился на мародера и свалил его на землю. Кольский ответил огнем по окнам. Мищук полз к двери. Проводник застрелил кого-то из своего маузера. Немец забросил вовнутрь гранату. Мищук поднялся и забежал в дом.
- Не двигаться! - орал он. - Гражданская милиция!
В первом помещении он застал двух совершенно оглушенных мужиков. Заорал: "На пол! Милиция!". По-видимому, его не слышали. Тогда он пальнул в потолок очередь из автомата. Теперь поняли и тут же улеглись.
Кольский настолько действенно пулял из своего РКМа, что даже в коридоре нужно было опасаться рикошетирующих пуль. Мищук вскочил в очередное помещение. При этом от традиционного "приветствия" милиционеров он отказался. Как только он всадил в потолок очередную порцию пуль, четверо мужчин тут же свалилось на пол. Без единого слова. Мищук сменил обойму.
- Сколько вас тут?
Никто не отвечал. Прибежали Васяк с проводником.
- Дальше никого уже нет.
- Что?
- Мы проверили все помещения. Есть только эти шестеро. Но все проверить просто невозможно. Эти коридоры - прямо катакумы какие-то.
- Чего?
- Я понимаю, ты не расслышал, - вмешался проводник. - Он хотел сказать: "катакомбы".
- Так что? Забираем этих шестерых и сваливаем?
- Думаю, что так будет лучше всего. Только давай поглядим, что тут у них есть. - Он подошел к куче вещей: граммофоны, радиоприемники, одежда, предметы мебели, какие-то дорогие безделушки.
Проводник содрал брезент с какого-то громадного предмета.
- Матерь Божья! Автомобиль!
- А чего, вполне нормальная телега. Только где дышло?
Проводник принял это за шутку.
- Как они его сюда закатили?
Васяк только рукой махнул.
- В этой студии-шмудии коридоры такие, что и грузовик поместится.
- Эй, глядите-ка. Икра!
Мищук вытаращил глаза.
- А что такое икра?
Васяк открутил крышку небольшой баночки и понюхал.
- По-моему, это птичье дерьмо, только перемолотое. - Он немного подумал и сообщил: - Под самый конец войны у немцев должно было быть не в порядке с головой, раз упаковывали говно в баночки.
- Господа, - вмешался проводник, - забираем, что нам пригодится, и возвращаемся на наш strongpoint.
- На чего?
- Ну… - он никак не мог подобрать нужное слово. - На соответствие Вестерплатте!
Васяк даже присел от впечатления.
- Пан, это же на другой стороне Польши! Мы туда и за четыре дня не дойдем.
- Я говорил о символе. Сваливаем на наш балкон. На последнюю точку обороны.
- Ладно, сваливаем. Но… А кто скажет Кольскому, чтобы перестал стрелять в окна и двери? - Мищук указал себе за спину.
Все замялись, опасность была велика. Под огонь никому выходить не хотелось.
- Выбросим белый флаг.
- Так он ведь сам говорил, что придурок. А как не поймет?
Васяк чесал голову.
- Тогда выбросим гранату.
- Коллегу хочешь убить?
- Тогда будем кричать.
- Так он же не услышит. Мы не перекричим этой пальбы.
Васяк обиделся.
- Тогда вызовем артиллерию и авиацию.
- Ты прав. У негров есть такие барабаны. Там-тамы называются. И если в них пуляют, центр тут же узнает, в чем дело. Заделай чего-то такого, сразу получишь Сталинскую премию.
Мищук закурил "кэмэл" без фильтра. Затянулся и уселся под стеной.
- Сколько у него патронов? - спросил он.
- Много, - ответил проводник.
- В таком случае, у нас два выхода. Или ждем, когда у него кончатся боеприпасы, только это вариант паршивый, ведь он может чего-нибудь припрятать на черный час. А когда будем выходить, как раз может и начать темнеть.
Проводник хохотнул. Мищук, не обращая на это внимания, продолжал:
- И есть второй выход. Простой, легкий и приятный. Сваливаем теми коридорами, по которым, якобы, могут ездить грузовики, выбиваем окно с другой стороны здания и валим дальше. Обходим весь Народный Зал по кругу, и вот мы уже за спиной Кольского. А там уже чего-нибудь придумаем. - Он поглядел на лица присутствующих. Ну как, просто?
Похоже, сопровождающий их немец чего-то понял, потому что перепугано воскликнул:
- Коридоры nein! Nein, nein, nein! Dort sind Geister! Духи! Духи!
- Что он, курва, лепечет?
- Что там духи.
- Послать бы его в Россию на минус сорок. Вот там увидел бы, что такое духи. Настоящие.
- Он говорит, что тут привидения. Что они убегали с Кольским и стреляли. Только это ничего не давало. Всю ночь проторчали во дворе, прикрывшись одной курткой. Было холодно, но в дом зайти боялись. Так что палили во все, что движется. Случайно пришили одного мародера. Темнота ужасная.
- Ну… это они молодцы. Может и медаль дадут.
- Утром закрепились на балконе. Не видели никого, кроме мародеров, в которых стреляли, и очень редко - русские патрули. С ними они меняли захваченный спирт на тушенку.
Мищук подошел к одному из лежащих на полу мародеров. Пихнул ногой в бок, но с чувством, чтобы не сломать ребер.
- Ты. Здесь есть боковой выход?
- Езус-Мария! - заорал тот.
Мищук вытащил из кармана французское зеркальце, которое было в одной из посылок, глянул в нем на себя.
- Ну, - довольно заявил он, - на Иисуса я, может, и похож. Факт. - Потом задумался. - Только вот Васяк на Марию черта с два похож.
- Боже! Не идите туда!
- Ну вот! Я уже Богом сделался. Какое повышение в звании!
- Люди, там привидения лазят… в тех коридорах.
Мищук закурил очередную сигарету.
- У меня мировоззрение… - Он задумался. - Господи-Исусе, какое же у меня мировоззрение? Говорили же на партийных собраниях.
- Материалистическое, - подсказал ему Васяк. - Марксистско-энгельсовско-ленинское.
- Во, именно. Так что я духов не боюсь. Опять же, у меня имеется шмайсер и гранаты.
- Не идите туда! - крикнул мародер. - Двое наших стали рвать цветы с немецких клумб, складывали их в такие странные узоры, потом начали танцевать, а затем застрелились.
Мищук выкинул сигарету. У него появилась идея.
- Ладно. Тогда вы выходите первыми под огонь Кольского.