Итак, они собирались принять этот документ; проф знал об этом ещё до того, как предложил его им.
Но они не были готовы принять его так, как он был написан:
- Уважаемый председатель, во втором параграфе употреблено слово "неотчуждаемый". Оно не вполне подходит; следовало бы вместо него использовать слово "неотъемлемый", и разве слова "священные права" не прозвучали бы с большим достоинством, чем "неотъемлемые права"? Мне бы хотелось услышать, какие мнения существуют по этому вопросу.
Этот тип был почти что в здравом уме - просто литературный критик, создание столь же безобидное, как мёртвые дрожжи в пиве. Но были и такие… Взять, к примеру, ту женщину, которая всё и всех ненавидела. Она была тут как тут, вместе со своим списком; она зачитала его вслух и внесла предложение о том, чтобы его целиком включили в Декларацию Независимости, "чтобы народы Терры знали, что мы цивилизованны и можем занять своё место среди прочих представителей человечества!".
Проф не только позволил ей безнаказанно выступить с подобными предложениями, он ещё и всячески поощрял её, позволяя ей говорить за счёт других, желающих высказаться, затем крайне любезно поставил её предложения на голосование, хотя они даже не были одобрены. Конгресс действовал согласно правилам, для выработки которых потребовалось несколько дней непрерывных свар; проф был знаком с этими правилами, но следовал им, только когда это было ему выгодно. Предложение этой дамы было провалено под громкие крики, и она удалилась.
Затем кто-то встал и сказал, что такой длинный список, конечно, не следует включать в Декларацию, но почему бы не включить в неё некоторые основные принципы? Возможно, следовало бы включить в неё заявление, что государство Свободная Луна гарантирует всем свободу, равенство и безопасность? Не надо излишней детализации, только основные принципы, которые, как известно, представляют собой истинные цели правительства.
Да, это вполне правильно, такое предложение вполне можно принять, но нужно написать "гарантирует свободу, равенство, мир и безопасность" - правильно, товарищи? Они устроили целую свару по поводу того, включается ли в понятие "свобода" свобода от платы за воздух, или бесплатный воздух является частью понятия "безопасность"? Почему бы не перестраховаться и прямо не включить в этот перечень ещё и "бесплатный воздух"? Поступило предложение усовершенствовать формулировку и включить "бесплатные воздух и воду" - потому что если у вас нет воздуха и воды, то у вас нет ни свободы, ни безопасности.
Воздуха, воды и пищи.
Воздуха, воды, пищи и пространства.
Воздуха, воды, пищи, пространства и тепла.
Нет, давайте вместо слова "тепло" напишем слово "энергия". Тогда список будет исчерпывающим. В него будет включено абсолютно всё.
Приятель, да ты что, с ума сошёл? Это совсем не всё, ты кое-что упустил. И это твоё упущение - оскорбление всему женскому роду. Давай-ка выходи и скажи это ещё разок! Дайте мне закончить. Мы должны без обиняков сказать им, что мы не допустим больше посадки ни одного корабля, если только на его борту не будет по меньшей мере равного количества женщин и мужчин. Я сказал, по меньшей мере - и я не буду ничего принимать до тех пор, пока вопрос с иммиграцией не будет урегулирован должным образом.
Ямочки не исчезали со щёк профа.
Я начал понимать, почему проф весь день отсыпался, не надевая на себя грузил. Что касается меня, то я был очень усталым, поскольку весь день, не снимая скафандра, занимался тем, что врезал в грунт у катапульты последний из перемещённых туда баллистических радаров. Устали все; к полуночи толпа начала редеть, поскольку люди пребывали в полной уверенности, что сегодня ночью не будет приниматься никаких окончательных решений. Кроме того, им надоело выслушивать, как другие, а не они сами, несут всякую чушь.
Было уже за полночь, когда кто-то поинтересовался: почему Декларация была датирована четвёртым числом, тогда как сегодня только второе? Проф мягко возразил, что было уже не второе, а третье и не похоже, что Декларация будет оглашена раньше, чем четвёртого, а дата 4 июля имела символический смысл, который вполне мог сыграть нам на руку.
Когда стало известно, что до 4 июля ничего, скорее всего, не будет решено, некоторые разошлись. Но я кое-что подметил: по мере того как зал пустел с уходом одних людей, он заполнялся другими. Одно из только что освободившихся кресел занял Фин Нильсен. Появился товарищ Клейтон из Гонконга, сжал рукой моё плечо, улыбнулся Вайо, затем нашёл себе место и сел.
Внизу, в первых рядах, я заметил своих молодых помощников - Слима и Хейзел. Я как раз размышлял о том, что мне придётся подтвердить перед Мамой алиби Хейзел - сказать, что задержал её по партийным делам, - когда, с крайним удивлением, увидел рядом с ними Маму собственной персоной. И Сидрис. И Грега, который, по всем предположениям, должен был сейчас находиться на новой катапульте.
Я огляделся вокруг и увидел ещё около дюжины знакомых лиц - ночного редактора "Лунной Правды", генерального менеджера "Лунохода" и других товарищей, каждый из которых был проверен нами в деле. Я начал понимать, что проф просто подтасовал колоду. В Конгрессе не было фиксированного членства, и у наших верных товарищей было не меньше прав появиться здесь, чем у тех, кто в течение месяца занимался пустопорожней болтовнёй. Теперь в этом зале заседали они и голосовали против принятия всяких поправок.
Около трёх часов, когда я уже начал прикидывать, сколько ещё смогу выдержать, кто-то передал профу записку. Он прочёл её, стукнул председательским молоточком и сказал:
- Адам Селен просит вас уделить ему внимание. Полагаю, вы единогласно одобряете это?
Снова вспыхнул висевший за трибуной экран, и Адам сказал, что внимательно следил за обсуждением и его весьма воодушевляет, что он услышал такое количество содержательной и конструктивной критики. Но нельзя ли ему высказать одно предложение? Почему бы не признать, что ни один из написанных документов не бывает совершенен? Если эта Декларация устраивает их в принципе, почему бы не отложить доведение её до совершенства на потом и не принять её в нынешнем виде?
- Уважаемый председатель, я вношу такое предложение.
Его предложение приняли под крики одобрения.
- Имеются какие-нибудь возражения? - спросил проф. Он ожидал, подняв молоточек.
Человек, выступавший как раз в тот момент, когда Адам попросил слова, сказал:
- Ну… Я всё же настаиваю на том, что это деепричастный оборот, но ладно, пусть уж остаётся как есть.
Проф стукнул своим молоточком:
- Итак, принято.
Затем мы подходили один за другим и ставили подписи на большом свитке, "присланном из офиса Адама", - я заметил, что подпись самого Адама там уже была. Я поставил свою подпись прямо под подписью Хейзел - девочка уже выучилась писать, хотя её образование всё ещё хромало. Буквы, которыми она написала своё имя, были несколько кривыми, зато она написала их крупно и с гордостью. Товарищ Клейтон сначала написал свою партийную кличку, затем написал буквами своё настоящее имя, а затем поставил свою подпись на японском языке - три малюсенькие картинки, одна под другой. Два товарища вместо подписи поставили крестики, которые были тут же засвидетельствованы.
Той ночью (или, лучше сказать, утром) в зале находились все руководители Партии, а пустоголовых болтунов там оставалось не более дюжины. Но те из них, кто был там, тоже подписались, дабы история их не забыла.
Пока очередь медленно продвигалась вперёд, люди разговаривали. Проф постучал молоточком, привлекая внимание:
- Необходимы добровольцы для выполнения опасной миссии. Декларация будет передана по каналам новостей, но необходим кто-то, кто мог бы лично вручить её Федерации Наций на Терре.
Шум прекратился. Проф смотрел на меня. Я сглотнул и сказал:
- Запишите меня добровольцем.
- И меня, - эхом подхватила Вайо.
- Меня тоже! - сказала маленькая Хейзел Мид.
Через несколько минут набралось уже около дюжины добровольцев, начиная от Фина Нильсена и кончая Господином Деепричастный Оборот (который, если не брать в расчёт его пунктик, оказался совсем неплохим парнем). Проф переписал имена, пробормотал что-то насчёт того, что свяжется с ними, когда появится возможность воспользоваться транспортом.
Я отвёл профа в сторонку и спросил:
- Слушайте, проф, а вы не переутомились, занимаясь делами? Вы же знаете, что корабль, который должен был прибыть седьмого, отменён. Там сейчас поговаривают о том, чтобы ввести против нас эмбарго. Следующий корабль, который они отправят на Луну, будет боевым. Как вы планируете осуществить такое путешествие? В качестве пленного?
- Мы не будем пользоваться их кораблями.
- Чем же в таком случае? Вы собираетесь построить свой? У вас есть хоть какое-нибудь представление о том, сколько времени это займёт? Если вы вообще сумеете его построить, в чём я лично сомневаюсь.
- Мануэль, Майк говорит, что это необходимо, - и он уже всё продумал.
Я и сам знал, что это было необходимо. После того как нам стало известно, что умники из обсерватории Ричардсона умудрились переслать на Терру сообщение, Майк снова пересчитал наши шансы. На этот раз он давал нам только один шанс из пятидесяти трёх… и существовала настоятельная необходимость, чтобы проф отправился на Земную сторону. Но я не стал беспокоиться по поводу того, что невозможно; я весь день работал, чтобы мы сумели использовать этот единственный шанс из пятидесяти трёх.
- Майк обеспечит нам корабль, - продолжал проф, - он уже разработал проект, и сейчас ведётся работа над его осуществлением.
- Он уже разработал? Действительно? С каких это пор Майк у нас является инженером?
- А разве он не инженер?
Я совсем уже собирался ответить, но прикусил язык. У Майка не было учёных степеней. Он просто знал о технике больше, чем любой из людей. И о пьесах Шекспира, и о разных проблемах, и об истории, и обо всём, что угодно.
- Расскажите мне поподробнее.
- Мануэль, мы отправимся на Терру так же, как туда отправляют груз зерна.
- Что? Кого вы имеете в виду под словом "мы"?
- Тебя и меня. Все остальные добровольцы нужны были только в качестве декорации.
- Слушайте, проф, - сказал я. - Я никогда не отступался. Я трудился изо всех сил, даже когда вся затея казалась не более чем глупостью. Я носил грузила - они и сейчас на мне, - поскольку существовал шанс, что нам придётся отправиться в это отвратительное местечко. Но я подряжался отправиться туда на корабле, с пилотом, который поможет осуществить безопасную посадку, даже если в качестве пилота будет всего лишь киборг. Я никогда не соглашался отправиться туда в качестве метеорита.
- Очень хорошо, Мануэль, - сказал он. - Я всегда полагал, что у человека должна быть свобода выбора. Полетит твой дублёр.
- Мой кто?
- Товарищ Вайоминг. Насколько мне известно, если не считать тебя, она является единственным человеком, который достаточно тренирован для такого путешествия… ну, кроме нескольких жителей Терры.
Вот так и вышло, что я полетел. Но сначала я поговорил с Майком.
- Ман, мой первый друг, - сказал он снисходительно, - тебе не о чем беспокоиться. Я планирую отправить вас на барже КМ-187 серия 76, и вы без каких-либо хлопот прибудете в Бомбей. Но чтобы успокоить тебя, скажу, что я отобрал эту баржу потому, что её будут сводить с околоземной орбиты и посадят в Индии как раз тогда, когда Индия войдёт в поле моего зрения… и я добавил ещё один контур, который позволит мне перехватить управление с земли, если мне не понравится, как с тобой будут обращаться. Доверься мне, Ман, я всё продумал. Даже решение продолжать поставки зерна, после того как всё происходящее уже перестало быть тайной, было частью этого плана.
- Мог бы рассказать мне.
- Не видел необходимости тревожить тебя. Профессор всё знал, он должен был всё знать - я держал с ним постоянную связь. А твоя задача - просто позаботиться о нём и постараться, чтобы он сумел вернуться назад. И взять на себя его дело, если он умрёт, поскольку в этом отношении я ничего не могу сказать с уверенностью.
- Ладно, - вздохнул я, - но, Майк, ты, конечно, не думаешь, что, управляя баржей с такого расстояния, сможешь осуществить мягкую посадку? Тебе помешает уже то, что твои сигналы не смогут идти со скоростью выше скорости света.
- Ман, ты думаешь, что я ничего не смыслю в баллистике? Для той орбитальной позиции, на которой вы будете находиться, время от запроса до ответа и получения управляющего сигнала составляет менее четырёх секунд; и положись на меня, уж я-то не потеряю ни одной миллисекунды.
Обращаясь по околоземной парковочной орбите, вы за четыре секунды сможете по максимуму преодолеть расстояние в тридцать два километра, а по мере того, как вы будете заходить на посадку, это расстояние будет постепенно уменьшаться до нуля. Время реакции у меня значительно меньше, чем у пилота, осуществляющего посадку вручную, потому что я не трачу времени на оценку ситуации и выбор правильного образа действий.
Получается, что максимальное запоздание составит четыре секунды. Но в действительности оно будет значительно меньше, поскольку время реакции у меня гораздо меньше, так как я постоянно занимаюсь планированием и прогнозированием, предвижу, что может случиться, и создаю необходимые программы. Фактически я буду на четыре секунды опережать вас на траектории и мгновенно реагировать на всё, что происходит.
- Но в этой жестянке нет даже альтиметра.
- Теперь уже есть. Ман, пожалуйста, поверь мне. Я подумал обо всём. Я установил дополнительное оборудование единственно с целью успокоить тебя. Станция наземного контроля в Пуне уже посадила пять тысяч барж, у них ни разу не было осечки. Это замечательный результат; у них очень неплохой компьютер.
- Хорошо. Э… Майк, насколько силён удар, когда эти чёртовы баржи шлёпаются в океан? Сколько g?
- Удар не слишком силён. При выводе на орбиту баржи испытывают десятикратные перегрузки, затем перегрузка снижается до четырёхкратной… затем, перед самым приводнением, она обычно колеблется между пяти- и шестикратной. Удар о воду тоже будет не слишком сильным - примерно равным тому, когда падаешь в воду с высоты в пятьдесят метров. И при ударе вы не испытаете внезапного шока, перегрузка будет меньше трёх g. Затем вас выбросит на поверхность, вы ещё разок шлёпнетесь в воду, на этот раз слабо, а затем просто поплывёте, сила тяжести будет составлять один g. Ман, эти баржи делают настолько лёгкими, насколько это возможно, а всё ради экономии. Мы не можем позволить себе швырять их как попало, иначе у них швы разойдутся.
- Как мило. А что было бы, если бы тебе пришлось переносить ускорение от пяти до шести g? У тебя тоже разошлись бы швы?
- Я полагаю, что мне уже приходилось подвергаться шестикратным перегрузкам на том корабле, на котором меня сюда доставили. Если бы меня подвергли шестикратным перегрузкам сейчас, думаю, что оборвалось бы множество важных контактов. Однако меня больше заботят крайне высокие, кратковременные перегрузки, возникающие в результате ударных воли, которым я, по всей вероятности, подвергнусь, когда Терра примется бомбить нас. У меня недостаточно данных, чтобы сделать прогноз… Но я могу утратить функции, связанные с контролем над некоторыми из периферийных устройств, Ман. А в некоторых тактических ситуациях это может оказаться решающим фактором.
- Майк, ты действительно считаешь, что они будут нас бомбить?
- Судя по моим расчётам, да. Именно поэтому ваша поездка так важна.
На этом мы оставили разговор, и я отправился взглянуть на этот гроб. Лучше бы я остался дома.
Вам когда-нибудь приходилось видеть одну из этих дурацких барж? Это просто-напросто стальной цилиндр, снабжённый рулевыми и тормозными ракетами да ещё устройством радарного ведения. Она так же похожа на космический корабль, как пара плоскогубцев похожа на мою руку номер три. Эта баржа была вскрыта, и в ней как раз занимались оборудованием "жилых помещений".
Не было ни камбуза, ни туалета. Вообще ничего. А к чему? Нам предстояло находиться в ней всего лишь в течение пятидесяти часов. Отправляйся в путь натощак, и тогда тебе даже не понадобится гигиенический мешочек внутри скафандра. Кресла и бар тоже без надобности, ведь нам из скафандров не вылезать; на время путешествия нас накачают снотворным, и нам и дела ни до чего не будет.
Проф, по крайней мере, будет находиться под воздействием снотворного в течение всего путешествия. Мне же придётся бодрствовать во время посадки, чтобы попытаться выбраться из этой смертельной ловушки, если что-нибудь пойдёт не так и никто не придёт нам на помощь с консервным ножом.
Рабочие как раз занимались сооружением своего рода люльки, форма которой точно соответствовала спинке скафандров, - к этим вогнутостям нас и привяжут ремнями. И находиться в них мы будем вплоть до самого прибытия на Терру.
Казалось, что все они гораздо больше заботились о том, чтобы общая масса не изменилась после выгрузки пшеницы, о том, чтобы не сместить центр тяжести и не придать кораблю дополнительного вращательного момента, чем о нашем комфорте. Инженер, отвечающий за это дело, сказал мне, что в расчётах учитывался даже вес набивки, которая будет уложена в наши скафандры.
Я был рад услышать, что у нас в скафандрах будет набивка. Эти вогнутости выглядели не слишком мягкими.
Я вернулся домой в задумчивости. Вайо за обедом отсутствовала, и это было необычно. А Грег присутствовал, и это было ещё более необычно. Никто не сказал ни слова о том, что на следующий день мне предстояло изобразить из себя метеорит, хотя об этом было известно всем. Но я не замечал ничего необычного до тех пор, пока наше младшее поколение не вышло из-за стола, не дожидаясь команды. Тогда я понял, почему Грег после того, как утром закончилась сессия Конгресса, не вернулся назад в Океан Бурь, - кто-то попросил созвать семейный совет.
Мама оглядела нас и сказала:
- Все в сборе. Али, дорогой, закрой, пожалуйста, дверь. Дедушка, ты начнёшь?
Наш старший муж очнулся от полудрёмы над своим кофе и выпрямился. Он взглянул на сидевших за столом и веско сказал:
- Я вижу, что здесь собрались все. Я вижу, что детей уже отослали спать. Я вижу, что среди нас нет ни чужих, ни гостей. Мы собрались здесь согласно традиции, установленной Чёрным Джеком Девисом, нашим Первым мужем, и Тилли, нашей Первой женой. Если есть что-то, что напрямую касается безопасности и счастья нашего брака, пожалуйста, выкладывайте всё начистоту. Не держите это в себе. Таков наш обычай.
Дедушка повернулся к Маме и сказал:
- Займись этим, Мими, - а затем вновь соскользнул в состояние мягкой апатии. Но в течение той минуты, что он говорил, он был сильным, красивым, мужественным и энергичным человеком, таким, каким он был в дни, когда меня выбирали… и я внезапно чуть не расплакался, подумав о том, как мне тогда повезло.