Раздался далекий удар колокола, люди в камере встрепенулись, начали раскатывать тюфяки, взбивать кулаками подушки. В последний момент я успел заглянуть в душу провокатору - у того струйкой скользнула в сознание опаска, как бы не проспать злой умысел. Храни меня, ковчег, только бы не сплоховать, успеть схватить злоумышленника за руку, вовремя донести о намечающихся кознях. Вот было бы здорово, тогда бы ему послабление могло выйти. Ему так хотелось на волю, к мамке, однажды встреченной на случке и оказавшейся такой милой, душевной собеседницей. Я едва успел навеять ему надежду - придет срок, и они встретятся, наговорятся досыта. Никакой бригадир или звеньевой не осмелятся подойти к ним в самую интимную минуту. Никто не повысит голос, не ткнет тупым концом копья в ребра. Они убегут далеко-далеко, в степь, что распахнула простор на той стороне реки. Найдут уютную рощицу, там совьют гнездо. Мамка отложит четыре яичка, они по очереди будут высиживать их… Провокатор как-то мучительно потянулся и в следующую секунду отключился.
Долго я ворочался на ложе - сон не брал меня. Даже после отбоя! Рядом дрых Сулла, с другой стороны успокоился главный инженер. Был он как каменный. Вообще, засыпали хордяне мгновенно, также просыпались. Как утюги! Включишь - загорится лампочка, побежит тепло, можно гладить; выключишь - перед тобой остывающий кусок металла. Меня же подобная мертвящая оторопь никогда не брала - видно, попечитель перестарался. Я лежал и с прежней бездумной улыбкой смотрел в потолок. Там густо, семьями, ползали разноцветные букашки. Сквозь высоко расположенные, зарешеченные проемы в камеру вливался легкий изумрудный свет. Видно, Таврис, сменив большого брата, побежал по небосводу. Я повернулся к Сулле и ткнул его кулаком в бок. Тот мгновенно проснулся, рывком сел на нарах.
- Давно здесь кантуешься? - спросил я его.
Тот огляделся, сладко зевнул и ответил.
- Почти половину сезона…
Я прикинул - по земному счету это что-то около двух лет.
- Чем все это время занимался?
- Думал. Прикидывал что да как.
- Что надумал?
- Прав ты, учитель, оказался. Исполнение желания или отказ от него - это не просто. Для этого высшая мудрость нужна. Вот тут, - он постучал себя по правой стороне груди, - истина хранится. С сердцем следует соизмерять желания. Сердце - божий дар, оно не обманет.
- Как же ты в тюрьме оказался?
- После ядерного удара разбрелись мы по материкам…
Я оторопело глянул на него.
- После какого ядерного удара?..
Сулла посмотрел на меня с укоризной.
- Что ж ты, учитель, воплотился, а не ведаешь, что после твоей смерти, мы долго сидели, обмозговывали насчет ковчега. Сначала всем поселком, потом всеми поселениями, что возле шахт расположены. Потом собрались скопом и попросили руководство показать нам ковчег. Вот тогда славные и накрыли нас ядерным зарядом. Мы-то сначала сомневались: может, прозрачные постарались, потом людей послушали, сами покумекали. Решили - нет, без славных здесь не обошлось. С тех пор родилось в нас сомнение. Выжили немногие. Андрей, Петр и я, мы в ту пору были в шахте. Глубоко…
- Кто-нибудь еще спасся?
- Не знаю. Говорят, где-то видали Левия Матвея, его, ослепшего, водят Савл и Якуб. Мы, учитель, храним твое слово, несем по поселениям, заводам и шахтам. Повстречаем ходока, разговоримся. Если тот спросит, почему жизнь хреновая - объясним популярно, что к чему. Если ему долг опостылел, расскажем о тебе - был, мол, такой хордянин, который о всех нас заботился, видел вглубь и вширь, врал складно. Вот ты, поселянин, и пораскинь умишком, долг ли учитель исполнял или иначе жить не мог? Ты маешься не от того, что жизнь докучна, а потому, что не тем занялся. Когда же прозреешь, уцепишься покрепче за истину, вздохнешь свободно. А желания?.. Что такое желания… Суета. Исполняй, если позарез хочется. Но не забудь спросить себя, те ли желания исполняешь? Может, тебе иного хочется. Может, ты всю жизни мечтал на ковчег взглянуть, и потому скорбишь.
Он примолк, а я испуганно решил, что это время для Иуды не прошли даром, он много чего надумал за это время. Все было ценно, мучительно верно и влекло к себе, как свет редко видимых, внушающих ужас звезд. За что же их, страждущих духом, ударной волной, радиацией?
В горле комом застряла боль, было жалко.
- Зачем же они вас ядерным зарядом?
- Испугались, наверное. Ударили не подумавши, а теперь сами маются - дальше что? Вон уже и Тоот, и его юный друг Этта, - он кивком указал в сторону технаря и сварщика, - вышли на улицу просить о предъявлении ковчега.
- Кто мается? - спросил я.
- Славные. Опора народа, защитники простых поселян. Мы им не враги, мы вразумить их желали - давайте сообща строить ковчег! Если что не так, вместе прикинем, поищем, где промашка. Что вы, славные, все таитесь? От кого хоронитесь?.. Мы же никогда не пойдем на поводу у Черного гарцука. Не те мы люди, чтобы от божьего ковчега отступиться.
- Черный гарцук кто будет?
Сулла, казалось, не услышал вопроса. Он почесался и участливо спросил.
- Что, учитель, трудно далось возвращение на Хорд?
- Да, нелегко… - признался я. - Многое забыл, подрастерял…
- Благую весть принес?
Я не ответил. Долго лежал, считал букашек на сводчатом потолке. Должно быть, занятная у них жизнь, не скучная: копошатся, ползают, ищут чего-то…
- Послушай, Сулла, - наконец вымолвил я. - Все уже сказано, теперь ваш черед размышлять, отыскивать истину. Теперь у меня другая печаль - мне о вашем спасении подумать надо. Понять хочу, почему на Хорде так устроено, что кто-то распоряжается, а кто-то исполняет. Откуда сила у славных? Где ваши предки, где их родина? Почему все хордяне на одном языке разговаривают?.. Почему от муторных мыслей в тюряге прячутся?
- А сердца очищать? Верный путь указывать?..
- Это твое поприще. Это поприще твоих друзей. Ведь у меня таких землиц, как Хорд, что на ногте пылинок. Все надо осмотреть, всем надо подсобить. Никто за вас стараться не будет. Вы уж, ребята, сами потрудитесь, а надо будет, я вам подсоблю.
- Это мудро, - кивнул Сулла. - Я подумаю над этим.
- Вот и ладушки. Излечить тебя надо, парень, организм от радиации очистить.
- И это обмыслю.
- Так кто он будет, этот Черный?
- Исчадие одноцветной тьмы. А прозрачные - его прихвостни. Сам Черный прячется где-то там… - он ткнул пальцем в потолок. - В пещере… Наши славные до сих пор не могут выжить его оттуда. Так, по крайней мере, народ говорит. Славные, конечно, хорохорятся - мы этого гарцука вмиг скрутим!.. Только что-то не похоже. А прозрачные здесь, на Хорде бродят. Ловят их ловят, все равно всех до единого переловить жила тонка. В чем зло от прозрачных? Они одно и то же твердят: что есть ваш ковчег? Решето! В нем ли воду носить? С его ли помощью от звезд спастись? Обратитесь к звездам, поклонитесь им, они - властители! Представляешь - звездам поклонись!.. Уверяют - как только сокрушим третий столп истины, тогда заживем.
- Давно они со славными воюют?
- Что значит давно? Всегда. Каждый божий день…
- Но ведь когда-то это противоборство началось?
- Конечно.
- Когда?
- Всегда.
Я чуть слышно вздохнул.
- Послушай, Сулла…
- Учитель, если я твой ученик, зови меня Иудой.
- Хорошо. Давай разберемся с этим замком, в чьем подвале мы сейчас находимся. Ведь этот замок был когда-то построен?
- Конечно.
- Когда?
- Когда-то.
- Ну, а в сезонах, годах, веках это сколько будет?
- Не знаю. Разве это важно?
- Очень. Вот явишься ты в какое-нибудь поселение и скажешь: "Был учитель, вот его слово…", а тебя спросят, когда и где этот учитель был. Что ты ответишь?
- Кто спросит?
- Ну, я не знаю, кто-нибудь из поселян.
- Какому же поселянину придет в голову спросить когда? Разве ему не все равно? Если он поверит мне, ему станет ясно, что ты был и есть; если же решит, что я лгу, то ему будет все равно, сколько лет, сезонов, веков прошло с той поры. Когда!! У них о другом будут мысли, как бы побыстрее оповестить власти, донести обо мне, рассуждающем странно.
- Ты это одобряешь?
- Нет, теперь, поговорив с тобой, не одобряю, ибо есть многоцветье невечернее и ему следует нести все, что сумел разузнать, все до чего дошел, все, что открылось в моих слова. И есть свет земной, тусклый. Без переливов. Он лишь отражение света истинного. А далее, как сердце посоветует, если, конечно, хорошенько подумать, помолиться, взорлить, так и следует поступать.
Я не ответил, а про себя решил, что это был значительный шаг в моральном облике нелепых тварей божьих, неизвестно кем, неизвестно как и зачем сотворенных и заселивших эту цветастую планету. У меня сложилось впечатление, что искренность, почитание начальства, обязательность и дотошность при исполнении приказов заложены в них изначально. Однако мораль моралью, а у меня свои задачи, и я продолжил разговор.
- Скажи, Иуда, этот замок… С той поры, как его построили, он все тот же? В тех же пределах, те же здания?
- Не знаю, но слышал, что прежде замок Дирах был значительно больше и под ним располагаются обширные подземелья.
- Кто их соорудил?
Древние люди.
Я едва удержался, чтобы не спросить "когда", вместо этого поинтересовался.
- Что же, эти подземелья до сих пор существуют?
- Не знаю. Зачем мне это?
- Значит, древние люди построили замок, накопали подземных лазов, потом пришли нынешние люди и возвели здания, которые мы видим в настоящий момент, так, что ли?..
- Выходит, так.
- Но эти подземелья сохранились?
Сулла пожал плечами.
- Что, если нам сходить посмотреть?
- А разрешение есть?
Следом на его лице обнажилась откровенная растерянность. До него вмиг дошло - разве учителю требовалось разрешение, чтобы исполнить желаемое? С другой стороны, запрет был весом, освящен именем ковчега. Некоторое время он сидел на корточках, шевелил губами, прикидывал так и этак. Наконец кивнул и легко соскочил с лежанки.
- Двери здесь не запирают, - шепнул он. - Во время ночного отдыха никто не может выйти без приказа.
- Ага, - подтвердил я, - никто.
Мы осторожно вышли в коридор. Страж спал на стуле с раздвоенной, в виде ласточкиного хвоста, спинкой (прорезь доходила до самого сидения). Загораживал проход вглубь подземной тюрьмы. Ноги расставил широко, пришлось через них перешагивать. Я вытащил факел, воткнутый в узкий раструб, и мы отправились по широкому и низкому коридору. Не знаю, являлась ли наша камера единственной в подземной тюрьме, однако далее я не встретил ни одной двери. По обеим сторонам глухие стены, пол ровный, выстлан плитами. Скоро мы добрались до поворота, и, свернув за угол, я едва не скатился по крутой, уходящей глубоко под землю лестнице. Едва успел подставить ногу!.. Спустился на несколько ступеней, сразу почувствовал, что уклон какой-то непривычный, и подступенок мелковат. Ширина проступи тоже никак не годилась для ноги среднего хордянина. Спускаться по этой лестнице все равно что идти по шпалам - шаг постоянно сбивается.
Я глянул на своего спутника. Иуда, задержавшийся наверху, дрожал, как пальмовый лист. Затем перевел взгляд в противоположную сторону. Удивительная для Хорда тьма ждала нас внизу. Заманивала? Пугала? Всякая чернота, однообразный цвет или же отсутствие такового, были невыносимо для обитателя Хорда - это я почувствовал на собственной шкуре. Но и отступить не мог, все-таки человечьего во мне было больше, чем синюшного. По крайней мере, я верил в это, тем более что мой ясновидящий взгляд, глубоко протыкающий темноту, так и не выявил никакой, пусть даже предполагаемой опасности. Кроме того, в руках у меня был факел.
- Шагай веселее, Иуда! - подбодрил я спутника.
- О, учитель!.. - только и смог вымолвить он и, жалко улыбнувшись, робея совсем, как человек, поставил ногу на первую ступеньку.
- Помолись и спускайся, - добавил я.
Наконец он сжал губы - довел их до толщины мизинца и двинулся вниз по лестнице.
Мы спускались долго. Подземный ход пребывал в отличном состоянии, разве что пыли и некоей липкой паутинистой пленки здесь было предостаточно, а так ступени все целы, края не выщерблены, грани едва округлились. Первый отблеск, означавший конец пути, вспугнул меня, когда я уже решил, что конца этой лестнице не будет. Ударило в глаза металлическим тусклым отсветом, потом густо запахло ржавым металлом - уж что-что, а нюх у меня был, хвала ковчегу! Я долго стоял принюхивался, затем бодро шагнул вперед и уперся в металлическую, напоминающую букву "о" плиту. Установили ее, по-видимому, сразу после отливки и обработкой поверхности себя не утруждали. Тут в мою спину ткнулся Сулла, жалко взвизгнул и принялся отчаянно чесаться: сначала левой ногой правую, затем правой - левую.
Я повернулся к нему.
- Если твоя вера крепка, ничего не бойся.
Он судорожно кивнул. Я улыбнулся, он тоже заметно повеселел. Тогда я не удержался от назидания - как ни крути, а схождение в ад даже для нашедшего свет губошлепа было трудным испытанием.
- Если есть желание бежать отсюда, вспомни: ты - соль земли! Если соль потеряет силу, чем сделаешь ее соленой? Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечник, и светит она всем в доме. Если же найдешь в себе желание испытать себя, вспомни: не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем; довольно для каждого дня своей заботы. Проси и дано будет, ищи и найдешь, стучи и отворят тебе.
Щеки у Иуды заметно полиловели - он обрел мужество, наградил им и меня, оробевшего до замирания сердца при виде двери, своей формой и расположением напомнившей ту, перед которой я томился, охваченный страхом и надеждой, далеко-далеко, в райском краю, именуемом Якутией. Это на планете Земля, в другом галактическом витке Млечного пути. Там моя родина, там я сражался за папоротников цвет, там попал в подземелья, где шестьдесят пять тысяч веков укрывался мрачный фламатер. Вход в таинственную сопку прикрывала такая же плита, здесь я не мог ошибиться. Это был факт, ошеломляющий, вгоняющий в оцепенение!..
В случайность не верилось, в необыкновенную удачливость тоже. Неужели за тридевять земель мне вновь повезло наткнуться на упрятанный в толще местных горных пород звездолет?
Не слишком ли часто? Но если эта дверь была отлита ди, что мне было делать на этой поганой, варившейся в собственном соку планете? Зачем меня послали сюда?..
Я уселся на ступеньку, лихорадочно почесал виски. Иуда пристроился рядом, выжидающе глянул в мою сторону.
Итак, повторим легенду, то есть приписываемую мне биографию.
Давным-давно некий звездолет II класса, называемый фламатером (у него и название было, которое можно перевести как что-то среднее по смыслу, извлекаемое их слов "неугомонный", "вечно бодрствующий", "сохраняющий мужество на страже"), был отправлен расой Ди в далекое далеко. Цель - определить параметры какой-то космической постоянной.
Сообщество Ди принадлежало к цивилизациям первой волны. (Земля по их классификации - к третьей.) В Солнечной системе звездопроходец попал в засаду, организованную некими архонтами. В бою "Неугомонный" получил серьезные повреждения и совершил аварийную посадку на Землю эпохи плиоцена (то есть шесть с половиной миллионов лет назад), где и укрылся, свернувшись в изначальную оболочку. Служебный устав и маршрутное задание требовали возвращения звездолета на Ди, однако восстановить собственными силами приводную станцию, то есть весь сложнейший комплекс, обеспечивающий межзвездный скачок, - фламатер оказался не в состоянии. Экипаж погиб, сам корабль получил серьезные повреждения, поэтому звездолет залег в спячку (назовите ее анабиозом) до той поры, пока на приютившей его планете, переполненной примитивными формами жизни, не появится достаточно разумная раса, с помощью представителя которой можно было бы восстановить стартовый комплекс. При этом главным условием пребывания межзвездного корабля на первобытной земле являлось сохранение тайны.
В конце концов, именно мне выпало бремя подсобить затаившемуся пришельцу покинуть пределы Солнечной системы. В момент старта фламатер сразился с галактическим крейсером архонтов, весь этот срок поджидавшим его в районе Сатурна. Я тоже принял участие в битве, в которой был сражен насмерть, там же расстался с земной плотью. Меня, погибавшего, успели доставить на борт "Неугомонного", где переписали в нейтринные ячейки фламатера, успевшего переместиться на другой край галактики. Так я оказался за тридевять земель от родины.
"Неугомонный" прибыл на Беркту, где располагался приводной централ - что-то вроде узлового пункта ди для этого сектора Млечного Пути. Там меня нанял некий попечитель, один из последних представителей древней, к тому моменту уже почти совсем угасшей расы. В обмен на возвращение на Землю он предложил мне работу - помочь зачистить Хорд от предметов, аппаратов и машин, которые он именовал артефактами и которые в избытке обнаружились на расположенной в системе двойной звезды планете, заброшенной на задворки Млечного пути. В подробности попечитель не вдавался - заявил, что разберусь на месте. Обещал облечь в хордянскую плоть, вооружить - я похлопал себя по голени правой ноги - обучить навыкам оказания медицинской помощи.
На вопрос, что он, попечитель, понимает под артефактами, тот ответил, что это явления или рукотворные предметы, которые не могут существовать, действовать, или быть изготовленными, исходя из круга тех знаний, которыми обладает данное общество. Определение мудреное, лишь частично соответствующее тому, которое существует на Земле, но я сообразил.
- То есть, с точки зрения представителей местной популяции являются чудом? Что-то вроде ружья в руках североамериканского индейца? Тот наблюдал, как эта штука действует. Ему, возможно, даже известно - стоит белому нажать на расположенный внизу деревяшки крючок, и из длинной трубы вылетит огненная смерть. Надо только направить ее в сторону врага. Но как действует это оружие, какая сила сидит внутри железной трубы, он объяснить не в состоянии.
- Именно так, - ответил попечитель. - За исключением того, что индеец скоро находит объяснение этому чуду, но оно скорее мифологического, а не технического плана.
Я согласился…
Такова легенда, которой я должен придерживаться, нравится мне это или нет.
Все равно в этом была какая-то запредельная, не поддающаяся осмыслению мистика. На роду мне, что ли, написано то и дело натыкаться на упрятанные ди звездолеты? Если даже я сплю, дверь вот она, перед носом. Реальней не бывает. Итак, я вновь оказался в тупике, перед лицом понуждающей меня к действию необходимости, не имея на этот раз ни поддержки земных друзей-хранителей, ни волшебного пояса, позволявшего мне оборачиваться Серым волком - да-да, именно тем существом, которое помогло царевичу добыть Елену Прекрасную.