Вдруг я заметил прямо перед собой... Да нет, нет-нет... Этого не может быть! Она ведь только что играла со мной в волейбол! Мы дружелюбно пасовали друг другу... И вот она уже приветственно машет мне из воды своей милой ладошкой... Когда же она успела меня опередить? Два-три моих мощных гребка и мы уже рядом, улыбаемся, фыркаем... Я бросаю короткий взгляд на берег - Аня читает, а толстяк по-прежнему носится за мячом... И мы, не сговариваясь плывём и плывем... Куда собственно? Так можно пересечь и всё Средиземное море! Но нам не надо его пересекать, мы, проходят минуты! подплываем к каким-то совершенно осиротевшим безлюдным камням, находим ногами дно и вдруг набрасываемся друг на друга, сладко целуясь и смеясь, лаская друг друга и соприкасаясь своими разгорячёнными мокрыми телами, дельфиньими кожами, блестящими и упругими, оздоровленными волейболом и сладкой солёной водой самого Средиземного моря... Так вот, оказывается где самая середина Земли! Ни слова не произнеся, с закрытыми глазами! И вот я уже чувствую, как... Ах, да! Надо же... И вот я уже добываю из внутреннего карманчика шорт свою непременную упаковочку из джентльменского набора... А как же!.. А она - смеётся, мол, вот, смотри... И такую же упаковочку добывает из своего розово-снежного, как чаячий пух на шее фламинго, лифчика, точно такую же и мы теперь спорим, чью же из них пустить в дело... Мою! - говорю я глазами и поднимаю свою находку над головой... Нет-нет, мотает она своей головой с мокрыми волосами, - только моей, говорят и её синие, как всё Средиземное море, искрящиеся желанием глаза, - моей! Я, мол, доверяю только своей, так надёжнее... Я не спорю - нельзя отбирать у женщины такую надёжность и такую надежду... И вот она уже экипирует моего пионера (всегда готов!) к трудному предприятию, и мы уже купаемся не только в море, но и в собственных наслаждениях... Не произнося ни звука, по груди в воде... Её лёгкое тельце, как в невесомости... Я уже рассматриваю её лицо, закрытые глаза, приоткрытый рот, ее зубы... Она морщит лоб, и я теперь вижу даже первые морщинки...
Потом мы плывём к берегу... Я вижу читающую мою "Стратегию" Аню и стоящего у самой кромки воды плотного мужчину, которому моя спутница приветственно машет рукой, на что тот улыбается и с разбега бросается в море... Я, нырнув, подплываю к ней и трогательно провожу ладошкой по её животу, по бедрам, мол, пока, моя дорогая... Так мы прощаемся...
Когда я подхожу к Ане, она улыбается:
- Ты у меня такой спортивный, - говорит Аня, - высокий, стройный, если не сказать худощавый, правда, еще не прожаренный южный солнцем, но уже розовый, как вареный рак. Даже седина тебе теперь к лицу.
Я не остаюсь в долгу:
- У тебя очень красивые ноги.
- А плечи, а?.. И разве ты прежде этого не замечал? Идем поплаваем?
- С радостью! - говорю я.
Мы зашли в море и недолго поплавали. Я поразился: Аня резвилась в воде, как ребенок, ныряла и била ладонями по воде, смеялась, она чувствовала себя в воде как рыба, я и не подозревал в ней столько ребяческой страсти. Потом она стояла на берегу, этакая ундина, и мне оставалось только любоваться ею и завидовать, чего греха таить, завидовать самому себе. Когда мы уже уходили, я посмотрел в сторону своей партнёрши по волейболу, она ждала моего взгляда, приветственно помахала рукой, и её спутник сделал то же. Они улыбались. Мы так и не узнали имён друг друга и так и разошлись, чтобы никогда больше не встретиться. Даже взглядами. Единственное, что останется в нашей памяти - волейбол, который, как оказалось, прекрасно сближает людей.
Я вдруг подумал: а как бы отнеслась к этому Тина? Не знаю, почему вдруг мысль о Тине пришла мне в голову. Осудила бы! Точно! И суд её был бы строгим. Пожалуй, даже жестоким! Наверное! Ей, видите ли... да-да, - подавай альковы и всякие там апартаменты... Она у нас сноб? Не берусь судить, как бы там было, если бы Тина оказалась рядом со мной в воде, но мне кажется, что...
Не, не берусь!
Не судите, да не судимы будете!
И какая ещё Тина?
- А ты бы как поступила? - спрашиваю я Лену.
- Я бы тоже использовала только свою упаковку, - уверенно произнесла она.
После полудня, осоловевшие от жары, мы с Аней спасались бегством в тень экзотических растений на ее вилле.
- Надеюсь, тебе здесь нравится?
Аня улыбалась, как и положено гостеприимной хозяйке, и не переставала болтать без умолку. В жизни немногословная, она вдруг дала себе волю выговориться. Видимо, ей этого здесь недоставало. Мы сидели в плетеных креслах-качалках, потягивая из толстых стеклянных стаканов холодное, разбавленное водой с кубиками прозрачного льда, слегка сладковатое вино и, не умолкая ни на миг, рассказывали друг другу свои истории.
История Тины по-прежнему всё ещё ждала своего часа.
И всё же мне было жутко интересно - как бы она поступила? Шарахнула бы меня по башке своей влажной ладошкой?
Или...
Глава 13
Мы говорили о ее работе, как обычно говорят о неизбежной повинности.
- Знаешь сколько мне лет?
- Сколько и зим.
- У нас в кабаре лимит возраста - 33 года. Я ушла раньше и уже несколько лет не танцую. Но у меня своя школа, имя, я - personality, как сейчас принято говорить, личность, здесь меня все знают и доверяют моему имени. Здесь, понимаешь, - она на мгновение задержала дыхание, затем добавила, - моя родина. Здесь, а не там меня расслышали.
Она показывала мне свои фотографии.
- Это мы после встречи Нового года, а здесь мы на пикнике...
Я только восхищался.
- Мой первый муж...
Аня взяла фотографию и долго смотрела. Я ни о чем не спрашивал.
- Он погиб в авиакатастрофе, самолет упал в океан...
Я только слушал.
- Он вытащил меня из такого дерьма. Ты должен знать это: для меня до сегодняшнего дня не было имени, которое я могла бы поставить рядом с его.
Я ее понимал.
- Он был счастлив с тобой?
- Это мне везло. Но однажды приходит время, и ты отпускаешь прошлое.
Иногда мы сидели до восхода солнца. Кто такой Анри я не спрашивал.
- У меня теперь свой бизнес, мои девочки танцуют по всему побережью. Хочешь посмотреть? У меня работают и наши девчонки. Мягкая красота, обаяние славянки, украинский шарм, - все это очень ценится здесь...
- А теперь расскажи о себе, - сказала она.
- Я не думаю, что это будет тебе интересно.
Я узнал множество новых, совершенно неожиданных и невероятных черт в ее характере. Но то, что она однажды сказала, меня потрясло.
- Знаешь, пока я работаю, я еще чувствую какой-то зов жизни, но если случится так, что работа вдруг кончится - я не вижу причин жить дальше.
Я не мог даже представить себе, что в такой светлой и ясной голове могут мелькать такие мрачные мысли.
- Хочешь, - неожиданно предложила она, - я покажу тебе Ниццу? Ты теперь со своими клонами не скоро выберешься сюда.
- Валяй, - согласился я.
О Ницце я много читал и слышал: главный город Французской Ривьеры расположен на берегу Бухты Ангелов и на склонах холмов, окружен предгорьями Приморских Альп и прекрасно защищен ими от холодных северных ветров...
- Пойдем, как твои пятки?
Мы брели босиком по прохладным каменным плитам Старого города среди каменных строений трехсотлетней давности и Аня, как заправский гид и хозяйка этих владений рассказывала их историю и нравы теперешних хозяев.
- Набережная так и называется - Английская, Английский променад, Promenade des Anglais, - уточнила она по-французски, - излюбленное место встреч всех влюбленных.
- Всех? - спросил я.
Она сделала вид, что не заметила моего тона, призывавшего ее к откровению, только просто сказала:
- Семь километров любви.
Иногда мы встречали ее знакомых.
- Бонжур, Анни!
- О, Цезарь, привет!..
Я даже оглянулся: не каждый день ведь встречаешь живого Цезаря!
Со времен римлян сохранились остатки амфитеатра (II-III вв.).
- Дворцы и виллы, стиль рококо периода Belle-Epoque, ты хотел бы здесь жить?
Иногда мы останавливались и я, задрав голову, рассматривал какой-то фасад или балкон, утонувший в зелени и цветах, потом мы шли дальше.
- Красиво! - восторгался я.
- Семнадцатый век. Здесь жили князья, пэры, а теперь сэры и лорды, и современные Бендеры вроде тебя. Ты хотел бы здесь жить?
Не первый раз Аня в шутку называла меня Остапом Бендером, видимо, все наши затеи с устроением счастья для всего человечества она считала авантюрой чистой воды. Я пропускал ее шутки мимо ушей, иногда соглашаясь, что в чем-то она и права. Ведь, известно, что в каждой шутке... Но я понимал и другое: как трудно будет ее убеждать. "Ты думаешь, им нужна твоя пирамида?" - на каждом шагу слышалось мне. Да-да, иногда мне слышалось... и другое:
- Обвиняемая в дурном вкусе, архитектура прошлых веков, - говорила Аня тоном знатока древних стилей, - сегодня реабилитирована. Ты же не станешь мне возражать, если я скажу, что ее фантазия и роскошь теперь кажутся настоящим гимном наслаждению.
- Не стану.
Многочисленные рынки и цветочные базарчики просто хватали нас за шорты, зазывая купить что-нибудь быстро и недорого. Всего было полно. Я купил Ане пестрый букетик каких-то полевых анютиных глазок или незабудок, чем доставил ей сказочное удовольствие.
- Ты не забыл мои вкусы.
Я никогда не думал об этом. Не думал и сейчас, я действительно был очарован этим французским раем, и чем сильнее я им восторгался, тем больше у меня было сомнений: что если моя пирамида строится на песке? Не здесь, на гранитном золоте богачей и шулеров, а на зыбком песочке моей всевселенской мечты. Да они и слушать меня не станут!
- Можно к Матиссу, а хочешь - к Шагалу или Массену, к импрессионистам... Куда?
Мне было безразлично. О музыке Массена я ничего прежде не слышал, к Шагалу и его библейским мотивам был, по-моему, равнодушен, а с Матиссом давно хотел познакомиться.
- Здесь рядом улица Дез-Арен. Здесь все рядом.
Я не мог объяснить, почему Матисс, его огненно-розовые или ярко-красные летающие танцовщицы, однажды увиденные мною на какой-то репродукции, так запали мне в душу.
- Он здесь и умер, в Ницце.
Это известие еще более заинтриговало меня и определило окончательный выбор: конечно, Матисс! Мне было любопытно... Не могу объяснить, но мне теперь было просто невтерпеж взглянуть на Матисса. Ведь не только танцовщицы написаны таким молниеносным огненным росчерком его вдохновенной кисти!
Чтобы попасть в музей нам пришлось отказаться от прогулки на яхте.
Матисс!
- Жаль, что сейчас не зима, - сказала Аня, когда мы ужинали в каком-то ночном ресторанчике, - я бы показала тебе Карнавал. Чего только стоит знаменитая Битва цветов на набережной! Самые красивые манкенщицы Лазурного побережья едут на огромных платформах, как Клеопатры. Ты ведь любишь красивых женщин?
- Ты - лучшая!
- Это твоя дежурная фраза?
- Ты, знаешь...
- Брось, - прервала меня Аня, - не утомляй себя эпитетами, лучше скажи: ты думаешь я смогу?
- Ты - сможешь!
Когда мы уже лежали в постели, Аня неожиданно сказала:
- А знаешь, ты меня...
Она на секунду задумалась, затем:
- ...я вдруг поверила в то, что мы с тобой могли бы...
Она пристально посмотрела мне в глаза, не решаясь что-то сказать.
- Говори! - поддержал я её.
- Да-да, - сказал она, - я вот уже скоро третьи сутки живу только тобой. Я уже давно так не...
- Что?!
Мне так хотелось, чтобы она выдавила из себя своё признание.
- Это - как если бы я... выпила фужер хорошего вина, - сказала она, - "... хмельная... опьянённая тобою... читай меня губами по губам...".
Строчки ворвались в наш разговор так неожиданно, что я не знал, как на них реагировать. Надо было сказать что-то и Ане на её признание, но меня словно заклинило. Тина просто не давала мне жизни!
- Читай меня губами по губам, - выдавил я.
- Красиво, - произнесла Аня и у неё заблестели глаза, - губами по губам... Как точно! Иии... очень чувственно! Читать губами - это прекрасно! Сам придумал?
Я ничего не сказал.
Аня прижалась ко мне и нежно поцеловала меня в щеку.
На другой день по настоянию Ани мы торопились в Монако. С ней трудно было спорить: в эту пору года Средиземноморское побережье - это рай, сказочный несказанный рай, и Аня не принимала никаких моих возражений.
- Ты считаешь, что я тебя вот так просто возьму и отпущу?
- Ты меня уже взяла, признаю, но...
- Никаких "но"!
И точка.
Она таскала меня за собой по всему побережью, по музеям и частным коллекциям, по базарчикам и магазинам, по ресторанам и небольшим кафе.
- Купи мне мороженого.
Я покупал.
- Как тебе эти?..
Я покупал.
Мне нравились и эти, и эти, и те... Я накупил целый воз безделушек!
- Мне нравятся щедрые люди, - призналась она.
- А я? - спросил я.
Тина больше не появлялась. Но на следующий день...
Глава 14
Ночевали мы на ее вилле. Прежде всего мы много ели и пили, а затем снова утоляли голод тел... И только под утро...
- Голод тел?..
- И только под утро, совсем выбившись из сил, мы засыпали. Мне чудилось, что мы спали втроём. Мне слышалось:
"Смакуй по капле меня, скуля, прикасайся точно... Как жаль уже не начать с нуля не удастся ночь мне... Занозой острой куда-то внутрь далеко под кожу... Пусть это бред, но сказать мне "стоп" даже ты не сможешь...".
- Тина-таки и тут продралась к вам сквозь завесу уединения, - констатировала Лена.
- А знаешь, - признаюсь я, - я в ту ночь испытал крайне забавное чувство - единения и единства.
- С кем, с Тиной?
- Ага! Ты не поверишь, но я впервые в жизни...
- Она же забралась к вам в постель!
- Это нужно пережить, - говорю я.
- С этим надо переспать, - говорит Лена.
Я соглашаюсь: да!
- А выспавшись, за утренним кофе, - продолжаю я, - мы строили новые планы на день и, возможно, на жизнь...
- Теперь и с Тиной? - спрашивает Лена.
- Теперь - да, - смеюсь я.
Аня не переставала твердить о трудностях, с которыми она покоряла вершину своей собственной пирамиды, о тех средствах и способах, что позволили ей завоевать положение в обществе и доброе имя.
- Мой трон, - говорила она, - достался мне не по наследству, но путем революционного переворота. Однажды фортуна и мне улыбнулась... Я уже выстроила свою пирамиду.
Она рассказывала историю за историей о своих поражениях и победах, и поражениях... Жаль, что я не Бальзак, подумалось мне, мог бы написать еще одну "Человеческую комедию" с нечеловеческим и, возможно, трагическим сюжетом, хотя трагедии здесь, на мой взгляд, никакой не было. А что было? Борьба!..
- Я изучила все пособия по выживанию и освоила тысячу и один способ, как не умереть с голоду... Когда вдруг выясняется, что твои планы на жизнь так провальны...
Мне не трудно было представить, как Аня завоевывала себе место под солнцем, под чужим солнцем. У нее была не сладкая жизнь эмигрантки, каких, впрочем, тысячи. Сотни тысяч их бродит по миру. Кому-то везет, а кому-то нет. Невезучим, как Аня, выпадают на долю нечеловеческие трудности, преодоление которых делает их сильнее. Если не убивает.
- Мне еще повезло, - говорила она, улыбаясь, - да, иногда я была и везучей.
И рассказывала мне очередную историю о своем замужестве.
- И, знаешь, почему мы расстались?
Я поднимал брови и делал удивленные глаза.
- Да-да-да, представь себе... Это длинная история.
- Я готов ее послушать.
- Хорошо, как-нибудь расскажу...
Трагедии, слава Богу, не было никакой, я это прекрасно понимал, как понимал и то, что все ее жизненные неурядицы как раз и были той платой за место на троне, который она свила, как орлица, на недоступной вершине скалы. Ведь за все нужно платить. В конце концов, выпив вина и всласть наговорившись, чтобы традиция не была разрушена, мы засыпали.
- И Тина, конечно, была уже тут как тут! - говорит Лена.
- Всё-то ты знаешь!
А ведь я, и правда, ждал её!
Глава 15
В Монте-Карло нам посчастливилось. Мы приехали далеко за полдень, но солнце еще не коснулось горизонта, словно специально для нас высвечивая удивительную панораму этого рукотворного райского уголка. Мне не хотелось, чтобы ночь окутала тьмой это море, эти пестрые дома и здания, эту зелень деревьев, частокол голых мачт... И я попросил солнце, чтобы оно остановилось.
- Ты забыла закрыть машину, - сказал я Ане, когда мы направились в сторону набережной
- Здесь не воруют.
Поскольку Аня взяла на себя роль гида, я задал свой первый вопрос:
- Что значит "Монако"?
- Я и сама бы хотела это знать, - сказала Аня.
Потом мы узнали, что название происходит от Portus Hercules Monoecus - древнего порта Геркулеса, который упоминается в средиземноморских легендах.
- Вот видишь, - сказала Аня потом, - ты и меня просветил. Стыдно сказать, но я до сих пор не имела об этом никакого понятия, хотя и бываю здесь довольно часто.
Мы бродили по сияющему вечернему городу, где роскошествовало безумство огней и красок, все мигало, вертелось, бежало, летело и лилось полноводной рекой - море, море огней, кипящий котел, сущий ад! Но и рай...
- Говорят, что на карте это крохотное княжество можно найти только с помощью лупы, - сказал я.
- В его состав, - пытаясь восстановить во мне пошатнувшееся было доверие, как заправский гид, объявила Аня, - входят три района: старый город Монако, над которым возвышаются вон те, видишь, очертания дворца Гримальди...
- Эти, что ли?..
- Они самые, далее - портовый квартал ла Кондамин и, собственно, Монте-Карло, скала, где...
- Скала?..
- Да, скала...
Затем мы ужинали и просто болтали... Воспоминания, воспоминания... Нет на свете ничего милее и трогательней!
Хочешь поиграть в казино?- неожиданно спросила Аня.
Я проиграл около трех тысяч франков, от чего Аня пришла в восторг.
- В тебе проснулся еще один талант - уметь проигрывать. Мне нравится твой азарт, с которым ты расстаешься с деньгами. Прежде я не замечала за тобой этой прелести.
- Прежде мы играли в другие игры.
- А в какие теперь?
Я промолчал.
- Ты не ответил. Ты по-прежнему играешь в теннис?
- Я никому не проигрываю. Даже в теннис.
Я не знаю, зачем я это сказал. Мы даже успели покататься на роскошной яхте ее знакомых, которые приставали ко мне с расспросами о теперешнем политическом режиме в России, как будто я был министром ее внутренних дел и знал все подробности этого режима.
Аня не могла допустить, что я, ее гость, могу заскучать рядом с ней или стать равнодушным ко всему, что ее интересовало и чем, по всей видимости, она жила. И другой жизни себе не представляла. Какие еще пирамиды?! Какая Америка с ее безумным "The American Way of Life" и какая Россия с ее совковыми замашками?!
- Здесь, постарайся это понять, здесь теперь моя родина!
Она повторяла эту сентенцию на каждом шагу. С гордостью. И рассказывала, рассказывала... Это было путешествие-исповедь. Все свои достижения она преподносила мне на тарелочке с золотистой каемочкой.