- Я тебя понимаю.
- Вот на этой воде громоздился когда-то весь флот Юлия Цезаря в ожидании Помпея, - сказала Аня, скользнув ладонью по линии горизонта, - но тот убежал от него в Иллирию.
- Струсил что ли?
- Цезарь не был трусом.
Хорошо бы найти хоть щепочку от этой флотилии, подумал я, чтобы по ее биополю воссоздать из какой-нибудь подвернувшейся под руку стволовой клетки самого Цезаря.
Меня не оставляла и еще одна важная мысль: как бы раздобыть здесь клеточки Леонардо да Винчи! Они ведь где-то здесь неподалеку, в Амбуазе, возможно, в часе езды отсюда. А Мона Лиза висела в спальне Леонардо до самой его смерти. Он не продавал ее ни за какие бешеные деньги. После его ученик продал ее королю.
- Как замечательно - я и не знала! - призналась Аня.
То, сё... Мы говорили о том, что приходило в голову...
И ни слова о Тине.
Глава 16
Вдруг Аня предложила:
- Тебя познакомить с принцем Монако?
- Зачем?
- Расскажешь ему о своей Пирамиде. Ему понравится. Он любит такие прожекты - сделать свое княжество самым-самым...
- Думаешь, он осилит мою Пирамиду?
- Он неплохой теннисист.
- Ему вряд ли удастся меня обыграть.
- Альберт - большая умница, он поймет.
Это была хорошая мысль: превратить в Пирамиду Монако. Аня сказала об этом вскользь и как бы шутя, но эта была, на мой взгляд, прекрасная мысль. Я понимал, просто ясно себе представлял, что каждую страну, находящуюся на том или ином уровне развития, независимо от ее социального устройства, вероисповедания, способа правления и т.п., каждую такую страну можно превратить в Пирамиду совершенства. Любую, какую ни назови - Лихтенштейн или Америку, Конго или Мозамбик. На худой конец ту же Японию, ту же Исландию, Шри-Ланку или даже Гаити. Не только страну - континент, часть света и весь этот грешный мир. Ведь избавить мир от греха очень просто, поскольку грешен каждый житель этого мира. И сегодня не составляет никакого труда показать ему, кто бы он ни был - президент ли, бомж или крестьянин-китаец, показать ему реальный путь к совершенству. Для этого все готово! Наука накопила уже столько знаний и технологий, что достичь совершенства не составляет труда. Нужно только все эти знания и технологии выстроить в той последовательности и в том порядке, которые сделают человечество совершенным. Вот это и будет наша Пирамида! Для каждого человека земли можно создать алгоритм его преображения, в основу которого положить абсолютную реализацию его генофонда наряду с блестящим образованием и воспитанием, и заставить (опять диктатура!), нет, - убедить его жить в этом алгоритме (сделать его модным и выгодным), и тем самым изменить всеобщее сознание, что и будет означать изменить историю. Вот для этого и нужен его величество квант. Всеобщая квантификация, повсеместный тотальный аудит. Квант надо бросить на весы истории. И пригласить в весовщики Бога. Только Его. Человеку нельзя доверять решение этой проблемы, ведь он мелок, жалок, смешон и не исполнен нищеты духа. В этом беда. И падет эпоха, канет в Лету эра греха! Монако может стать первой ласточкой... Здесь все готово к полету: люди богаты и сыты, в них нет злобы, и живут они, кажется, уже в раю. Вот это "кажется" и требуется искоренить, выбросить на помойку. Чтобы рай засиял по-настоящему, въявь, без всяких там оговорок и двусмысленностей. Чем не задачка для интеллекта! Пищи для ума здесь предостаточно. Утопия? Возможно! Но и реальный путь к сверхобществу. Практика без теории мертва! Разработать проект квантификации каждого поступка, каждого движения мозга... Квантификация каждого генотипа каждого жителя каждой отдельно взятой страны. Ленин ведь гениально все это продумал, но у него не было под рукой ни пасьянса из нуклеотидов ДНК, ни компьютера, не было современных достижений науки и техники, чтобы сначала смоделировать новый мир, а потом строить его по чертежам коммунизма. Высосанные из пальца экономические модели, все эти базисы и надстройки, все эти планы ГОЭЛРО, НЭП'ы и пятилетки за три года - чушь собачья! В основе всего должен лежать прочный фундамент, состоящий из генов и осознанное понимание количества счастья для каждого человека. Вот скелет, на который нужно нанизывать живое мясо жизни. И мне наплевать, как называть это строительство - социализм, коммунизм, анархизм или монархизм. Эти измы не имеют никакого значения, значение имеет только квант. И, конечно, клон, как модель сверхчеловека. Я повторяю: все сейчас готово для этого. И совершенно неважно хотят ли этого низы и могут ли верхи. Важно одно - построить идеальную Пирамиду как модель, и показать преимущество этой модели перед всеми остальными. Тогда вся эти гонки вооружений, все эти предвыборные баталии, все программы и проекты, впопыхах и захлебываясь зовущие людей в земной рай покажутся детским лепетом. И тогда станет ясно, что они построены на песке, курам на смех! У людей откроются глаза и они, наконец-то! увидят свет в конце туннеля и почувствуют уверенность в завтрашнем дне. Опять призрак коммунизма побредет по Европе? По миру! Но не призрак, а танк, мощный, оснащенный по последнему слову науки и техники, уверенный в себе, боевой и воинствующий. И главное здесь, как в любом танке, как в любом мощном скоростном техническом средстве, главное здесь - не горючее и не двигатель, не гусеница, не пропеллер, не винт и не сопло ракеты, главное здесь - не укакаться!.. Для этого и нужна наша команда, у которой не будет другого выбора, кроме как таскать камни на вершину Пирамиды, не уподобляясь при этом Сизифу, а используя силу знания и ума. Сочетание воли и мастерства! Мы должны соорудить там трон для человечества, чтобы каждый чувствовал себя царем жизни.
Я снова восторгался Аниной интуицией:
- Ты как всегда видишь клад на глубоком дне.
Я давно искал такую страну, приглядывался, примерялся.
- Заглядывать в колодцы - моя слабость, - сказала Аня.
Это карликовое княжество - прекрасное место для строительства Пирамиды, думал я. Зачем же упускать такую прекрасную возможность - обсудить с хозяином дома план его переустройства? Я, правда, мечтал о Ватикане. Кому, как не Папе Римскому в первую голову нужно заботиться о преобразовании Ватикана в Царство Небесное на земле? Но нет! До сих пор Ватикан живет по земным законам...
Мы были приглашены во дворец Гримальди к половине седьмого вечера. Я заметил время по старинным часам с болтающимся из стороны в сторону массивным, напоминающим провинившееся и приговоренное к вечному движению маленькое солнце, латунным маятником.
- Слушай, - сказал я, - ты в этих туфлях на голову выше меня.
- И не только в туфлях, - улыбнулась Аня.
- Мне что же, идти на цыпочках?
- Зато в постели я тебе по плечо.
- По пояс, - съязвил я.
- Мне что же, идти к нему босиком?
Ровно в семь часы своими нежными приглушенными и мелодичными звуками напомнили нам о том, что и они являются живыми участниками нашей беседы о судьбах Вселенной.
У меня сложилось представление о принце, как о сказочном персонаже, и, когда я увидел перед собой красавца-мужчину, одетого совсем не по королевскому этикету, шорты, майка, волосатые ноги и грудь, мне было приятно вот так по-свойски, говорить ему о своих проектах и планах. Аня в роли переводчицы была безупречна. Принц принял нас в частных апартаментах.
Глава 17
Я не пренебрег возможностью в качестве визитной карточки привычно извлечь из кейса и подарить ему мой бестселлер - нашумевшую среди ученой братии изящно и со вкусом изданную на английском языке сверкающую девственным абрикосовым глянцем небольшую книжицу ("Strategy of perfection") с основами теории жизни на Земле, по сути переработанный и дополненный материал своей Нобелевской речи. Плотная белая бумага, в меру крупный шрифт, яркие красочные цветные рисунки. Принц молчал, следя взглядом за моими руками, а зеленый фломастер уже размашисто бежал наискосок по первой странице. "Дорогому Альберту...". Я осмелился назвать его "дорогим". "Дорогому Альберту в знак признательности и с надеждой на сотрудничество" - написал я по-русски и протянул ему книжку. Он открыл, скосив голову, прочитал надпись.
- "Сот-руд-ни-че-ство"?- разрывая слово на слоги, спросил он, переведя взгляд на Аню.
- Cooperation, - пояснила Аня.
Альберт кивнул, мол, понятно, затем бегло прочитал предисловие, полистал страницы, любуясь рисунками.
- Очень доступно, - сказал он, - любой школьник поймет.
- Простота сближает людей, - сказал я.
Принц пристально посмотрел мне в глаза и спросил:
- Вы верите в то, что это возможно? Друзья, не надо иллюзий!
Я ничего на это не ответил.
- Почему бы вам не осуществить ваш проект в своей стране?
Я только улыбнулся, приняв его слова за удачную шутку. Мы проговорили часа полтора, и к моему превеликому удовольствию, Альберт был из тех редких людей, кто понимал меня с полуслова. Это, конечно, не Ергинец, не Переметчик и даже не Здяк, подумал я. Моя идея даже в Аниной интерпретации Альберту нравилась. Время его поджимало, но Пирамида была ему по душе.
- Это еще одна ваша Нобелевская премия, - сказал он.
- Мы разделим ее между нами, - сказал я, сделав соответствующий жест правой рукой, приглашающий всех присутствующих к дележке сладкого пирога успеха.
Груз лести непомерно велик, и немногим удавалось не взвалить его на свои плечи. Не удалось это и принцу.
- Не откажусь, - сказал он, улыбнувшись и опустив, как школьница перед ухажером свои по-детски длинные ресницы, - я когда-то мечтал стать лауреатом.
Возникла пауза.
- Но почему Пирамида?
Я стал привычно рассказывать. Он внимательно слушал.
- ... и в конце концов, - говорил я, - все эти четыре лица должны слиться в одно. Это как создавать виртуальный портрет преступника, только наоборот. Как...
- Какие четыре лица, - спросил Альберт, - какого преступника?
- Экономическое лицо Пирамиды должно совпадать с социальным и экологическим. И лицо власти должно...
- Лицо власти? Прекрасно!
- Именно! Как раз лицо власти и должно отражать...
- Понятно, - прервал он меня жестом руки, - мне понятно.
Но меня остановить было не так-то легко. Мне вдруг пришло в голову новое, совершенно прекрасное представление, новый образ:
- Пирамида, - сказал я, - это цитадель совершенства.
- Цитадель?- спросил принц.
- Цитадель!- подтвердил я и для большей убедительности кивнул.
- It's o key!- сказал он.
- It's o key!- сказал я.
Теперь мы только улыбались.
- И все же, - спросил он, - скажите, вы и вправду верите?..
- Yes! Of course! (Да! Конечно! - англ.). Sans doute! (Безусловно! - фр.). Если бы я в это не верил, Аня бы не стала Вас беспокоить.
Улыбка теперь не сходила с лица принца.
- Анна не может беспокоить, - успокоил он меня, - она может только радовать и волновать.
Альберт так смотрел на Аню, что у меня закралось подозрение, не любовница ли и она этого всевселенского ловеласа и жениха. Мне даже показалось, что они перемигнулись.
Было сказано еще несколько ничего не значащих фраз из светского этикета. Принц бросил едва заметный и как бы ничего не значащий короткий взгляд на часы, и не дав им возможности лишний раз напомнить об участии в решении мировых проблем своими ударами, по-спортивному легко встал с кресла.
- Я расскажу о нашем разговоре отцу, - сказал принц, - вы пришлите нам свои предложения. Затем на чистом немецком, как бы говоря сам с собой, добавил: - es ist eine alte Geschichte, doch bleibt sie immer neu (это старая история, но она всегда остается новой, - нем.).
Он взял из письменного прибора визитку и протянул ее мне, а для Ани с нарочито изящной небрежностью вытащил из вазы целую охапку длинностебельных кроваво-красных роз.
- Это тебе.
- Ах!..
Дождавшись от нее внезапно распахнувшихся в восторге удивительно-удивленных серых глаз, вдруг вспыхнувшего румянца и обворожительной благодарной улыбки, он подошел к книжной полке, взял туристский справочник "Монако" (точно такой лежал у меня в кейсе) и что-то быстро написал наискосок на открытой странице.
- Буду рад видеть вас здесь, - вручая его, сказал он.
Мы раскланялись и скрепили наш новый союз крепким дружеским рукопожатием.
- Передайте привет вашей Тине, - улыбнулся принц.
- Тине? - спросила Аня.
- Тине? - спросил я.
- Тине, - повторил Альберт, - ах... да-да... Я совсем забыл... Извините...
Затем он еще раз извинился и ушел.
А мы с Аней оторопело смотрели друг на друга: при чём тут Тина?
И едва за ним закрылась массивная белая в золоте дверь, тотчас раздался бой высоких напольных часов. Это нас не смутило, и я не отказался от удовольствия осмотреть дворец. Аня, оказалось, хорошо знала его достопримечательности и с удовольствием согласилась снова быть моим гидом.
В коллекции более семисот картин.
Я ходил, слушал ее и думал, что даже эта каменная кладка, так искусно осуществленная генуэзцами еще в начале тринадцатого века, вряд ли устоит перед созидательной силой моих Пирамид. Разговор с принцем не выходил у меня из головы. Чем черт не шутит! Когда для меня вдруг открылось, что здесь же, совсем рядом, в двух шагах от нас находится музей Наполеона, который хранит многочисленные свидетельства, связанные с историей рода и династией Гримальди, я не мог не уговорить Аню посетить его, несмотря на позднее время.
- Может, все-таки завтра?- спросила Аня.
Откуда принц знает мою Тину, ревниво думал и думал я.
Глава 18
Мы попали в музей только завтра. Как-нибудь я расскажу о том, как мне удалось спереть, какой стыд! совсем незначительную финтифлюшку, некогда принадлежащую самому императору. Я выдернул из нее всего-навсего одну желтую ниточку, финтифлюшка от этого ни капельки не пострадала, а я приобрел целый мир, мир самого Наполеона. Как ты помнишь, у нас уже были и его зуб, и его член... Это немало!
- Опять эта финтифлюшка! - говорит Лена.
- Ага, - говорю я, - только другая уже.
Как карманный воришка, я сунул эту ниточку из салфетки в задний карман шорт и все это время, пока мы бродили по дворцу, она жгла мне задницу, как раскаленная иголка. У меня тотчас пропал интерес ко всему происходящему, я стоял, рассматривая очередного Матисса, слушал Аню, но мысли мои были далеко. Принц - один из немногих власть имущих, с кем я вел подобные беседы - проявил к моему рассказу живой интерес. Это окрыляло! К тому же, у меня в кармане лежал Наполеон! Я надеялся заполучить и волосок из бороды Леонардо да Винчи. Судьбе и Богу было угодно таскать меня за Аней. Теперь мне не жаль было времени, и мое столь долгое, на мой взгляд, пребывание здесь было более чем оправдано.
- Ты весь светишься, - заметила Аня.
Магия бескрайнего удовольствия переполняла меня. Ясно, что меня восхищал не только Матисс.
- Какие очаровательные деревья, ты не находишь?
- Потрясающе красивые!- согласился я, думая и о том, чтобы не оставить свои шорты, а с ними и золотистую ниточку где-нибудь на очередном пляже, как это часто со мной бывало.
- Какие живые и свежие!
- Как апрель...
Я просто влюбился в принца, в его светлый ум.
"Тинннн-н-н...".
- Ты что-то сказала? - спросил я.
- Это ты сказал: - как апрель!
"Тинннн-н-н...".
Ах, "Тинн"!..
Я понимал: это уже Тинин колокол зрел у меня в голове.
- ...и его, представь себе, обвинили в том, что он не способен написать дерево, похожее на дерево, - рассказывала Аня.
- Альберта?- вырвалось у меня.
- Матисса...
Аня замолчала, взяла меня под локоть и заглянула в глаза, как заглядывают мертвому.
- Все?- спросила она.
Я утвердительно кивнул и показал на часы, мол, пора уходить. Но ведь спешить было некуда. Когда мы подошли к машине, Аня задумчиво произнесла:
- И знаешь, что он ответил?
- Кто?
- Твой Матисс.
- Извини...
- Он сказал, что если кому-то нужно, чтобы дерево походило на дерево, пусть пригласит фотографа.
Какое-то время мы ехали молча, затем Аня спросила:
- Что-то случилось?
"Тиннн-н-н...".
- Да, - сказал я.
Затем я попытался выяснить, не знает ли она, как работает Лувр. Мне необходимо было увидеть своими глазами картины с изображением Наполеона. Я надеялся найти на какой-нибудь из них ту самую салфеточку, нитка из которой лежала у меня в кармане. Зачем? Я не мог ответить на этот вопрос.
- Зачем тебе сейчас это?- спросила Аня, - посмотри на моем сайте.
Она кивнула на свой серебристый note-book.
- Рест, что-то случилось?
Аня ждала ответа на свой вопрос, но я тоже выжидал, и как только мы пересекли невидимую границу Монако, я произнес:
- Я украл.
- Все воруют, - спокойно сказала на это Аня, - что ты украл?
- Что, что?..
- Рест, ты не в себе, тебе плохо?
Она сбавила скорость и затем остановила машину у самого края отвесной скалы.
- Рассказывай, - потребовала она.
Я с трудом нащупал пальцами ниточку и извлек ее из кармана как бесценную реликвию.
- Вот.
- Что там у тебя?
Было не настолько темно, чтобы ее нельзя было разглядеть. Я вцепился в нее тремя пальцами так, что кисть моя задрожала.
- Вот, - повторил я, - смотри.
- Что это?
Чтобы не рисковать, я оторвал кусочек туристской карты и завернул в нее ниточку. Аня больше ни о чем не спрашивала, наблюдала за моими действиями и молчала. Так прошло минуты две-три, а затем я все рассказал. Когда я кончил, Аня расхохоталась.
- Ворюга!- сказала она, смеясь, - с кем я связалась.
"Тиннн-н-н..." - звенел её колокол.
- По ком звенел? - спрашивает Лена.
- По мну! - говорю я, начиная злиться.
- Когда ты злишься, - говорит Лена, - наши белые ночи становятся ещё белее! Если хочешь - как твой чаячий пух!.. И что? Что твоя Аня?..
Ах, Аня! Аня тогда... Да-да, так и сказала: "Ворюга!".
- Что будем делать?- спросил я.
Аня просто выперла на меня свои зенки:
- Ты еще спрашиваешь!
И мы, лихорадочно обнажая себя, тут же стали сдергивать с себя непокорные одежды.
- Слушай, а ты и в самом деле... маньяк! - говорит Лена.
- Ты на себя посмотри - хоть прикройся...
"Тиннн-н-н...".