Жаль, что Юля... Нет-нет... Юля - нет.
Почему предпочтение отдавалось Ане, я так и не смог ответить.
- А что Тина?..
- А что Тина?..
Глава 28
А Иван тем временем рос, набирая вес, радуясь жизни. Это был тот случай, когда первый блин не оказался комом. Но все последующие - сыпались комьями, как горох с горы. Я не рассказываю подробно об издержках нашего производства, они ведь неизбежны как в каждом великом деле. Замечу лишь, что наша "Милашка" была чересчур чувствительной. Ее биополе обнаруживало всякую фальшь и отвергало любые наши ухищрения. Находиться рядом с ней с мыслями о какой-либо выгоде - значило перечеркнуть получение желаемого результата. Она легко распознавала жадничание и фарисейство, тщеславие и крохоборство, и заставить ее рожать бездуховных болванчиков, сделать частью конвейера по производству мясных натоптышей было невозможно. Программа ее работы была настроена на возрождение высокой духовности и обмануть "Милашку" еще никому не удавалось. Это был пропускной пункт в Пирамиду.
- В Пирамиду? В ту, что ты рисовал на салфетке?
- В настоящую. Это было Иисусово "игольное ушко", сквозь которое мог просочиться только тот, чьи помыслы были наполнены теплом и светом. Возникли проблемы. Наши ребята нервничали: им не удавалось заставить "Милашку" работать по их указке. Сначала мы недоумевали, искали причины неудач в несовершенстве программы, в технических узлах и электронном обеспечении, пока не заметили одну закономерность. "Милашка" терпеть не могла Вита. Как только он появлялся в лаборатории, она не то, что барахлила, она просто шла вразнос и тотчас выключалась. Даже Жора обратил на это внимание.
- Вит, - сказал он, - почему "Милаха" тебя не любит?
- Вы ее ба-алуете, - сказал Вит, - всыпьте-ка ей по за-аднице.
Я понимал, что из этого ничего не выйдет. Менять программу было нельзя, и перестраивать восприимчивость "Милашки" к справедливости и добру, так сказать, отуплять ее к обыденной жизни, было бы верхом бессердечия и ханжества. Ведь всю жизнь мы тянулись к Свету!
- Вит, - сказал как-то Жора, - не подходи ты к ней близко, ладно? Надо проверить...
- Я вообще-то могу и уехать.
- Ты не обижайся, - сказал Жора, - но она тебя недолюбливает.
- Обижаться - это удел швейцаров и горничных, - отрезал Вит без единой запинки и заикинки.
- Вит, - сказал Жора, - ты очень умен, и мы все от этого страдаем.
- Стра-адание еще никому не вредило.
- Юль, - сказал Жора, улыбнувшись, - обними Вита.
- Пф!..
Как потом оказалось, наша "Милашка" легко распознавала духовный разлом между нами, всю недосказанность, которая всегда существует между партнерами в деле. Отсюда - выкидыши. Все наши усилия шли коту под хвост до тех пор, пока мы не выяснили причину. Потом, конечно, все образовалось.
- А Иван? Тот Первый? Что ж, он вырос?
- Умер. Вдруг. Внезапно. Внезапно вдруг умер... Кажется, от гриппа... Или от кори. Понимаешь, издержки технологии...
- Понимаю.
- А какие мы возлагали на него надежды!
- Я понимаю...
- И тогда мы отправились с Жорой в Техас.
- В Техас?
- И еще раз прошли весь Крестный путь Христа. Мы надеялись...
- Почему не Иерусалим?
- А вскоре и в Иерусалим.
Глава 29
А однажды мне снова приснился Юра, мы играли с ним в теннис, он выиграл сет и сказал:
- Ты бредешь в никуда.
Но он никогда не умел правильно держать ракетку! Я точно помню, что он легко выиграл этот сет и жаждал взять реванш. На протяжении всего последующего дня я пытался разгадать тайный смысл этой фразы. Никто из живущих на Земле не знает, куда он бредет. В стаде человеческой массы мы путешествуем жалкий промежуток времени и успеть понять, куда бредет каждая овца, чрезвычайно трудно. У меня еще не было пастуха, пастыря, который указал бы мой путь, вот я и брел, дыша в затылок другим, едва успевая различать свою колею, окунув усталый взгляд в придорожную пыль. А требовалось только лишь возвести глаза к Небу. Юрой была произнесена еще какая-то фраза, но толком я ее не расслышал и, проснувшись, тотчас забыл. Что-то там было о нас, прежних, дружных, увлеченных одним делом. Что? Я силился вспомнить, но в голову лезли какие-то жалкие мысли о дружбе, единстве, преданности, совести... Какая еще совесть?! Я не помнил за собой поступков, которые бы тревожили мою совесть и пока не терзался ее угрызениями. Хотя все мы грешны. Но где границы греха? Кто может их верно отметить, отмерить? Как сказано, я жаждал реванша. Потом они снились мне всей гурьбой, каждый день, каждую ночь: Юра, Шут, Стас, Тамара, Кирилл... А однажды даже Света Ильюшина! Со своим переметочным упырем.
- Каким упырем, - спрашивает Лена, - Переметчиком что ли? Кто он, этот ваш загадочный, как я понимаю, ублюдок?
Я не отвечаю.
- Чаще всех, - продолжаю я, - почему-то Жора, хотя он был совсем рядом. И ни разу не снился Лесик. Как-то Аня пришла и сказала:
- Рест, мы все еще ждем той минуты... Ты должен...
Кажется, она впервые сказала мне "ты". Потому что во сне?
Я вскочил, чтобы расцеловать ее, но была только ночь. Вдруг меня осенило: без моей команды, без моих ребят, с которыми я съел не один пуд научной соли, прошел Крым, Рим и медные трубы, одного взгляда которых мне было достаточно для верного выбора решений и которых я уже успел позабыть, да, я вынужден это признать, мне не обойтись. При чем тут все они? Я не знал ответа на этот вопрос, но теперь знал определенно, что нужно делать. Команда! Это великое слово в любом деле. Дух единства в каждой душе. Жорины ребята просто блестяще и безупречно делали свое дело, участвуя в решении поставленных задач, но каждый жил в своей скорлупе, как орех в мешке, у каждого были свои представления, и каждый тянул, как лебедь, рак и щука в свою сторону. Это было ясно и мы ничего с этим не могли поделать. Я пришел в чужой монастырь со своим уставом. Кто же будет все это терпеть?! До сих пор все было прекрасно и вдруг... Я всегда это знал, и все же надеялся обойтись без своих ребят, без Юры, Инны, Шута и Ксении... Без Тамары и Сони, без Ани Поздняковой и Анечки... Даже Ушков, с которого Чехов писал своего Беликова, стал для меня теперь близким и родным. Мне его недоставало, как недостает теплых варежек в зимнюю стужу. Когда я сейчас вспоминаю об этом, мне становится не по себе. И если бы не Юля... Да-да, Юля стала моей спасительницей. Это ей я обязан тем, что...
- Ты можешь, в конце концов, ответить мне на один единственный вопрос, - говорит Лена.
Я смотрю на неё удивлённо, молчу. Затем:
- Ну?
- Я тебя уже тысячный раз спрашиваю: как ты их различаешь этих своих Ань, Юль, Инн, Нат, Наташ, Сонь, Ксений, Тамар, Юль, Ань, Сонь, Сань?.. Потом ещё Женька и Дженнифер, Наоми, Джессика? Юя, Ия, Сяо Ли, Лина... Пенелопа, Оливия... Как?
Ну, привет! Как, как!..
- А разве их можно перепутать?
- Они для меня все как япошки...
- Лен, что ты, что ты! Они все... они же... Ну, как же?!
Я думаю.
- Различаю, - говорю я потом, - а как же! По цвету глаз и волос, по цвету кожи, по вкусу губ, по длине ног, по 90Ч60Ч90, по... запаху, по... ну как же!.. По именам! Их же нельзя перепутать! Это как красное и черное, как синее и холодное...
- Как синее и холодное?
- Ну, да! Как... радуга и горбатый...
- Не бывает горбатых радуг, - говорит Лена.
- Не бывает, - соглашаюсь я. - Разве что у...
- Не бывает, - настаивает Лена.
Ну как же! Я сам видел... Тинка вот выгорбила...
- Поражаюсь тебе, - говорит Лена. - Ты что же, и правда, помнишь здесь всех и каждого? По именам, по?..
- Лен! Ну, а как же! Я помню не только их имена и запахи, и глаза, и... Я знаю их погеномно!
- Как это?
- Они же все у меня в банке!
У Лены глаза выпадают на ниточках.
- Рест, ну ты скажешь! Ты ещё выдумай, что у них...
Я повторяю для уверенности.
- Я повторяю ещё раз, - говорю я, - для тебя ещё раз: они все у меня в банке генов. И как ты можешь догадаться, чтобы они все там оказались, мне пришлось хорошо потрудиться. Над каждой, понимаешь - над каждой! Над каждой их клеточкой, понимаешь?! Такое - не забывается! Это ты можешь понять? Это все равно, что...
- Теперь понимаю.
- Это - как...
- Да ясно мне, ясно...
- Как досье на каждого. Они все у меня как на ладошке. Я их, что называется, просто пытал! Изучил до йоточки! До кончика ноготков, понимаешь?
- Так бы и сказал. Гестаповец!
- Издержки производства. А как иначе? Я просто влез, вонзился в каждую душу! "Всем сердцем прорастая в них"!
- Да уж... Всем сердцем...
Лена, кажется, удовлетворена.
Я, как сказано, никогда не терзался угрызениями совести, и вдруг почувствовал себя виноватым. В чем? Односложно ответить на вопрос я не мог, но не мог уже и работать. Это была пустая трата времени. Я сказал об этом Жоре.
- Не выдумывай. Нет незаменимых людей.
- Помнишь, у нас был Юра Черненко?..
- Юрка? Как же, как же! Конечно, помню! Где он сейчас?..
Если бы я мог это знать.
- А Тина, ваша Тина могла бы помочь вам? - спрашивает Лена.
Если бы я мог знать!
А Пирамида тем временем потихоньку складывалась в моей голове. Камень на камень, кирпич на кирпич... На прочный фундамент генофонда планеты крепкими и стройными, упорядоченными рядами укладывались тяжеленные глыбы раздумий и добытых научных фактов. Представление... Умозрительная модель. Как потом оказалось, Пирамиду в своей голове строил и Жора. Вскоре мы начали их сравнивать и примерять друг к дружке. Притирать, совмещать, склеивать. Так и рос день за днем наш Храм жизни. Час за часом...
Что же касается власти - тут, конечно, мы спорили. До хрипоты. Жора видел лидера этаким Александром или Цезарем, или Наполеоном, что было, в общем-то очевидно; мне же был ближе Христос. Его власть мне казалась непререкаемой и непревзойденной, власть совершенства. Потом мы пришли все-таки к консенсусу, но что было толку?
А однажды мне такое приснилось: наша Пирамида в лесах! В строительных лесах... И на них людей - как муравьев в муравейнике, видимо-невидимо, видимо-невидимо... Каждый занят своим важным неотложным делом, каждый спешит... Медленно. Со знанием дела. Строится Пирамида, растет, уже высится...
Но вот кто-то сорвался с лесов... С криком!..
Я и проснулся.
- "Приветик! - сказала тебе Тина, - Чё орёшь-то?... Твой кофеёк..." - предположила Лена.
- Если бы...
Часть пятая.
ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ!
(CHERCHEZ LA FEMME!)
La donna е mobile.
Женщина изменчива.
фр.
Глава 1
Через месяц очередных неудач я снова напомнил Жоре о своих ребятах. Сначала он отмахивался от моих слов и просто молчал. Мне казалось, как-то упорно и даже ожесточенно.
- Слушай, - сказал он, - брось цепляться за прошлое. Прошлое - прошло! Так и отпусти его с богом. Дай ему волю. От этого выиграешь не только ты, но и твоя душа.
Я не уступал, ходил вокруг да около, говорил, что без них мы вылетим в трубу, я даже просил его, наконец, настаивал.
- Ты пойми, - твердил я, - мы не можем, не имеем права терять больше ни единого дня, ни часа!
- Представь, что кого-то из них нет в живых, что тогда?
От этих слов у меня потемнело в глазах. Я не знал, что ответить, и настаивал на своем.
- Ищи, - обреченно бросил Жора, щелкая ногтем указательного пальца правой руки по бусинке четок, - где ты сейчас их найдешь? Ты, кстати, Тину нашёл? Займись-ка ты лучше ею - толку будет больше.
Жора прекрасно понимал, что так дальше продолжаться не может. Что если я прав, что если в этом все дело? В чем же, собственно, в чем? Мы не могли найти точного ответа на этот вопрос. А меня словно ветром несло на поиски бывших моих сослуживцев. Так бывает, устоять невозможно.
Почему толку от Тины будет больше, Жора не пояснил. Да я и сам не мог взять в толк Тинино превосходство! И сколько бы я не старался найти это превосходство, для меня было ясно - это бессмысленное занятие. В те дни Тина была не только не прочитанной книгой, но тайной за семью печатями.
"А вообще я держу корчму на границе миров!".
Я не знаю, из каких миров эта фраза пришла мне в голову, но твёрдо уверен в том, что это Тина посылает мне знак - телепатирует своими мирами! Я точно знаю, что не вычитал её в том томике стихов, я услышал её. И ещё этот тон! Чертовщина какая-то, мистика, чистая мистика! Какая корчма, какие границы?! Я гнул и гнул свой мозг: кто ты, Ти?! Где границы твоих миров? Я тогда ещё не знал, что у неё нет и не может быть никаких границ! И эта её безграничность стоила мне в скором времени дорого и дорогого!
- Что так? - спрашивает Лена.
- Этого нельзя было избежать.
- Ты просто Булгакова обчитался, - говорит Лена.
- Да какой там! Ты же знаешь, я терпеть его не могу! Все эти говорящие коты с Воландами и Азазеллами, эти Каиафы с Понтиями и Пилатами, эти голые летающие на метлах и орущие что есть мочи ущербные Маргариты... "Рукописи не горят!". Да мало ли что там не горит и не тонет!
Безусловно, Тину мы не сбрасывали со счетов, но начать поиски, считал я, надо было с моих Ань, Юр, Васьки Тамарова, Славика Ушкова, Лесика и Стаса, и...
Да, с тех, с кем притёрся.
И для меня очень важно было получить Жорино согласие.
Понадобилось немало времени и еще больше настойчивости и аргументов, чтобы побудить его к этому, и он не устоял перед моим напором. Это "Ищи" для меня прозвучало как приказ. Я тут же отказался от продолжения всех попыток заставить нашу матку забеременеть и родить очередного уродца. Я вдруг ясно осознал: без своих ребят я - никто. Жору очень позабавило мое заявление о том, что у меня больше нет желания просто сидеть и тупо ждать, когда бог смилостивится и пошлет нам удачу.
- Милый мой, - сказал он, - засунь свои желания себе в задницу. Ты уже давно вырос из тех штанишек, где желания легко сбываются. А умение ждать - это искусство. Дожидаются - редкие. Моли своего бога и он даст.
Он удивлялся моему настроению, но вскоре смирился.
- Но, может быть, ты и прав. Хочешь - ищи...
Но это "ищи" звучало вяло, несмело и неуверенно. Меня раздражало его безразличие.
- Мы бы с ними в два счета...
- Я же сказал тебе русским языком, - буркнул Жора, - ищи! Иди и ищи! Сколько влезет!..
- Русским?
- Русским!
Мне этого было достаточно.
- А ты знаешь язык Эзопа?- мирно спросил я.
- Как ты сказал, язык и... что?
- Э!- сказал я, - Язык Э-зопа!..
Наконец мы рассмеялись.
"А вообще я держу корчму на границе миров!".
Мечтой было стать нарушителем этих границ этих миров.
Глава 2
Вдруг пропал Вит. Как в воду канул. Какое-то время мы ждали, что он внезапно появится, как это было всегда, но шло время, и он не появлялся. И когда Жора произнес свое сакраментальное "определенно", прибавив, "умотал на родину", стало ясно, что Вит уехал в Израиль. А куда он мог еще деться? Он давно об этом мечтал.
- Для счастья, - твердил он Жоре, - нужны каких-то там пять миллионов. Это факт проверенный учеными. А сколько ты здесь получаешь?..
Жора смеялся:
- Целый мешок!
- Вот-вот... В мире есть места, где деньги валяются под ногами... И с нашими технологиями мы давно бы...
- Да мотай ты в свой Израиль!
Виту нужно было заручиться Жориной поддержкой:
- Я все ра-азузнаю, на-аведу мосты и...
- Я готов, - сказал Жора.
Вскоре Вит позвонил.
- Вы не представляете, какие здесь возможности!
- Мы выезжаем, - сказал Жора.
Он шутил. Мы понимали, что все то, что было в наших головах и руках было здорово и стоило больших денег, но было так еще зелено и сыро, что выставлять его на суд света пока было рано.
- Здесь мы...
- Сколько ты мне будешь платить? - спросил Жора.
Вит еще долго, заикаясь, рассказывал о преимуществах капитализма, затем, словно разуверившись в том, что ему удастся Жору уговорить, обреченно произнес:
- Жор, без тебя я там никому не нужен. С тобой же мы...
- О'key, - успокоил его Жора, - узнавай. Но только посмей платить мне меньше своих пяти миллионов.
- В ме-есяц, - обрадовался Вит.
- В день, - сказал Жора и положил трубку.
Он посмотрел на меня:
- Едем в Израиль?
Я притворился, что не расслышал. Я не думал, что Жора мог серьезно отнестись к предложению Вита.
- Ты оглох, я спросил!
Жора ждал ответа. Я медлил.
- Ты серьезно? - затем спросил я.
- Серьезнее некуда.
- Я должен сначала поду...
- Тут и думать нечего, - прервал меня Жора.
- Да хоть к черту на кулички, - сказал я, - но прежде надо найти моих.
Жора расхохотался:
- Ну, ты и зануда! Тинку, найди мне Тинку! А потом ищи кого хочешь!
Опять?! Опять эта Тинка выперлась мне больным зубом! Я чуть было не послал Жору с его Тинкой куда-подальше! Но, удивительное дело, - как только её имя всплывало в разговоре, меня, я заметил, уже не трясло. Я уговаривал себя не бояться её и...
- Ты её боялся? - спрашивает Лена.
- Ну, не то чтобы она вызывала какой-то там страх, нет... Но чувство не формулируемой словами густой вязкой неопределённости, какого-то озноба с оскоминой... Зуд... Хотелось ожечь себя струёй огнемёта... Это чувство не покидало меня ни днём ни ночью. И вот что ещё поразительно: сверлила мозг какая-нибудь строка: "...и я человек стержня, пронизывающего пирог мироустройства...". Какого стержня, какого мироустройства? И при чём тут какие-то пироги? Хоть и с абрикосовым вареньем! И какое отношение к этому мироустройству имеет Тина?
Я просто дурью дурел!
- И что, что в конце концов оказалось? - спрашивает Лена.
- Оказалось... Как раз-таки и оказалось... Ходят же ещё по земле всякие там барабашки и вурдалаки...
- И ты в них веришь?
- Верую...
Да пропади она пропадом, ваша Тина!