Глава 23
И были роды, и был первый крик...
- Это был гетерогенный геном, сложный, смешанный?
- Нет. Это была линия, чистая как слеза.
- Никаких разбавлений?
- Господи, какие это были роды! Наша искусственная матка...
- Матка? Это еще что за чудо?
- Истинное чудо! Да! Мы прозвали ее Милашкой. Никакие Азы не могли теперь с ней сравниться!
Созданием искусственных плаценты и матки мы убили не одного из зайцев. Во-первых, мы напрочь избавились от всех чисто женских проблем. Ни охов, ни ахов, ни токсикозов беременных, ни кесаревых сечений, ни преждевременных родов! Ничего этого не было и в помине. Одним махом решались и все этические проблемы. Вскоре это был обыкновенный конвейер по производству младенцев. С рождением каждого такого бутуза пуповина перерезалась, как ленточка при спуске на воду нового судна. Большому кораблю - большое плавание. Мы были уверены, что скоро наш флот, расплываясь по морю жизни, покорит и преобразует весь мир.
Вообще-то, надо сказать, что наша разработка достойна высочайшей оценки мировой научной общественностью не меньше, чем пересадка сердца или, скажем, открытие ДНК. Легко себе представить перспективы ее применения!
Нам тогда здорово помог Стас. Он специально прилетел из Голландии и привез с собой целые узлы для "Милашки". У себя в Голландии он открыл производство искусственных органов: почек, печени, сердца и, кажется, даже глаз. Теперь это крупнейший в мире бизнес. Стас сколотил неплохой капитал и вошел в первую десятку самых богатых людей Европы. Но у него остался комплекс вины перед нашим прошлым, потому-то он так старательно и занимался "Милашкой". Нельзя сказать, что он стал садомазохистом, этаким самоедом, нет, но всегда откликался на наши предложения и просьбы. Совсем скоро, пройдет пара-тройка лет, и его "Милашка" завоюет мировой рынок. Ведь грядет эра обновления человечества.
- Ты хочешь сказать, что спрос на ваших "Милашек" будет такой же, как на холодильники и стиральные машины?
- Как на тишину.
Глава 24
Эти "Милашки" (Голландия, фирма "Филлипс") работали с большим напряжением, и, надо признать их надежность, без особых сбоев. Только однажды, когда Стас попытался совместить несовместимое (смешать, кажется, гены кита с митохондриальной ДНК Венеры Милосской), электроника матки дала первый сбой. На секунду, на миг, но работу пришлось прекратить. "Задача неразрешима" - сказала машина, и нам пришлось призадуматься: в чем все-таки дело? Вообще нужно сказать, что с этой "митохондриальной Евой", о которой трубит теперь весь мир, есть проблемы. Интересно, конечно, узнать, когда и как человек появился, но у нас ведь другая задача. Распыляться нельзя. Но нельзя запретить и Стасу удовлетворять свое любопытство. Пожалуйста! Только не задавай неразрешимых задач!
Вскоре мы настолько упростили устройство искусственных маток, что их можно было носить в кармане. Карманный родильный дом.
- Не могу представить себе...
- Я шучу, я конечно, шучу. Мы наладили их серийное производство, и теперь они метали нам детенышей, как рыба икру. Два часа и ребенок готов.
- Два часа?
- Ну, не два и не три, но не девять месяцев, а гораздо быстрее.
- Сколько?..
- А затем - как у всех, как у всех настоящих людей - детство, юность, отрочество, зрелость... Старость не входила в наши планы, старость и смерть. Если требовалось, так сказать, убыстрить сотворение кого-нибудь из наших малышей, мы это делали, клюкая пультом, не вставая с дивана. В большинстве случаев качество было гарантировано. Хотя были и сбои. Как в любом большом деле. Это была проба пера, но пера Бога, которым Он высекал на каменной тверди новых скрижалей Слова Новой жизни, Новый декалог, Сверхновый завет.
Промахи в расчетах обнаруживались Лешей Комановым на начальных этапах развития эмбриона. Этот молчун был у нас фильтром. Слова для него так мало значили, что он очень редко впускал их в царство своей тишины. Зато безошибочно находил брак. Плод тут же изымался из серии и шел на переработку, а в дальнейшем использовался как исходный материал для будущих серий. Абсолютная бездуховность? Наверное. Ведь каждая клеточка уродца несла в себе частичку всевселенской души. Но я бы не называл это ни богохульством, ни святотатством - таков очередной виток развития человечества, нашей цивилизации, передовых технологий. В этом бурном потоке современной прагматической мысли нет места всяким там жалостям и сюсюканьям.
- Бездуховность растлевала империи, губила миры, - заметила Лена.
- Да, пока от этого нет спасения. Вот и сегодня этот всевселенский кризис... Новый виток истории: Рим пал, Византия пала, Рейх пал, сегодня рушится мир... В чем причина?
Я задал этот вопрос и Жоре. Он сказал:
- В мире десять миллионов миллионеров. А сколько миллиардеров?! Ну, пусть всего каких-то несколько сотен. От силы - тысяча.
- Тысяча шестьдесят.
- Да. Что такое этот один миллион и эта тысяча шестьдесят человек во всем человечестве? Дупель пусто, пшик! 0,0007 процента! Это же просто пустота, чистый вакуум.
- Кто это подсчитывал? - спрашивает Лена.
Жора был вне себя от такой свирепой несправедливости:
- И вот в этой пустоте, - возмущался он, - вот в этой черной дыре - все деньги мира! Какой перекосище! Жжж-а-а-адность!.. Животная жадность! В этом все дело!.. Какие же нужно приложить усилия, чтобы вытащить из этой черной дыры эти миллиарды?! У кого на это хватит сил?.. Кто сегодня способен это понять и осилить? Да никто!
- А я - бьюсь... Dura necessitas! (Суровая необходимость! - Лат.) Этому чертовому капитализму нужна смелая, яркая и простая альтернатива - наша с тобой Пирррррамида!.. Как думаешь, я прав?
Я улыбнулся: мне понравилось его "наша с тобой...".
- Пф! - сказал я, - еще бы!..
- Вот такая дура эта твоя жадность человеческая, - задумчиво произнес Жора, - думаешь, мы ее не победим?
- Пф! - сказал я, - еще как!..
Лена только улыбнулась.
Глава 25
И вот наша "Милашка" выплеснула рыжеволосого розовотелого натоптыша с водянисто-голубыми глазами и здоровыми хватательными рефлексами. Крепким рыком прогремел его крик.
- Рыжего? С голубыми глазами?!
- Мы ждали африканца и сами были обескуражены: почему белый?
Когда я услышал этот звонкий оглушающий звук, я заплакал. Все вокруг ликовали. Это была неслыханная победа нашей команды. Восторг разорвал мне грудь, радость выплеснулась из меня, как нефть из скважины, а вместе с ней выплеснулись и мысли о будущем. Я жил только этой счастливой минутой, сегодняшним днем, и все заботы и трудности, ожидавшие нас в недалеком завтра, просто выбросил из головы. Мы понимали, что Бог поселился в нас, что Он милостив, и пали ниц перед Его милостью. И уже ничему не удивлялись. Мы назвали натоптыша Иваном. One, Ван, Первый! Хотя для меня он и был вторым. Первым был, как ты знаешь, тот, Гуинплен. Аза...
- А она?..
- Не знаю. Все мысли о Пирамиде были тут же забыты. В заботах о новорожденном прошла неделя-другая. Мы все сбились с ног и ополоумели. А как же! Это ведь была неслыханная победа на тернистом пути к вечности! Теперь каждый день мы собирались рядом с боксом для новорожденных и спорили, спорили... Внезапно Иван почернел.
- Что будем делать? - спросил Жора, когда Тамара, показав нам, унесла его в бокс.
Как горох из мешка снова посыпались предложения. Битый час или два мы искали варианты будущей судьбы Ивана, пока из-за приоткрытой двери не раздался нежный плач.
- Маленький мой, - сказала Лиля и ринулась в бокс.
Плач стих. Мы гурьбой последовали за ней.
- Маленький мой, - повторила Лиля, беря Ивана на руки и, повернувшись к нам лицом, грозно приказала, - закройте дверь!
И все стало ясно: это теперь ее сын. Дело в том, что недавно она родила двойню, и теперь неожиданно для себя, надо понимать, усыновила и третьего. Она так припала к нему и так зыркнула в нашу сторону, что никто не осмелился произнести даже слова. Она отвернулась от правды, и я вдруг принял ее сторону. Мне тотчас вспомнилась Аза, ее выжженные страданиями глаза... Я их тут же постарался забыть. С Ваней же было все ясно: его судьба теперь в крепких руках, и все мы дружно этому радовались. Через день Ивану исполнился месяц, мы накрыли роскошный стол, пили, пели, шутили и каждый лез к Лиле с поцелуями и своими советами. Прошли месяцы. Малыш рос и отличался от Лилиных двойняшек лишь цветом кожи и глаз. Но доступ к нему, как к экспериментальному материалу для нас был закрыт. Нам оставалось только справляться о его здоровье и время от времени дарить Лиле подарки. Мы потихоньку смирились с тем, что с Иваном придется нам распрощаться. Пусть живет под Лилиным присмотром, решили мы. На Иване мы, так сказать, только опробовали, обкатали, нашу "Милашку". Она работала превосходно!
- Она заменила Азу.
- Да, Аза... С Азой было покончено. "Милашка" крепко встала на ноги...
- Покончено?..
- В том смысле, что... Ну, ты понимаешь. Нам нужен был другой Иван. Петр или Мафусаил, мальчик, который бы рос и развивался не в течение двадцати лет, как все, а сразу, сейчас, в продолжение месяца или двух. Своей продолжительностью жизни мы ведь были весьма стеснены во времени. А каждому хотелось увидеть зрелые плоды своей деятельности, так сказать, отдаленные результаты. Это - годы, десятки лет. Ожидание здесь равносильно смерти. Мы устали ждать.
Глава 26
Мы разработали и применили композицию стимуляторов развития и роста, в состав которой входили препараты растительного и животного происхождения. Ведь главный закон молодости гласит: ты не стареешь, пока растешь! Среди них были маточное молочко, продукты пчеловодства, сперма кита и хрящ акулы, биокомпозит известного эстонца Урмаса Альтмери АУ-8 и гормон роста, вытяжка рога единорога и множество других стимуляторов роста, которые сейчас и не вспомнить.
- Это тебе не какие-то там американские пилюли бессмертия, - нахваливал Жора нашу композицию Алексу Анатолю, - белая, красная... Это - пилюли вечности! Продуманные, выверенные, вымученные, настоящие... Это ты понимаешь?
Алекс только кивал головой. Мы нашли даже человеческое мумие, приготовленное сто лет тому назад по специальному рецепту известным китайским ювенологом. Вот он. Recipe: "Взять рыжего пятнадцатилетнего розовощекого юношу, поместить его в глиняный сосуд, добавить чего-то там сколько необходимо, запаять и зарыть в известном месте... Использовать по прошествии ста лет". Мы взяли. Да, на нас висит теперь и этот грех. Но самым сильным, стимулирующим рост клона эффектом обладали липосомы, содержащие комбинацию генов восточной смоковницы, белого медведя и пчелиной матки. Да, вот такое удивительное сочетание, дающее непревзойденный тропный результат. Испытания этого препарата мы проводили, как принято, на бабочке-однодневке, на мышках, крысках, собаках и даже на обезьянах, и вот теперь потребовался клон из нашей коллекции. Мы просканировали имеющийся в мире материал по технологиям увеличения продолжительности жизни и не нашли ничего нового.
- Они тупо развивают тупиковое направление, - сказал Жора. - Какой совершеннейший застой мыслей!
- Мои друзья, - сказал на это Питер, - Мехмет Оз и Майкл Ройзен издали прекрасную книжку: "You. The owners..." "Ты. Инструкция по использованию".
- Вот эту? - спросил Жора, беря с полки и показывая названную книгу.
- Там все о том, что нужно делать и есть, чтобы долго жить.
- Прекрасный переплет! - сказал Жора.
Майкл предложил даже смесь поста. Я испытал ее на себе... И теперь нам не нужно ждать несколько поколений, чтобы видеть результаты своей работы.
- А сколько же нужно ждать?
- Месяца полтора, от силы - два.
- Надо же!
- Мы с ним вместе расписывали диеты для наших клеточек, - сказал Жора. - А что ты сейчас читаешь? Ты всегда с какой-нибудь книжкой.
Он кивнул на книгу, которая была у меня в руках.
- Донцова, - сказал я.
- Ты читаешь Донцову?
Он смотрел на меня так, словно я украл у него из стирки трусы. Я не понимал, что его так удивило, стоял молча, глядя ему в глаза с не меньшим любопытством. Затем спросил:
- А разве ты не читаешь Донцову, Маринину, Устинову, Дашкову? Разве тебе не интересны Пелевин, Незнанский, Головачев? Они ведь как никто...
Жора, как я уже говорил, книг почти не читал. Современное чтиво он обходил стороной.
- Отчего же, - сказал он, - бывает...
Он секунду подумал и сказал:
- Но не перечитываю.
Я знал его отношение к современным авторам. Я хотел еще раз услышать его суждение на этот счет.
- Перепевы, - сказал он. - Шуршание, шелест слов...
- Жор, ну, а Головачёв? Он интересен тем, что...
- Кто это?
- Василий! Он же наш...
- Ах, Васька! Ты читал его?
Я промолчал.
- Мне было интересно, я кое-что полистал...
- У него уже томов сорок... Если не пятьдесят.
Жора словно откусил от лимона.
- Можно, конечно, и почитать... пока сидишь на очке. Отрывай листик за листиком... Хватит надолго. Пойми, у тебя должно быть пять-семь книг, которые нужно время от времени перечитывать...
Я уже слышал это и хотел услышать еще раз. Я слушал.
- У тебя есть такие?
Я слушал.
- Ксенофонт, Сенека, Рабле, Монтень... Наверное, Жан Жак Руссо, Гете и Бальзак, наверняка, Чехов, может быть, Дюрренматт и Фриш, может быть, Моэм... И конечно, письма, их письма, письма Флобера, Ван Гога, Мериме, "Письма незнакомке", еще чьи-то там, Тургенев, Пушкин, Гоголь, Чехов, Толстой... Эпистола! Человек - в письмах. В "Исповедях" и дневниках... Августин, Руссо, Толстой, Набоков, да та же Анаис Нин или тот же Нагибин... И пожалуй, еще "Апологию Сократа". Да, пожалуй...
- Платона?! - почему-то радостно воскликнул я.
- Может быть, еще Ксенофонта, - сказал Жора, - не придав значения моей радости.
Он говорил об этом не первый раз, часто меняя местами Бальзака и Гете, Фриша и Дюрренматта, называя и Паскаля, и Сервантеса, и даже Бальтасара Грасиана, забывая Мериме и автора "Писем к незнакомке", перечень был, конечно, пошире, но не выходил за десятку. Но я точно знал, что он знал и Шекспира, и Карамзина, и Генри Миллера, и Лема... Князя Мышкина он не любил, а Воланд вызывал у него приступ ярости. Он не объяснил: почему? О Евангелиях он молчал. И я никогда не видел на его столе Библии.
- Этих же, - Жора снова кивнул на мою книжку, - никто никогда не будет перечитывать. Бабочки-однодневки...
Он секунду повременил и добавил:
- И уж тем более с карандашом в руке. Как думаешь?
- Почему? - спросил я.
Ему лень было даже открыть рот, чтобы ответить на мой вопрос. Я понял: сегодня для него я потерян.
- В твоем списке нет Джойса.
Я хотел хоть как-то ему отомстить.
- Да-да-да, - сказал он, - такая синяя, толстая, со смешными картинками... Импрессия этих книг должна соответствовать экспрессии твоих генов.
Из современников он читал только Зюськинда, перелистывал, я видел, "Алхимика" и Сарамаго, а о Викторе Ерофееве даже не слышал. Подборку книг о Христе (целая гора фолиантов!) он хранил в несгораемом сейфе. Но я никогда не видел в его руках Библии...
- Да, ты говорил.
Глава 27
С помощью нашего генератора мы создали биополе матки здоровой роженицы, поместили в него стволовые клетки и заставили их развиваться. Вскоре матка была готова, и к нашему удивлению рассеяла все наши подозрения насчет непредвиденных трудностей и опасений, которые мы ожидали встретить при ее использовании. Мы не один раз испытали матку на готовность принять яйцеклетку, и она проявила невиданную прыть - тот же час захватила ее складками искусственного эпителия, как спрут щупальцами, и готова была погрузить в стенку, как и все нормальные матки. Мы же, как и все первопроходцы, ожидали от нее всяких каверз и трудностей и не были готовы к такому естественному ходу событий - пришлось делать аборт. К нашей неимоверной радости матка по всем гомеостатическим показателям жила полноценной жизнью и ждала своего часа. По желанию мы могли эту жизнь регулировать - убыстрять, притормаживать, а если в том была необходимость - даже останавливать, погружать в состояние анабиоза, а затем по требованию обстоятельств - возвращать к жизни, воскрешать. Этого мы жаждали, и нам казалось, что так все и будет. Но нельзя сказать, что испытания матки прошли успешно. Мы вырастили in vitro не один орган, прежде чем двадцать седьмая или тридцать первая матка стала полноценно реагировать на донорские яйцеклетки, которыми мы, как кур пшеном, кормили ее каждый день, каждый день... Были, конечно, и разочарования, и огорчения, и падения духа. Мы сутками не выходили из лаборатории и в состоянии абсолютной депрессии пили пиво или что-нибудь и покрепче, только бы заглушить эту жуткую ежечасную муку постоянных неудач, следовавших одна за другой, как верблюды в пустыне. Однажды мы были просто убиты тем, что при всех, казалось бы, идеальных условиях, созданных нами для захвата зиготы, матка вообще отказалась ее узнавать, и выплюнула ее как выплевывают кусок яблока, в котором вдруг обнаружен червяк. По всем физиологическим показателям матка была возмущена до предела. Она просто свирепствовала и угрожала покончить жизнь полным распадом, если мы не перестанем подсовывать ей оплодотворенные яйцеклетки мулатки. В чем было дело? Мы сходили с ума от догадок и предположений.
- Я разворочу этот курятник, - неистовствовал Жора.
Этот выкидыш больно ударил по нашему самолюбию. Дело в том, что мы применили идеальную, по нашему убеждению, композицию стимуляторов развития и роста будущего плода, скрупулезно выверенную до мельчайших подробностей и подготовленную с использованием основ математического анализа и теории вероятности. Мы ожидали всенепременного и грандиозного успеха - ведь обогнать время еще никому не удавалось. Помню, во мне тогда каждая клетка жила ожиданием чуда, внутри меня все бежало, спешило, стремилось, летело, все гудело, звенело, бурлило, кипело... Ничто не могло остановить этот взрыв надежды. Вдруг - выкидыш. Я был убит наповал. А Жора осыпал матку самым сочным и убедительным матом. Я поражался густоте красок и разнообразию форм череды черных слов, дружными рядами вырывавшихся из его чувственного рта сквозь редут сцепленных в белой злобе зубов и теснившихся зычным эхом над нашими головами. Тогда я поймал себя на мысли, что, к своему удивлению, был с ним абсолютно солидарен. И все последующие наши попытки получить здоровый преждевременный плод так и не увенчались успехом. В чем дело? Мы ломали головы, гнули мозги. Пропал аппетит, нас нашла бессонница. В чем дело? Нас ждал целый новый звонкий мир, мир признания и неслыханных побед над природой. Мы пробрались в него, просочились, казалось, и прокрались через тернии и гранит неудач. Нам грезилось чудесное будущее всего человечества! Но это была лишь иллюзия - мы сидели по уши в ученом дерьме, в вонючем болоте поражений и неудач. Крах? Я бы не назвал это крахом, но страх его приближения сковал меня по рукам и ногам. Сейчас бы к нам Аню, подумалось мне. Она бы быстренько все расставила на свои места. Или Юру! Но все-таки лучше Аню.