– Чудеса случаются не только в сказках, – доверительно сообщил Рудольфу Барок.
– Знаю, – драматическим шепотом согласился с ним Рудольф. – Ответь.
Общая подрагивающая от нетерпения рука нажала на клавишу приема.
– Руди, скажи правду, у тебя есть чем накормить и утешить усталую женщину? – раздался из динамика бодрый голос, от которого у Барока-Рудольфа зашевелились все части тела. – Никого не хочу видеть сейчас. Тебя хочу. Примешь?
– О да, – это было все, на что хватило спазмированных голосовых связок окостеневшего в ожидании грядущего счастья тела. – О да.
– Тогда открывай, – Сильвия была неподражаема, как всегда. – Я паркуюсь.
За стеной раздался шум двигателей снижающегося бота.
– Ой, а что у тебя случилось? – не прерывая разговора, удивилась по ком-фону Сильвия, судя по всему, углядев сверху памятное место взрыва. – Пожар был?
– Почему был? – сдавленным голосом произнесло тело. – Он и сейчас никуда не делся.
– Ага-а, – по голосу было непонятно, она напряглась или обрадовалась. Нет, скорее обрадовалась. – А выпить по такому случаю у тебя не осталось?
– Осталось! – хором сообщили Барок и Рудольф.
Шум стих, тело поднялось и пошло к двери. Внутри головы Рудольф моляще посмотрел на Барока. Тот думал недолго.
– Руди, за твои подвиги… сегодня… вот как брату… вот честно. Сегодня – все пополам.
– Бари! – целоваться у двух ментальных сущностей не получалось. К счастью. Иначе не миновать Бароку "братских" объятий. – Бари, брат!..
– Руди, я не помню, я говорила тебе, что ты сумасшедший? – покачивающаяся Сильвия нашаривала в темноте свою одежду. Барок любил наблюдать за ее одеванием не меньше, чем за раздеванием. Тем более, что раздевание, как правило, в памяти откладывалось плохо.
За прошедшие недели Сильвия была здесь шесть раз. И всегда уходила в ночь. Поначалу Барок был готов влюбиться в нее только за это. Ему и своих проблем поутру хватало. А потом не захотел отпускать. Попросил остаться. Но не вышло. Сильвия молча улыбалась, проводила рукой по его щеке и исчезала в неизменном автоматическом бот-такси. Это уже становилось не смешно, Барок не хотел отпускать ее. Просто не хотел. Но его никто не спрашивал. Сильвия поступала только так, как решала она сама. И поэтому сейчас он просто молча смотрел на одевающуюся женщину, так и не решив, как к этому относиться. Скорее всего, придется принять, как данность.
– Говорила, – сил шевелиться не было совершенно. Барок просто чуть прикрыл глаза.
– Так вот сегодня я в этом точно убедилась, – она выпрямилась, повернулась к нему, и у Барока вновь затеплился внутри слабый отблеск былого огня. – Ты каждый раз был другой. Совсем другой. То нежный, грубый, то робкий, то … даже не знаю какой. Какой обычно.
Барок хмыкнул про себя. О "другом" ей мог бы много чего рассказать Рудольф, но тот валялся на своей половине головы, почти потеряв остатки невеликой части сознания от счастья. Или что там его сейчас переполняет? Барок свое слово сдержал. Ровно половину этой сумасшедшей ночи с Сильвией провел Рудольф. И теперь до него было не достучаться. Вырубился. Неженка.
– Я вообще очень разный, – поведал Барок истинную правду и несильно постучал себя по голове. – Вот тут.
– Я уже поняла, – Сильвия, наконец, нашла всю свою одежду и начала одеваться быстро, почти по-военному. Откуда у нее силы после такой ночи так двигаться, Барок представлял с трудом.
Сильвия взяла в руку свою сумочку.
– Можешь не провожать.
– Еще чего, – есть силы, или нет, но отправить ее за дверь просто так, в ночь, он не мог. Барок поднялся с кровати и как был, не одеваясь, пошел провожать.
– Так пойдешь? – Сильвия кивнула на его обнаженную, ну, скажем, … … грудь.
– А чем плохо? – дверь распахнулась, и предутренний ветерок замечательно охладил разгорающийся огонь. Ух ты, а зябко…. Но Барок назад не пошел. Али мы не мужчины?
Неизменное бот-такси, Барок его уже почти ненавидел, покачивалось на привычном месте.
– Ты точно сумасшедший, – с улыбкой уверилась Сильвия, легко коснулась его щеки губами и порхнула в бот. – Иди домой, замерзнешь.
Бот поднялся и взял курс на Либрацию. Барок проводил его взглядом и побрел домой. Правда холодно.
Дом встретил его теплом и … пустотой. Интересно, когда это он начал чувствовать одиночество? А ведь нет, это не совсем одиночество. Барок поймал себя на мысли, что провожает взглядом удаляющийся бот. Что? Ее? Обратно? …. Навсегда? Ой. Нет, как можно. Он же…. А она…. И что он, и что она? Хочет он или не хочет? Барок с затаенным ужасом понял, что, да. Хочет. Чтобы эта женщина появлялась здесь как можно чаще. И осталась навсегда? Ф-фух. Нет. Барок еще раз проверил свои чувства. Пронесло. К счастью, для этого он еще не созрел.
Но обидно….
Барок рухнул на кровать, еще хранящую тепло их тел. Сон ушел, как не было. Ночная прохлада прогнала его вместе с усталостью, оставив после себя мешанину мыслей, чувств, эмоций. Тело не устало. От всего этого устала душа.
Барок невидяще смотрел сквозь ночь. Кто он? Где он? Что он есть? Что он будет? Зачем он живет? Обещая мир женщине, отбирая мир у мужчины….
При воспоминании о мужчине в голове шевельнулся Рудольф. Проявился на секунду, похоже, так и не выпав из своего блаженного оцепенения, и просипел:
– Бари, это было чудесно. Это счастье…, я так тебе благодарен…. Бари, брат….
И опять провалился в свое счастливое небытие.
А на Барока вдруг нахлынула мерзкое знобкое одиночество….
– Нет у меня братьев, – хрипло прошептал он, глядя в черноту уходящей ночи. – Я один у мамы с папой. Да и их у меня нет….
Возле кровати стояла так и не начатая бутылка: Сильвия не любила алкоголь в больших количествах. Барок подхватил бутылку, одним движением сорвал заткнутую пробку и запрокинул голову, жадно глотая терпкую горечь. Очень хотелось напиться. Но сегодняшний марафон сыграл с ним злую шутку. В голову пришли шум, дурман, мутная взвесь одиночества. А сна и забвения все не было. Хоть режь.
Врешь, не дождешься. Барок подхватил еще одну бутылку. Где штопор? Вон он, на столе. И в полумраке шарящая по столу рука наткнулась на пучок каких-то палочек. Что это? А, бойджа. Сильвия сопровождала каждый бокал вина этими палочками, уверяя, что ощущения непередаваемые. Уговаривала попробовать и его. Барок и сам не знал, почему упирался, но неизменно отказывался от каждого предложения. Так, из придури, наверное.
Но сейчас они, эти палочки, были напоминанием. Якорем, рассказывающим о том, что он не один. По крайней мере, был….
Давай их сюда. Барок с остервенением засунул одну из палочек в рот. Ничего так, вкусно. Мед с перцем. Но, правда, – вкусно. Глоток вина. Большой, чтобы быстрее забрало. Чтобы эта ночь поскорее ушла. Еще одну палочку. Так делала Сильвия. Глоток. Бойджа. Глоток. Бойджа. И ночь все-таки собралась на выход. Барок победно ухмыльнулся: так-то, знай наших.
Но что-то пошло не так. Ночь исчезла, как и обещала, но утро вместо нее так и не появилось. Появилось нечто другое. Барок изумленно хлопнул глазами. Что это?
Окружающий мир изменился. Стал резким, четким. Откуда-то потянуло сквозняком. Каждый предмет в комнате обрел дополнительный контур из странных линий, разделяющихся, как провода в приборах Рудольфа. Что происходит? Он отравился?
– Рудольф, – позвал Барок. – Рудольф смотри. С нами что-то случилось.
Ни звука в ответ. Рудольф молчал, как убитый. Со сдавленным проклятьем Барок развернулся внутрь головы, собираясь задать отменную трепку этому балбесу. Нашел время вырубаться…. И перепугался так, как еще ни разу не пугался в этом мире: Рудольфа не было.
Его не было за привычным пологом. Да и самого полога тоже нигде не было. Барок был единственным полноправным владельцем этого тела и сознания. Вот уж никогда бы он не подумал, что это может так его расстроить.
– Руди, – одинокий голос прозвучал слабо и жалко.
Он один. Совсем один. Откуда-то издалека Бароку начало помахивать мерзкое знобкое чувство. Подождите, как один? Совсем? Хвала всем богам, не совсем. Не все в новом мироздании было темно, грустно и неподвижно. Посреди головы исполнял какой-то странный танец узор. Его узор, пришедший с ним из полумрака. Изрядно подзабытый за ненадобностью в последние недели, сейчас он переливался всеми цветами радуги. Пульсировал и звал. Куда?
Мир вокруг оставался все таким же тревожным, но теперь его напряжение разбавлял старый проверенный спутник. Барок потянулся к нему…. И отпрянул. Прямо за узором в его голове вдруг открылась небольшая дверь, за которой плавно нес свои неторопливые волны еще один не менее старый знакомый: полумрак.
У Барока похолодели руки. Нет, только не это. И Рудольфа нет, помочь некому. Неужели все вот так и закончится? Ему придется уйти, оставив в этом новом, но уже ставшим таким привычным и … уютным (?) мире все, что он тут нашел?
Рассветы двух солнц. Прохладные закаты. Пробежки по утрам. Захламленный дом. Одинокого доходягу Рудольфа, которого как пить дать сожрут с его неприспособленностью и гениальным "Индиктом". И которого после этого очень скоро оставит так и не обретенная до конца Сильвия. Это что, все придется оставить?
Сильвия! Это имя обожгло Барока сквозь весь морок накатывающего безумия. Нет! Он не оставит ее. Не откажется. Ни за что!
Внезапно он ощутил, что вся его трагичность пропадает втуне. Никто его никуда не тянул. Полумрак все так же тек по своим делам, узор по-прежнему ровно мерцал посреди головы, он сам паниковал, а мир оставался все тем же и меняться не собирался. Барок примолк и осторожно осмотрелся. А ведь вокруг ничего не изменилось. Вот его комната. Неприбранная кровать. Неубранный стол. Все то же самое. Изменилось только его восприятие. Всего лишь. Подумаешь, к предметам добавились контуры. Уф-ф. Надо же так было перепугаться. Скорее всего, это просто то самое сочетание вина с бойджей, о котором говорила Сильвия. Просто у него, Барока, на этот коктейль имеется своя, особенная реакция. Не задыхается? Сознание терять не собирается? И ладно. Подождем, пока все само рассосется.
Барок, внимательно наблюдая за открытой в полумрак дверью, осторожно присел на кровать, каждую секунду ожидая подвоха, но ничего не случилось. Лег. Нет, только не спать. Он сел на кровати от греха подальше. Еще не хватало заснуть в этом состоянии.
Потекли минуты. Одна, другая, третья…. Барок все так же подвижно сидел, примерно сложив руки на коленях. В итоге ему это надоело. Сколько можно? Он встал. Проверил ощущения, не нашел ничего особенного и немного походил по комнате. Все то же самое: те же предметы, те же контуры. Ладно. Пойдем еще куда-нибудь. "Куда-нибудь" оказалось кухней. И правильно, а что еще делать, когда нечего делать? Только есть. Правда, поесть, равно, как и попить, не получилось. Каждый продукт обволакивала какая-то странная аура. Даже вода стала светиться внутренним голубоватым светом. Ничего особенного, но есть и пить расхотелось. А чем тогда заняться?
Барок честно выдержал полчаса, а потом сломался. Открытая и такая с виду безопасная дверь, ведущая в полумрак, манила к себе, как магнитом. И страшно и интересно. Раз полумрак сюда не пришел, значит, ему, Бароку, ничего не угрожает, так? А тогда почему бы не посмотреть на то место, где он пробыл столько времени? Когда еще доведется увидеть его со стороны?
Кто-то внутри осторожно высказался, в том смысле, что и век бы его и не видеть, но Барок грозно шикнул на этого "кого-то", предложив, раз такой умный, найти занятие поинтересней. Аргумент оказался убийственным. Голос заткнулся.
То-то, Барок мысленно подбоченился и направился к двери. Узор, все это время терпеливо ожидавший его, как будто обрадовался. Поплыл вперед, прильнул к рукам Барока, осветив их неровным, мягким светом. Потянул за собой.
– Да я иду, иду, – проговорил Барок только для того, чтобы разрушить это молчание, которое угнетало его все время, пока он разбирался с этими странным контурами. Он только сейчас это понял.
Вот и дверь, за которой мерно колышутся такие знакомые волны. В прошлый раз они от него отказались. Не приняли. Но и не помогли найти дорогу домой. А в этот раз? Сможет ли он сориентироваться? Рудольфа-то нет. Барок еще раз, на всякий случай проверил, не спрятался ли "сосед" где-нибудь в укромном уголке. Но – нет. Рудольфа простыл и след. Да что такое? Ладно. Сколько можно тут стоять на пороге? Барок сделал шаг.
И словно попал на встречу с близкими родственниками. Волны полумрака ту же рванулись к нему. Обволокли, по-прежнему не прикасаясь, заплясали вокруг, завораживая своим мерным танцем. Если Барок и кричал, то этого никто не услышал. Полумрак гасил любые звуки. Так, по крайней мере, казалось Бароку.
– А-а-а-а-а-а!!!
Остановился он только тогда, когда понял, что орет он сам, и, собственно, больше вокруг ничего не происходит. Танцующие вокруг него волны полумрака, вопящее во все горло тело – и больше ничего. Вообще. Никто никого не ест, никуда не утаскивает. Да вообще ничего не происходит. Опять. Как в комнате. Барок даже расстроился. Расстройства хватило ровно на шесть секунд, пока он не понял, что входа, через который он сюда попал, больше не существует.
– А-а-а-а-а-а!!!
Выступление на бис удалось. Вопль вышел даже еще истеричнее, чем в первый раз. Ну, так было с чего. Если бы он до этого не выбрил собственноручно все волосы на голове, сейчас было бы самое время лишиться прически. Ну, не идиот ли? Ведь знал же, ведь один раз уже предупреждали…. Ну зачем он сюда поперся? Ни Рудольфа, ни узора, никого…. Нет, узор есть. Вот он. Висит прямо перед глазами. Как он его мог не заметить? Барок бросился к узору, как к родному. Помоги, покажи. Куда идти? Как ни странно, но узор его услышал. И тут же метнулся в сторону и завис, ритмично пульсируя. Туда? Ну, хоть, дорогу покажи, не видно же ничего.
И тут случилось чудо. Среди морока переливающихся волн вдруг пролегла ровная и четкая дорога, в конце которой виднелась знакомая дверь. Барок рванулся туда, не чуя под собой ног. Вот она. Старый деревянный косяк. Шаг – и он в комнате. Вернулся.
Он посмотрел назад. Дверь не закрылась. С ней не произошло вообще ничего. А во все таком же мерном переливе волн Бароку вдруг почудилась обида. Никто ему не угрожал, чего он? Ему потребовалась минута, чтобы прийти в себя … и проиграть очередное сражение с любопытством.
Два шага назад, и его опять обволакивают радующиеся волны, вновь скрывшие дверь. Узор! Вот он, тут.
– Покажи дорогу обратно.
И опять перед ним лежит ровная тропа, ведущая в комнату. Ух ты, здорово. Так он теперь может ходить сюда в гости. Интересно, а ….
Барок сам не знал, что его толкнуло. Наверное, то же самое неуемное любопытство. Ну, не мог он долго сидеть на одном месте. Тот же полумрак и отучил.
– А еще куда-нибудь можешь вывести? – хрипло поинтересовался Барок и тут же выругал сам себя за глупейший вопрос. Он сейчас с кем разговаривал? Узор не сможет поддерживать философскую беседу. Он тут для другого. – Покажи мне дорогу….
Барок задумался. А куда он хочет попасть? На память против воли пришло черное пятно, оставшееся после взорванных коробок.
– … вот туда, – не очень понятно сообщил узору Барок, и для ясности добавил видение из памяти.
И вздрогнул. Через полумрак протянулась еще одна дорога. Другая. Ведущая….
Прохладный ночной ветер прыгнул в лицо, резко запахло горелым, и Барока забила крупная дрожь. Не от холода: от осознания того, что сейчас произошло. Он судорожно обернулся – позади все также красовалась распахнутая дверь, ведущая в полумрак. Он повернулся обратно – двор дома.
Барок прыгнул обратно в полумрак.
– Кухня!
За открытой дверью в конце еще одной прямой дороги мягко светился забытый кухонный светильник.
– Спальня!
– Второй этаж.
– Ангар бота.
– Озеро.
– Двор.
– Спальня.
Напряженный как струна Барок рухнул на остывшую постель, пытаясь разобраться в происходящем. В голове отчаянно хлопали одна за другой открывающиеся двери. Не из полумрака – из его собственного прошлого. Он физически ощущал тот мир, в который они вели. Движения, слова, ритуалы, поступки, последовательности действий. Он помнил это все. Помнил. Но все еще не мог сложить воедино. Ему все время не хватало чего-то. Чего?
Имени! В голове Барока вспышкой взорвалось понимание. Имя – это ключ, имя – это нить, имя – это тропа, ведущая к сути любого явления. Ему надо узнать имя. Свое имя. И тогда он вспомнит…. Но имени не было. Барок сжал кулак, как будто это могло помочь. Не помогло. И он рванулся обратно в полумрак, лелея вдруг вспыхнувшую, отчаянную, совершенно безумную надежду.
– Домой! – проревел он, белыми от надежды глазами глядя на узор. А вдруг он сам вспомнит, укажет, выведет….
И узор не подвел. Сквозь бесконечные волны пролегла длинная и тонкая нить, теряющаяся в смутной дали. Неужели?! Барок едва не рухнул без чувств. Все? Так просто? Он нашел? Наше-е-ел!!!
Не видя ничего вокруг, спотыкаясь на подгибающихся ногах Барок заковылял вперед по лежащей перед ним дороге. Шаг, другой. Ему кажется, или дорога сужается? Третий, четвертый, пятый…. Пятый…. Пятый…. Да пятый же!
Это был удар. Неимоверный в своей жестокости, сносящий с ног и растаптывающий в пыль. Барок не помнил, сколько времени он бился в невидимую стену, пытаясь сделать еще хотя бы шаг. Ноги скользили по невидимому полу, руки ловили ускользающую пустоту. Узор сочувствующе, и, как будто страдая вместе с ним, висел перед глазами, но не мог сделать ничего. Совсем. У Барока так и не получилось продвинуться ни на шаг вперед по дороге, ведущей домой. Вдалеке она сужалась до размеров тонкой иголки, и Бароку на своем горьком опыте пришлось убедиться, что это не оптический обман. Провал.
Вернувшись в комнату, Барок не сошел с ума только потому, что все окружающие предметы вдруг потихоньку начали приобретать свой обычный вид. Насколько Барок перепугался, когда они приобрели свои новые контуры, настолько же сейчас он перетрусил, осознав, что вот-вот лишится единственной возможности хотя бы прикоснуться к дороге домой. Домой! Нет! Назад!
Барок заметался по комнате, вспоминая, что он делал перед тем, как появилось это странное состояние. Пил. Точно! Он пил вино и заедал его бойджей. Бутылка, палочки. Только бы их хватило! Только бы….
Вот она. Пробка слетела вспугнутой птицей. Барок, запрокинув голову, глотал вино, не чувствуя вкуса. Кончилась. Еще одну. Так, есть. Теперь бойджа. У него задрожали руки, когда он понял, что от пучка бойджи, забытого Сильвией, осталось три жалких палочки. Но ему нужно больше…. Секунда, и Барок возблагодарил всех помогающих ему богов, за то, что на этом свете есть Сильвия, что она приходила сюда не один раз, и каждый из этих раз оставляла немного палочек с наидрагоценнейшей сейчас бойджей. Вон полка. Есть? Есть, есть, есть…. Хватит.
Давясь, Барок проглотил все оставшиеся палочки, запил последним глотком вина из последней бутылки и стал напряженно всматриваться в светлеющую ночь, за окнами которой занимался сонный рассвет.