– Денис, может, ты расскажешь, куда это вы так неудачно сходили? И Рустама зацепило, и ты в итоге к Прокопу попал: он же теперь с тебя не слезет, пока хоря не изведешь. Верно говорю, Андреич? – Семен Поликарпов копался в своем рюкзаке.
Киреев ухмыльнулся, но ничего не сказал.
– Да так, сбегали в одно местечко. – Денис с треском сломал об колено сухую ветку и отправил ее в костер. Он явно не желал рассказывать подробности.
– Тайна, что ли, какая?
Чужинов взглянул на Поликарпова: мог бы и сам догадаться. Уже в Мирном их догнал слух, что где-то далеко на юге внезапно помер человек уровня Ларионова. Но в отличие от него – из бандитских кругов. Шел тот себе, шел посреди, как он сам считал, безопасного поселения, и вдруг внезапно у него во лбу образовалась дырочка. Так что хотел он того или не очень, но умереть ему пришлось. Денис же с Рустамом какое-то время именно на югах и пропадали, а они по мелочам размениваться бы не стали. И то, что молчат оба, – правильно делают: у обладателей длинных языков, как правило, жизнь короткая.
– Вот же черт! Кружку забыл! – скривился Семен.
– Да уж, без кружки тебе туго придется, – пособолезновал ему Рустам. – Сбегай в Мирный, пока далеко не ушли: для бешеного таракана сорок верст не крюк.
– Тебе шуточки, а мне проблемы.
– Какие проблемы? Ты, главное, не отчаивайся: из котелка попьешь. Главное, наливай себе первым, а остальным сколько останется. Рома, а ты откуда родом? – обратился Рустам к постоянно молчавшему Крапивину. Тот за все время пути и пары слов не произнес.
– Из Москвы, – коротко ответил тот.
– А в этих местах как оказался?
– Жена у меня местная. Как раз в отпуск к ее родителям приехали, когда все началось.
– Жена-то сейчас в Мирном? – не унимался Джиоев.
– Нет ее больше, – не очень охотно поведал Крапивин. – Ни ее, ни двоих сынишек моих: Олежки и Игоря. В Пронкино мы жили. Я сам напросился, когда узнал, что Ларионов добровольцев ищет: вдруг у Старовойтовой действительно что-нибудь с вакциной получится. Чайник вскипел, – указал он подбородком на костер, прямо намекая, что говорить на эту тему больше не желает.
– По две штуки получается, и одна лишняя, – посчитал Рустам количество шанежек.
– Лишнюю Егору отдай, ему еще расти, – предложил Денис.
– Он и без того уже с тебя ростом, – сказал Рустам, но лишнюю шанежку сунул в руки Егора. – Вообще не понимаю: как тебя в снайперы взяли? Снайпер должен быть ростом с винтовку, чтобы маскироваться проще.
– На себя посмотри, – беззлобно огрызнулся Денис.
Джиоев и сам был снайпером, хотя далеко не такого уровня – обычный марксман. И рост у обоих за метр девяносто.
– Сема, подставляй свой котелок. – Рустам ухватился за чайник. – До краев не налью, разве что поклянешься нести мой рюкзак до самого Однинска.
Рюкзаки действительно получились тяжелыми. Конечно, со временем они свой вес потеряют: кушать хочется каждый день, и еще, не дай бог, придется жечь патроны. Но в любом случае к Однинску они значительно полегчают. Хотя предстоит нести груз и на обратном пути, иначе зачем все затеяли? По прикидкам Чужинова, килограммов семьдесят – восемьдесят. Если распределить на всех, получается не так уж и много. Главное, чтобы без потерь обошлось.
– А что это Ларионов их шанежками назвал? Булочки и булочки, – покрутив одну, Денис откусил добрую половину. – Вкусно, – заключил он. – И меду не пожалели.
– Ты о меде лучше бы промолчал. На тебя его столько ушло, что Андреич до сих пор хмурый сидит: и без шанежек остался, и хорь не изведенный. А вообще слышал я, он когда-то в СибВО служил. Вероятно, оттуда и слово привез. – Семен действительно отхлебывал чай из крышки от котелка: дожидаться, когда освободится чья-нибудь кружка, у него не было ни терпения, ни времени.
Глеб взглянул на солнце, на часы:
– Ну что, братва лихая, заканчиваем трапезу? До темноты до Валино необходимо добраться. Там что-нибудь горяченькое похлебать сообразим. Добудем, Семен, мы тебе кружку: столько поселений по пути. А нет, я лично сделаю, из консервной банки. Если берестой ее обтянуть, кружка всем на зависть получится, проверено.
– На ночь жрать вредно: толстым станешь, – заявил Рустам, с нарочитым кряхтением поднимаясь на ноги.
Валино представляло собой глухую заброшенную деревню, по которой прокатился пожар, уничтоживший большинство домов. И все же переночевать в нем можно было в полной безопасности: имелся там один домишко с печкой, нарами, основным и запасным выходами, люком в потолке, схроном в погребе, и Чужинов об этом убежище знал, пусть и с чужих слов.
Прибыв в него, практически не разговаривали. Протопили печку, сварили немудреную похлебку, так же молча с нею покончили и завалились спать, выставив обязательного дежурного.
Утром недолгие сборы, скорый завтрак и целый день изнурительного бега на лыжах, когда все внимание поглощено тем, чтобы вовремя обнаружить мчащуюся наперерез тварь, а то и несколько. Стоило торопиться: следующее людское поселение – Грачи – находилось в дне пути, и только в том случае, если выложиться полностью.
Бывать в Грачах Чужинову еще ни разу не приходилось, но все прошло как нельзя лучше: и накормили, и отвели теплое и достаточно просторное помещение, чтобы в нем, не стесняя друг друга, группа могла переночевать в полном составе. В большей части тут сыграла свою роль сопроводительная бумага, в которой Ларионов просил оказывать предъявившим ее людям всяческое содействие.
Глава Грачей, высокий мосластый мужик хорошо за пятьдесят, со стриженной наголо головой, на которой бросался в глаза большой багровый шрам с неровными краями, лишь кивнул, прочитав ее содержимое. Что и понятно: ссориться с могущественным хозяином Мирного никому и в голову не придет. Люди жили с земли – выпадет неурожайный год, и тогда вся надежда только на Ларионова и хранящиеся в Мирном запасы продовольствия.
– Что, отец, ничего у вас не слышно? Твари не беспокоят? – поинтересовался у него Чужинов. Иной раз сущая мелочь, узнанная как будто мимоходом, может сыграть ключевую роль, и в этом Глебу не раз уже приходилось убеждаться.
– Нет, – энергично тряхнул головой тот, отчего из бороды посыпались то ли сухарные крошки, то ли опилки. – Спокойно все у нас. Приходили тут люди с указаниями, что и как в ограде изменить и чего опасаться. Порассказывали такого, что жуть взяла. Хотя, казалось бы, чего уже испугаться можно? Тварь мне отметину поставила, едва копыта не отбросил, – пояснил собеседник Чужинова, заметив, что тот несколько раз бросил взгляд на шрам: очень уж тот выглядел устрашающе. – Еще по первому году. Как будто кувалдой по тыкве со всего размаху стукнули, мигом сознание потерял. Но повезло: она на других кинулась, вероятно посчитав, что я уже все. Пока в отключке лежал, завалить ее успели. Может, надо вам чего? – в его голосе прозвучала плохо скрытая надежда: а вдруг обойдется? Вдруг ничего не понадобится?
– Спасибо, отец, – уже во второй раз назвал его близким родственником Чужинов.
Утром, когда они покидали Грачи, Чужинов увидел, как тот о чем-то спросил у Рустама, после чего оба они посмотрели в его сторону.
– О чем разговор был? – спросил Глеб, когда поселок скрылся из виду.
– Спрашивал он: это тот самый Чужак и есть? Слава о тебе даже в эти глухие края добралась, – не удержался от шпильки Джиоев. – То-то я все никак красотку не могу у тебя из-под носа увести! Мне бы на год пораньше в ваши края прибыть, глядишь, шансы бы и уравнялись. – Рустам белозубо скалился.
"Слава, легенда, герой, – размышлял Глеб, глядя в спину мерно шагающего впереди Семена Поликарпова. – И понапридумывают же люди. Кто бы только знал, как иногда страшно! Совсем как в детстве, когда бабушка уходила на ночное дежурство в больницу".
Родителей, погибших в автокатастрофе, когда он был еще маленьким, Чужинов не помнил совсем. И потому приходилось оставаться одному в темной квартире, где каждый шорох заставлял прятаться под одеяло с головой. Тогда одеяло казалось ему несокрушимой защитой. Теперь такой защиты нет. И проявлять свой страх нельзя: люди доверяют ему свои жизни, а показать страх – значит, в критической ситуации лишить их уверенности, что все закончится благополучно.
Бабушка. Глеб хорошо помнил, как, усадив на колени, она его утешала, когда он приходил со двора с расквашенным носом, полный обиды на несправедливость мира.
"Терпи, внучек, – гладила она его по голове, – и учись себя защищать. Потому что не будет уже никого в твоей жизни, кто сможет решать за тебя твои проблемы. И я уже старенькая, помру скоро, совсем один ты останешься".
И Глеб горячо ее убеждал, что она будет жить вечно. Потому что неправильно это, когда люди умирают. Особенно такие, которых нет ближе на целом свете.
Они стояли на высоком пригорке и смотрели на открывшиеся перед ними дали.
– Все, за этой речушкой начинаются дикие края. За ней власти Ларионова нет уже никакой. Да и поселений меньше. И на бандитов нарваться легко.
– По крайней мере, треть пути мы уже одолели, – сказал Киреев.
"Самую легкую часть пути, – подумал Чужинов. – Дальше будет сложнее. Пока нам везло: ни одной твари и даже их следов. Но любое везение имеет обыкновение когда-нибудь заканчиваться".
Позади были шесть дней и пять ночей пути, из которых две пришлось провести под открытым небом – удовольствие далеко не из приятных. А сколько их таких предстоит еще?
– Семен, не устал? – поинтересовался Глеб у Поликарпова.
Практически все время тот шел первым, а бить лыжню – занятие утомительное.
– Нет, – коротко тряхнул головой тот. И тут же улыбнулся: – На двойной паек зарабатываю.
– Будет, – обнадежил его Чужинов. – Как только вернемся. А пока поехали дальше.
В самом конце спуска Семен внезапно затормозил, схватился за автомат и присел, прячась за молодым ельником.
– Что там? – шепотом спросил Чужинов, когда приблизился к нему вплотную.
Он ожидал услышать все что угодно, но только не это:
– Кабанчик. Точнее подсвинок, и один-одинешенек. Метров двести до него.
– Точно кабан? Не тварь?
– Как только я тварей со свиньями путать начну, так сразу из периметра выходить перестану, – улыбнулся Поликарпов.
– Я даже знаю, где ты поселишься. В бане. – Рустам улыбался еще шире, но Семен лишь отмахнулся.
– Глеб, давай я его возьму, а? Мясо ведь, не стыдно будет и в гости заявиться. А заодно на продуктах сэкономим.
Чужинов раздумывал недолго. Отчасти Семен прав: Шахты, которые им предстояло посетить, судя по слухам, никогда доброжелательностью не отличались. Наведаться туда стоило: все-таки последнее жилье до самого Однинска. Возможно, есть и другие, но об их существовании никто не знал, и даже на карте Ларионова они обозначены не были. А карта у него подробная: туда стекается вся информация об островках человеческого существования.
– Делай. Только захвати кого-нибудь в помощь. И не забудьте ПБС прикрутить: лишний шум нам совершенно ни к чему.
– Вдвоем так вдвоем. Кто со мной? – И тут же: – Егор, пойдешь? – Тот кивнул, сразу же сбрасывая с себя рюкзак, чтобы кто-нибудь его не опередил.
То, что автоматный калибр не подходит для охоты на крупного и даже средних размеров зверя, Чужинова нисколько не беспокоило: какие тут, к дьяволу, кабаны, когда существуют намного более опасные хищники – твари, с которыми именно таким калибром и воюют?
Когда они приблизились к взявшим зверя охотникам, Семен с обнаженным ножом колдовал над тушей, Егор крутился рядом. В руке у него тоже блестело лезвие, и он все примеривался, откуда бы начать.
– Посторонись, сынку. – Прокоп плечом отодвинул Егора в сторону. – Смотри и запоминай!
Работа закипела, и вскоре туша была разделана на несколько частей.
– Почему шесть? – поинтересовался Чужинов.
– Ну, тебе как бы не по чину. – Поликарпов вытирал окровавленные руки пучком сухой травы, выбивавшейся из-под снега. – Вот же черт, навыки теряю: давно разделкой заниматься не приходилось, – объяснил он.
И верно: на Прокопе не было ни пятнышка.
– Спасибо за заботу, – только и ответил Глеб, извлекая из рюкзака плотный пластиковый пакет, прихваченный для таких случаев.
– Так-то оно не маленькое, – резюмировал Крапивин, глядя на селение через оптику бинокля. – И расположено удачно.
Чужинов кивнул, соглашаясь со всем сразу: судя по всему, население Шахт около тысячи, что по нынешним временам еще не город, но уже и не деревня. И относительно удачного расположения Крапивин прав. Река рядом, а значит, рыба круглогодично, да и с водой проблем нет. Причем омывает она поселок с двух сторон, и летом оттуда нападения тварей можно не ждать: в воде они довольно беспомощны. Высокий забор из бетонных плит, поверху "Егоза". Несколько сторожевых вышек, явно не новодел: металлические конструкции выглядят слишком монументально.
"И на сектора внутри грамотно разбито: захочешь – не докопаешься", – подумал Глеб.
– Да уж, нашей свинкой всех их точно не накормить, – сделал вывод Киреев.
– Интересно, что здесь раньше было? – Рустам не обращался ни к кому конкретно.
– Теряюсь в догадках. Но вон та трехэтажка посередине – точно АБК. Если же судить по названию, какая-нибудь шахта. Но терриконов не заметно, хотя попробуй разгляди их, когда все снегом замело. Ладно, на месте разберемся, – принял решение Чужинов.
– А вдруг там бандосы обитают? – засомневался Прокоп.
– Сейчас и проверим, – успокоил его Поликарпов. – Когда приблизимся вплотную, если палить начнут – верный знак, что именно они. Андреич, ты просто давно уже из своего Вылково носа не высовывал. Будь там бандиты, с одного взгляда можно было бы определить.
– Это по каким таким признакам? Черный флаг с черепом на ветру не трепыхается. Объясни, если тебя не затруднит, глядишь, когда-нибудь и пригодится. – Иронии в голосе Киреева хватало.
– Да легко! – начал было Семен и тут же умолк.
– Ну так что? – после секундной паузы настойчиво спросил Киреев.
– Ладно, прав ты – со стороны невозможно, – сдался Поликарпов. – Если по уму все сделать, о том, что власть переменилась, и сами обитатели только к утру узнают, когда проснутся и когда дергаться будет уже поздно. Бывали случаи.
Чужинов мысленно с ним согласился. Вот так, издали, за короткий промежуток времени невозможно определить, все ли в поселке нормально. Бандиты, они ведь тоже разные. Иные – шайки беспредельщиков, которые берут такие поселки штурмом или любым иным способом и творят что хотят, поскольку задерживаться в них не собираются. Другие приходят надолго, и им совершенно ни к чему лишние жертвы: кто на них работать будет?
– Гоу, парни, гоу, темнеет уже. Даже если бандиты, в чем очень сомневаюсь, с ними тоже можно договориться. Но напрямик через реку не пойдем: береженого Бог бережет.
– А не береженых давно уже твари сожрали, – добавил от себя Денис.
У самых ворот их окликнул старческий голос:
– Кто такие будете?
– Путники мы неприкаянные, – ответил за всех Рустам. – Замерзшие, уставшие… приюта у вас просим. Открывай ворота, дедуль! – "Пока они еще целые", – пробурчал он себе под нос.
– А откель вы? – Самого деда не было видно, и лишь его голос доносился откуда-то сверху, с вышки.
Рустам взглянул на Чужинова, и тот кивнул: говори.
– Из Мирного. – И добавил уже от себя, предупреждая следующий вопрос: – Во Владивосток идем, родственников решили навестить. Открывай, не бойся.
– Ну ни хрена вы веселые! – принял его слова за чистую монету невидимый охранник. – Это ж сколько вам переть!
– Да нам бы только до Урала добраться: там уже на аэроплане полетим, – подыграл Джиоеву Денис.
– Пахомов, открой, – раздался другой голос, на этот раз молодой и властный. – Видишь же, какие юмористы к нам в гости заявились, прямо "Камеди клаб"!
Чужинов было подумал, что приказ относится к деду на вышке, но ошибся. Буквально сразу же в левой створке ворот открылась небольшая дверца с таким страшным скрипом, что Глеб невольно поморщился: специально, что ли, не смазывают, вместо сигнализации? Через нее они и попали внутрь, чтобы упереться в стволы разномастного оружия, которое держали несколько встречавших их человек.
– А попроще здесь кто-нибудь есть? – Было заметно, что Джиоев злится. – Кто-то из нас похож на тварь? Тогда к чему все это? – И Рустам бесцеремонно отвел в сторону направленное на него ружье, зажатое в руках какого-то невзрачного типа в замызганном армейском бушлате. – Убери свой тромбон, иначе я его сейчас в зад тебе засуну!
– Порядок такой, – примирительно сказал тот, чей голос и приказал открыть калитку в воротах. – И чего нервничать?
Сам он с учетом нынешних времен выглядел респектабельно. Новехонький анорак, лохматая меховая шапка и зимние камуфлированные брюки без единого пятнышка.
Чужинов шагнул вперед, оттеснив Рустама в сторону: чересчур нервным тот стал, наговорит лишнего. Когда-то он знал его совсем другим.
"А вообще Рустам прав: к чему все это представление? Нас заметили издалека, успели хорошенько рассмотреть и сделать выводы".
– Чужинов, – представился он. Конечно, не в расчете на то, что эти люди о нем слышали, обычная дань вежливости. – Идем мы действительно далеко и потому надеемся переночевать у вас в тепле: дальше такой возможности долго не будет.
– Скрябин, – ответно представился тот. – Ну что ж, в такой мелочи мы вам не откажем.
– Попробовали бы, – все еще не мог успокоиться Рустам, не особенно заботясь, что его услышат.
Собеседник Чужинова сделал вид, как будто ничего не произошло.
– Пойдемте, – предложил он и, обращаясь уже к своим людям, велел: – Уберите оружие, что потом люди о нас говорить будут?
Шли недолго.
– Заходите, – указал на дверь Скрябин. – Здесь у нас столовая. С харчами, сами понимаете, трудно, но кипятка сколько угодно.
Столовая представляла собой одноэтажное кирпичное здание со сплошь зарешеченными окнами, все стекла в которых, на удивление, были целыми и без единой трещины. Внутри было не холодно, даже тепло и еще пахло каким-то варевом. Не сказать, чтобы запах был аппетитным, Прокоп даже поморщился. Скрябин провел их через общий зал и указал на одну из дверей.
– Вам сюда. Скоро ужин, народ подойдет, у каждого свое место, так что вам лучше отдельно, – объяснил он.
– Начальник, мы не нахлебниками, – обратился к нему Семен. – У нас свое мясцо имеется, нам бы только приготовить его. Самим или с чьей-то помощью.
– Сделаем, – кивнул тот. – Ну а пока чайку с мороза.
Комната, в которую они вошли, оказалась намного меньше в размерах, и мебель здесь была более приличной. По крайней мере, не лавки вдоль дощатых столов, как в том помещении, которое они только что миновали.
Никто еще не успел сбросить с себя верхней одежды, как дверь распахнулась, и на пороге возник какой-то человек. Первым, что они услышали, было: