– Смотрите-ка, Чужак собственной персоной пожаловал! Давненько я мечтал с тобой встретиться, можно сказать, ночами не спал! – Голос не предвещал ничего хорошего.
За спиной говорившего толпились несколько хмурых вооруженных мужиков.
Глава 14
Жаркое из кабанятины
– Ну, здравствуй, Антоха, – сказал Глеб, медленно поднимаясь на ноги. – А ты здесь какими судьбами? Вот уж не ожидал тебя увидеть. Рука у меня, видимо, тогда дрогнула, о чем сейчас жалею.
Визитеру имя "Антоха" не подходило совсем. Так часто называют дворовых пацанов, этот же им не был. Высокий, ростом с Чужинова, в плечах если и уже, то не намного. И возраст совсем не щенячий – за тридцать. Выпирающие скулы, деформированные ушные раковины, густые, почти сросшиеся брови и бросающийся в глаза шрам на шее. Его-то после слов Чужинова он и потрогал.
– Это тебя, Чужак, судьба сюда привела, не меня. Со мной все по-другому. Я, – и он обвел вокруг себя рукой, – здесь главный.
Они стояли друг напротив друга набычившись, и в воздухе витало такое напряжение, что, казалось, миг – и между ними проскочит электрический разряд.
– Ну так что, как будем проблему решать? – после затянувшегося молчания, когда они пытались убить друг друга взглядами, спросил наконец Чужинов. – Я ведь и сейчас должок с тебя не снимаю. Его вообще можно только одним способом снять, и ты знаешь, каким именно.
– Вот и я чувствую, что у тебя передо мной должок, – ответил Антоха и оценивающе взглянул на спутников Чужинова. – Сошлись наши дорожки, Чужак, да так сошлись, что вдвоем нам дальше будет узко идти.
– Знаешь, Антоха, если бы не обстоятельства, хрипел бы ты уже на полу, если б мог еще хрипеть. Я так понимаю, спокойно отсюда уйти ты нам не дашь?
– Правильно понимаешь, Чужак, абсолютно правильно.
– А не боишься, что я прямо сейчас тебя хлопну?
– Нет, не боюсь: если сдержался, то и дальше сможешь. Ты ведь не дурак, Чужинов, чтобы давать своим эмоциям волю, иначе столько бы не протянул.
"Идиотская ситуация, идиотский диалог, – поморщился Глеб. – И вообще: надо же было так по-дурацки влипнуть. В одном он не прав: и у меня далеко не всегда получается себя в руках держать".
– Ладно, пойду я, подумаю, как дальше жить. Не скучай без меня, скоро буду.
Чужинов лишь зло усмехнулся ему в спину.
– Кто этот Антоха? – спросил Рустам сразу после того, как Крапивин захлопнул дверь, со стуком задвинув щеколду.
– Антон Чернявин, погоняло – Чернявый.
– И кто он – Чернявый, объяснит мне кто-нибудь? – Рустам рассовывал по карманам разгрузки автоматные магазины. Те, что до времени лежали в рюкзаке, а сейчас могли понадобиться.
– Сучий потрох, вот кто. – Прокоп Киреев занимался тем же. – Бандит, кто же еще. Глеб, это ведь он Олега Гурова?..
– И он там присутствовал, – подтвердил Чужинов. – И как же у меня промашка вышла, сам не пойму? Сверху бил под левую ключицу, но почему нож в сторону ушел? Не до того было, чтобы пульс щупать: спешил с остальными управиться – там еще двое оставались.
"И Марина", – подумал он.
Семен, задернув занавеску на окне, с грохотом подтащил к нему стол, опрокинув его набок. Столешница толстенная, вполне сможет удержать пулю, хотя и не факт. Дверь точно выдержит, на то она и рассчитана, и даже оконце в ней есть. Реалии изменившегося мира, когда для спасения жизни приходилось учитывать все: неизвестно, где настигнет тебя беда.
– Глеб, это с Кодой связано? – Егор занял место сбоку от окна и теперь осторожно в него выглядывал, чуть сдвинув занавеску.
Чужинов кивнул: именно.
– А Гуров, он кто? – продолжал расспрашивать Джиоев. – За Коду слышать приходилось: наведался туда пару лет назад темной ноченькой какой-то человек и занулил половину бандитов в один ножичек. Все на Чужака грешат, но спрашивать в открытую боятся. – Рустам улыбался.
– Олежа Гуров? Был такой хороший паренек. Пока этим козлам в руки не попался. – Прокоп стоял у дверей, держа автомат наготове. – Эти черти так над ним измывались, в кусок мяса превратили. Хотя, казалось бы, за что?
Чужинов кивнул снова: Олега он едва признал, хотя тот его напарником почти три года пробыл. Сколько им вдвоем испытать пришлось, в каких только ситуациях они не побывали, а тут буквально на пустом месте.
Кто-то слил бандитам информацию о чужиновских закладках. А в них чего только не было! И стволы, и патроны, и медикаменты, и продукты. И все – ящиками, ящиками, ящиками. Логика у бандитов была проста: поскольку Гуров – напарник Чужака, знать он о них должен. Втроем парни тогда были. Двоих бандиты убили сразу, а Олега взяли раненым. И насмерть запытали. Ничего им Олег не сказал, как они над ним ни измывались. Да и как он мог сказать то, чего не знал? Потому что нет у Чужинова никаких тайных складов и никогда не было.
Уже позже Викентьев высказал предположение, согласно которому конечной целью акции был сам Чужинов. Причина? То, что Глеб дорогу многим перешел, а еще большим крови попортил, – это даже не обсуждается.
– Весь расчет был на то, – говорил Викентьев, – что голову ты потеряешь, когда узнаешь, что с Гуровым произошло. Одно дело, когда от пули, в бою, и совсем другое, когда вот как с твоим другом.
А Чужинов ее и потерял – в Коду отправился. Так что не прав Чернявый, утверждая, что Глеб всегда может себя сдержать.
– Сколько у него бойцов? Человек полтораста наберется? Всех не положим – это ясно, но проредить сумеем славно. – Денис, приоткрыв оконце в дверях, выглядывал в пустой зал.
В том, что все именно так и будет, Глеб нисколько не сомневался: не те у него ребята, чтобы уйти и каждому с собой пяток-другой на тот свет не утащить. Вот только задача у них иная: выполнить поручение, которое им дала Старовойтова. Даже не поручение – просьбу, почти мольбу.
"Надо каким-то образом отсюда выбираться, – размышлял он. – Попробовать пробиться боем? И как же нас так угораздило, а?"
– Егор, взгляни, решетка на окне не распашная?
– Нет, – через некоторое время сообщил тот. – К тому же на дюбели посажена. Вопрос у меня: почему они нас сразу вальнуть не попытались?
– Да черт их знает. Возможно, сомнения его взяли, что это именно Чужак. Рома, – обратился Семен к Крапивину, – видишь, как с нами весело? Ты попробуй объяснить, что случайно среди нас оказался, может прокатить.
– Дуру не гони. – Роман поморщился. – Глеб, я вот что тут подумал: хмырь этот, Скрябин, говорил, ужин, мол, скоро. Придут люди, и мы их в заложники возьмем. – И сам же себе ответил: – Что я говорю: кто же теперь сюда их пустит?
– Ну да, заложники – это по твоей части, – кивнул Киреев. – Надо было этого Чернявого сразу в плен брать. Хотя толку-то. Глеб, что делать-то будем?
– Ждать, просто ждать. Но не расслабляемся: одной слезоточивой шашки хватит, чтобы тепленькими нас здесь взять.
– Может, пока не слишком поздно, попробуем прорваться? – предложил Рустам.
– Нет. Повторяю: сидим и ждем. – Что-то упрямо подсказывало Глебу, что никакой бойни не будет.
– Пожарили мясца! – Киреев внимательно изучал стену, разделяющую их со смежным помещением, он даже рукояткой ножа в нескольких местах по ней постучал. В отличие от наружной, она должна быть тоньше, а сам Прокоп – подрывник с немалым опытом, и если их действительно здесь прижмут, есть шанс, что он сумеет сделать запасной выход.
– Так, Егор, достань что-нибудь перекусить: ожидание может затянуться. Сема, форточку открой: жарко становится. – В комнате не было слишком жарко, но снять верхнюю одежду с себя они так и не успели, а теперь и вовсе смысла не было.
– Глеб, они идут, – подал голос стоявший у дверей Рустам. – Пятеро. Чернявин, Скрябин и еще трое.
– Что-то маловато для штурма. И в окно никакой движухи не наблюдается. Вернее, движение как раз есть, но самые обычные прохожие. – Поликарпов, опрокинув стол снова на ножки, установил его посередине комнаты, там, где он и стоял прежде.
Через открытое в дверях окно отчетливо были слышны шаги нескольких человек. Вот они приблизились к самим дверям, после чего раздался голос Чернявина:
– Открой, Чужак, поговорить нужно.
– Да заходите, открыто. Делать нам больше нечего, как ее запирать, – и Рустам, распахивая дверь во всю ширь, демонстративно зевнул.
Джиоев солгал: массивную задвижку он отодвинул одновременно с ответом, благо что она не выдала его лязгом. Рустам продолжал оставаться на месте и даже не подумал пошевелиться, когда всем пятерым, по очереди, пришлось протискиваться мимо него. Он лишь недобро ухмылялся, глядя в лицо каждому.
Чернявин остановился посреди комнаты, осмотрел ее, как будто видел впервые, затем произнес:
– Чужак, я тут думал-думал, и вот что мне в голову пришло. Мне сказали, что вы из Мирного идете. В Однинск?
Глеб кивнул, подтверждая. Тот посмотрел на него в ожидании вопросов и, не дождавшись, продолжил:
– Заходили к нам уже люди из Мирного, числом десять, месяца два назад. Тоже в Однинск направлялись.
Чужинов промолчал снова. Нетрудно догадаться, что заходили. Иначе откуда бы тот знал про Однинск, разговора у ворот о нем не было.
– Так вот, знаю я, кто и для какой цели людей туда посылает. И, судя по тому, что новая группа пошла, старая не вернулась. Так?
На это раз Глеб кивнул.
– Вот в этом и сложность. Дело-то всех касается, чисто по-человечески я тебе помочь должен. Но…
– Что "но"?
– Загвоздка вот в чем: даже если тебя твари на моих глазах неделю по кусочку жрать будут, я столько удовольствия не получу, как если бы своими руками… – и Антон, вытянув перед собой полусогнутые руки со скрученными пальцами, зачем-то на них посмотрел. – За друганов моих, за себя лично… Я понимаю, – сделал он знак рукой Чужинову, чтобы тот его не перебивал, хотя Глеб стоял молча и даже не думал, – бойцы у тебя штучные, каждый троих-четверых, а то и больше стоит. Не поймут меня люди, если я своих положу, чтобы до тебя добраться. Но и отпустить тебя вот так не могу: ты же мне, собака, иной раз ночами снился.
– Ну и что ты предлагаешь?.. – Глеб не понимал, куда тот клонит.
– Это все я к чему? Ножичком ты вроде махать умеешь, так давай выйдем раз на раз, а? Слово даю: чем бы ни закончилось, уйдут твои люди, с тобой или без тебя – тут уж как получится. Ну так что?
Глеб даже головой тряхнул, настолько слова Чернявина стали для него неожиданностью. Он собирался ответить, когда в разговор вмешался Рустам.
– Дядя, а девчонки симпатичные у вас тут есть? – обратился он к одному из сопровождения Чернявина, положив руку тому на плечо и заглядывая в глаза.
– Ну есть, – растерялся "дядя".
– Много?
А когда тот сумел придать лицу соответствующее невозмутимое выражение и даже попытался что-то сказать, Рустам пренебрежительно от него отмахнулся и повернулся уже к Чернявину:
– Слышь, Червивый, или как тебя там… Тут у вас, как выясняется, красавиц полно, ты здесь главный, мужик совсем не старый и по-любому их пользуешь. Жрешь конечно же лучше всех. Теперь вопрос: на какой хрен ты смерть свою торопишь? Ну пожил бы еще какое-то время, пока вот ему, – и он указал пальцем на Чужинова, – не до тебя. Ты же, пес смердячий, и так на два года лишних на этом свете благодаря своей козлячьей удаче задержался. Это потом он по твою душу придет, можешь даже не сомневаться, – и Джиоев сплюнул, едва не угодив на носок ботинка Чернявина.
– Рустам! – повысил голос Чужинов, но тот уже повернулся к ним спиной, пробормотав зло: "Да пошел он!"
Было видно, что Чернявин едва сумел с собой совладать: глаза у него налились кровью, а рот приоткрылся в злом оскале. Он бешено посмотрел на спину Джиоева, словно пытаясь испепелить того взглядом. Рустам, словно почувствовав, поднял руку с отставленным средним пальцем.
Наконец Чернявин пришел в себя.
– Ну так что, Чужак? – повторил он свой вопрос.
– Нет, конечно, что ни говори, у домашней животины мясо все-таки нежнее, – и Киреев, отдуваясь, отложил ложку в сторону. – Как будто бы и кабанчик молоденький, но одно слово – дикий зверь.
– Два слова, – хмыкнул Денис Войтов, пододвигая сковородку с жареным мясом к себе поближе.
– Не понял? – Прокоп сытно икнул.
– "Дикий зверь" – два слова, – объяснил Денис.
– Да хоть четыре. Один черт – мясо жесткое. – И, обращаясь уже к Чужинову, спросил: – Глеб, может, ну его на хрен эти гладиаторские бои? Этот гаденыш не иначе какую-нибудь пакость задумал. Ну не верится мне, что все по-честному будет. Да и слышал я за этого Чернявого: он с Хасаном вот так же на ножах один в один выходил. Зарезал он его, а уж тот на что мастер был!
– Мы уж как-нибудь, – прикрывая рот ладонью, до хруста в ушах зевнул Чужинов: после обильной трапезы неудержимо тянуло в сон. – Да и поздно теперь что-то переигрывать. Тем более все равно мне когда-нибудь пришлось бы дело свое доделывать: сам виноват, что накосячил. И чего тогда откладывать, коль скоро возможность подвернулась? Он только за Гурова смерти уже достоин.
"Ну и за Марину в какой-то степени", – подумал Глеб.
Как ни отнекивался каждый раз, когда Марина затевала разговор о том, что произошло в доме, где он впервые ее увидел, но однажды все же пришлось ее выслушать. Правда, ничего страшного он не узнал: заглянул в тот домик Глеб удивительно вовремя: Марина только тем и отделалась, что испугом да разорванной одеждой.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Прокоп. – Может, тогда мой нож возьмешь?
Нож у Киреева знатный: Прокоп им зажатые в тисках гвозди одним движением перерубал, а затем демонстративно начинал строгать волосинку.
– Спасибо, – отказался Чужинов. – Я к своему привык. Рустам, – обратился он к Джиоеву, – что-то я тебя не узнаю. Нервным ты каким-то стал, раньше за тобой такого не замечалось.
– Кто бы только знал, как я этих козлов ненавижу! – Лицо Рустама исказилось от ненависти. – Я, пока в ваши края добирался, такого насмотрелся! Как девчонок малолетних на глазах у их матерей!.. Как из-за сраной банки тушенки пулю в спину исподтишка!.. Как своим же в ноги стреляют, чтобы тварей задержать на какое-то время, в надежде шкуру свою спасти! А этот пришел сюда, бог и царь, справедливости какой-то требует, в благородство играет! – Он на мгновение умолк. – Никогда никому не рассказывал… Познакомился я еще в самом начале где-то под Воронежем с девушкой. Всю ее семью – отца с матерью и сестренкой младшей на ее глазах твари сожрали, сама она чудом спаслась. Славная такая девушка… Ну, думаю, попал ты Рустам: вот она, такая любовь, про которую только в книжках пишут да в кино показывают. Все у нас с ней замечательно было. А потом пришли эти черти и закончилась моя любовь. Меня самого не было, я потом тысячу раз пожалел, лучше бы уж убили меня, чем такое увидеть. Оля еще живая была, на руках у меня и умерла. Все говорила, чтобы простил я ее, как будто она виновата в том, что они ее толпой… Как я тогда Бога молил, чтобы она выжила, кто бы только знал! Но нет его, наверное, если он не услышал.
Рустам отвернулся, и плечи его мелко затряслись.
– Я их долго потом выслеживал, – голос его то и дело прорывался, – пока всех не достал. Не поверите: на могилку их головы приносил, к Олиным ногам складывал. Как умом не тронулся, до сих пор не пойму. А может, и тронулся, сам иногда сомневаюсь.
– Все мы насмотрелись и наслышались, – глухо сказал Прокоп Киреев. – Иной раз даже непонятно, кто больше звери: твари или такие вот нелюди.
Глава 15
Гладиаторские бои
Перед тем как снять часы с руки, Чужинов посмотрел на циферблат: одиннадцать тридцать две – они уже пару часов как должны быть в пути. Затем взглянул на небо – погода предвещала быть ясной, что тоже настроения не прибавило: такой денек пропадает! Налетит непогода, и придется ее пережидать, потому что себе дороже идти в метель, когда в нескольких шагах не видно ничего. Пока Бог миловал, но надолго ли?
– Смотри-ка, сколько народу собралось. – Прокоп усмехался. – Нет чтобы скромненько все обставить, так этот чмырной балаган решил устроить. Глеб, может, все-таки мой возьмешь? – в очередной раз предложил он свое сокровище.
– Нет, – вновь отказался тот. Затем обратился к остальным, стоявшим плотной кучкой: – Все всё запомнили? Зрелищем, как два барана будут стараться друг другу кровь пустить, не увлекаться, действовать, как договорились.
– Все понятно, Глеб, – кивнул за всех Роман Крапивин, выглядевший, как обычно, серьезней некуда. – Ты уж поосторожней: от него что угодно можно ждать.
– Постараюсь, в моих же интересах.
– Ты смотри-ка, не врал тот дятел: симпатичных девиц и правда хватает! – искренне удивился Рустам.
– Кто о чем, а вшивый о бане, – пожал плечами Денис.
– Насчет бани – это к Поликарпову, – парировал Рустам, а когда Семен открыл было рот, чтобы ответить, судя по ухмылке, что-то не менее колкое, толпа зрителей, и без того говорливая, зашумела еще громче.
– Идет! Идет!
И действительно: в образовавшемся живом коридоре показался Чернявин, в накинутой на голый торс собачьей дохе. Он шел в сопровождении тех же трех громил, что наведывались вместе с ним в столовую.
По центру толпы тут же образовалось пустое пространство диаметром в семь-восемь метров.
Чернявин, вероятно, затягивать не желал, потому что, сбросив доху движением плеч, тут же вышел в центр, приглашающе махнув Чужинову: подходи. Обнаженный по пояс, Чернявин выглядел внушительно: под кожей перекатывались бугры мускулов, которыми он поигрывал явно на публику. Что удивительно, на самой коже не было видно ни единой татуировки. Лишь шрамы: пулевая отметина на правом боку возле самого пояса; неровный, похожий на осколочный на две ладони повыше; ну и тот, что оставил ему сам Чужинов – начинающийся у самого горла и заканчивающийся в районе левой подмышки.
– Удачи, Глеб! – хлопнул Чужинова по плечу Денис Войтов.
Чужинов скинул с себя куртку, положил ее поверх сложенных в кучу рюкзаков, подмигнул Егору и пошел навстречу Чернявину.
– А он ничего так мужчинка! Жалко будет! – услышал он голос откуда-то из толпы.
– Ну да, Зойка, ты только его еще и не попробовала, – ответил ей другой, тоже женский.
– Да они все там красавчики, – не осталась в долгу первая. – Я бы их всех в плен на пару неделек взяла.
Тактика армейского ножевого боя значительно изменилась после того, как в армиях всего мира повсеместно начали применяться средства индивидуальной защиты. И действительно, какой смысл в тычковых ударах, когда бронежилеты обязаны держать пулю? Потому техника начала строиться на ударах режущих: на теле человека достаточно мест, где магистральные артерии расположены неглубоко. Стоит повредить одну из них, и противник истечет кровью. И если даже не умрет сразу, то ослабеет настолько, что продолжить бой будет не в состоянии.
"Только когда нож много значил? – усмехнулся Чужинов, вспомнив шутку из своего армейского прошлого о том, что в рукопашной схватке побеждает тот, у кого больше патронов. – Если уж на то пошло, обычная саперная лопатка куда более грозное оружие в ближнем бою, нежели самый современный тактический нож".