* * *
Ночь опустилась на джунгли Симилы.
Спали в своих норах, под охапками сухих листьев аборигены. Спал за решетчатыми стенами мастерской новый вожак, доказавший свое право на власть проломленными черепами нескольких соперников: Спали, прижавшись к теплому материнскому боку, детеныши, - вопреки жестокой битве за существование, в которой решает случай, они недавно вылупились из яиц..
Не спали разведчики. Отгороженные от мира превратностей прочными стенами вездехода, они лежали на своих койках.
Сквозь бронестекла сочился слабый-слабый свет звездного неба. - Лучше вам, Сергей Сергеевич? - спросила Таня. Резницкий весь вечер отлеживался. Он чувствовал себя разбитым, остро болела голова, и только теперь, начало сказываться действие двойной дозы препарата, восстанавливающего силы.
- Лучше, Таня.
- Постарайтесь заснуть.
- Да. Конечно…
Некоторое время молчали. Койка Новикова была наверху, возле
иллюминатора, и он, лежа на боку, смотрел на Колесо, вырисовывающееся черным силуэтом на фоне звездного неба.
- Вы спите, Алеша? - спросил снизу Резницкий.
- Думаю.
- Мы удивлялись, почему в бывшую зону Центра ни разу не входили динозавры. Теперь понятно.
Да, теперь понятно, подумал Новиков. Вдоль границы зоны, постоянно кружат роботы. Они настроены на гигантов-ящеров, и стоит одному сунуться в зону - робот тут как тут, преграждает ему дорогу силовым полем. Надежно и экономно: на роботов уходит энергии куда меньше, чем на постоянный силовой "колпак", который прежде накрывал зону. Да, Центр нашел рациональное решение вопроса безопасности, ничего не скажешь.
"Здесь только я. Других я сюда не пускаю". Что означал этот ответ Центра? "Другие" - очевидно, динозавры. Он действительно не подпускает их. Но почему - "только я"? Ведь он создан для опеки жителей зоны. Или он считает, что подопечные - это часть его самого? Странная мысль…
Новиков спохватился, что не слушает Резницкого.
- …Судя по записям датчиков, есть что-то общее с гипнополем, - говорил Сергей Сергеевич. Правда, гипнополе, как правило, вызывает у всех одни и те же зрительные образы, а тут…
- Позвольте, - сказал Новиков, - существует метанимия, или как там…
- Метамония, - поправил Резницкий. - Одно и то же видение, упорно возникающее в возбужденном мозгу.
- Вот-вот. Метамония. Я размечтался о Зверобое - и увидел его, в тот раз, помните? Вам померещилась Таня - ну что ж, значит, вы думали о ней.
- Гм… Но метамония - редчайший случай. Как и вообще отклонения от нормальной психики. Уже очень давно медицинская статистика не регистрирует метамонии.
- Сергей Сергеич, здесь придется завести свою статистику. Ненормальные условия - вот в чем дело. Мы здесь живем в постоянно действующем поле. Оно не поддается нашим измерениям, но оно существует - я уверен.
- Вы уже говорили. Поле, вызывающее чувство взаимной неприязни, даже вражды… Я не склонен, Алеша…
- Да нет же, Сергей Сергеич! - Новиков повернулся на живот и свесил голову, пытаясь разглядеть в темноте лицо Резницкого. - Вы сами обнаружили у аборигенов гипертрофию субстанции нигра, верно?
- Да, это так.
- Вначале я не придал этому особого значения. Ну, подумаешь, - субстанция нигра! Она ведь занимает в системе мозга скромненькое место, правда?
- Безусловно. Черное вещество с определенной функцией - координировать жевание и глотание. Оно обеспечивает автоматизм процесса. Скромная, но достаточно ответственная функция. Иначе мы бы жевали, жевали пищу, не зная, когда проглотить ее. Или, наоборот, глотали бы не разжевывая… Вы что, Алеша, клоните к тому, что ваше гипотетическое поле избирательно направлено на черное вещество мозга?
- Да. Центр постоянно поддерживает у аборигенов эту самую нигра в возбужденном, чрезвычайно активном состоянии. В неразвитом мозгу, следовательно, доминирует один инстинкт - жевать и глотать. Жевать и глотать! Как можно больше. Лучше - все время. Отсюда - все прочее. Они бросаются отнимать друг у друга пищу. Они, не колеблясь, проламывают друг другу черепа - лишь бы завладеть орехом. Не останавливаются даже перед тем, чтобы сожрать собственное потомство.
- Впечатляющая картина, - сказала Таня. - Но, мне кажется, ты ошибаешься, ставя социальные мотивы поведения в прямую и непосредственную зависимость от чисто физиологических.
- "Мне кажется" - это уже хорошо, - съязвил Новиков. - Это уже элемент сомнения. Раньше ты изрекала, не оставляя права апелляции.
- Ах, перестань, Алеша… Ты-то уверен в своей правоте?
- Нет, не уверен. Но когда я вскоре после сытного завтрака нестерпимо хочу, извините, жрать… и когда ловлю себя на страстном желании уклониться от общения с вами… В общем, мне крайне неприятно, что некто со стороны будоражит мою субстанцию нигра. Будучи убежденным собственником, я предпочитаю распоряжаться ею самолично.
- У тебя удивительная манера острить некстати, - сердито сказала Таня. - Цивилизованный человек должен по меньшей мере уметь обуздывать жевательный инстинкт.
- И глотательный, - уточнил Новиков. - Танечка, тебя долго и старательно учили истории. Ты прекрасно в ней разбираешься. Но, будь я главным историком планеты, я бы учредил кафедру истории утоления голода. Я бы ввел в социологию метод точного математического анализа: где и когда в человеке кончается едок и начинается собственно человек. Может быть, такая методология облегчила бы нам контакт с внеземными цивилизациями.
После недолгого молчания заговорил Резницкий:
- Действительно, накопленная информация дает основание предположить, что Центр избирательно воздействует на черное вещество мозга. Но вот вопрос: результат ли это самосовершенствования машины - или первоначальная программа, заложенная ее создателями?
- Откуда я знаю? - сказал Новиков. - Вполне возможно, что именно этого хотели ее создатели. Представьте себе очень самоуверенных граждан, которые, основываясь на собственном опыте, решили, что постигли сущность жизни. Они могли рассуждать примерно так: для чего в конечном счете мы существуем, что главное? Жрать! Набивать утробу. И поскольку самой природой создан механизм, управляющий жеванием и глотанием…
- Перестань, Алеша! - взмолилась Таня. - Ты говоришь просто страшные вещи. Такую сложную машину не могли создать примитивные полуживотные.
- Ты права, как всегда. Правда, бывали и в земной истории мелкие эпизоды. Например, фашистские диктатуры XX века. Они были очень озабочены такой безделицей, как сохранение низменных инстинктов. И на них, представь себе, работало немало ученых. Они напридумывали уйму забавных игрушек, от которых человечество чуть не захлебнулось в собственной крови. Охотно допускаю, что тебе не нравятся такие страшные вещи…
- Мне не нравится твоя злая ирония.
- Ладно. Молчу.
Текла за иллюминатором чужая ночь. Чуть левее. Колеса взошла над изрезанной стеной леса красноватая звезда. Новиков знал, что это не звезда, а планета системы Альфы Верблюда, следующая за Си-милой. Туда тоже высадилась группа разведчиков. Каково им сейчас? Будем надеяться - лучше, чем нам…
Опять он спохватился, что не слушает Резницкого.
- …поскольку он не знает другой опасности, кроме вторжения динозавров, Центр перестроил систему защиты зоны, - доносился снизу голос Сергея Сергеевича. - И таким образом решил "формулу невозможного". Однако он затратил на это слишком много энергии… слишком много… Непонятно, почему Центр отключил кормушки. Вы говорите, Алеша, синтезаторы продолжают работать. Почему же бездействуют кормушки? Допустим, он снял энергию с линии доставки, когда решал задачу…
- И убедился, что обитатели "рая" принялись пожирать яйца, - вставил Новиков. - А может, и друг друга - кто знает, что здесь творилось за время нашего отсутствия.
- Ну, до этого, как будто, не дошло. Но в общем, конечно, сработал закон адаптации. Еще одно доказательство его всеобщности… Уцелевшие приспособились. Научились выкапывать орехи. Алеша, вы помните Севастьяна?
- Как не помнить вашего любимчика. Мне. даже пришло однажды в голову: не Севастьян ли был Вожаком?
- Нет. - Резницкий заворочался внизу. - Нет, конечно. Это вы бросьте.
Спустя минуту он заговорил снова:
- Допустим, Центр перестал кормить аборигенов, когда убедился, что они сами в состоянии прокормиться. Но в его программу входил учет поголовья. Прежде он для подсчета населения пользовался счетчиками кормушек.
- У него достаточно приемников информации и без этих счетчиков. Он, безусловно, продолжает считать. Возможно, число рождающихся примерно равно, числу погибающих, и средние цифры соответствуют программе Центра.
- Возможно, - согласился Резницкий. - Тогда становится понятным, почему он остановил Колесо. Ведь оно было нужно Центру для ликвидации излишков населения. Теперь, в условиях саморегуляции, Колесо не нужно. Гм… Жестокий, дьявольский рационализм во всем…
- Вы правы, - сказал Новиков. - Это дьявольская машина. Вы удивлялись, куда идут "пряники", которые вырабатывают синтезаторы. Никуда не идут. Центр их сам потребляет.
- Потребляет?
- Центр их синтезирует и снова разлагает на составные части. При этом высвобождается энергия, которую он и пожирает. Это не просто машина управления. Это гигантская модель субстанции нигра.
- Гм…
- Да, Субстанция Нигра, говорю я вам! Идеально налаженная Машина Жевания и Глотания. Электронный сгусток зла.
* * *
Красноватая планета еще поднялась над зубцами леса и сдвинулась влево.
Новиков лежал лицом к иллюминатору и смотрел, как текла чужая ночь под чужими, непривычными для человеческого взгляда созвездиями.
Когда-нибудь они станут привычными, как крест Лебедя, как ковш Большой Медведицы. Да, когда-нибудь здесь, на Симиле, "похожей" планете, поднимутся прекрасные города. Планета станет родным домом для бесконечной череды поколений. Базой для дальнейшего проникновения в космос. Веселые, работящие люди всей мощью современного знания ускорят развитие местной популяции…
Все это будет.
А пока - спит Симила. Глухая ночь медленно бредет в джунглях. Прислушайся - и ты услышишь, как цепко тянется вьюнок ко всему, что еще не успел оплести… как зреет в глубине земляной орех… как остывает в ночной прохладе камень, который завтра проломит чей-нибудь череп…
Снизу - ломкий голос Резницкого:
- Вы спите, Алеша?
Не хочется отвечать. Да, он спит. Глаза у него закрыты…
Ничего не будет!
Ничего, пока бегут по черным панелям цветные огоньки - следы бросков и перемещений злой энергии. Ничего, пока излучатели Центра мощно воздействуют на черное вещество мозга. Решительно ничего, пока властвует тут Субстанция Нигра.
Тихо журчат внизу голоса.
- Пусть спит (это голос Резницкого). Ему приходится труднее, чем нам. Непосредственный контакт с этой машиной, знаете ли…
Унизительно. Унизительно для человека быть придатком собственного желудка. Тысячелетиями человек уходил, отдалялся от этого. И все-таки что-то в нем осталось… нечто от пещерных времен, о чем он сам и не подозревает… предательское, глубоко затаившееся нечто.
Но почему непременно я?..
Что ж, кто-то должен быть первым. На то и существуют разведчики, чтобы приходить первыми, чтобы прокладывать дорогу, по которой пойдут другие, многие. Может, и Витька когда-нибудь. Может, Витька будет застраивать и обживать планету, и она станет ему родным домом.
Хорошо, что никто не видит его, Новикова, лица.
Теперь - голос Тани:
- Когда вы шли за этим роботом и звали меня… не знаю, что вдруг стало со мной…
- Лучше бы вы не ввязывались в эту экспедицию, - глухо отвечает Резницкий.
- Мне ничего не надо. Только быть с вами. Всегда.
- Милая Таня… Должно быть, я плохой разведчик, если не могу справиться с самим собой… Впрочем, все чепуха. У меня никогда не было и не будет времени для семьи и тому подобного. Вы вернетесь на Землю, и больше мы не увидимся.
- Нет, дорогой мой Сергей Сергеевич. Без вас я просто не смогу жить. Мы никогда не расстанемся…
Теперь Новиков улыбается. Глаза у него закрыты.
Наверное, уже недалеко до рассвета.
* * *
Утром они - все трое - пошли проведать детенышей.
Новорожденные аборигены жались к матерям, испуганно взвизгивали, не давались в руки. Все-таки Резницкий заполучил одного и, пока. Таня и Новиков сдерживали атаки рассвирепевшей матери, успел сделать первичные измерения. Новорожденный, а заодно и его мамаша, были вознаграждены сладкой пастой, и тут откуда ни возьмись на запах: пасты пожаловали самцы, и разведчикам с трудом удалось предотвратить, драку.
- Отличный выводок, красавец на красавце, - сказал Новиков. - Ну как, Сергей Сергеич, хорошая энграмма у этого юного увальня? Все зубцы в порядке?
- Нужен сравнительный анализ, Алеша. Первое впечатление более или менее благополучное.
- Пока Центр не начал сворачивать ему мозги набекрень, - добавил Новиков. - Эй, Татьяна, поберегись!
Таня бесстрашно стояла в окружении трех-четырех аборигенов, видимо, ожидавших от нее пасты. Аборигены верещали, и Таня вдруг пролопотала коротко и неуверенно.
Новиков засмеялся: вот ведьма, недаром часами возится с звукозаписями, с лингофоном, уже выучилась лягушачьим артикуляциям…
- Ладно, - сказал он. - Пойду-ка и я побеседую.
Резницкий, занятый киносъемкой, кивнул.
Новиков направился к берегу рва, по дороге попались ему цветы- мелкие колокольцы, черные и белые. Он нарвал охапку, вернулся, насвистывая, и протянул цветы Тане.
- Что это? - не поняла она. - Зачем?
- Дарю, - сказал Новиков.
- Спасибо, но они мне не нужны. Они даже не пахнут.
- Эх ты… Артемида здешних лесов, - сказал Новиков. - Не хочешь, не надо.
Он сунул букет в развилку дерева и пошел, насвистывая, к кольцевому рву. Не доходя, оглянулся. Таня и Резницкий не смотрели на него, они были заняты сравнительным анализом.
Плотик, привязанный к стволу дерева, мирно покачивался на зеленой воде. Новиков решил обойтись без него. Сегодня ему не нужны ни плот, ни "посредник".
Он скинул одежду и остался в одних плавках. Комбинезон он повесил на сук дерева. Невольно взглянул на свое отражение в воде. Отражение было четким, и он всматривался в него, будто впервые увидел самого себя.
Почему-то вспомнилось, как они с Мартой, путешествуя По Италии, полдня простояли перед "Давидом". Гигантская статуя поразила его. Нет, не мускулатурой, конечно. Микельанджело, изваявший сильное тело юноши, вряд ли представлял себе мускулатуру далеких потомков. Да и в одних ли мышцах дело? Что знал Давид об окружающем мире, каков был объем его информации?.. Поразило Новикова другое - концентрация волевого напряжения юноши, гневный взгляд, устремленный на врага, готовность к схватке не на жизнь, а на смерть. Было в Давиде нечто, утраченное нынешним благополучным человечеством…
"Типичный варвар", - сказала тогда Марта.
Новиков усмехнулся, вспомнив это. Ах, Марта, хорошо, что ты далеко от всего этого. Я тебе расскажу… Когда вернусь домой, я расскажу, как стоял на берегу рва и вспоминал Давида. Все расскажу тебе и Витьке.
Он перевел взгляд на решетчатую башню Центра. Усмешка сползла с лица. Теперь Новиков чувствовал себя готовым к борьбе.
Он сделал глубокий вдох, сильно оттолкнулся и прыгнул вниз головой. Он поплыл под водой, чувствуя ее упругое сопротивление ладоням и видя, как внизу, в глубине, длинными желтыми змеями колышутся водоросли.
* * *
"Твоя логика построена на одной лишь функции мозга, на вспомогательной функции, не главной. Твоя логика ошибочна. Она опасна для всех.
Почему ты не отвечаешь?
В течение всего времени своего существования ты губил живые существа. Ты считал, что охраняешь их, но это неправда. Ты их губил. Ты превратил их в идиотов. А теперь ты сеешь вражду и ненависть. Ты мешаешь их развитию. Ты не нужен.
Почему ты не отвечаешь?.."
В глубокой тишине мигали схемы на черных панелях. Новиков с трудом одолевал давящее ощущение усталости. Ну нет, сегодня тебе не удастся выжить меня отсюда, подумал он с ожесточением.
Ответный импульс… Новиков весь напрягся…
"Что значит течение времени? Не понимаю. Я был всегда".
Он не понимает! Время, последовательность событий - он этого не понимает! Значит, нет прошлого, нет будущего? Одна лишь застывшая вечность?..
Ох, и хитры же они были, создатели Центра, не давшие ему понятия Времени. Они сами, как видно, хотели остановить Время. Остановись, мгновенье, ты прекрасно… Владеть всей жратвой мира - и не нужно течения Времени. Вечная праздность вне Времени…
Как втемяшить ему, как втиснуть понятие Времени в клетки логических фигур? Он знает лишь одну логику - жевать и глотать, синтезировать и разлагать…
Все равно не отступлюсь!
"Слушай! Ты не нужен. Ты не нужен. Ты мешаешь. Останови синтезаторы. Выключись!"
"Кто ты такой?"
Ага, ты отвечаешь. Ты никак не можешь понять, что могут быть другие, которым ты не нужен…
"Я другой! Ты мне мешаешь".
"Здесь только я. Все, что здесь, - это я. Ты тоже".
Новиков со стоном упал на землю. Глаза застилал туман. Не было ничего вокруг. Ничего, кроме острого ощущения голода. И вдруг - сквозь туман - всплыли в гаснущей памяти слова. Странные, далекие…
Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы…
Откуда это?
В следующий миг Новиков выпрямился. Яростным усилием воли заставил себя подняться на ноги.
"Хорошо! Я - это ты… Я не нужен. Я должен выключиться. Я должен выключиться…"
Еще какое-то мгновение он сознавал, что его сконцентрированная до предела мысль проникает в логические связи Центра. Логика Центра уступала, ее больше не было, была только его логика, Алексея Новикова… Нет, нет… Только моя логика. Я - зло. Я мешаю, я не должен существовать, я должен выключиться… Постой, как же выключиться, если сердце стучит, бьется о ребра, оно не может выключиться… Вот оно, сердце, оно гонит кровь… вот она бежит по разветвленным схемам… сюда, а теперь сюда… ох, больно! А дальше? Стой, где я?.. Нет, нет, дальше, теперь по этим спиралям - к мозгу! Да, да, все ближе… Значит, вот здесь - выключение. Мгновенно и локально…
Ну - выключаюсь!
* * *
- Почему он не отвечает? - Таня повернулась к Резницкому и увидела, что он стоит у дерева и трогает комбинезон, висящий на сучке.
- Он не взял с собой видеофон, - сказал Резницкий, вглядываясь в башню на том берегу рва.
- Алеша! - крикнула Таня. - Алеша!!!
Они прислушались. Тихо. Только эхо слабо откликнулось.
Резницкий стал спускаться к плоту, хватаясь руками за кусты.
- Я с вами, Сергей Сергеич, - сказала Таня и тоже полезла вниз.
Беззвучная волна горячего воздуха отбросила их, придавила к обрыву.
Они подняли головы и увидели там, где еще мгновение назад высились решетчатые купола Большого Центра, пустое и ровное место.
---
Журнал "Литературный Азербайджан", 1967, No 1