– Да он ни хрена не помнит. Деньжата-то ему сынок выдает. Сколько попросит, столько и получит. А нам просить не у кого.
Тарутян аккуратно выудил из карманчика тысячную купюру и вернул бумажник на место. Дружников взял Тарутяна под руку и повел к двери:
– Теперь пойдем, отметим первый честный день господ уголовников.
– Имеем право. Их честность – наша з-з-з-заслуга. Свой ген "h" для них не пожалели.
В конце улицы работала круглосуточная пивная "Артем". Аспиранты уселись за столик у окна и заказали триста граммов водочки и две порции селедки с вареным картофелем. После первой рюмки Тарутян спросил:
– Ты хоть чувствуешь его от-т-т-сутствие?
– Чье отсутствие?
– Этого "h".
– Естественно, чувствую. Видишь, пью водку. А то бы сосал лапу. Кстати, как и ты.
– Без н-н-него, в натуре, жить легче.
– Естественно. Нам раньше на бананы для обезьян Катька выдавала по десять тысяч, и мы, идиоты, на все покупали. Теперь бы я штуки три точно себе отложил. Хрен с ними, с обезьянами, не сдохнут. Ну давай за уголовный элемент.
Аспиранты чокнулись и подмигнули друг другу. Жизнь становилась легче, жить становилось веселей.
* * *
Прошло две недели. Опыт с уголовниками продолжался, но условия их содержания изменились. Стало ясно – бывшие рецидивисты денег и золота в арендованных апартаментах не тронут, и им разрешили выходить на улицу. Троица посещала кинотеатры, прогуливалась по городу, заглядывая и в кафе. Но до свинства друзья не напивались, возвращались засветло и вечера проводили дома. Несмотря на полное обеспечение и волю, настроение их день ото дня ухудшалось. Причин депрессии подопытных джентльменов профессор понять не мог. То ли тертые зеки догадались, что их прослушивают, то ли по другим причинам, но откровенных бесед под глазками скрытых камер и микрофонами не вели. Перебрасывались впечатлениями от прогулок, смотрели телевизор и резались в карты. Но для Бородина и его помощников главным оставалась их честность. На улице за уголовниками "присматривали" сотрудники безопасности банка Арсения, а в арендованной квартире сами ученые. Дежурства в аппаратной велись посменно, даже в то время, когда "квартиранты" отсутствовали. Александр Ильич, ранее в категоричной форме отвергавший мобильную связь, по настоянию сына трубку завел и довольно быстро освоил. Новый атрибут позволял помощникам держать с ним постоянный контакт. Сегодня профессор ночевал дома, а в аппаратной дежурили аспиранты. Без Сурковой, которая отпросилась на двое суток, Александр Ильич проявлял повышенное беспокойство и первый звонок выдал в восемь утра.
– У нас по-по-полный порядок, – доложил Тарутян: – З-з-зеки еще с-с-спят. Мы пьем чай.
Успокоенный профессор поблагодарил помощников и отключился. Тарутян и Дружников провели ночь в аппаратной, но им предстояло дежурить еще целый день до восьми вечера. При этом оба молодых ученых чувствовали себя отдохнувшими, и оставшиеся двенадцать часов бдений их не пугали. В офисных креслах не выспишься, но Суркова притащила из дома раскладушку, и они дрыхли по очереди. Помощники догадывались – девушка пеклась о патроне и раскладушку в первую очередь везла для него. Особое отношение аспирантки к профессору ни для кого из них не являлась тайной. Но ее обожание не выливалась в служебный роман, а существовало в форме милой заботы о рассеянном и чудаковатом ученом. Да и парням перепадало, как в случае с раскладной лежанкой.
Дружников допил чай, дожевал бутерброд с сыром и раскрыл журнал, где дежурившие ученые делали пометки:
– Вчера Лыкарина назвали Лыком тридцать пять раз. Сергея Косых – Косым пятьдесят три раза, а Водиняпина – Няпой двадцать девять. Это ты, Коля, записал?
– Я… Профессор просил отследить их речь. В последнее время они стали друг д-д-друга именами тоже называть. Это уже сдвиг.
– Дальше с матом. Читаю – "Твою мать" употребили всего двадцать пять раз, сочетание из трех букв упомянули всего семнадцать. О продажной женщине на букву "б" вспомнили всего одиннадцать раз.
– И это за весь д-д-день?
– Да…
– Наши ученые м-м-матерятся чаще.
Из микрофонов донесся характерный звук слива бачка ватерклозета. Дружников отбросил журнал в сторону:
– Слышишь, Колька, проснулись, – и, вскочив с табуретки, одним прыжком сиганул из кухни в рабочее кресло. Колесики, вмонтированные в ножки мебели, позволяли ему раскатывать вдоль панели, перемещаясь от экрана к экрану. По ходу движения аспирант делился увиденным тоном комментатора на спортивном ристалище.
– Лык писает. Заметь, не в ванную, а в унитаз. Косой почистил зубы. Колька, какой прогресс! А Няпа! Посмотри на Няпу! Примеряет галстук! Это с его-то рожей?! Я торчу… Наши братки уже при параде. Не иначе, намылились куда-то.
Странную торопливость уголовников отметил и Тарутян, успевший занять соседнее кресло.
Наскоро ополоснув физиономии, подопытные джентльмены нарядились в свои новые костюмы и исчезли с экранов.
– Надо звонить патрону. Что-то сегодня они больно рано…
– Не т-т-т-рогай профессора. Если что, ему позвонят без тебя. Лучше за-пи-пи-пиши в журнал, что они опять не тронули ни денег, ни золота.
– Уже записал…
– П-п-п-послушай, а ты знаешь, сколько там ба-ба-бабок? Мы же ни р-р-р-разу не считали.
– Пошли, посчитаем.
– П-п-пошли…
– А если они вернутся?
– Ну и что? М-м-мы не чужие. Имеем право.
Дубликат ключей от апартаментов у молодых ученых имелся, стоило лишь выйти из одной двери и войти в другую. Обитель джентльменов они посещали две недели назад, принимая работу ремонтников. После в ней бывал только профессор, и то несколько раз. В прихожей Тарутян повел носом:
– Чувствуешь з-з-з-запашок?
– Есть немножко, – согласился Дружников, ощутив смешанный запах табака с другим, специфическим духом тюремного общежития.
– Зеками п-п-пахнет. Странно, они вроде ходят в душ и вполне цивилизованно по-по-пользуются туалетом.
– Последние три дня. А до этого путали унитаз с джакузи…
Наблюдая за подопытными в самых интимных проявлениях их быта, ученые не могли не заметить разительных изменений в их поведении. Это касалось не только культуры гигиены, но и общения между собой. С каждым днем они все реже пользовались жаргонными словечками, реже ругались матом и даже называли друг друга по имени. Александр Ильич отметил это первым. В конце опытов он намеревался тщательно обследовать мозг каждого, чтобы понять, чем вызваны такие перемены.
В холле молодые ученые остановились возле небольшого комода. Дружников выдвинул ящик. В нем лежали две пачки долларов. Тарутян пересчитал купюры. В каждой оказалось по десять тысяч. Вернув валюту на место, они перешли в столовую. В буфете обнаружили еще три пачки долларов и пять пачек рублей. Деньги были запечатаны.
– Придется ра-ра-раскрывать.
– Зачем? Тут же написано – по сто тысяч.
– Уверен, что п-п-по сто?
– Конечно. Прикинь на глаз – купюры по пять тысяч каждая. Так и будет. И потом, это же в банке кассиры пишут…
В другом ящике буфета хранились две коробочки с ювелирными украшениями. Дружников высыпал содержимое одной коробки на ладонь:
– В цацках я не разбираюсь. Но весят они граммов сто, не меньше…
– Цену з-з-з-золота можно посмотреть в Интернете. Она теперь бы-бы-бы-стро растет.
– Тут еще и камни? Ты в них что-нибудь сечешь?
– У меня дя-дядя ювелир. Тоже Та-та-та-рутян. Он знает…
– В Ереване?
– Почему в Ереване? Он д-д-д-давно в Москве.
– Колька, только представь, сколько лет нам надо работать, чтобы нажить такое?
– Лет д-д-д-двести… Ладно, хватит с-с-слюни пускать. Пошли отсюда.
– Погоди, давай поглядим, что у них там с запасами? – Дружников открыл холодильник. Верхняя полка едва вмещала банки с пивом. Друзья переглянулись.
– Позаимствуем немного. Нам тут до вечера торчать, а зеки не обеднеют.
Набив карманы, прихватив в руки, сколько вмещалось, молодые ученые вернулись в аппаратную. По первой банке вытянули молча. Откупорив вторую, Дружников спросил:
– Коля, у тебя заграничный паспорт в порядке?
Тарутян пристально посмотрел ему в глаза:
– У меня в по-по-рядке. А у тебя?
– Весной менял.
– Тогда давай еще по ба-ба-баночке за наш эксперимент.
Друзья откупорили пиво и, чокнувшись, выпили до дна.
* * *
Арсений изменил привычке – после завтрака не поехал в банк, а пригласил отца к себе в кабинет и усадил в кресло:
– Папа, поздравляю с успехом.
– Сынок, поздравлять рано. Опыты необходимо продолжить до конца месяца.
– Продолжай, но пора начинать следующий этап. Это большая канитель, нельзя терять времени.
– Я не против, но надо как-то уладить вопрос с подопытными. Не возвращать же мужиков в тюрьму?
– Это не самая трудная проблема. Есть посложнее. Скажи, как ты собираешься внедрять свое изобретение в жизнь?
– Массовой активизацией гена у населения.
– Какова технология?
– Придется обучить врачей и развернуть специальные центры по всей стране.
– Технически это реально?
– Реально, но требует огромных затрат.
– Оставим пока тему финансирования. Я хочу понять весь механизм твоей идеи. Ты планируешь заставить людей пройти активизацию принудительно?
– Почему принудительно?
– А как?
– Пока не знаю.
– А ты подумай. Представь, российскому обывателю сообщили – ты жулик и вор, но мы тебе поможем – привьем честность. Попробуй смоделировать его реакцию?
Александр Ильич задумался, но ответа не находил.
Арсений усмехнулся:
– Не можешь? А я могу. Он пошлет тебя на известные три буквы.
– Возможно, ты и прав. Значит, принудительно. Начать с чиновников – желаешь занять кресло, пройди активизацию гена "h".
Арсений похлопал отца по плечу:
– В стране жуликов честный чиновник?! Не завидую его участи. Его или укокошат, или усадят в психушку.
– Что же делать?
– Есть только один путь – массовая, обязательная для всего населения, прививка. Но с такой инициативой к народу может обратиться только президент страны.
– Давай напишем президенту.
Арсений посмотрел на отца с грустью. Он ощущал себя не сыном мудрого ученого, а отцом подростка, которому пора рассказать, что детей не находят в капусте. И о том, что аисты к процессу деторождения отношения не имеет. Рассказать доходчиво, но при этом не травмируя психику "ребенка". Арсений любил отца, понимал, что тот живет совсем в другом мире и там преуспел куда больше других. Понимал он и значение работы Бородина-ученого, потому и пошел на серьезные расходы, чтобы папашу поддержать. Но в отличие от Александра Ильича, молодой банкир представлял все трудности, с которыми родителю предстоит столкнуться.
– Арс, чего молчишь? Растолкуй старому дураку, почему нельзя обратиться к президенту?
– Папа, ты ничего не понимаешь. Корреспонденцию к главе государства просматривают десятки людей из его окружения. Они и решают, показывать ему твое послание или нет. И как, ты думаешь, они поступят?
– Надеюсь, поймут серьезность моего открытия…
– Ты неисправимый идеалист. Им же тоже придется активизировать свой ген. А у них другие планы. Доступ к телу президента – один из самых прибыльных видов бизнеса. А они этот доступ получили и постараются использовать на полную катушку. Поэтому, скорее всего, они поставят на тебе клеймо сумасшедшего, и сдадут твое послание в архив с соответствующим грифом.
– Я же не стану посылать депешу от своего имени. Пошлет институт на официальном бланке.
– Отец, о чем ты говоришь? Свои опыты над людьми ты проводил в обход всех существующих правил. Кто подпишет такое письмо? Твой академик?
– Нет, Румянчиков этого делать не будет. Он жуткий перестраховщик.
– Вот видишь, план изначально провален.
– Вижу. Но есть же выход? Ты у меня современный, вполне успешный малый. Помогай.
– Я и помогаю. – Арсений посмотрел на часы: – Он уже должен быть…
– Кто?
– Кирилл Антонович Паскунов. Тебе эта фамилия ничего не говорит?
Александр Ильич задумался:
– Паскунов? Он ученый?
– Нет, папа, Владимир Антонович Паскунов – сенатор. Он возглавляет комиссию гуманитарных программ в Верхней Палате. А Кирилл Антонович его родной брат. И мы его ждем. Поэтому я сегодня опаздываю на работу.
– Спасибо, сынок, что ты ради меня нарушил распорядок. Но чем поможет нам брат? Проще было обратиться прямо к сенатору.
– Отец, Владимира Антоновича я лично не знаю, а его брат клиент моего банка. Подозреваю, что именно на его счету лежат деньги сенатора. С Кириллом я могу говорить напрямую. А уж он со своим кровным родственником легко найдет общий язык.
В кабинет заглянула Мария Николаевна:
– Мужчины, к вам гость.
Арсений быстро поднялся и вышел в коридор. Вернулся с полным лысоватым мужчиной неопределенного возраста.
– Знакомься, папа, это Кирилл Паскунов, простой русский миллионер.
– Очень приятно, Александр Бородин, простой русский ученый. – Мужчины пожали друг другу руки.
Для миллионера посетитель одевался более чем скромно – широкие брюки, трикотажная рубашка, мешковатый жилет с множеством карманов. Арсений указал гостю на кресло:
– Чай, кофе, виски?
– Если можно, ничего. Подкрепиться я уже успел, а нагружать организм всякой дрянью уже не по возрасту. – И Кирилл Антонович застенчиво улыбнулся. Намечавшийся животик пояснял отказ гостя от угощения.
Арсений не настаивал:
– Тогда к делу.
– Не возражаю. – Кирилл Антонович достал из внутреннего кармана жилета мобильную трубку, отключил ее и выложил перед собой на стол.
То же проделал Арсений и кивнул в сторону папаши:
– Мой отец, профессор генетик, на пороге серьезного открытия…
Бородин-младший лаконично изложил суть работы Бородина старшего. Изложил сухо, не выказывая эмоций, словно речь шла не о мировой сенсации, а о заурядном бытовом вопросе. Кирилл Антонович слушал, склонив плешивую голову на бок, ни разу не перебив рассказчика. По выражению его лица трудно было определить, понимает ли он, о чем идет речь, или дремлет. Но брат сенатора не дремал. И когда Арсений перешел к заключительной части, поднял голову. А после слов банкира – "научный этап я финансировал, но чтобы внедрить проект в жизнь, требуется другой уровень" – понимающе кивнул:
– Государственная поддержка на самом верху.
Арсений выдал дежурную улыбку:
– Приятно иметь дело с умным человеком.
– Спасибо. – Кирилл Антонович вытянул из верхнего карманчика жилета мятый платок не первой свежести и промокнул им лоб: – О какой сумме идет речь?
– Бизнес-планом я пока не занимался – разговор предварительный, но предполагаю от ста миллионов и выше.
– Мы говорим о долларах, или евро?
– Наш банк ориентирован на американскую валюту, поэтому я апеллирую в ней.
Кирилл Антонович снова запустил руку в жилет, извлек из нижнего кармана калькулятор и надел очки.
– Вы хотите, чтобы брат рекомендовал этот проект правительству или Кремлю?
Арсений пожал плечами:
– Нам важен результат.
– Давайте договоримся на берегу. Я берусь вам помочь из расчета пяти процентов.
Банкир выразительно посмотрел на гостя:
– На двоих?
– Помилуйте, дорогой мой финансист, я высказался о личном интересе. У Владимира своя голова на плечах. Он у меня взрослый мальчик – его условия будете обсуждать с ним. И учтите, беседы с братом о деле – часть моей работы. И только уважение к вам заставит меня провести эту первую акцию себе в убыток. Вы меня понимаете?
– Конечно. Мы с вами свои люди, сочтемся.
Кирилл Антонович убрал мобильный в карман и резво поднялся с кресла:
– Надеюсь. А вас, господин ученый, я попрошу изложить суть вашего открытия письменно – одна, максимум две странички.
Александр Ильич бросил удивленный взгляд на визитера, затем на сына:
– Труд нескольких лет на две страницы?! Смеетесь?
Кирилл Антонович снова промокнул лоб платком:
– Нисколько. Брат – человек занятой: увидит много текста, тут же отправит в урну.
Александр Ильич решил, что ему послышалось:
– Бросит в урну полезный для отечества труд?
– Не задумываясь. – Кирилл Антонович выцарапал из необъятного жилета золотые карманные часы, внимательно на них посмотрел: – Простите, профессор, я уже исчерпал лимит времени. Подозреваю, ваш сын все понял и детали вам разъяснит, – и протянул ученому влажную ладошку.
Арсений проводил гостя и вернулся в кабинет. Александр Ильич выглядел растерянным:
– Наверное, я безнадежно отстал от жизни, сынок…
– Да, папа, у тебя доисторические представления о структурах власти. Сейчас высокие чиновники – ушлые ребята. Главная их забота, пока кресло под задницей, обеспечить себя. Так что не строй иллюзий. Пиши две страницы, а еще лучше – полторы. Коротко, понятно и без мудреных научных терминов.
– Нелегкая задача.
– Старайся, и учти, крутят бюджетом не идиоты. Эти мужики секут быстро. Особенно, когда им выгодно. Ты слышал, сколько он запросил?
– Слышал. Это огромные деньги!
– Пока цветочки. Неизвестно, сколько объявит его брат? Чем выше тело, тем дороже доступ к нему. Все, отец, поеду работать.
Арсений включил свой мобильный, и трубка тут же ожила. Говорил недолго, закончив беседу, как-то странно посмотрел на отца:
– Папа, я только что говорил с Живцовым.
– А кто такой Живцов?
– Главный из ребят, что присматривают за арендованной квартирой.
– Припоминаю. Такой квадратный субъект со стеклянными глазами. Его, кажется, Толей зовут…
– Он самый. Живцов доложил – твои орлы только что прихватили все из квартиры и сейчас катят в направлении северо-запада.
– Какие орлы?
– Не знаю, кто у тебя сегодня дежурит.
– Тарутян и Дружников оставили пост?