Саттон с трудом поднимался вверх по узкой долине, которая вилась от дороги. Иногда он шел, но чаще полз на четвереньках, пробираясь сквозь заросли. Он часто останавливался и отдыхал, прислонившись к дереву и вытирал пот с лица. В долине внизу грязноватая река подчас принимала голубоватый оттенок и становилась похожей на небо, которое отражалось в ней. И воздух над ней был кристально чистый. Более чистый, чем тот, которым когда-либо приходилось дышать Саттону. Ястреб упал с неба в пространстве между голубизной неба и реки, и Саттону показалось, что он может увидеть каждое отдельное перышко его сложенных крыльев.
Сквозь деревья он увидел небольшую расщелину в каменных нагромождениях и понял, что это то самое место, о котором упомянул Джон К. Саттон в своем письме.
Солнце взошло только около двух часов назад. И у Саттона-младшего еще было время, так как Джон К. Саттон как раз только что поговорил с тем неизвестным, о котором рассказывал в письме, а затем пошел обедать.
С этого момента Саттон стал двигаться не спеша, постоянно наблюдая за расщелиной в камнях. Он наконец достиг вершины и оглядел тот самый большой камень, о котором упоминал его предок. Саттон нашел его удобным для сидения.
Он сел на него и взглянул в долину, с благодарностью приняв прохладу деревьев. Здесь царило спокойствие, как говорил Джон К. Саттон. Мир и спокойное достоинство того, что он видел перед собой. Странное свойство трех измерений пространства, которое было как бы живым существом, раскинувшимся над долиной. И необычность, необычность ожидания… И чего-то, что могло произойти.
Он посмотрел на часы. Половина десятого. Саттон сошел с камня и прилег в ожидании за кустами. Почти сразу же раздался мягкий шуршащий звук двигателей. Вниз спускался корабль, очень небольшой, рассчитанный на одного человека. Он опускался по поисковой траектории над деревьями и сел на пастбище за изгородью.
Человек вышел из корабля и облокотился на него, глядя на небо, на деревья, как бы испытывая удовлетворение, оттого что достиг места назначения.
Саттон внутренне улыбнулся, успокоившись.
"Как декорация в театре, - подумал он. - Явление совершенно необычное и неожиданное, тем более если испортился двигатель. Нет никакой нужды объяснять свое присутствие. Теперь нужно только подождать, пока придет человек и заговорит с вами. Самая естественная ночь в мире. Вы его не ждете, он видит вас и подходит, конечно, начинает разговор. Здесь нет нужды идти по тропинке, открывать калитку, стучать в дверь и говорить: "Я пришел для того, чтобы узнать обо всем скандальном в вашей семье, чтобы извлечь любую грязь, которая имеет отношение к семейству Саттонов. Вы разрешите присесть и поговорить с вами?"".
Но вполне естественно приземлиться на пастбище, если у вас испортился корабль, и сначала поговорить о кукурузе и траве на пастбище, о погоде, а затем перейти к вопросам, касающимся семьи Саттонов.
Этот человек достал ключ и начал что-то делать с кораблем.
Кажется, приближался тот самый момент.
Саттон приподнялся на руках и внимательно огляделся сквозь сплетенные ветви кустов миндаля.
Джон К. Саттон спускался вниз по холму. Тучный человек с аккуратной белой бородой, в старой черной шляпе. В его походке было нечто неуклюжее и в то же время изящное.
34
"Неудача, - подумала Ева Армор. - Вот как она ощущается. Сухость в горле, тяжесть в сердце, усталость в мозгу. Я зла, - сказала она себе, - и у меня есть все основания, чтобы быть такой, хотя я и устала метаться и испытывать неудачи и острота подобной злости притупилась. Психометр в комнате Адамса остановился, так сказал Херкимер, и экран погас, когда он выключил видеофон. От Саттона не осталось и следа, поэтому психометр не мог его контролировать. Это означало, что Саттон… но он не мог быть мертв, потому что является историческим фактом то, что он должен написать книгу. А он пока еще не написал ее".
Однако история - это нечто такое, чему нельзя доверять. Она была неправильно изложена, или неправильно кем-то переписана, или же исправлена человеком, заинтересованным в этом. Любой факт можно переиначить к своей выгоде. Правду трудно сохранить, а мифам и выдумкам легко придать привкус правды, так что они кажутся более истинными, чем сама правда. Ева знала, что половина биографии Саттона легенда, однако в ней присутствовали моменты, которые должны являться правдой.
Кто-то должен написать книгу, и этим человеком мог быть только Саттон, поскольку никто иной не сумеет расшифровать язык, на котором написаны его заметки. И слова книги столь искренни, ибо черта эта присуща именно Саттону.
Саттон умер, когда ему еще не исполнилось и пятидесяти, но не на Земле и даже не в Солнечной системе. Он умер на планете, вращающейся вокруг какой-то отдаленной звезды. Но он и жил одновременно в течение еще многих и многих лет. Это была правда, которую нельзя исказить. Это правда, которая останется правдой до тех пор, пока не будет доказано обратное.
И все же психометр остановился.
Ева встала со стула, прошлась по комнате, подошла к окну, открывавшему вид на ухоженную человеческими руками поверхность Ориона А. Светлячки усеяли кусты, сверкая холодным непостоянным огнем. Поздняя луна выходила из-за облака, похожего на горную гряду.
"Так много усилий, - подумала она, - сколько лет работы, планов. Андроиды, у которых нет клейма на лбу и которые выглядели точной копией человека. И другие андроиды, у которых есть клеймо на лбу, но и они уже не являлись андроидами, созданными в лабораториях восьмидесятого столетия. Тщательно разработанная и законспирированная шпионская сеть, ожидавшая того часа, когда Саттон вернется домой. Годы уходили на разгадывание прошлого, его надписей, в попытках определить, где правда, где полуправда, а где самая настоящая ошибка.
Годы отчаяния и спешки, годы устранения ударов службы контрразведки ревизионистов. Годы, проведенные в подготовке к тому дню, который станет днем действия. И всегда нужно было быть очень осторожным… очень осторожным, поскольку восьмидесятый век не должен знать об этом, не должен даже догадываться.
Но существовал ряд моментов, которые ранее упустили из виду. Кто-то предупредил Адамса, что Саттон вернется. Кто-то подал ему мысль, что Саттон должен быть убит.
Два человека ожидали их на астероиде.
Хотя это не и не могло быть единственной причиной того, что произошло. Был еще какой-то фактор, что-то…"
Она стояла у окна, глядя на восходящую луну. Ее насупленные брови образовали на лбу морщины. Ева слишком устала и не могла ничего придумать. Ни одной мысли не приходило ей в голову, кроме мысли о поражении. Поражение все объясняет. Саттон мертв, а это и есть поражение, полное и безоговорочное. Поражение, потому что они вели себя нерешительно, хотя и очень враждебно по отношению к ревизионистам. Слишком нерешительно, чтобы принять участие в борьбе. Во всем виноваты официальные институты, которые стремились сохранить статус-кво и были готовы стереть с лица Земли следы столетий мышления, чтобы продолжать надежно удерживать власть над Галактикой.
"Это поражение, - понимала она, - самое ужасное из того, что могло произойти, поскольку при победе ревизионистов все равно была бы книга, было бы учение о человеке и о Судьбе. И это было бы лучше, чем никакого учения".
За ее спиной мягко прозвучал вызов видеофона, и она, быстро повернувшись, поспешила в другую комнату.
Робот сообщил:
- Звонил мистер Саттон. Он интересовался Висконсином.
- Висконсином?
- Это старинное название, - объяснил робот. - Он направился в город под названием Бриджпорт в штате Висконсин, о котором спрашивал.
- Это точно, что он направился туда?
- Да, можно было понять это так, - ответил робот. Ева быстро спросила:
- Скажи мне, где находится Бриджпорт?
- На расстоянии очень многих тысяч миль от вас и не менее четырех тысяч лет назад.
У нее перехватило дыхание.
- Во времени? - переспросила она.
- Да, мисс, во времени.
- Скажи мне точнее, - потребовала Ева. Робот покачал головой.
- Я не знаю. Я не смог этого понять. Его разум был очень возбужден. Саттон только что пережил сильное потрясение.
- В таком случае, ты не можешь ничего утверждать с уверенностью.
- Я бы на вашем месте не беспокоился. Он произвел на меня впечатление человека, который знает, что делает. С ним все будет в порядке.
- Ты в этом убежден?
- Абсолютно, - ответил робот.
Ева выключила экран и опять подошла к окну.
"Аш, - сказала она себе. - Аш, любовь моя. Тебе просто необходимо сделать так, чтобы все было в порядке. Ты должен знать, что делаешь. Ты обязан вернуться к нам, ты обязан написать книгу…
Не только для меня одной, поскольку я не в большей степени, чем все остальные, могу претендовать на тебя. Но ты нужен Галактике, и, возможно, настанет день, когда ты станешь нужен всей Вселенной. Маленькие мятущиеся жизни ожидают твоих слов надежды, той уверенности в себе, того достоинства, которое принадлежит им по праву. И больше всего достоинства. Что самое главное? Жизнь. И только она что-то значит. Жизнь - это доказательство еще большего равенства и братства во всем и со всеми, чем какое-либо иное, которое человеческий разум создал практически и теоретически за все время его существования.
А что касается меня, - подумала она, - у меня нет никаких прав думать так, как я думаю, чувствовать то, что я чувствую. Но я ничего не могу поделать с этим, Аш. Ведь он обещал, что, возможно, когда-нибудь настанет такой день, когда у меня появятся такие права".
Она стояла выпрямившись, в одиночестве, и слезы текли по ее лицу. Но она даже не подняла руку, чтобы вытереть их.
- Это мечта, - сказала она, - а мечта, у которой нет надежды на осуществление, которая обречена еще до того, как она разбита, хуже всего.
35
Сухая веточка треснула под ногой Саттона, и человек с ключом медленно обернулся. Мягкая улыбка мгновенно пробежала по его лицу. Около глаз появились морщинки, скрывающие удивление, блестевшее в глазах.
- Добрый день, - произнес Саттон.
А Джон К. Саттон все еще был так далеко, что выглядел крошечной точкой, поднимающейся на холм. Солнце миновало зенит и опускалось к западу. Внизу в долине реки паслись коровы, слышался чавкающий звук их копыт.
Человек протянул руку.
- Мистер Саттон, не так ли? - спросил он. - Тот мистер Саттон, который живет в восьмидесятом веке?
- Бросьте ключ, - резко проговорил Саттон. Человек сделал вид, что не услышал.
- Меня зовут Дин, - представился он. - Арнольд Дин, я из восемьдесят четвертого века.
- Бросьте ключ, - приказал Саттон, и Дин бросил его. Саттон пинком отшвырнул его подальше. - Так будет лучше, - уверенно проговорил он. - А теперь давайте присядем и побеседуем.
Дин указал пальцем в сторону:
- Скоро подойдет старик. Он начал сомневаться, и у него появилась масса вопросов, которые он собирается задать мне.
- Еще есть время, - ответил Саттон. - Он должен еще пообедать, и после обеда поспать.
Дин недовольно хмыкнул и устроился поудобней, облокотившись на свой корабль.
- Случайность, - объяснил он, - вот что портит нам общую картину. Вы, Саттон, и есть такой случайный фактор. Ваше появление не было запланировано.
Саттон легко сел и поднял ключ с земли. Он взвесил его в руке.
- Кровь, - произнес он, как бы разговаривая с ключом. - На тебе будет кровь еще до того, как закончится этот день.
- Скажите мне, - поинтересовался Дин, - сейчас, когда вы здесь, что вы собираетесь делать?
- Очень просто, - объяснил Саттон. - Мы поговорим с вами. Вы расскажете мне кое-что, что мне необходимо знать.
- С удовольствием, - сказал Дин.
- Вы сказали, что прибыли из восемьдесят четвертого столетия. Какой год?
- 8386 год, - ответил Дин. - Но на вашем месте я спросил бы что-нибудь другое. В моих отчетах для вас может найтись много интересного.
- Вы полагаете, что до этого мы не доберемся? - поинтересовался Саттон. - Вы надеетесь выйти победителем?
- Конечно, так и будет.
Саттон принялся ковырять ключом землю.
- Некоторое время назад я встретил человека, который вскоре умер, но он узнал меня и сделал знак, подняв скрещенные пальцы.
Дин сплюнул на землю.
- Это был андроид, - объяснил он. - Они боготворят вас, Саттон. Они сделали из вас религию, потому что… ну, вы сами понимаете. Вы подарили им надежду, за которую можно уцепиться. Вы дали им то, что позволило чувствовать себя в какой-то мере равными человеку.
- Я полагаю, - усмехнулся Саттон, - что вы не верите ничему из того, что я написал.
- Разве я должен верить?
- Я верю, - продолжал Саттон.
- Это ваше дело.
- Вы приняли то, что я написал, - спокойно заметил Саттон. - И вы пытаетесь использовать это для того, чтобы взобраться еще на одну ступеньку по лестнице человеческого тщеславия. Но вы не поняли самого главного. У вас нет чувства судьбы, потому что вы не дали своей судьбе никакого шанса. И это обидно.
Сказав это, он почувствовал себя очень глупо. Разговор походил на проповедь, почти так же, как в старые времена беседовали люди о вере, так он разговаривал теперь, но тогда вера была еще только словом, это потом она стала силой, с которой нужно считаться. А на первых порах проповедники носили обувь, сделанную из коровьей кожи, а их длинные неопрятные волосы и развевающиеся бороды, покрытые пятнами, были пропитаны нюхательным табаком.
- Я не собираюсь читать вам лекцию, - продолжал Саттон, удивляясь, как быстро он оказался в положении обороняющегося. - Я не собираюсь читать вам и проповедь. Вы или принимаете учение о Судьбе, или нет. Что касается меня, то я пальцем не пошевелю, чтобы убедить в этом хоть одного человека. Книга, которую я написал, рассказывает о том, что я знаю. Вы можете принять ее либо отвергнуть. Это мне безразлично.
- Саттон, - сказал Дин, - вы бьетесь лбом о каменную стену. У вас нет ни одного шанса. Вы боитесь так, словно вы обычный человек. Все человечество против вас. И никогда еще ничто не могло устоять против него. Все, чем вы владеете, все, что на вашей стороне, - это небольшое количество жалких андроидов и горстка ренегатов-людей, подобных тем, что объединялись когда-то вокруг старых религиозных культов для исполнения религиозных служб.
- А у вас - империя, держащаяся на роботах и андроидах, - возразил Саттон. - Они могут сбросить вас в любой момент, как только пожелают. Без них вы не сможете закрепить за собой ни малейшего пространства за пределами Солнечной системы.
- Они будут с нами все равно, - уверенно проговорил Дин. - Может быть, они станут нашими противниками в вопросе учения о Судьбе, но они все равно останутся на нашей стороне, поскольку не смогут обойтись без нас. Они не могут размножаться, как вы знаете, и не умеют создавать самих себя. Им необходимы люди, чтобы поддержать их существование, их и им подобных. Для того, чтобы заменять погибших. - Он засмеялся. - До тех пор пока андроид не научится создавать другого, они будут с нами и будут работать на нас. Ведь если они этого не сделают, то это будет просто массовое самоубийство.
- Чего я не понимаю, - поинтересовался Саттон, - так это того, как вы определяете, кто борется против вас, а кто остается с вами.
- В этом, - объяснил Дин, - как раз и есть загвоздка. Мы действительно этого не знаем, Если бы узнали, то могли бы быстро закончить эту паршивую войну. Тот андроид, который воевал против нас вчера, может чистить вам ботинки, и нельзя сказать, чем он займется завтра. Выход только один - нельзя доверять никому из них.
Он подобрал небольшой камень и бросил его вниз.
- Саттон, - продолжал он. - От этого можно просто сойти с ума. Не происходит никаких битв, только мелкие партизанские действия то там, то тут, когда небольшое военное соединение, посланное для проведения каких-то действий во времени, попадает в засаду, организованную другой такой же небольшой группой, атакующей их, мечтая помешать исполнить задание…
- Как я перехватил вас, - сказал Саттон.
- Да, - согласился Дин, и лицо его просияло. - Да, конечно, именно так.
В какой-то момент Дин, казалось, совершенно расслабился, прислонившись к своему кораблю, вяло продолжая разговор, но именно в этот миг его тело с быстротой молнии метнулось вперед, по направлению к тому ключу, который Саттон держал в руке.
Саттон инстинктивно отпрянул, мышцы его ног напряглись, чтобы подняться, а рука сжала ключ. Но у Дина оказалось преимущество в одну длинную секунду. Ведь он начал действовать раньше, первым. Саттон почувствовал, что у него вырывают ключ, видел, как он блеснул на солнце, когда Дин размахнулся для удара. Губы Дина шевелились. И в то время, когда Саттон пытался пригнуться, поднять руки, чтобы защитить голову, он успел прочитать слова, которые произнесли эти губы:
- Итак, ты видишь, победителем буду я.
Боль взорвалась внутри головы Саттона, и в течение одного долгого мгновения, пока он падал, он видел, как земля надвигается на него. А затем уже не было ничего, была только темнота, пролегающая через бесконечную долгую вечность.
"Обманут! Обманут ловким человеком, который явился из времени, находящегося на пять столетий позже моего времени. Попал в ловушку из-за письма, которое пришло из прошлого, отстоящего на шесть тысяч лет. Попал в ловушку, - думал Саттон. - Из-за своей собственной недогадливости".
Он сел, ощупал голову и почувствовал спиной тепло лучей заходящего солнца. Услышал крик птицы в кустах и шелест кукурузы, колеблемой ветром.
"Обманут и попал в ловушку", - повторил он.
Ашер отнял руку от головы и увидел на измятой траве лежащий неподалеку ключ, измазанный кровью. Саттон посмотрел на свои пальцы, они тоже были в крови. Теплая, липкая кровь. Он осторожно ощупал голову и почувствовал, что его волосы слиплись от крови. То же самое…
"Схема, - подумал он. - Все это очень точно укладывается в какую-то схему. Вот я здесь нахожусь. Вот этот ключ. Вот поле кукурузы за забором, которая подросла уже выше колена, и заканчивается прекрасный летний день. 4 июля 1987 года.
Корабль улетел, а через час или около того Джон К. Саттон придет сюда, чтобы поставить вопросы, которые он не успел задать. И когда пройдет десять лет с этого дня, он напишет письмо и в нем выскажет свои подозрения относительно меня, а я в это время буду на скотном дворе надаивать себе молока".
Саттон с трудом поднялся на ноги. Он стоял один в этом пустынном месте. Над его головой раскинулось небо, сливающееся с горизонтом, а внизу открывалась панорама долины с извивающейся по ней рекой.
Саттон потрогал ногой ключ и подумал:
"Я не могу изменить эту схему. Если я заберу ключ, то тогда Джон К. Саттон никогда не найдет его, то есть, если изменить хотя бы один факт в этой схеме, то и конец может быть другим. Я неправильно понял письмо, - размышлял он. - Я думал, что это будет какой-то другой человек, но только не я. Мне даже не приходило в голову, что именно моя кровь будет на этом ключе, и что я буду тем, кто затем украдет одежду с веревки".
Все-таки некоторые детали не совпадали. На нем - его собственная одежда, и нет необходимости воровать другую. И его корабль все еще находится на дне реки, и поэтому не было никакой нужды оставаться здесь.