Но спустя несколько дней, приехав с работы, я стояла под душем - и тут он вошел. Оно, конечно, задвижка на двери ванной у нас слабенькая, легко срывалась от толчка, но было же слышно, как лилась вода…
Я прикрылась мочалкой, насколько можно, и заорала:
- Убирайся!
- Извыни! - выкрикнул Митя, но не торопился выйти, смотрел с неприятной улыбочкой.
Я запустила в него мочалкой. Он замотал головой, ладонью отирая лицо от мыльной пены, и вышел из ванной.
Вскоре приехала Светка из своего "Спартака". Позвала меня пить чай. Я вошла в кухню в японском цветастом халате, увидела, что и Светка сидит в таком же, мы же вместе их покупали, - и взъярилась еще больше. Не хочется вспоминать эту безобразную сцену. Что-то я орала об элементарных приличиях, которые надо соблюдать, даже если тыпрыгун с шестом. Светка хлопала крашеными ресницами то на меня, то на Митю, а он, напряженно улыбаясь, бормотал: "Да откуда я знал, что ты там моешься…" Тут Светка, поняв, в чем дело, накинулась на меня: "Совсем нервы распустила!" Заявилась на кухню мама в своем старом желтом "полупердинчике" - она собралась в больницу на ночное дежурство, но услышала, как мы шумим, - вошла со словами "Девочки, умоляю, не ссорьтесь", и слезы текли по ее бледным щекам. "Вот, вот! - закричала Светка. - Скажи этой дуре, чтоб держала себя в руках!" Тут я совсем сорвалась с крючка - завизжала, как в истерике…
Стыдно вспоминать.
В ноябре на Москву обрушился снегопад, но тут же и потеплело. Таял снег, под ногами превращаясь в серую липкую кашу. Беспокойно мне жилось в том ноябре. Со Светкой я не разговаривала. Вдруг как-то вечером - я смотрела фигурное катание - она мне говорит: "Тебе нужны новые сапоги?" А мне как раз и были нужны, я подумывала - где бы их достать? "Будут, - говорит Светка. - Закажу Карине. Какого цвета взять?" "Вишневого", - говорю.
Ну ладно.
А Олег получил загранпаспорт, купил авиабилет в Индию и позвал меня попрощаться. Мы выпили коньяку, потом пили кофе с тортом "Отелло".
- Сегодня мама придет поздно, - сказал Олег, - так что можно не торопиться.
Он был ласков и мил в тот вечер.
- Ты моя хорошая, - говорил, лаская меня. - Я привезу из Индии самоцветы, и мы заживем хорошо…
Вдруг Олег увидел, что я плачу.
- Олечка, да что ты? - Он прижал меня и целовал, целовал. - Всего-то на две недели улетаю, - твердил он.
Но он не вернулся - ни через две недели, ни через два месяца.
2
В Москве было по-мартовски слякотно, минус один, мокрый снег. А тут - пальмы вдоль улицы, в газонах - кустарник, утыканный крупными красными цветами, и солнце с синего андалузского неба припекает по-летнему. Не спеша идут по калье Кармен праздные туристы, многие в майках и шортах. Сидят за уличными столиками бесчисленных баров, попивают пиво, кофе, оранжад. В переулках справа синеет море.
- Только в кино, - говорит Ольга, восторженно глядя по сторонам. - Только в кино бывает такая жизнь. Правда?
Джамиль кивает. Да, только в кино, где ж еще? Не очень хотелось уезжать из Москвы, полно дел у него, но Ольга настояла: поедем, Джаник, поедем в свадебное путешествие, полетим в Испанию. Тут никогда не кончится зима, а там - солнце и пальмы. Вот они и прилетели в Малагу, а оттуда приехали сюда, на Costa del Sol, Берег солнца.
Плещется вокруг пестрая, многоязычная, неправдоподобная жизнь.
- Жарко! - Ольга снимает жакет. Теперь она, в вишневой блузке без рукавов и серых обтягивающих брючках, больше соответствует здешнему пейзажу. - Ты тоже можешь снять пиджак. Ой, Джаник, зайдем сюда!
Они входят в небольшой магазин, тут полутемно, но ярко освещены витринки с часами, кольцами, браслетами. Черноусый коротышка ювелир подходит с улыбкой, интересуется по-английски: что угодно господам? О, сеньора говорит по-испански! Bueno! Итак?.. Да, это часы японской фирмы - Сейко. Сеньор делает правильный выбор.
Сеньор не говорит по-испански. Но он весьма осмотрителен, ни одни часы не обходит вниманием. Да, всё же эти Сейко - лучше всех. И как хорошо смотрится золото на белой руке Ольги. Но триста долларов - очень дорого. Джамиль согласен на 250. В конце концов стороны останавливаются на двухстах восьмидесяти.
- Спасибо, Джаник. - Ольга сияет. - Не слабо! Ой, знаешь, что он сказал? Что у тебя красивая жена!
- А то я не знаю, - ворчит Джамиль, аккуратно отсчитывая купюры. - Скажи ему, пусть сдачу даст песетами. Сегодня курс сто двадцать шесть за доллар - значит, будет…
Он мгновенно сосчитал. Коротышка ювелир тоже доволен, он предлагает хорошим покупателям выпить по рюмке красного вина.
- Да не хочу я пить с этим донжуаном.
Джамиль берет за руку смеющуюся Ольгу и выводит на улицу. Не спеша идут они дальше по калье Кармен, и встречные международные мужчины поглядывают на Ольгу. Она и верно хороша собой - только в Черемушках можно встретить таких сероглазых Афродит с небрежно заброшенной за спину волной русых волос, с таким победным очерком крупных коралловых губ, с такой классически правильной грудью. Рядом с ней неплохо смотрится и Джамиль - солидный, склонный к полноте мужчина с широким лицом, обрамленным черными бакенбардами. В его густой шевелюре заметна седая прядь.
Март месяц на дворе, а жарко, будто летом. Ну да, Берег солнца же. Но пиджак-букле Джамиль не снимает. Может, он находит неприличным расхаживать в водолазке? Хотя водолазка у него хорошая, тоненькая, вишневого цвета.
Возле фруттории, выставившей на наклонных ящиках все фрукты, какие есть на свете, они останавливаются. Обсуждают, что купить - груши или клубнику?
- Купим и то и другое, - предлагает Ольга.
И тут проходящий мимо парень, очень худой и высокий, в красной майке и пестрых шортах, услышав русскую речь, вскидывает на них изумленный взгляд.
- Holla, Оля! - восклицает он, смеясь, и делает движение, чтобы обнять ее, но Ольга, слегка отступив, протягивает ему руку.
- Здравствуй, Олег. - Она тоже очень удивлена. Надо же, где встретились, на Costa del Sol! - Что ты тут делаешь?
- А что всегда, - следует беспечный ответ, - смотрю, как люди живут.
Олег трясет руку улыбающемуся Джамилю.
- Поздравляю, Джан! Знаю, что вы поженились, мама мне написала, когда я еще в Индии был.
- Да, твоя мама звонила однажды, - говорит Ольга, - но я уже там не жила. Ей моя сестра сказала.
- А где вы живете? Там же, на Двадцати шести Комиссарах?
- Пока еще там, - говорит Джамиль, - но в мае переедем в новую квартиру. Олег, как ты тут очутился?
- Долгая история! Я писал тебе, Оля. Но ты не ответила.
- Я ничего в твоей открытке не поняла. Вид какого-то собора с мощами, какого-то святого…
Олег улыбается:
- Хочешь посмотреть на пейзаж Гоа? Взгляни на мои "бермуды".
На его шортах изображен многоцветный город - церкви, пальмы, башни. Да и сам Олег, можно сказать, под стать своим экзотическим штанам - очень загорелый, в выцветшей майке, в видавших виды кроссовках.
- Тут за углом, - говорит он, - бар с видом на Медитерраниа, давайте посидим, ребята. Кофе попьем.
Они усаживаются за столик на улице, спускающейся к морю. Молоденький официант приносит на подносе кофейник, молочник, чашки. И начинается неожиданное кофепитие в городке Торремолиносе, уютно прильнувшем к Средиземному морю между Малагой и Гибралтаром. Оно, море, синеет внизу, как бы взятое в рамку угловых домов. По нему скользят две белые яхты, нет, не парусные, и ветер - легкий утренний бриз - доносит деловитый разговор их моторов.
- Какие красивые, - говорит Ольга. - Интересно - куда плывут?
- Корабли плывут будто в Индию, - говорит Олег, поднимая от чашки облупленный под солнцем юга красноватый нос.
- Ну и что твоя Индия? Много накупил самоцветов?
- Самоцветов там полно, но все не укупишь. Если хотите знать, главное чудо Индии - это Гоа.
И Олег, закурив сигарету, рассказывает, как они с Чотто прилетели в Бомбей, а там ничего интересного, огромный современный город, страшно шумный, а, между прочим, был когда-то поселением, захваченным в шестнадцатом веке португальцами, а в семнадцатом - подаренным Англии в качестве приданого португальской принцессы, которую отдали замуж за английского короля Карла II…
- Очень интересно, Олег, - говорит Ольга, - но ведь ты не из-за этой принцессы застрял в Индии?
- Я застрял из-за маратхов.
- Это еще кто такие?
- А-а, вот послушайте, ребята. Недалеко от Бомбея - город Пуна. Приезжаю туда с Чотто и узнаю, что эта Пуна, где пальмы на каждом шагу, была когда-то столицей государства маратхов. Слышали про такое?
- Никогда не слышал, - говорит Джамиль.
- Вот и я… Маратхи - они, конечно, индуисты, но язык у них свой, и история тоже. В семнадцатом и восемнадцатом веках воевали с мусульманской империей "Великих Моголов". Они и сейчас не растворились в Индии, у них литература своя.
- Ты выучился их языку?
- Нет. Ну два-три десятка слов. Но некоторые книги маратхских писателей переведены на английский, я прочел. Хочу, ребята, перевести их на русский.
- Зачем? - спрашивает Джамиль. - Кто будет это читать?
- Ну как - кто? Разве перевелись в России читатели? В Пуне у отца Чотто плантация манговых деревьев. Он посылает автопоезда с ящиками манго в Гоа - там их грузят на пароходы, они идут на экспорт. Я приехал с такой автоколонной в Гоа - и попал в сказку! Старый город потрясает. Пальмы, церкви, построенные португальцами, - они же четыреста лет владели Гоа. В базилике иезуитов - в серебряном саркофаге - мощи святого Франциска Ксавьера, миссионера знаменитого. Я пил пальмовое вино в тавернах, помнящих матросов д'Альбукерка, завоевателя Гоа. Помнящих Камоэнса! А вокруг - международная тусовка, толпы туристов, торговцы, нищие, моряки, педерасты, монахи. Бродят среди людей коровы. И какой-то над Гоа пряный воздух - будто шафраном пахнет или корицей. Что-то в этом городе мистическое, потустороннее…
- Ну, понесло тебя, - негромко замечает Ольга.
А его, и верно, несло. Может, просто выговориться захотелось при неожиданной встрече с московским прошлым - излить накопившиеся впечатления другой, совсем не похожей на это прошлое, жизни.
- Возле бывшей церкви францисканцев торговала морскими раковинами женщина невозможной красоты. Глазищи в пол-лица. Я и утонул… утонул в ее глазах… - Олег прикуривает от окурка новую сигарету и откидывается на белую спинку пластмассового стула, курит быстрыми затяжками.
- Ну и что она, твоя красавица? - спрашивает Ольга.
- Чару, - говорит Олег сквозь дымовую завесу. - Так ее и звали - Чару. Она была маратха. Я купил у нее большую розовую раковину, мы разговорились, она умела по-английски. Я спросил, откуда раковина, а Чару посмотрела на меня… или сквозь меня… и говорит, что такая раковина уже была у меня в руках - в прошлой жизни.
- В прошлой жизни? - переспрашивает Ольга. - Как это?
- В бывшем перевоплощении я был португальским моряком - так она сказала.
- И ты поверил?
- Да.
- Твои вечные фантазии, - говорит Ольга.
- Чару сказала, что Дающий может в один миг открыть человеку целый мир, надо только уметь видеть.
- Что за Дающий?
- Так они называют Шиву. И я однажды увидел… Это было под Новый год. Мы поднялись на холм к вилле Браганса. День был, как всегда в Гоа, теплый и влажный, над нами плыли облака. Мы сидели на траве, я говорил о рассказах Сатхе, которые только что прочел. Вдруг заметил, что Чару выключилась. Она сидела, прикрыв глаза, очень прямо, и что-то шептала. Невольно и я стал тянуться кверху. Тут из-за облаков вырвался свет. Очень яркий луч света. Чару мне крикнула: "Look!" И я увидел… Я будто взлетел над своей оболочкой и сверху увидел не только Гоа, но и всё Малабарское побережье… горы, зеленые берега, море, пену прибоя…
- Трепись, - говорит Ольга.
Но, глядя на прежнего друга, она не видит в знакомых синих глазах усмешки, в былые времена сопровождавшей его трепотню. Нет, не усмешлив взгляд Олега. От этого становится даже немного не по себе.
- Это было недолго, - продолжает Олег. - Но я понял одну важную вещь. Своим внешним зрением мы видим лишь привычный облик мира, а не его сокровенную глубину.
- Побережье, которое ты увидел, это и есть сокровенная глубина? - спрашивает Джамиль, глядя исподлобья.
- Нет. - Олег расплющивает окурок в пепельнице. - Давайте о другом. Ребята, я тут работаю в клубе La Costa и хочу предложить…
- Ну и что твоя Чару? - прерывает его Ольга. - Долго ты с ней жил?
- Недолго. Вдруг приехал ее муж. Я и не знал, что она замужем.
- Он набил тебе морду? - интересуется Джамиль.
Олег смотрит на него, морща загорелый лоб под рыжевато-белобрысой прядью длинных волос.
- Он был здоровенный бородатый маратх. Он на своем катере шастал вдоль всего побережья, с помощником, они ныряли, искали раковины. Да, он вполне мог набить мне морду. Но Чару сказала, что он меня убьет. Убьет, если я немедленно не покину Гоа.
- И ты покинул?
- А что же оставалось делать? Так вот, я тут работаю в клубе, который…
- Куда же ты бежал из Гоа?
- Ты правильно сказала: я бежал. Какое-то время скитался по побережью, можно сказать, как саньяси, то есть бездомный бродяга. Ну ничего. С английским в Индии не пропадешь. Я брался за любую работу - мыл машины, мыл посуду в ресторанах. Даже плёл циновки из кокосовых волокон - кстати, это дело очень нелегкое. Ну а потом… Опять Чотто помог, я улетел в Малайзию.
- И что ты там делал? Продавал самоцветы?
- Мои самоцветы остались у Чару. А в Пенанге я работал садовником в доме богатого китайца. Прогуливал его собак. Когда надоело, уехал в Кланг. Бывало, за день съешь только пару бананов, они там дешевые. Ночевал в заброшенной лодке… на автомобильной свалке… - Он тихо смеется. - Под шелест пальм спится хорошо… Потом уехал в Куала-Лумпур. Там я месяц ждал визу в Испанию. В Мадриде мне повезло. В Прадо я торчал перед полотнами Гойи - там потрясающий Гойя! - вдруг рядом со мной возник скандал. Служительница требовала от одного посетителя, чтобы он перестал фотографировать, в картинных галереях это запрещено, а он щелкал и щелкал, потом сказал "sorry" и убрал камеру. Он был, знаете, похож на киноартиста Пьера Ришара, такой же мелкокудрявый, экспансивный. Спрашивает меня: "Вы говорите по-английски? Правда, эту "Молочницу" Гойя писал с моей жены?" Я посмотрел - и верно, "Молочница из Бордо" невероятно похожа на спутницу этого фотографа. Она стояла рядом с ним и улыбалась такой, знаете, загадочной улыбкой.
Олег снова закуривает.
- Хомячок, - говорит Джамиль, - а что это - пальмовое вино?
- Ну, точно не знаю. Наверно его гонят из пальмовых листьев.
- Что же эта дама с загадочной улыбкой? - спрашивает Ольга. - Она пленила тебя?
- Пленила? Да нет… Но они интересные люди. Джордж Хантлей - бизнесмен из Эдинбурга. По его словам, он происходил из древнего и знатного шотландского рода. Он с женой путешествовали по Испании, взяли напрокат машину и как раз собирались поехать в Малагу, осмотреть дом-музей Пикассо. Не знаю, почему я приглянулся Джорджу, но он предложил мне поехать с ними. Вот я и очутился в Малаге. Ну а оттуда - на Costa del Sol. Тут очень хорошо, ребята. Много солнца, и такой воздух… Я устроился агентом в клуб La Costa. Мы предлагаем приезжим туристам купить таймшер. Знаете, что это?
- Никогда не слышал, - говорит Джамиль.
- Это международная система клубов RCI - Resorted Condominium International. Можно купить апартамент из одной, двух или трех спален на неделю, на месяц, на год или на всю жизнь. Живи в апартаменте в пределах срока. Можешь поменять его на такой же в клубе в любой части света, включая Австралию. Предлагаются льготы…
- Ты уже купил себе апартамент?
- Купил бы непременно, если б имел деньги. А вот тебе очень советую…
- Нам не нужно.
- Джаник, - говорит Ольга, тряхнув головой, - давай все-таки посмотрим, что это такое.
- Ладно, посмотрим, - говорит Джамиль.
И вот расторопный Олег, в своих пестрых бермудах и майке, выгоревшей на солнце бесконечного юга, останавливает такси, и они едут по ярким улицам, мимо отеля Аl Andalus, в котором не далее чем вчера поселились Ольга с Джамилем, и выезжают на приморское шоссе.
- Видите башню? - Олег, сидящий рядом с шофером, указывает на круглую темную башню, одиноко торчащую на невысоком холме. - Она осталась от старинной мельницы, и от нее пошло название города. Torre - башня, molinos - мельница.
Ольга восторженно смотрит на проплывающие с обеих сторон виллы - белые, песочные, голубые, строгие классические, причудливые, с мавританскими арками, высящиеся среди пальм и кипарисов.
Смуглолицый водитель, поглядывая в зеркальце, улыбается ей.
- Как будто на другую планету попали, - говорит она.
А когда приехали в La Costa, Олег приставил к ним тоненькую брюнетку с мальчишеской стрижкой и кукольным улыбающимся личиком, а сам уехал - должно быть, снова ловить туристов на улицах Торремолиноса. Брюнетка оказалась, вот же удивительно, москвичкой из Медведкова, ее звали Катей. Она повела Ольгу и Джамиля по территории кондоминиума. Среди зеленых лужаек стояли белостенные одно- и двухэтажные домики под красной черепицей, в их архитектуре были заметны мавританские мотивы. Заходили в один, в другой, Катя расхваливала внутреннее убранство - вот односпальневая квартира на неделю… а вот - на две, на красный сезон… в кухне новейшее оборудование… Домики и впрямь были прекрасные, жить в них, наверное, одно удовольствие. Тут и бассейны с аквамариновой водой. В конюшне стояла, хрустела сеном пара упитанных лошадей, у одной из них, пегой, был красный глаз - может, от конъюнктивита. И несколько красавчиков пони мотали головами, словно приглашая прокатиться, - не понимали, видно, что не дети пришли, а взрослые.
- Спасибо, Катя, - сказала Ольга, когда, всё осмотрев, шла к административному зданию. - Вы давно в Испании?
Катя словоохотливо рассказала: второй год пошел, как она здесь. У нее дома, в Москве, не заладилась жизнь; однокурсник по институту культуры, за которого она на первом же курсе вышла замуж, оказался психом, патологическим ревнивцем. Катя его прогнала, они развелись, но он изводил ее, скандалил, просто не было спасенья. Тут ей с подругой предложили поехать в Испанию, работать танцовщицей - так она оказалась в Малаге в группе гёрлс, в дорогом ресторане. Двухлетнего сыночка, Сереженьку, оставила маме с папой в Москве. Кончился годовой контракт, она в Москву улетела, но там всё та же суматошная жизнь… в Медведково как-то не очень… в общем, она вернулась в Испанию… Но танцевать в ресторанах больше не хочет. Вот учится здесь, в La Costa, гостиничному бизнесу, ну и, конечно, языку… без языка нельзя…
Уже подходили к офису, и тут Катя замедлила шаг и - тихонько Ольге:
- А можно я спрошу? Вы с Олегом давно знакомы?