9. НА РЕЧКЕ ПЕРЕКАТНОЙ
Юрка разбудил меня около четырёх - я проспал всего часа четыре. За окнами была тишина (ни единая птичка ещё не чирикала) и густой туманище, липнувший к окнам. Я обалделым рывком сел в постели и уставился на моего двоюродного, выпустившего моё плечо. Похоже, он и не ложился - во всяком случае, одет был точно так же, как во время нашего расставания вечером, губы припухли (нижняя посередине немного кровила), а под глазами было слегка помечено синим.
- Вставай, нам ещё собраться надо, - сказал он и широко, с наслаждением, зевнул. - Я на кухню, а ты давай, давай, приводи себя к бою.
- А… да–да… - я поднялся, качнулся, ухватился рукой за спинку кровати. И как‑то резко, толчком - проснулся, потому что неожиданно и бесповоротно сообразил: ни одна шутка не может быть такой затянувшейся!!!
У меня запрыгали руки. Из них падали подушка, простыня и вообще всё, к чему я прикасался. Кое‑как я заправил постель и посмотрел на неё со странным чувством. За несколько дней я успел к ней привыкнуть. А что, если я больше никогда?..
Помотав головой, я отправился на кухню. Юрка, сидя перед открытой дверцей погребка в полу - просто выложенная кирпичами сухая и прохладная ямка - задумчиво смотрел внутрь.
- У меня… - просипел я и кашлянул. Юрка посмотрел на меня задумчиво. - У меня нет ничего. В смысле, снаряжения… я не думал…
- Сейчас найдём, - Юрка встал, потянулся - как я ночью.
- А тётя Лина…
- Да знает она. Я сказал, что уходим дней на десять.
Я заткнулся. Всё‑таки это было для меня непостижимо. Только что вернулся, теперь уходим ещё дней на десять. В тайгу. Вдвоём. И как будто так и надо.
* * *
В сарайчике в саду я подобрал себе камуфляж - штаны, куртку, жилет - и рюкзак, потрёпанный, но надёжный. Кроссовки решил оставить свои - одни из привезённых, не менее надёжные. Потом мы неспешно, молча собирали бельё, разные мелочи, одеяла (не спальники, я удивился), фляжки… Юрка посматривал на меня одобрительно - я действовал на автопилоте, недаром всё‑таки столько ходил в походы. Консервы, галеты - всё выглядело на самом деле так, как будто мы отправляемся в поход средней продолжительности.
- Я фотик возьму? - спохватился я. Юрка пожал плечами:
- Да бери… - и добавил: - Нож у тебя хороший, но этого мало. Я возьму свой лук, - я вспомнил грозную самоделку в его комнате, которую видел в первый день. - Ты арбалет.
Он достал из подвесного шкафа "хортон" - знакомую мне модель английского охотничьего арбалета, дорогущую и мощную, похожую на винтовочный обрез, но не грубый, а изящный, на котором закрепили лук из композитов. Арбалет был противозаконно тюнингован - до уровня уже не охотничьего, а боевого оружия. Потом протянул колчан - в нём было двадцать стрел, коротких, с жёсткими оперениями и - я вытащил и проверил - коваными наконечниками в палец длиной. Это были не стандартные охотничьи стрелы, а ретро–болты, бронебойки.
- Закинь пока чехлом на всякий случай, - Юрка протянул мне пятнистую бесформенную накидку на арбалет.
- Откуда вы деньги берёте? - спросил я, выполняя его приказ. Юрка усмехнулся:
- Помнишь аметист? Уже ушёл. Не за двадцать тысяч, конечно. Всего за семь.
- У вас… у нас в городе есть люди, которые могут так платить? - снова спросил я. Юрка туманно ответил:
- Полезная вещь - Интернет… - и тряхнул рюкзак за лямки.
- А где вы их там добываете? - не отставал я. Юрка покачал головой:
- Не бойся, Самоцветных гор там нет. Вернее - может, и есть. Но это в реках находят. А деньги нам - в этом мире - и правда нужны, - он хмыкнул. - Ты себе и представить не можешь, сколько всего приходится вспоминать заново. Например, кузнечное дело. Ерунда, вроде бы. А поди найди среди беспризорников - кузнеца! Или ветеринарное дело… Вот, держи ещё, - он протянул мне "бобр" и второй такой же привесил себе на пояс, потом достал два топора - на длинных рукоятках, с более тяжёлыми чем обычно, лезвиями другой формы, как из исторического фильма. Под топоры имелись удобные петли.
- Юр, - осторожно спросил я, размещая всё это на поясе (его ощутимо оттянуло), - а как вообще… как вообще об этом узнают? Ну… ваши новенькие?
- Фольклор, - пожал плечами Юрка (и скривился). - Слухи, легенды. Пара страничек в Интернете. Туманные намёки. По–разному… Давай присядем перед дорогой.
Мы присели на табуреты. Но лишь на пару секунд, символично - Юрка почти сразу огляделся и поднялся.
- Так, ну что? Пошли, пожалуй. Пора.
Ну что ж, подумал я. Пора, так пора.
* * *
Туман снаружи так и висел плотным пологом. Улицы казались странно искажёнными и - что ещё более удивительно - нам никто не встретился. До того самого места, где начинался рельсовый путь через пустырь. Здесь туман лежал только в низинках, а над развалинами вдали уже встало солнце.
И нас ждали.
Я в целом думал, что так будет, но почему‑то считал, что это окажется Анастасия. Но на рельсе сидел Вадим - он вертел в пальцах нож, как будто так и не расставался с ним со вчерашнего вечера. Похоже, что и он тоже не ложился, хотя одет был не по–пляжному - в камуфляж и сапоги, тонкие, плотно облегавшие ногу. (Юрка тоже обулся в сапоги, и я подумал - может, стоило и себе попросить сапоги, а не влезать в кроссовки?)
- Провожу, - сказал он, поднимаясь и поздоровавшись кивком сразу с нами обоими.
- Проводи, - согласился Юрка.
Мы пошли через пустырь вместе. Молча и как‑то очень уютно. Мы с Юркой, не сговариваясь, встали на рельсы, Вадим шагал чуть в стороне, лениво поглядывая по сторонам.
Я шёл и думал, что русские (мы, русские, чуть ли не впервые в жизни выделил я) - всё‑таки странный народ. Мы самые необычные вещи делаем обычно. Вот, например, какое‑нибудь сражение во… во Франции. Красивые слова, лозунги, жесты, исторические фразы…. И у нас. Я читал, поэт Гумилев вспоминал, как он с двумя уланами встретил трёх казаков и они наткнулись на большой немецкий отряд. Никто никаких слов не говорил, ни к чему не призывал. Просто Гумилев с урядником переглянулся и - мне запомнилось! - тот "словно бы нехотя сказал: "Ну, пошли, что ли?" Через минуту от немцев никого не осталось. Кого порубили, кто разбежался… " - Провожу. - Проводи."
А что ещё надо‑то?
Наверное, мой прадед тоже не говорил красивых слов, когда повёл свой танк в бой под Прохоровкой. Не умеем мы, русские, говорить красивые слова. Кто‑то скажет, что жаль. А по–моему, не о чем тут жалеть.
Думать и жить надо красиво, а не говорить.
Над речкой, через которую висели рельсы, туман всё ещё лежал плотным одеялом. Я уже почти совсем было собрался спросить насчёт вчерашней девчонки, но внезапно передумал - зачем? Может, это тайна только Романа, которую он почему‑то решил показать только мне…
- Ну, дальше я не пойду, - Вадим остановился, пожал руки - нам обоим. - Всего вам.
- Вы тоже давайте собирайтесь, - Юрка хлопнул его по плечу. - Потихоньку–полегоньку. Мы вернёмся - и сразу опять. Собирайтесь.
- Да мы уж почти готовы… Ты‑то там опять ни во что не влипни… - Вадим поднял руку, явно хотел тоже хлопнуть Юрку по плечу… но, кажется, вспомнил, что тот ранен.
- Владька за мной проследит, - засмеялся Юрка. И, потянувшись от души, кивнул мне: - Ну всё, пошли, чего стоять.
Мы пошли дальше, к воротам, которые показались мне такими неприятными в прошлый раз. Я обернулся - Вадим стоял на прежнем месте, глядя вслед нам.
- Чего он хмурый такой? - потихоньку спросил я.
- Не выспался, - Юрка сладко зевнул.
- Не сейчас… вообще.
- А с чего ему веселиться? - Юрка оглянулся. - Матери с отцом не помнит, жил на улице до девяти лет. Потом его десантура подобрала, два с лишним года у них воспитанником. А тут тётка его нашла - и к себе. Не отдать нельзя, родня, шум поднялся сразу - ну, ты знаешь, розовые сопли заструились: ребёнок обрёл родной дом… А ему тошно барыжничать. Тётка у него скупщица. Колесит по сёлам, картошку, мясо, лук - всё скупает и перепродаёт. Его тоже пыталась припахать, за этим и брала, бесплатный помощник нужен был - только он её послал… Так и живут, он и дома‑то старается пореже бывать, ждал только, когда четырнадцать исполнится, чтобы паспорт получить и в кадетский корпус от неё. Мы вместе собирались… А сейчас другого ждёт.
Я не стал переспрашивать - чего.
Мы долго петляли по переходам, коридорам, подвалам - минут пятнадцать, не меньше. Я так и не понял - то ли и правда не было иного пути, то ли Юрка меня запутывал. Вряд ли, впрочем - у меня хорошее чувство направления, я бы ощутил, если бы мы кружились специально (хотя вопрос - как они тут гоняют скотину и носят габаритные грузы?). Когда мы в очередной раз спустились в подвал, он зажёг фонарь - точнее, химический светильник, палку такую, которую надламываешь - и она с полчаса горит синеватым светом, бледным, но зато незаметным со стороны и вообще достаточно ярким, чтобы разглядеть всё, что нужно.
- Пришли, - Юрка остановился, оборвав мои мысли, перед, как мне показалось, стеной. На самом деле, приглядевшись, я понял, что тут просто заходят друг за друга две параллельных стенки, оставляя между собой широкий проход, незаметный с первого взгляда. Кирпичные стены - ровные, голые, сухие и чистые - были помечены надписями и стрелками, деловитыми и непонятными, явно ещё советского происхождения. На полу лежали рельсы.
- Сюда? - осторожно спросил я, ощутив вдруг, как сильно ослабели ноги и закрутило живот. Юрка кивнул молча. - Значит, правда. Да?
Он кивнул опять, вытянул вперёд руку со светильником. Коридор между стенами уводил дальше. Ничего необычного, кроме стоящей большой тележки с какими‑то мешками, явно стоявшей тут со времён постройки завода, я не увидел.
- Пошли, - он оглянулся на меня. Глаза Юрки отражали химический свет, и это было страшновато. - Ты не бойся. Шагнёшь, я не знаю, какой раз - и будет… ну… никак будет. Расслабься, потом отдышишься. Просто за мной иди, и всё.
- Я ничего, нормально, - соврал я. И спросил - потому что на самом деле стало интересно, и чтобы сбить напряжение: - Юр, а вы не боитесь, что об этом проходе узнают… ну, разные там органы?
Юрка удивлённо посмотрел на меня и покачал головой:
- Не–а, - по–детски ответил он. - Это же легенда. Сказка. Выдумка беспризорников про Счастливые Луга. До неё никому нет дела, как никому нет дела до них самих. Ну, может, когда‑то кто‑то и заинтересуется… - мой кузен чуть прищурился, недобро прищурился. - Но мы найдём способ отбить интерес. ИМ всем - в НАШЕМ мире делать нечего. Пусть догнивают здесь.
Он повернулся и пошёл вперёд. Я почти сразу двинулся следом, стараясь смотреть точно в спину Юрке и ожидая в диком напряжении, когда он - что? Исчезнет мгновенно, постепенно растворится? Как всё это будет?! От напряжённого ожидания меня дёргало и поташнивало. Шаг, другой, третий…
Чёрт, что это?!.
* * *
Тяжело дыша, я стоял, согнувшись - голова вниз, руки в колени - и пытался прийти в себя от того дикого, непередаваемого чувства потери себя, которое испытал секунду назад. Юрка, что‑то приговаривая (я не слышал из‑за бурлящей в ушах крови), придерживал меня за плечо и за бок, не давая завалиться вниз физиономией. Собственно, это было первым, что я ощутил и услышал.
А потом…
Потом я вдруг понял, как чист воздух, которым я дышу.
И это было первое ощущение уже этого мира.
Честное слово, вы можете мне верить, можете не верить, но я именно так и запомнил Беловодье - как непередаваемой чистоты воздух повсюду. Такого я… я не дышал нигде. Ни на одном курорте, ни в одном походе. Наверное, на нашей Земле совсем не осталось такого воздуха.
В нём не было ничего, кроме… воздуха. Кроме ветра, солнца, травы, деревьев, свежей воды… Ничего из того, чего и не должно быть в воздухе.
Только воздух.
Всё ещё всхлипывая горлом, я выпрямился.
Мы стояли на речном берегу, на мелкой гальке самых разных оттенков - от алого и иссиня–чёрного до белого и золотистого. Широкая, но явно неглубокая речка бежала, подпрыгивая на перекатах белыми бурунами и оживлённо вскрикивая на разные голоса. А вокруг - вокруг безумствовала зелень.
Стеной стояли деревья, и названий некоторых из них я не знал. Но я различал резные глянцевитые листья дубов, закруглённую листву лип, выпукло–ребристые с острыми зубчиками листья грабов, буки, вязы… а в подлеске - можжевельник, орешник… и - ещё ниже - высоченный раскидистый чёрный папоротник… А над речкой - высоко–высоко - синело - чуть гуще, чем на Земле - небо с еле–еле, но всё‑таки различимыми пятнышками звёзд. В небе плыл орёл. Я не уверен, что это был орёл, но мне хотелось, чтобы это был орёл.
Только орёл и мог встретить меня в этом мире, в этом воздухе, в этом небе.
На секунду мне почудилась органная музыка. Честное слово.
- Это Беловодье? - спросил я растерянно и почувствовал, что сейчас расплачусь. Юрка торжественно кивнул:
- Это Беловодье, - и поднял руку. - Вот Перекатная. А нам туда. Идти долго, больше двух дней; переход, сам видишь, не очень удачно расположен…
Больше двух дней! Мне стало смешно. Больше двух дней - он хотел, чтобы я беспокоился из‑за двух дней похода по этим местам! Они всё‑таки ничего не понимал, бестолочь, он на самом деле не понимал, что подарил мне, он…
С прорвавшимся хохотом я налетел на Юрку и опрокинул его на рюкзак.
- Пусти! - отбивался он тоже со смехом. - Ай, плечо! Владька, пусти, баран! Ну?!
Я свалился в сторону и ойкнул - под зад попал какой‑то сучок.
- Привет от новой Родины, - не без ехидства сказал усевшийся рядом Юрка. Меня эти слова неожиданно покоробили, я хмуро покосился на него. Ничего не сказал… но Юрка отреагировал на это "ничего" мгновенно.
- Владька, - он поднял уколовший меня сучок и покрутил в пальцах, - ты, как я понял, большим патриотом никогда не был. Или был?
- Не был! - огрызнулся я. - Я про это вообще не думал! До вот этой секунды!
- То есть, - он опять повертел сучок и запулил его в воду. Я проследил, как он скачет в белопенных бурунчиках, - тебе пофик принципиально, что мы на другой планете, тебе за Россию обидно стало? - я плюнул в сердцах. - И мне обидно, - признался Юрка и вытянул ноги. - Очень. Ты даже не представляешь, как. И что? Ну вот что я могу сделать? Серьёзно, Владька, если ты мне сейчас ткнёшь пальцем даже не в партизанский отряд - хотя бы в политика, который реально хочет "поднять Россию с колен" - я из этого, - он повёл рукой по кругу над головой, - вот инопланетного проекта тут же ухожу и записываюсь в этот отряд или молодёжную секцию к этому политику. Спасать Россию. Владька, я не юморю, не издеваюсь, я тебя серьёзно спрашиваю. У меня отец погиб. До конца верил в Родину. В Россию. И погиб. И не то страшно, что погиб, а… ну так как, Владька?
- Не знаю я таких партизан или политиков, - я отвернулся. - Иди в жопу.
- Не пойду. Вот и я не знаю. Я там ничего не могу. И уже никогда не смогу, даже если в генералы выйду. И ты не можешь ничего. И даже если место своей матери займёшь или вообще возглавишь эту драную СТМ - не сможешь ничего! - он вдруг вскочил и ткнул рукой в гальку - словно пробивал планету насквозь. - Тут есть шанс! Тут! Тут, твою ж так! И Россия будет тут! Тут, где я! Тут я - могу! Тут я - знаю! Они - там - взрослые - не знают - а я - тут - пацан - знаю! Знаю! - он уже орал это, и я даже отполз от кузена на пяти точках, растерянно и даже чуть испуганно глядя на него снизу вверх. - Тупой разговор, - вдруг сказал Юрка, тяжело дыша, и рывком подал мне руку. - Вставай давай.
- Ну ты бешеный, - я поднялся сам, хотя рюкзак меня потянул было назад–вниз. - Зачем так орать‑то?
- Да потому, что ты правильно говоришь, - ответил Юрка, остывая. Поддёрнул лямки рюкзака. - Правильно, просто это кусочек правильности. На самой поверхности. Это самое поганое… Но знаешь, ведь у нас такое было, - он вдруг улыбнулся и почесал нос. - Россия - она как возникла? Никто ничего не захватывал. Просто люди убегали от центральной власти, которая их всяким таким достала - а бороться с нею сил не было. Ну и пробежали весь континент в разных направлениях.
Я удивлённо улыбнулся. Такая постановка вопроса мне в голову не приходила. А Юрка продолжал:
- А если теперь открылся такой путь - почему бы не рвануть сюда, как пятьсот лет назад на Урал или триста - на Алтай? Раз Стеньки Разина на Дону пока не предвидится? А если появится - то мы ведь и вернуться можем. Как неожиданное подкрепление.
- Точно! - воспрянул я. Ничего конкретного в этот момент я не представлял, но мелькнули мгновенно какие‑то грандиозные картины чего‑то возвышенного, грозного и очень киношного, но в то же время всё‑таки красивого. - Точно, - кивнул я. И огляделся. - Это будет наша база для борьбы… - я смутился своих собственных слов, а ещё больше - мыслей, за ними стоявших, и разом зароившихся планов, но Юрка закончил без насмешки:
- …за справедливость, чего не договорил?
- Ты что, мысли читаешь? - хмыкнул я. - Ну пошли. Чего ждать‑то теперь?
- Пошли, - согласился Юрка. - Шагай за мной… кузен. На базу для борьбы и построения нового общества на основе беспризорников.
Я не удержался и хихикнул.