Ной рассказал матери про Лайлу, и та отнеслась к его словам с большим энтузиазмом. Милая, набожная, обеспеченная девушка из хорошей семьи, которая в это неспокойное время возит ее сына домой на машине - просто ангел, и непременно с ней нужно познакомиться. Она сразу же начала уговаривать Ноя пригласить ее в гости, но тот упрямо отказывался. Ему не хотелось, чтобы Лайла приходила в их умирающий дом, не хотелось, чтобы она видела все эти скатерти, ковры и занавески, покрытые шрамами починенных дыр; видела старую мебель, скрипучую и потемневшую и слушала маму, рассуждающую о будущем детей и статусе. Он бы просто сгорел от стыда.
Они еще дважды встречались с Лайлой на собраниях группы. Как Ной и предполагал, место для нее освободила Софья. Впрочем, никто по этому поводу не переживал - замена произошла спокойно и безболезненно. Появляясь на каждом собрании, Лайла быстро сделалась всеобщей любимицей. С девушками она держалась на равных, была разговорчива и мила; с юношами вела себя сдержано. Постепенно страсти улеглись, и все пошло своим чередом.
На собраниях Лайла много говорила, безжалостно обличая свои пороки: леность, нетерпимость, гнев. Она каялась, опускала глаза, заливалась краской. Ной слушал всю эту благую чушь и молчал, не принимая никакого участия в обсуждениях. В последнее время он все чаще сравнивал Лайлу и Мамочку. Они обе нравились ему, но при этом были настолько разными, что он терялся и путался в своих чувствах. Красивая, умная, воспитанная Лайла, умеющая нравиться людям, и всегда знающая, что и когда надо говорить и Мамочка, которая картавит от волнения, не умеет притворяться и обладает чудесным талантом видеть и рисовать то, что видит. Две девушки. Два полюса. И он где-то посередине.
Лайла уговаривала Ноя не отмалчиваться на собраниях. Она просила его выступить, хотя бы ради приличия. Совсем необязательно выворачивать душу наизнанку - Ной не ребенок и должен знать, чего от него ожидают. Всего одно маленькое усилие, чтобы соблюсти формальность. Ной, который и раньше не отличался разговорчивостью на групповых исповедях, с приходом Лайлы замолчал вовсе. И сам не знал, почему молчит.
Это произошло во время их третьей встречи. Они сидели в машине возле дома Ноя, когда Лайла сказала:
- Приходи к нам в гости.
- Когда?
- Завтра. Вечером, в шесть. Придешь?
- Да.
- Вот и отлично. Родители давно хотят с тобой познакомиться. Мы устроим семейный ужин. Ничего помпезного.
- Я думаю, это будет очень интересно - познакомится с твоими родителями.
"А как интересно это будет матери".
Лайла улыбалась, и у Ноя снова защемило сердце.
- Спасибо за приглашение, - сказал он.
- Мы тебя ждем, - нежно сказала Лайла и слегка сжала его ладонь. - До завтра. И храни тебя Бог!
Весь следующий день Ной промаялся, поминутно поглядывая на часы. Колотун, которому надоело по несколько раз повторять свои распоряжения, отпустил его раньше, и ровно в шесть Ной прибыл по назначенному адресу.
В подъезде обыкновенной городской пятиэтажки было темно и пахло сыростью. Держась за перила, Ной поднялся на второй этаж и остановился перед единственной обшарпанной дверью. Тусклая лампочка едва разгоняла тьму, на стенах чернели проплешины, отвалившаяся краска большими кусками валялась на полу и похрустывала под ногами. После аккуратных, ухоженных домов Квартала, жилище Лайлы производило гнетущие впечатление: в Городе предпочитали не демонстрировать благополучие.
Ной постучал. С минуту было тихо, потом за дверью раздались торопливые шаги, звякнул замок, и в лицо ударил сноп яркого света. На пороге стоял невысокий полный мужчина в костюме и очках, со старомодной бабочкой на шее.
- Храни вас Бог, - сказал Ной.
- Храни вас Бог. Вы…
- Ной.
- Ах да! Конечно! Разумеется. Прошу вас, проходите!
Мужчина посторонился.
Контраст между мрачной, загаженной лестничной клеткой и квартирой поражал воображение: вместо старой краски на стенах красивая темно-синяя ткань; резная вешалка для одежды; картины, преимущественно фантастические пейзажи, пропитанные солнечным светом и густой зеленью деревьев; затейливая люстра на потолке, а под ногами - ковер с вышитым синим небом и редкими призрачными облаками. Глядя на него, Ной в нерешительности остановился, не смея топтать такую красоту острыми ледунцами.
- Прошу вас, - раздался голос у него за спиной. - Не смущайтесь. Я вынужден извиниться за Лайлу, она немножко задерживается - общественные обязанности. Она вот-вот вернется.
- Ничего страшного, - поспешно сказал Ной.
- Ледунцы можете оставить здесь, а тапочки я вам сейчас выдам.
Мужчина скрылся в одной из комнат, а Ной стал поспешно раздеваться, чувствуя себя не в свой тарелке - он терпеть не мог играть роль чужака. Кто знает, какие правила приличия приняты в этом доме? Без поддержки Лайлы можно легко сесть в лужу.
- Храни вас Бог!
Он поднял голову. В коридоре стояла невысокая женщина в тяжелом темно-синем платье под цвет стен, как две капли воды похожая на Лайлу. В голове Ноя мелькнула мысль, что именно так та будет выглядеть лет в сорок. Молодая прелесть не померкнет, она только созреет, нальется в спокойную зрелую красоту уверенной в себе женщины.
- Храни вас Бог!
- Меня зовут Руфь, я мама Лайлы.
- Ной.
- Я рада видеть вас, Ной. Прошу меня извинить, я должна ненадолго вас оставить - на мне кухня.
Она улыбнулась и стала еще больше похожа на дочь.
- Илион, пожалуйста, займи нашего гостя!
- Да, милая. Конечно!
Гамов сокрушенно качал головой.
- Ной, извините меня ради Бога - я слишком много времени провожу среди книг и порой забываю о приличиях. Меня зовут Илион Гамов.
- Ной Коштун.
- Очень, очень приятно! Прошу вас, идите за мной.
Они прошли в небольшую комнату, которую Гамов гордо назвал "мой скромный кабинет". Поедая почти все невеликое пространство над вошедшими довлели шкафы с книгами. Возле окна стоял массивный письменный стол, в центре комнаты - два кресла, разделенные столиком поменьше на тонких паучьих лапах.
- Располагайтесь, Ной.
- Спасибо. У вас много книг.
- Да. Эта библиотека - моя гордость. Я всю жизнь собираю книги. Они - единственная настоящая ценность, все остальное только материал для них.
- Никогда не думал об этом так.
Гамов оживился.
- Видите ли, Ной, я историк и на все смотрю с этой позиции. Века стирают все лишнее и незначительное, остается то, что действительно ценно: идеи, мировоззрения, нравственные задачи - книги. Люди стареют и умирают, а они живут.
- В школе я любил историю, - сказал Ной.
- Очень похвально! Школьная история - хороший старт для думающего человека, но, к сожалению, очень многие на ней останавливаются. С одной стороны это удобно - у людей создаются одинаковые ценности и оценки. Школьная история дает нам надежный тыл. Она безопасная и простая. Но, с другой стороны, она - искусственный суррогат, призванный не учить, а служить.
- Я не очень хорошо понимаю. Как может быть одна история и другая история? Это же противоречие, как одна правда и другая правда. История есть история - что было, то было.
- Было. Разумеется. Исторические факты одни и те же, но отношение к ним может быть разным. Если смотреть с этой точки зрения, то никакого противоречия нет. Каждое поколение, каждый общественный строй может иметь - и имеет - свою собственную историю.
Ной поерзал в кресле. Странные вещи говорил Гамов. Странные и спорные.
- Наверное, - осторожно сказал он.
- Если угодно, я продемонстрирую на примере.
Историк все больше воодушевлялся, словно прорвалось наружу что-то долго не имевшее выхода. Не дожидаясь реакции Ноя, он приступил к демонстрации.
- Начнем с самого начала - с истории Армагеддона. Все ее знают. Ее проходят уже в начальных классах, не так ли?
Ной кивнул.
- Могу я попросить вас рассказать то, что вам говорили об этом в школе?
- Ну…
Ной принялся лихорадочно копаться в воспоминаниях.
- Э-э… Мера грехов человеческих переполнила чашу. Настала пора искупления. И послан был Первый Ангел. Он потряс землю и закрыл небо темной пеленой.
Память исправно выдавала зазубренные прописные истины, и Ной оживился.
- Но грешники не желали каяться. В гордыне они противопоставили себя Богу. И послан был Второй Ангел. Он поднял океан и обрушил его волны на земную твердь. И снова не было раскаяния. Тогда сошел Третий Ангел, и небеса стали черными, и каждый нераскаявшийся умер. Праведные остались жить на земле, в смирении и нищете неся свое покаяние. И повелел им Господь созидать новый мир, в котором не будет места греху. И было сказано, что придет день, и небо очистится, и будут теплые реки, зеленая трава и тучные стада.
Гамов энергично закивал.
- Великолепно! А теперь давайте посмотрим на эти же события с другой точки зрения. Существует такая наука - геология. Согласно этой науке, Армагеддон начался с извержения гигантского вулкана Тоба. В учебнике он назван Первым Ангелом. Это извержение спровоцировало целый ряд других, и среди них - вулкан на Камчатке. Это был Второй Ангел. А третий, тот, что уничтожил старое человечество, назывался - Йеллоустоун. Вроде бы то же самое, просто другие названия. Но самое интересное в том, что, по утверждению науки геологии, эти вулканы взорвались вовсе не из-за того, что чаша терпения Божия переполнилась нашими грехами. Они взорвались просто потому, что пришло их время. Понимаете? Грешники жили бы на земле или праведники - Армагеддон был неизбежен. Вот вам и другая история. Только в этом случае, в такой трактовке, вся система общественно-религиозного устройства, принятая сейчас, теряет опору и просто рушится.
Заметив настороженный взгляд Ноя, Гамов поспешно добавил.
- Вы только не подумайте, что я атеист! Я очень верующий человек, и считаю наш Город величайшей нравственной вершиной, на которую когда-либо поднималось людское племя. Я лишь продемонстрировал вам, как может видоизменяться история в зависимости от точки зрения. Факты в ее основе одинаковы, но стоит лишь чуть сместить акценты, изменить терминологию, и перед нами уже иное прошлое, которое, естественно, повлечет за собой и иное будущее, как причина влечет следствие. Вот, о чем я хотел сказать.
- По-моему, я понял. А откуда вы знаете про эту геологию и вулканы? А еще - что такое Камчатка и… Йелоустон? Нам в школе ничего такого не говорили.
- Конечно, не говорили!
Гамов все больше возбуждался. Он уже не отвечал на вопросы Ноя - он ораторствовал.
- Это величайшее достижение системы воспитания в Городе! Нет ничего запретного. Вся информация открыта и, в принципе, доступна. Любой человек может придти в библиотеку и зайти в Архив, а дальше - читай, думай, делай выводы. Но парадокс в том, что это никому не нужно. Не пойдет труженик с завода или милиционер в библиотеку, не будет искать. И высоколобый ученый из Лаборатории - тоже не пойдет. Им в голову не придет это сделать. А потому - в Городе мир и благообразие. И никаких запретов, просто вовремя заданное направление. С молодых ногтей, еще в начальной школе.
Тут он неожиданно помрачнел и умолк. Ной тоже молчал, не зная, что сказать и как относиться к тому, что услышал. Нехорошая повисла пауза - неуютная, тяжелая.
В коридоре раздались шаги, хлопнула дверь. Ной и Гамов, как по команде, подняли головы и нацепили улыбки. На пороге кабинета появилась Лайла.
- Храни вас Бог, - сказала она, улыбаясь. - Извините за опоздание!
Ной встал.
- Мы очень интересно беседовали, дочь, - отозвался Гамов.
- В этом я не сомневаюсь. Ной, надеюсь, папа не утомил тебя?
- Нет! Совсем нет!
- Вот и замечательно. А теперь, я прошу всех к столу!
Они перебрались в большую светлую гостиную. На блюде посреди длинного стола лежала свежая зелень. Ужасно дорогая и восхитительно пахнущая. Возле блюда возвышались две бутылки вина. Тарелки и чашки блестели так, что глазам больно было смотреть.
Гамов, как-то боком, примостился на стуле возле двери и молчал, глядя на гостя. С кухни доносились неразборчивые голоса. Что-то глухо стукнуло, послышались торопливые шаги, и в комнату вошла маленькая худенькая женщина. Одета она была с той тщательной нарядностью, которую можно встретить среди необразованной массы обитателей заводских общежитий, когда у тех возникает необходимость приодеться. Все вещи "почти новые", аккуратно чиненые и яркие. Седые волосы она собрала в пучок на затылке, отчего черты лица, и без того тонкие, неестественно обострились. Она напоминала разодетую мышь.
- Храни вас Бог, - сказала она Ною, распахнула створки двери, потревожив Гамова, и застыла, придерживая их.
Ной набрал в грудь воздуха, чтобы ответить на приветствие, но в этот момент на пороге появилась Руфь Гамова с дымящимся подносом в руках. Ной поспешил к ней, помогая водворить поднос на указанное женщиной-мышкой почетное место. Опуская его, он успел поймать одобрительный взгляд Лайлы. Руфь, оглядев собравшихся, произнесла:
- Думаю, мы можем начать наш торжественный ужин.
Все расселись. Гамов занял место во главе стола, Ноя посадили рядом с Лайлой, а ее мать и маленькая седая женщина устроились напротив.
- Это - Варвара, - шепнула Лайла, указывая на женщину-мышку. - Она нам помогает.
Варвара напомнила Ною об Алоне. Никому в Квартале не пришло бы в голову посадить его за общий стол. Он подумал, что Руфь должно быть человек широких взглядов, если не гнушается слабыми и убогими.
- Я предлагаю выпить за новых друзей! - сказала Руфь. - Ной, поухаживаете за Лайлой?
Ной схватил ближайшую бутылку и налил девушке вина. Едва оно прикрыло донышко бокала, как та остановила его руку.
- За новых друзей! - провозгласил Гамов.
Все выпили.
Варвара едва пригубила свой напиток, встала и принялась накладывать в тарелки горячее мясо.
- Ной, - сказала Руфь. - Пожалуйста, расскажите нам о себе. Нам очень интересно!
- Ну, я недавно закончил школу…
- О ваших успехах мы наслышаны, и они достойны восхищения. Чем вы планируете заниматься?
- Я уже устроился на практику, - нехотя сказал Ной.
- Очень интересно. Куда?
Взгляд Руфи был тяжелый, буравящий; очень захотелось соврать, выдумать что-нибудь благообразное. Но он не стал.
- В Поиск.
Лайла подвинула к нему блюдо с салатом.
- Возьми. Очень вкусно!
- Вот как? - сказала Руфь. - И что же вас там привлекло?
- Там интересно.
- Руфь, милая, дай Ною спокойно поесть, - вступился за Ноя Гамов.
- Дорогой, я думаю, что беседа за столом еде не мешает.
- И практика в Поиске молодому человеку вряд ли повредит. Мне кажется, подобная школа могла бы быть очень полезна.
- Да, пожалуй, - согласилась Руфь. - Она могла бы стать основой для будущей карьеры. Как вы думаете, Ной?
- Да. Наверное, это так.
- Варвара, милая, посмотри, как там пирог.
Женщина-мышка молча встала из-за стола и, не говоря ни слова, вышла.
"Боже мой - пирог! Хлеб!"
Практически весь Город, исключая Квартал, питался концентратами. Мама Ноя тоже покупала их почти всегда. Только в праздники они позволяли себе роскошь натуральной пищи. Сам Ной не видел в концентратах ничего плохого, они были питательными и недорогими. А что до вкуса, то к нему быстро привыкаешь. Но так думали далеко не все.
- Завтра в Совете танцы, - сказала Лайла. - Ной, ты пойдешь на танцы?
- Я плохо танцую.
- Я тебя научу! Это просто!
- Лайла прекрасно танцует, - сказала Руфь.
- Не сомневаюсь!
Они немного поговорили о танцах, потом Гамов принялся рассказывать о проблемах с крысами в библиотеке. Крысы жрали книги и, сколько бы их не травили, хитрых бестий не становилось меньше. Лайла скорчила рожицу и попросила отца не рассказывать такое за столом. Они еще выпили - за таланты Лайлы, за будущее Ноя. Непривычный к спиртному, тот немного захмелел, расслабился и улыбался всем подряд.
Кусок пирога, который положили ему на тарелку, исчез с неожиданной быстротой, и Лайла отрезала новый, а Руфь заметила, что молодые люди должны иметь хороший аппетит - это признак здоровья.
- Сейчас так мало здоровых людей, - сказала она. - Эти концентраты, с которыми все так носятся, на самом деле - настоящий яд. Ной, вы когда-нибудь ели концентраты?
- Да.
- Я вам советую не злоупотреблять ими. Не говоря о том, что они причиняют вред вам, они плохо скажутся и на вашем потомстве. Разумеется, всех уберечь нельзя, но те, кто может позволить себе натуральные продукты, должны питаться только ими.
- Я не знал, что они такие вредные, - расстроено произнес Ной.
- Кстати, работникам Лаборатории теперь полагается паек. Очень хороший, - сказала Руфь. - Распоряжение Совета. Доказано, что концентраты подавляют нервную систему, а это плохо сказывается на умственной деятельности.
Ной отложил пирог. После таких слов кусок не лез в горло.
- Мамочка, не пугай Ноя, - проворковала Лайла.
- Я не пугаю. Я рассказываю, как обстоят дела. Он должен знать. Вот ты вскормлена на натуральных продуктах, и какая красавица!
- Ма-ам!
Под этими словами Ной был готов подписаться. Лайла и правда отличалась от большинства жительниц Города - ладная, полнокровная, гладкая - хоть картины с нее рисуй.
- Лайла действительно очень красивая.
Эти слова как-то сами собой сорвались с языка. Ной покраснел и принялся жевать пирог.
- Спасибо! - кокетливо сказала Лайла. - Ной, а давай я поучу тебя танцевать?
Он быстро проглотил кусок.
- Прямо сейчас?
- Конечно!
- И правда, дети, потанцуйте, - поддержала Руфь. - Молодые должны веселиться. А мы с отцом посидим здесь.
Лайла легко вспорхнула со стула, схватила Ноя за руку и повлекла за собой. Вставая, он окинул взглядом стол. Гамов выглядел сонным и отстраненным, он лениво ковырял ложкой свой пирог; Руфь улыбалась.
Лайла включила старинный магнитофон - еще одно яркое свидетельство достатка семьи - и повернулась к Ною. За ее спиной, словно пробуждающийся лес, всколыхнулась музыка: закачались тонкие ветви скрипок, задули трубы, отдаленно и глухо зарокотал барабан.
- Вальс, - сказала Лайла. - Этот танец называется вальс.