Дебютный сборник рассказов автора.
Содержание:
Чудесный воздух Виктории
Большой дубль
Диалог
Путешествия для избранных
Не сотвори себе кумира
Чудеса в Старом Кармелле
Гонорар для победителя
Содержание:
ЧУДЕСНЫЙ ВОЗДУХ ВИКТОРИИ 1
БОЛЬШОЙ ДУБЛЬ - I 3
ДИАЛОГ 6
ПУТЕШЕСТВИЯ ДЛЯ ИЗБРАННЫХ 9
НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА 12
ЧУДЕСА В СТАРОМ КАРМЕЛЛЕ - I 15
ГОНОРАР ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЯ 17
Юрий Иванович Константинов
Путешествия для избранных
ЧУДЕСНЫЙ ВОЗДУХ ВИКТОРИИ
Это произошло на планете, названной Викторией в честь моего любимого. Все мои коллеги считают, что наша экспедиция совершила поистине грандиозное открытие, которое войдет в историю.
Я же - как соринка в глазу среди всеобщего ликования. Словно тяжелобольную, меня окружили знаками внимания, и хотя открыто никто не выражает соболезнований - этого я просто не позволила бы, - остаются откровенно сочувственные взгляды, красноречивые вздохи, молчаливые похлопывания по плечу. Я молча сношу проявления этого дружеского участия, а потом стараюсь уйти подальше, забиться в самый глухой угол корабля, где никто не увидит моих слез, и с безнадежным упрямством убеждаю себя: "Его нет, нет, нет!…"
Но себя не обманешь. Мой любимый рядом, в своей каюте, однако нас разделяет непреодолимая стена. Этот человек будто перешел в другое измерение, и ни боль, ни любовь моя уже не достучатся до его сердца.
Только теперь, когда до старта остаются считанные часы, я чувствую, как устала за этот месяц, и меня буквально сжигает желание поскорее оказаться на Земле, упасть, зарыться лицом в теплую, усеянную маленькими солнцами ромашек траву и не думать ни о чем. Но до Земли далеко. Фиолетовые косматые волны облизывают иллюминатор, подобно языкам бледного огня, все видимое вокруг корабля пространство наполнено голубым неясным свечением, в котором взрываются яркие, рассыпающиеся на рои белых ослепительных игл разряды. На Виктории гроза. Я вглядываюсь в фиолетовую сияющую бездну - и память безжалостно будит во мне прошлое.
Нас было пятеро, отправившихся в экспедицию по исследованию большого спутника планеты Фар, открытой знаменитым профессором Фаркеши за несколько лет до моего рождения.
Руководитель экспедиции Эрнст Белов был категорически против участия женщин в подобных предприятиях, в простительном для ученого такого масштаба чудачестве разделяя суеверные опасения древних мореплавателей. По когда я узнала, что Белову всего тридцать два, то решила попытаться его переубедить уж если не логикой, то с помощью обаяния.
У меня были причины добиваться включения в состав этой экспедиции. Я - геолог, а космические съемки, образцы пород и почвы, доставленные автоматами со спутника планеты Фар, давали основания для самых фантастических прогнозов. К тому же одним из участников экспедиции утвердили некоего Виктора Дробного - биолога по основной специальности, а кроме того, химика, инженера и просто очень славного парня. Мы заканчивали один вуз в Москве и позже, встретившись на специализации в Пражском международном центре космических исследований, искренне обрадовались друг другу. Нас многое объединяло, целые дни мы проводили вместе, и когда однажды Виктор предложил мне стать его женой, я не видела причин для отказа.
Мы должны были пожениться через месяц, сразу после его возвращения.
…Белов внимательно выслушал меня, наклонив крупную, рано облысевшую голову, и, взглянув в упор очень живыми, насмешливыми глазами, произнес:
- В геологах у нас недостатка нет. Правда, ни один из вероятных кандидатов не располагает такой впечатляющей внешностью.
Я поняла, что немного перестаралась с косметикой, и закусила губу от досады.
- Хотите познакомиться с возможными соперниками? - спросил начальник экспедиции. И назвал несколько имен, услышав которые, я поглубже втиснулась в кресло. Это были авторы известных фундаментальных исследований. Щеки мои вспыхнули, в душе я ругала себя последними словами за легкомысленность. Не с моим скромным научным багажом пытаться конкурировать с этими восходящими светилами космической геологии.
- Вы настаиваете на своей кандидатуре? - спокойно произнес Белов.
Я молча поднялась и, ничего не видя из-за застилавших глаза слез, двинулась к выходу.
- Вы та самая Алла Корж, которая работала в экспедиции Гоберидзе на Плутоне? - остановил меня у самой двери новый вопрос.
Я смогла лишь кивнуть головой в ответ.
- Если я не ошибаюсь, именно вы разработали оригинальную технологию изучения глубоко залегающих пород на безатмосферных планетах а выдвинули свою гипотезу происхождения концентрической гряды на малом спутнике Фар?
- Да! - чуть слышно выдохнула я.
- Я читал ваши работы, - все так же неторопливо продолжал Белов, словно не замечая моего состояния. - И убедился в правильности того, что говорил мой друг Тариэл Гоберидзе о вашей способности эффективно работать в незнакомой обстановке, и того, что говорил еще один мой друг… - здесь он сделал паузу и пытливо посмотрел мне в лицо, - Виктор Дробный, о своеобразии и практическом складе вашего научного мышления.
Наверное, я опять жутко покраснела, потому что во взгляде его появилось нечто похожее на сочувствие.
- Я не просила Дробного меня характеризовать! - буркнула я.
- Это очень ценные качества для участника экспедиции, подобной нашей, - сказал собеседник, будто не услыхав моей реплики. - Гораздо более ценные, чем умение разрабатывать теоретические проблемы в кабинетной тиши. Поэтому я решил отступить от своего правила и рекомендовать отборочной комиссии включить вас в состав исследовательской группы.
- Когда решили? - едва не задохнувшись от волнения, брякнула я. Наверное, более неуместного вопроса в этот момент невозможно было придумать.
- Только что, - ответил Белов. - Я доверяю друзьям, по полагаюсь только на личное впечатление. - И тут он, наконец, улыбнулся.
Так я попала в экспедицию. И страстно мечтала, чтобы она оказалась удачной и старая морская примета не оправдалась. Однако, как назло, на полпути к большому спутнику стал отказывать реактор. Мы находились в опасной метеоритной зоне и вынуждены были срочно искать место для посадки. В центральном отсеке, который экипаж по традиции именовал кают-компанией, зашелестели звездные атласы. К счастью, ближайшая пригодная для посадки планета находилась не так уж далеко. Но, прочитав ее описание в справочнике, я расстроилась: встреча с этой безымянной крохотной планеткой сулила мало интересного. Приборы исследовательского корабля, облетавшего ее несколько лет назад, не зафиксировали перспективных месторождений. Визуальные наблюдения и съемка также мало что дали.
Глазам наших предшественников предстала бурая каменистая равнина, лишь изредка оживляемая скупыми островками растений и зеркалами небольших озер. Исследователи не сочли нужным совершать посадку, ограничившись тем, что взяли пробы атмосферного воздуха на разной высоте. Воздух этот, хотя и содержал незначительную примесь неизвестных газов, оказался по составу весьма сходным с земным. К сожалению, пробы атмосферы доставить на Землю не удалось, в районе вспомогательной марсианской базы огромных размеров метеорит протаранил транспортный отсек корабля, и все образцы погибли. Таким образом, единственное, что мы знали о безымянной планете, которая должна была приютить нас на несколько суток, - это то, что особого интереса для науки она не представляет.
Корабль совершил посадку неподалеку от небольшого высыхающего озерца. Некоторое время Эрнст и Виктор изучали данные наружных измерений, после чего подтвердили, что воздух планеты пригоден для жизнедеятельности.
- Свободные от аварийной вахты могут помочь Дробному взять пробы жидкости, грунта и собрать образцы, - сказал Белов.
"Свободные от аварийной вахты", то бишь я, поскольку остальные должны были заняться наладкой реактора, смущенно потупились.
- И обязательно возьмите оружие, - добавил Эрнст. - Чем черт не шутит, до нас здесь никого не было.
Надев специальные костюмы, мы с Виктором отправились на разведку. У меня было такое ощущение, будто мы находимся в обычной земной пустыне где-нибудь в предгорных районах. Только воздух здесь имел незнакомый привкус - был влажным, солоноватым и словно насыщенным озоном. Может, от этого непривычного пьянящего воздуха, а скорее всего, от никогда раньше не испытанного мною счастья вместе с любимым делать первые шаги по незнакомой планете у меня кружилась голова, и я несла всякую романтическую чушь.
Дробный глядел на меня молча, со снисходительной улыбкой, как на не в меру расшалившегося ребенка, но я знала, что в эти мгновения он тоже счастлив.
Следы на берегу озера мы заметили почти одновременно. Это были большие, глубокие вмятины, оставленные, по-видимому, гигантских размеров когтями.
Рядом причудливым узором расходились многочисленные отпечатки поменьше. Словно зачарованные, вглядывались мы в эти свидетельства неизвестной жизни. Виктор озадаченно покачал головой, затем подошел к озеру и опустил в него длинный, тонкий, как шпага, химический зонд. Взглянув на крохотный экран в рукоятке прибора, он разочарованно пробормотал:
- Обыкновенная вода!…
- В которой живут обыкновенные рыбы, - добавила я, глядя, как в коричневатой глубине мелькают быстрые вытянутые тени.
- Обыкновенные? - бросил на меня Дробный какой-то отрешенный взгляд, доставая из заплечного ранца компактную мелкоячеистую сеть.
Несколько раз забрасывали мы ее в озеро, но сеть приносила лишь обрывки длинных, похожих на змей водорослей, увенчанных широкими, разделенными на четыре равные доли листьями.
Наконец нам удалось вытащить на берег добычу посолидней - крупную, около метра в длину рыбину, покрытую словно лакированной панцирной чешуей.
- Слушай, - сказала я, - у меня такое ощущение, что где-то я эту рыбу уже видела. На рисунке, конечно.
- Не сомневаюсь, - подтвердил Виктор. - В аквариуме ты ее видеть не могла. Голову готов дать па отсечение, что это целакант или латимерия - первобытная рыба, которая когда-то на Земле вышла из воды на сушу, дав тем самым начало бесчисленным видам ползающих, прыгающих и всяких других тварей. В конечном счете, не будь этой рыбы, вернее, ее земного варианта, и нас бы с тобой не было. Кажется, я начинаю понимать, - волнуясь, понизил голос Дробный. - Если на этой планете условия похожи на земные, то и процесс эволюции тут протекает так же или почти так же, судя по этому целаканту. Но ведь тогда… - он оборвал фразу, ошалело потряс головой и умолк надолго.
- С рыбой что делать? - спросила я.
- С рыбой? - взглянул он на меня невидящими глазами, - Опусти в воду сеть, только смотри, чтоб целакант ее не утянул.
- О чем ты думаешь? - не удержалась я, закончив возиться с сетью.
- Как ты считаешь, - вопросом на вопрос ответил Виктор, - кому могут принадлежать следы на берегу?
- Откуда мне знать, - пожала я плечами. - Какому-нибудь здешнему страусу.
- Страусу! - передразнил меня Виктор. - Сразу видно, что ты не биолог. Для того чтобы оставить такие вмятины, страус должен весить не меньше полутонны. Ладно, сейчас выясним. - Схватив меня за руку, он сорвался с места и, словно одержимый, кинулся к видневшимся вдалеке зарослям.
Здесь было сумрачно и прохладно, пахло болотом, перепрелой листвой. Над нашей головой сплетались раскидистыми кронами похожие на огромные папоротники деревья, словно толстые столбы, вздымались мощные стволы незнакомых мне растений, которые заканчивались множеством уходящих вертикально вверх свечей - отростков. В нескольких местах виднелись нагромождения мертвых, поваленных деревьев, поросших толстым буроватым мхом. Странный этот лес наполнен был ровным шумом, но не таким, как на Земле, когда ветер полощет листву. Ветра здесь не было, не слышалось и птичьего гомона. Шуршали, расправляясь, словно крылья гигантских бабочек, лепестки огромных цветов, усыпавших колючие кусты. Шуршали длинные, острые листья, раскручиваясь и словно впитывая тусклый свет трех плававших в фиолетовой дымке светил над горизонтом. Шуршала кора, спиральными кольцами ниспадая к подножию деревьев. Казалось, окружавшая нас зеленая пасса находится в постоянном живом движении.
Позабыв обо всем на свете, с пылающими от возбуждения глазами Дробный перебегал от дерева к дереву, разглаживал на ладони клейкие листья и травинки, бормотал глухо:
- Настоящие игольчатые вольции… типичный эквизетитес…
Неожиданный шум заставил нас оглянуться. Несколько небольших, никогда не виданных нами зверьков пересекали поляну. Внешне они могли бы напоминать кенгуру, если бы передвигались не шагами и не имели вытянутой драконьей головы и острых когтей на конечностях. Их шершавая чешуйчатая кожа отливала серо-изумрудным блеском.
На плечо мне легла рука Дробного.
- Теперь я уже не сомневаюсь, - прошептал оп. - Это ящеры прокомпсогнаты. Все совпадает. На этой планете - разгар мезозойской эры.
Я изумленно взглянула на него, но не успела ответить. Сопровождаемый треском ломающихся деревьев, поводя из стороны в сторону сплюснутой маленькой головой на мощной змеиной шее, на поляне показался огромный, трехметрового роста ящер. Словно сказочный Змей Горыныч явился перед нами во всей своей устрашающей красе.
Прокомпсогнатов как ветром сдуло. Лишь один небольшой зверек, совсем детеныш, отстал от других, запутавшись в густом кустарнике. К нему-то и устремилось чудовище.
Заметив нас, гигант замер, его передние, похожие на недоразвитые руки когтистые конечности слабо задвигались. Опустившись на широкий, покрытый костяными пластинами хвост, ящер некоторое время изучал нас своими огромными застывшими глазами.
- Халтикозавр, - сказал Виктор, - еще одно доказательство в мою пользу. - Быстрым движением он сорвал с бедра излучатель.
Однако пустить оружие в ход не пришлось. Едва Дробный шагнул вперед, ящер попятился, неуклюже развернулся и кинулся прочь, не выбирая дороги, как танк, круша и подминая под себя стволы деревьев.
С большим трудом удалось нам связать маленького прокомпсогната, который то переворачивался на спину, выбрасывая вперед когтистые задние лапы, то подхватывался и устрашающе щелкал зубастой пастью.
Виктор опустился на поваленный ствол, устало и счастливо засмеялся:
- Алка, родная, ты просто не представляешь, что мы с тобой открыли! В этом огромном естественном заповеднике ученые смогут проследить до деталей весь ход эволюции, начиная с позднего триаса мезозойской эры. Да за такую возможность нам биологи памятник воздвигнут!
Никогда еще я не видела Дробного таким возбужденным и радостным.
До поздних сумерек я помогала ему укладывать образцы растений и грунта в специальные контейнеры, прятать найденных скорпионов и сороканожек в плоские прозрачные футляры. На маленького ящера мы надели прочный ошейник и привязали к стволу огромного папоротника невдалеке от корабля, а для целаканта сделали глубокий садок рядом с озером. Прокомпсогнат долго и безуспешно пытался освободиться от поводка, крутил во все стороны головой на тонкой гибкой шее, но в конце концов угомонился. Глаза его затянула бурая полупрозрачная пелена, неуклюже повалившись набок, ящер задремал.
Целакант же, едва мы пустили его в садок, забился в самый темный угол и лег на дно.
Наше сенсационное сообщение коллеги по экспедиции восприняли сдержанно - наладка реактора шла медленней, чем они рассчитывали.
- Что с них возьмешь! - обиженно сказал Дробный. - Технари-сухари.
Ночь на незнакомой планете прошла без приключений, если не считать, что мне неожиданно приснилось… оригинальное доказательство теоремы Файберга. "Что же это делается?" - изумилась я, проснувшись.
Сколько мы ни бились в студенческие годы над этой теоремой, раззадоренные преподавателями, утверждавшими, что ее доказательство равносильно защите кандидатской диссертации, - и все впустую. И вдруг этот волшебный, иначе и не назовешь, сон.
Добросовестно записав увиденные во сне формулы и убедившись в своей математической одаренности, я снова улеглась.
- Есть оригинальное доказательство теоремы Файберга! - торжествующе сказала я утром Белову вместо приветствия. Однако он не поздравил меня, как следовало ожидать, а покачал головой и произнес:
- Странные вы сегодня оба. Полюбуйся-ка на своего суженого.
Глянув в иллюминатор, я увидела, как внизу, у основания дюз, мечется, размахивая руками, Дробный.
- Что случилось, Виктор? - крикнула я, спускаясь по трапу.
- Идиоты, шуты гороховые! - в сердцах отозвался Дробный. - И все делают вид, будто ничего не случилось, словно мы на воскресном пикнике!
- Да какая муха тебя укусила?
- Полюбуйся, - взмахнул он рукой. - Кто-то из этих проходимцев, эйнштейнов доморощенных, которые ни черта не смыслят в биологии, решил над нами мило пошутить и подменил всех животных.
Оглянувшись, я действительно увидела, как под деревом, к которому мы вчера привязали детеныша ящера, ворочается, пытаясь освободиться от смехотворно короткой привязи, зверь, размером с доброго жеребца.
- К нему и подходить-то боязно, - сказала я. - Затопчет ненароком.
- А целакант? - закричал Виктор. - Посмотри, кого они сунули в яму вместо рыбы.
Я заглянула в садок и отшатнулась - из воды высунулась длинная, напоминающая крокодилью, покрытая костяным панцирем голова. Я успела заметить, что эта устрашающего вида голова имеет не только ноздри, но и небольшие жабры.
- Но это не все! - разъяренный Виктор потрясал перед моим носом штативом с пробирками. - Вчера здесь были совсем другие растения. Эти шутники не тронули только скорпионов, видно, побоялись сунуться.
Скрестив руки, он застыл в горестном молчании. Я осторожно провела рукой по его плечу.
- Ну, подумаешь, разыграли, - сказала я. - В конце концов это тоже очень ценные животные, из мезозойской эры.
- А как ты их доставишь на Землю? - спросил он. - У нас же нет таких огромных контейнеров. И потом, - раздраженно заметил Дробный, - я не мальчик, чтобы меня разыгрывали. Ученые, называется. Все, - тряхнул он головой, - сейчас иду к Эрнсту и прошу внеочередной сеанс связи с Землей!
- Зачем?
И тут он впервые произнес эту фразу. Глядя куда-то мимо меня, не совсем уверенно сказал:
- Я хочу здесь остаться.
- Ты думаешь, что говоришь? - возмутилась я. - Если ты обиделся на ребят…