* * *
Она все пересказала Боузу, удивляясь своему спокойствию, хотя удивляться было, наверное, нечему - тому способствовали два бокала вина, которые она осушила, дожидаясь его. Ее мать, именно так поступавшая в напряженные моменты, говорила, что после двух бокалов ей "море по колено". Она взглянула на этикетку на бутылке калифорнийского вина и усмехнулась: оно называлось "Солнечное мелководье".
- Мерзавец! - сказал Боуз.
- Самый что ни на есть.
- Наверное, он за тобой следил. И имеет связи, иначе как бы он выяснил, кого ты навещаешь в… - как это называется?
- Комплекс проживания и ухода "Лайв Оукс".
- Там содержится твой брат?
- Да, Кайл.
- Ты не говорила мне про своего брата.
- Это не значит, что я что-то от тебя скрываю.
Он посмотрел на нее с интересом.
- У меня и в мыслях этого нет. Лучше скажи, ты ничего особенного не заметила, когда ездила туда? Незнакомое лицо, машину?
- Ровным счетом ничего.
- Что это был за голос?
- Я бы сказала, что он принадлежит мужчине в летах, хладнокровному… Пожалуй, это все. - Она надеялась, что в ее телефоне должен был сохраниться номер звонившего, и была разочарована, естественно. - Я даже не знаю, с чего он решил, что есть смысл пугать меня или шантажировать. Конгрив уже отнял у меня дело Оррина. Никакого решения как врач я все равно принять не смогу.
- Если тебя не скомпрометировать, ты остаешься для них опасной. Если дело дойдет до суда, ты можешь дать показания против Конгрива, а то и обратиться к властям и рассказать все, что тебе известно.
- Но без показаний Оррина…
- Сейчас эти люди вряд ли озабочены возможностью его выступления в суде. Их тревожит другое - то, что он видел на складе. Если он заговорит, это будет чревато федеральным расследованием. Объявить Оррина недееспособным - только первый шаг. Думаю, его накачают медикаментами и уберут с глаз долой. А то и вообще прикончат.
- Только не это! - прошептала Сандра.
- В лагере с ним может произойти все, что угодно, - тихо проговорил Боуз.
И был прав. Она знала статистику: всего за год в местном лагере жестоким нападениям подверглось человек пять-шесть, не считая смертей от передозировки наркотиков и самоубийств. По процентным показателям техасские лагеря были сравнительно безопасными: их обитателям грозило меньше опасностей, чем при жизни на улице. Но произойти и там могло все что угодно. Возможно, некоторым помогали уйти из жизни.
- Как нам их остановить?
- Не торопись. Присядь, - сказал ей Боуз с улыбкой.
- Посоветуй, как мне поступить.
- Мне надо подумать.
- Времени у нас в обрез, Боуз. - Решение судьбы Оррина в было назначено в пятницу, но Конгрив при желании может сделать это и раньше.
- Знаю. Но сейчас глубокая ночь, нам обоим надо поспать. Я останусь у тебя, не возражаешь?
- Обязательно останься.
- Если хочешь, мне сойдет и кушетка.
- Даже не думай.
* * *
За завтраком, сидя за кухонным столом и наблюдая, как Боуз с аппетитом уминает приготовленную для него яичницу, Сандра вспоминала, что вчерашний аноним говорил про Кайла.
- Как ты считаешь, моему брату мог бы помочь препарат долголетия?
Ночью, в темной спальне, она рассказала Боузу про Кайла и отца. Все время рассказа он не выпускал ее из объятий. Позволив ей договорить, он не стал произносить банальных слов утешения. Только молчал, ласково целуя ее лоб, и этого ей было более чем достаточно.
- Физические повреждения это устранило бы, но таким, как прежде, он бы не стал. Не вернулись бы ни воспоминания, ни навыки, ни сама личность.
Она вспомнила томограмму мозга Кайла, которую ей показал невролог в "Лайв Оукс" - пласты отмершей ткани, похожие на крылья страшной черной моли. Даже если бы эти участки удалось каким-то чудом оживить, они остались бы пустыми. После лечения Кайл стал бы обучаемым, возможно, даже заговорил бы, но все равно полное исцеление было немыслимо. (И даже выздоровев, он не стал бы Кайлом…)
- Это еще не все изменения, - продолжил Боуз. - Биотехнология остается в клетках человека навсегда. Некоторых это приводит в ужас.
- Потому что это технология гипотетиков?
- Совершенно верно.
- У Оррина написано, что марсиане в конце концов сами от этого отказались, - напомнила Сандра.
- Это все догадки.
- Мы так и не знаем, куда он ходил со всей этой писаниной до нас.
- Да, не знаем.
- Но это и не важно, ведь так? Главное, обеспечить ему безопасность.
Боуз помолчал. Сандра уже научилась уважать это его молчание, течение его мыслей. Она открыла кухонное окно, чтобы впустить свежий воздух, но вместо свежести их обожгло жаром, из окна пахнуло каким-то металлическим запахом.
- Меня тревожит, что это становится опасно для тебя, - проговорил Боуз.
- Спасибо. Я сама встревожена. Но по-прежнему хочу помочь Оррину.
- Ты уж меня прости, что я тебя во все это вовлек. Если ты не поступишь так, как подсказывает звонивший, то можешь вылететь с работы.
- Похоже на то.
- Не ты одна. Вчера меня вызывали к капитану, начальнику нашего участка. Он поставил меня перед выбором: либо я не вмешиваюсь в то, что происходит у вас в приюте, либо сдаю свой пистолет и жетон.
- Как я догадываюсь, ты выбираешь второе?
- О своей карьере я подумаю завтра. Нам надо вытащить оттуда Оррина пока что. Тогда они с сестрой смогут спрятаться и дождаться, покуда все стихнет.
- Надо, но как?
Он еще помолчал, размышляя.
- Ты совершенно уверена, что хочешь влезть в это еще глубже?
- Скажи мне, что надо делать, Боуз.
- Вариантов несколько. Например, вернуться и попросить прощения, сделать вид, что ты взялась за ум.
- Это твой план?
- Часть моего плана.
- Хорошо, допустим, я так и поступлю. Что дальше?
- Как только Конгрив уходит домой, ты звонишь мне. Я приезжаю, и мы с тобой решаем, как вызволить Оррина.
ГЛАВА 14
РАССКАЗ ТУРКА
"Головная экспедиция" - название, на котором настоял Оскар, - состояла из полусотни человек. Это были в основном солдаты, а также полдюжины штатских менеджерского сословия и дюжина ученых и техников. В нашем распоряжении был летальный аппарат, достаточно большой, чтобы вместить всех нас со всем снаряжением.
По словам Эллисон, таким летательным аппаратом мог управлять всего один пилот, подсоединенный к Сети. Сеть предоставляла ему доступ к приборам управления. Собственно, корабль пилотировал сам себя, его автономные подсистемы диктовали летчику намерения. Все поверхности кабины были заняты панелями управления и дисплеями. Происходящее за бортом представало в виртуальных иллюминаторах, один из которых красовался напротив скамейки, где сидели мы с Оскаром.
Снаружи царствовало неприглядное однообразие. Но когда мы оказались над материком и приблизились к горам Земли Королевы Мод, картина стала меняться. На высочайших пиках хребта еще белели остатки ледников. Лед был белоснежный, очищенный от грязи, благодаря испарению с морской поверхности на затененных склонах он отдавал синевой, от которой захватывало дух.
Перевалив через горы и оказавшись над материковой пустыней, мы влетели в густое облако и угодили под снегопад. Я спросил Оскара, безопасно ли лететь в таких условиях. Он посмотрел на меня гак, словно я задал по- детски глупый вопрос.
- Абсолютно безопасно.
Его явно волновало совсем другое. Поколения жили и умирали в надежде, что в один прекрасный день Вокс встретится и сольется с гипотетиками, и вот теперь поколению Оскара выпала честь осуществить это пророчество. Присоединившись к экспедиции, он оказался на самом острие этого эпохального события. С его точки зрения, это было потрясающей удачей, независимо от того, чем все кончится - успехом или провалом.
* * *
До самой посадки за бортом свирепствовал шквальный ветер.
Если бы с моих времен сохранились карты, то ориентироваться по ним было бы опасно. Толстые ледяные щиты растаяли уже много столетий назад, моря Росса и Уэдделла соединились и отрезали Восточную Антарктику от огромных островов у западного побережья материка. По словам Оскара, место нашего приземления находилось на бывшей Земле Уилкса, примерно на семидесятой широте Южного полушария. Это была плоская галечная равнина.
Лишь только наше судно коснулось земли, мы надели непродуваемые толстые комбинезоны, хранившие тепло тела, и плотные маски, в которые подавался воздух из баллонов. Люк открылся, и мы оказались посреди невзрачной, но не сказать, чтобы совсем уж уродливой местности. Вся Антарктика представляла собой пустыню, но и пустыни часто бывают красивы. Я вспомнил просторы Экватории, пустыни Юты и Аризоны, старые пейзажи Марса, бывшие до Спина, до уподобления планеты Земле. Нас встретил каменистый и по-марсиански безжизненный ландшафт. Климат здесь был холодный, как и обещал Оскар, но не настолько, чтобы не таяли ледники, и довольно сухой. Снегопад в конце лета, под который мы попали, не мог образовать даже стойкого снежного покрова: снег таял прямо на глазах, несмотря на налетавшую то и дело метель, которая заметала все впадины и не позволяла как следует разглядеть уходящие вдаль параллельными рядами невысокие хребты.
Сквозь облака порой проглядывало низкое солнце. Оставалось еще несколько часов светлого времени суток, но мы были полностью оснащены для работы в темноте. Солдаты погрузили мощные прожекторы и груды всевозможного оборудования в самоходки-вездеходы на высоких колесах. Потом экспедиция построилась в длинную колонну: ее авангард составляли военные, арьергард - штатские, то есть мы.
Ориентировались мы по компасу. До машин гипотетиков было еще очень далеко - мы специально приземлились вне того периметра, где исчезали вокские летательные аппараты. Теперь мы должны были на собственном опыте испытать, как повлияет на нас и на наши приборы пересечение опасной невидимой черты. "Конечно, мы доверяем гипотетикам, - объяснял Оскар. - Но у них, как у всех живых существ, что-то обязательно функционирует само по себе. Что-то может происходить вопреки их воле, особенно учитывая огромные различия в шкалах времени и пространства у нас и у них". Но все его слова почти ничего не значили по сравнению с воем ветра, с монотонным хрустом гальки у нас под ногами, с запахом сероводорода, который мы вдыхали, несмотря на маски.
* * *
Мы шагали уже почти час, когда один из членов технической бригады, не расстававшийся с каким-то прибором, подал знак остановиться.
- Вот и периметр, - прошептал Оскар.
Мы достигли воображаемой черты, за которой таинственным образом исчезали все беспилотные аппараты с Вокса.
Трое солдат осторожно двинулись дальше, остальные ждали, затаив дыхание. Метель ослабела, в небе появились просветы, но день уже померк. Научная бригада включила два прожектора, и мглу прорезали мощные лучи.
Разведчики ушли недалеко и, остановившись, помахали нам. Мы опасливо двинулись к ним. О нашем появлении гипотетиков - если им было до нас дело - оповещали шарящие по равнине лучи.
Мы ступили внутрь опасного периметра - и ничего не случилось.
* * *
С наступлением ночи ударил мороз, и мы застегнули капюшоны, почти полностью накрыв ими свои кислородные маски. Ветер дул по-прежнему, но уже не швырялся снегом, и мы смогли различить впереди очертания машин гипотетиков. Они оказались совсем близко. Техники спешно направили на них свои прожекторы.
То, что мы называли "машинами гипотетиков", вблизи больше походило на огромные геометрические фигуры. Ближайшая к нам была идеальным кубом длиной примерно в полмили и передвигалась - медленно, но заметно для глаза. На столь близком расстоянии почва у меня под ногами ощутимо вибрировала.
Мы молча подошли к кубу. Наши разведчики сначала выглядели рядом с ним карликами, потом и вовсе потерялись на его фоне. Лучи прожекторов ползали по отвесной поверхности, похожей с виду на песчаник, на которой глазу не за что было зацепиться. Трудно было не принять этот объект за гигантское здание, только без окон и дверей, загадочное, как запечатанная пирамида древности.
Мы долго стояли, совершенно завороженные. Оскар сказал, что наше появление наверняка зафиксировано, но мы не замечали никакой реакции. Потом наши специалисты приступили к работе: установили треноги, водрузили на них прожекторы, достали свою аппаратуру и развернули на холодной каменистой земле маленькую научную станцию. По пустыне заскользило множество лучей разной степени интенсивности, превращая ночь в чересполосицу света и тьмы.
Позади первого куба, на расстоянии пары километров, обнаружилось еще полдюжины объектов примерно того же размера, но разных, хотя столь же элементарных форм: цилиндры, восьмиугольники, усеченные сферы, конусы. Одни имели цвет песчаника, как первый куб, другие были просто черными, кобальтово-синими, черными, как обсидиан, желтыми, как кадмий. Каждый мог бы вмещать по целому городу, и все они ползли с одинаковой небольшой скоростью в направлении гор и моря.
- Какие огромные! - прошептал Оскар. - Но по сравнению с общей массой гипотетиков это песчинки.
В резком искусственном свете его маска превращалась в дыру, а лицо в мордочку выглядывающего из норы зверька.
- Страх был бы неуважением, но он же так естественен!
Еще бы, мысленно поддакнул ему я. Как не трястись от страха здесь, в полярной пустыне, оставшейся от планеты, где появились первые люди и где лежат в братских могилах миллиарды их потомков! Пока техники возились с приборами, я, не спросив у Оскара разрешения, подошел ближе к основанию куба и остановился в нескольких сотнях ярдов от него. Оскар поспешил за мной.
Какая древность! Я не заметил ни одной трещинки, никаких признаков возраста - куб вполне мог быть изготовлен только вчера, а то и всего час назад, - но от него буквально веяло несусветной стариной, как холодом от ледника. У основания куба почему-то не было свежевыпавшего снега - он был как бы очерчен темной полосой.
- Гипотетики бесконечно терпеливы, мистер Файндли. Они древнее звезд. Мы подобрались совсем близко к их творению, и это священный момент…
На всех нас были наушники для связи. Я выключил на своих звук - те немногие вокские слова, которые я успел усвоить, здесь были ни к чему. Но тут Оскар и я услышали крики удивления и обернулись. Взбудораженные техники ударили лучами двух прожекторов вверх.
Над кубом висело бледное облако. Я бы принял его за туман, но нет - вокруг было ясно. Облако явно было выхлопом самого куба. Оказалось, что и остальные объекты выбрасывают вверх похожие облачка, медленно опускавшиеся вниз, несмотря на ветер, который как будто должен был бы их разгонять.
Я инстинктивно сделал шаг назад.
- Смотрите! - хрипло произнес Оскар.
К рукаву его защитного комбинезона прицепилось что-то, на что он взирал со священным ужасом. Сперва мне показалось это снежинкой, но, приглядевшись, я поднял, что это больше похоже на кристаллическую бабочку - два прозрачных крылышка трепетали над тельцем размером с рисовое зернышко.
Оскар вытянул руку, чтобы мы могли получше разглядеть это крылатое создание. Ни глаз, ни сегментов, ни каких-либо делений на части тела мы не обнаружили - просто кварцевый завиток с ножками (если позволительно так их назвать) похожими на реснички, которыми оно цеплялось за ткань. Биение крылышек позволяло существу сопротивляться ветру. Выглядело оно совершенно безобидным, как безделушка, легкомысленное украшение на одежде. Облако, сползавшее вниз по стенке куба, состояло из бессчетного количества бабочек: их там были миллионы, а может и миллиарды.
Потом оттуда, где горели прожекторы, донеся крик.