Защита - Колупаев Виктор Дмитриевич 2 стр.


Александр сел в кресло и с любопытством начал разглядывать аппарат. Телефон как телефон, из бежевого пластика, самых совершенных, современных форм. Внизу собственный номер его, выведенный красивыми цифрами в рамочке… Григорьеву на мгновение показалось, что его ударили по голове чем-то тяжелым. Несколько секунд он ничего не мог сообразить, настолько все это было необъяснимо: номер телефона был 19-77-23!

Чертовщина какая-то! Значит, он звонил по собственному номеру Тогда можно объяснить, почему он пришел ему в голову. Случайный взгляд, и номер подсознательно запомнился.

Но по собственному номеру звонить бесполезно, невозможно! Элементарная электротехника объяснит это каждому. Никогда в жизни он не звонил по номеру, с которого говорил сам. Это и в голову не приходило. Он был уверен, что это и никому вообще не приходило в голову. Может, все происшедшее вчера, ему только показалось, приснилось! Может, ничего и не было? Он снова набрал злополучный номер.

- Здравствуй, Александр, - приветствовал его тот же самый голос, знакомый и незнакомый одновременно. - Ну хоть ты-то разобрался?

- Кто говорит? - разъяренно спросил Григорьев. Все это было очень похоже на розыгрыш.

- Александр Григорьев.

- Это я - Александр Григорьев.

- Я - тоже… Значит, не разобрался…

- Кто вы такой?

- А на главпочтамт пойдешь?

Никто не мог знать об этом!

- Да кто же вы такой, черт вас возьми!

- Я Александр Григорьев.

- Как это понимать? Откуда вы знаете про главпочтамт?

- Я знаю. Ну ладно. Звони, если захочешь.

- Вряд ли! Я мистификаций не люблю.

- Звони, если захочешь.

Александр бросил трубку. В то, что его душа может разговаривать с ним самим по телефону, он, конечно, не верил. Он и в душу-то не очень верил. Но на розыгрыш это все-таки мало походило. А что говорили тому толстячку, который здесь жил перед ним, подумал Александр. Действительно, с ума можно сойти.

В дверь постучали, осторожно, негромко, но по-хозяйски. Александр поднялся с кресла и открыл дверь.

- Входите.

- Директор Солюхин. Андрей Павлович. А вы - Григорьев.

- Да. Александр. Проходите. Садитесь.

Директор, стройный, подтянутый, похожий на крупного научного работника, прошел, сел в кресло и дотронулся пальцем до корпуса телефона. Александр сел рядом на край кровати и машинально взглянул на часы.

- Понимаю. Времени у всех в обрез. Буду краток. Вы, Александр, уже пользовались этой штуковиной? - Директор осторожно щелкнул телефон. Действует?

- Пользовался. Действует, как аттракцион "американские горки". Аж дух захватывает.

Директор рассмеялся:

- Ах, молодежь! Крепкие у вас нервы. Значит, он вам не мешает жить?

- Да как вам сказать… Ничего страшного, но и не особенно приятно.

- А другие бегут.

- Я знаю. Видел.

- Так вот, Александр, этим феноменом заинтересовался ученый мир.

- Откуда же ученый мир узнал?

Директор непонимающе посмотрел на Григорьева:

- Я сам сообщил. По долгу службы.

- Ну-ну.

- Сегодня вечером в эту комнату явится комиссия. Человек пять. Понимаете?

- Понимаю. Выметаться, значит, надо.

- Что вы? Наоборот! Вы как представитель пострадавших…

- Я не пострадавший. Этот телефон не нанес мне никакого ущерба.

- Ну, хорошо. Как свидетель. Устраивает вас это?

- Допустим.

- Вы, как свидетель, можете быть полезны комиссии. Наверное, придется отвечать на вопросы или продемонстрировать феномен. Мало ли что еще. Словом, я попросил бы вас сегодня вечером, часиков в семь, быть у себя в номере. Как вы?

Александра это не устраивало, но взгляд директора молил.

- Ладно. Буду в семь.

История с телефоном заняла слишком много времени. Теперь Александра могло выручить только такси. И случай сразу же улыбнулся ему, как только он вышел из корпуса, таща в руке помятый плащ.

На главпочтамте девушка, выдающая корреспонденцию до востребования, приветливо улыбнулась ему как хорошему знакомому и развела руками, прибавив:

- Наверное, еще пишут.

"Если бы так", - подумал он с тоской.

У главпочтамта он позвонил из автомата Бакланскому, но того не оказалось дома. Тогда Александр снова поймал такси и через десять минут был у проходной головного научно-исследовательского института, где и должна была проходить защита.

4

В бюро пропусков Григорьев встретил Анатолия Данилова. Тот изучал карту достопримечательностей Марграда, висевшую на стене. Пропуска наконец были выписаны. Григорьев и Данилов благополучно миновали проходную, поплутали по этажам института и нашли нужный отдел.

Бакланский был уже здесь. Он сразу представил своим сотрудникам членов комиссии. Григорьев запомнил троих; заместителя директора института по научной части Анатолия Юльевича Согбенного, начальника отдела Игоря Андреевича Громова и начальника лаборатории Владимира Зосимовича Карина. Работы Карина, кстати, были близки к исследованиям группы Бакланского. А вот Данилов, впервые попавший в столь именитую компанию, от волнения не удержал в памятная ни одной фамилии.

Григорьеву не раз приходилось встречаться с руководителями и администраторами всех рангов, но всегда его не оставляло неловкое чувство самозванца, как если бы его по ошибке принимали чуть ли не за родного сына. Впрочем, он так же хорошо знал, что, приведись случай, и все эти добродушные "дяди" столь же запросто могут раздолбать любую его, не понравившуюся им, идею. При этом он никогда бы не смог на них рассердиться.

Комиссия должна была начать работу в десять часов, но шел уже одиннадцатый, а собрались далеко не все. Особенно грешили представители проектных организаций.

Бакланский смеялся, рассказывал анекдоты, но те, кто хорошо его знал, видели - Бакланский нервничает, Незаметно для одних, заметно для других, он и в частной беседе прощупывал почву. Когда необходимо, Бакланский умел отключаться от всех лишних проблем, терял суховатость, выказывая характер вполне обстоятельного человека, особенно в делах, касающихся защиты темы. Он уже успел выяснить, как относятся к их отчету те, кто будет разрабатывать тему дальше, и те, кто проводил работы, несколько похожие на их собственные.

Члены комиссии разгуливали по коридору. Бакланский выбрал момент и спросил у Григорьева:

- Как устроился с гостиницей?

- Хорошо, Виктор Иванович.

- Ну и отлично. А если бы не повезло, мог позвонить мне. У меня отец болеет, но устроить можно. А старик, так тот был бы чрезвычайно рад. - В его голосе было столько искреннего участия, что Григорьеву даже стало чуть-чуть стыдно за вчерашние мысли о шефе. - А ты, Толя, нашел свою тетку?

- Нашел, - ответил Данилов, - Все нормально.

В коридоре на стенах висели газеты лабораторий, разнообразные, яркие, привлекающие внимание стенды и плакаты, фотографии лучших людей отделов. На одной из них Александр узнал вчерашнюю девушку из ресторана. Ее звали Галя Никонова. Фотографы, конечно, умеют делать фотографии, на которых все кажутся красавцами и красавицами. Но здесь было что-то совершенно необыкновенное. Каждый понимает красоту по-своему. Так вот, для Александра эта девушка с фотографии вдруг предстала эталоном красоты. У нее было правильное, овальной формы лицо с высоким лбом и искусно сделанной прической. Большие, широко расставленные глаза, живые даже на фотографии. Нос примой, с продолговатыми нервными ноздрями, губы ярко очерченные… На такое лицо можно смотреть сколько угодно, и оно не перестает нравиться, каждое мгновение поражая совершенством и красотой.

Ему захотелось увидеть девушку, но он, конечно, не стал разыскивать ее по лабораториям. Для чего? Он просто вспомнил вчерашний вечер, вспомнил, как ей вчера хотелось танцевать. Вчера он мог познакомиться с Галей естественно. И она была бы рада, он это чувствовал. А сегодня она так же естественно может и не захотеть видеть его.

Он не влюбился в нее, нет. Просто он долго не замечал других женщин. А теперь он подумал, что, может, это будет началом его выздоровления. Что бы ни случилось, жить все-таки стоит… Все дело, однако, было в том, что он не хотел выздоравливать, не хотел, чтобы к нему вернулось серое, мучительно однообразное, если вдуматься, настроение.

Рядом остановился Анатолий, проследил направление взгляда Александра и сказал:

- Хороша! Я видел ее. Работает в лаборатории. Тебе нравится?

- Ради бога! - остановил его Александр. - Ничего не хочу про нее знать. Понял?

- Понимаю, - сказал Данилов и тихонько кашлянул.

Это означало, что он принял решение помочь своему товарищу. Он всегда и всем любил помогать, даже если эта помощь от него не требовалась. И теперь он мог вот здесь же в коридоре, хотя Галя ему тоже явно нравилась, познакомить Сашку с ней и тихонько уйти, оставив их вдвоем. И тогда Григорьев не знал бы, что ему с ней делать, о чем говорить. Поэтому он предупредил, чуть резковато, но искренне:

- Толька? Учти, что я просто подошел и посмотрел, Мне нравится совершенно другая женщина.

Данилов понимающе кивнул, но не поверил.

Комиссия наконец собралась, и их пригласили в кабинет начальника Громова.

Григорьев шел рядом с Бакланским и неожиданно для самого себя спросил:

- Виктор Иванович, а почему вы все-таки взяли на защиту меня, а не Соснихина или Бурлева?

Бакланский вздрогнул и удивленно посмотрел на Григорьева, потом, как ни в чем ни бывало, спокойно сказал:

- Ты нашел очень подходящее место, чтобы задавать ненужные вопросы… Тебе ведь хотелось поехать в Марград? Вот ты и в Марграде. А Соснихин и Бурлев и так часто ездят по командировкам. Доволен ответом?

- Доволен, - ответил Григорьев. Он понимал, что Бакланский говорит неправду, но выяснять сейчас что-либо было действительно не место.

- А почему у тебя возник такой вопрос? - спросил Бакланский.

Все уже рассаживались за огромный стол.

- Звонил мне… спрашивал, почему я здесь оказался…

- Кто звонил? - теперь Бакланский был по-настоящему заинтригован. Когда звонил?

- Да так… ерунда какая-то.

- Когда звонил?

- Вчера. В гостиницу.

- Ты говорил кому-нибудь, в каком номере гостиницы остановился?

- Нет, конечно. У меня и знакомых-то здесь нет…

- А голос? Голос хоть немного знакомый?

- Голос очень знакомый. Я пытался вспомнить, ничего не получается. Мистика какая-то.

- Он назвал себя?

- Да, сегодня утром.

- Так он и сегодня звонил тебе. Кто же он?

- Назвался Александром Григорьевым.

- Однофамилец? Странно, странно. Может, родственник? Хотя все равно это ничего не объясняет.

- Таких родственников у меня нет… Собственно, звонил не он, а я сам.

- Час от часу не легче. Кому и зачем ты звонил? Накануне зашиты!

- Я звонил по собственному номеру.

Бакланский сразу обиделся:

- И у тебя шуточки в стиле Соснихина. Помощнички!

Соснихина он терпеть не мог за его неиссякаемый юмор.

- Я на самом деле звонил по собственному номеру Не верите? Приезжайте ко мне в гостиницу!

- Глупости, ерунда. Собственный номер всегда занят. Когда ты поднимаешь трубку, номер уже занят Господи, ну что за глупости приходят людям в голову! Тут о другом должна голова болеть. Тема, наше СКБ, люди…

- Вот она у меня и начала болеть. Причем не здесь, а еще в Усть-Манске.

- Смотри, Григорьев. Всякие выходки здесь неуместны.

Настроение Виктора Ивановича мгновенно стало тоскливым-тоскливым. Но он взял себя в руки. Он умел это делать.

5

- Итак, товарищи, - сказал Анатолий Юльевич Согбенный, председатель комиссии, - позвольте, я зачту вам приказ министерства от девятнадцатого сентября. - Он назвал номер приказа, наименование темы, фамилии членов комиссии и фамилии людей, которым было разрешено присутствовать на защите.

Это была обычная формальная процедура перед началом защиты.

Несколько экземпляров отчета лежало на столе. Члены комиссии должны были ознакомиться с ними. Хотя, как Григорьев знал, читали в основном техническое задание, выводы и рекомендации. И только кто-нибудь, обычно самый молодой из членов комиссии, который присутствовал на подобной защите впервые, удосуживался прочесть весь отчет. Но это, однако, не говорило о том, что комиссию можно обвести вокруг пальца. Это были опытные люди. Они обычно на лету схватывали основное и очень тонко чувствовали всякие подвохи и слабо проработанные места.

Одним словом, если Бакланский и не подавал виду, что волнуется, то это делало ему честь. Вернее, честь его выдержке. Тема, которую приехала защищать группа Бакланского, была, конечно, не совсем доработана. Это чувствовали все исполнители. Но им приходилось защищать и не такие темы. И они всегда выкручивались.

Первое слово было предоставлено Бакинскому. Демонстрационные плакаты и графики были уже развешаны на одной из стен кабинета. Они были выполнены в цвете, с большим изяществом и вкусом.

Виктор Иванович заговорил хорошо поставленным голосом. У него был прирожденный дар оратора. Своим голосом он мог заворожить любую аудиторию. Неслышными шагами передвигался от вдоль стены, водил по цветным диаграммам указкой и говорил.

Его группа работала над созданием устройства по автоматическому распознаванию речи. Для проверки принципа автоматического распознавателя был создан фонетограф. Это огромное устройство состояло из микрофона, усилителя, распознающего устройства, и электрической пишущей машинки. Для них это устройство служило просто инструментом проверки правильности гипотезы. Но в принципе его можно было использовать как самостоятельный аппарат. Например, для диктовки в микрофон текста доклада или научной статьи, чтобы получить на выходе устройства тот же текст уже отпечатанным. Другими словами, это устройство могло решить проблему автоматизации труда машинисток и стенографисток. А сотрудники вычислительных центров смогли бы вводить данные в математические машины, просто диктуя их в микрофон.

Решение проблемы, которая стояла перед ними, нельзя было переоценить. В системе "человек-машина" больше не было промежуточных звеньев и составление программ значительно упрощалось.

И еще одну проблему могла решать их система, Проблему передачи информации на большие расстояния при уровне сигналов соизмеримых или даже меньших, чем уровень помех. Для демонстрации этой возможности Бакланский, Григорьев и Данилов почти двое суток устанавливали свою машину на телефонной станции.

Результаты работы были пока скромными. Машина могла распознавать всего лишь семьсот слов. Но, как говорят, лиха беда начало. В принципе, более мощную машину можно было создать уже сейчас. Вот только какие бы у нее получились габариты и вес? Об этом в отчете не говорилось ничего.

Некоторые исполнители давно чувствовали, что избрали не совсем правильный путь. Но Бакланский умел убеждать и доказывать. Кроме того, он работал над докторской диссертацией. На теме, собственно, и основывалась его диссертация. Работать он мог почти без всяких передышек, заражая всю лабораторию верой в успех и неистощимой энергией. Когда же сотрудники лаборатории скисали, он просто давил на них своим авторитетом, своей эрудицией, рассуждениями о государственной необходимости их работы…

Виктор Иванович кончил говорить, уложившись в точно отведенное ему время. Это свойство обычно очень ценится комиссиями. Следующим по распорядку дня должен был выступать Григорьев. Пока снимали графики и развешивали схемы и чертежи, нетерпеливые члены комиссии успели задать Бакланскому несколько вопросов. Но Виктора Ивановича нельзя было так просто застать врасплох. Он пообещал ответить, но сделал это так громко и в такую подходящую среди шума паузу, что председательствующий вынужден был напомнить, что вопросы должны задаваться позже. Все согласно закивали и успокоились.

Григорьев начал рассказывать о принципиальное схеме своей аппаратуры. Причем, как было условленно у него с Бакланским, особое внимание уделял применению в ней микромодулей, прочих микродеталей и интегральных схем. Сам он, честно говоря, не видел в их применении особого достоинства, особой заслуги своей группы, но в техническом задании имелся пункт об интегральных схемах, и Бакланский строго-настрого приказал ему остановиться на этом особо. Вот он и шпарил терминами из полупроводниковой техники.

Григорьев не успел уложиться в отведенное ему для доклада время, но когда сел на свое место, Бакланский шепнул, что это даже хорошо. Комиссия очень дорожит временем и теперь вынуждена будет ограничиться вопросами, ответы на которые содержались в его, Бакланского, докладе, но были им пропущены. Они всегда старались делать так, специально упуская в докладах некоторые важные моменты, чтобы члены комиссии вынуждены были задавать вопросы. В этом усматривалось два плюса. Во-первых, ответы на предполагаемые вопросы были уже готовы, во-вторых, некоторые члены комиссии считали, что они сами додумались до каверзных вопросов, и были весьма довольны собой и даже проникались к защищающимся уважением и доверием. На самом же деле доклад строился так, что эти вопросы, не страшные для исполнителей, просто-напросто логически вытекали из него.

Выступления Бакланского и Григорьева заняли часа полтора, и поэтому председательствующий Анатолий Юльевич Согбенный объявил перерыв, которого любители покурить ждали со все возрастающим нетерпением.

6

Не успел Григорьев выйти в коридор, как к нему подошел начальник лаборатории Владимир Зосимович Карин. Голова у него была совершенно седая. А улыбался он так добродушно и понимающе, что невольно вызывал у собеседника ответную улыбку. Он подошел к Григорьеву, трудно переставляя ноги, и сказал:

- А вы, мальчики, кота в мешке привезли. - Карин не осуждал, просто констатировал факт. И не успел Григорьев возразить, как он продолжил: - Но это ничего. Защититесь. Проблемка-то модная, да и сложная. С ходу не взять.

- Должны защититься, - согласился Григорьев.

- А почему вы пошли по этому пути? Ведь метод простого увеличения параллельных блоков приведет вас к тому, что ваша аппаратура станет высотой с Монблан. И все равно с вершины этой горы решения проблемы не увидишь.

- Вообще-то мы пытались ухватить проблему с разных сторон. Для частных решений наш метод, наверное, наиболее совершенен.

- Но ведь не устройство же для программного управления станками вам нужно сделать? Для этого, конечно, хватило бы и ста слов. А так вы рискуете зайти в тупик.

К ним подошел Бакланский.

- Ну что, Владимир Зосимович? Как тут поживает Марград? Жары-то как не бывало. В такой прохладный вечер и рюмочку пропустить не худо!

- Было бы, время, - усмехнулся Карин.

- А что? Сегодня вечер занят?

- Вечером нужно успеть еще в одну комиссию.

- На износ работаете, Владимир Зосимович. А то бы поговорили, продолжал Бакланский. - Александр вот у меня еще не был.

- Спасибо, Виктор Иванович. Но мне сегодня нужно в семь обязательно быть в гостинице, - сказал Григорьев.

- Ну ладно, заняты, так заняты. Коньяк, он не испортится. А как, Владимир Зосимович, настроение у комиссии?

- Обычное. Одним поскорее смотаться надо, а другим все равно, где сидеть.

- Ну-ну, - потер руки Бакланский.

- Тут вот только представитель какого-то института на вас зуб точит.

- Какого института? - мгновенно преобразился Бакланский.

Назад Дальше