– Я же говорила: грядет новый тоталитарный режим! Надо поднять Союз независимых журналистов, всех правозащитников…
– Ах, нам грозят репрессиями?! Что ж, тогда пусть меня хоть сегодня запишут в идиотский Черный список! Этот тип с бородой и моргнуть не успеет, как там окажутся все мои друзья, да и вообще все мыслящие, свободные люди!
Вольга выждал некоторое время, а затем звучно хлопнул в ладоши. И странное дело: шум в зале мгновенно стих, словно кто-то наложил на уста репортеров сургучную печать.
– Не советую поддаваться эмоциям, господа. И не стоит говорить от имени всех свободных и мыслящих людей Земли. Вы-то представляете интересы всего лишь горстки супербогатых людей, явных и тайных хозяев мировых СМИ, не так ли?.. Я в Москве относительно недавно, и за это время трижды на меня совершали покушения бандиты, мой офис пытались ограбить, на моих людей более двадцати раз нападали какие-то темные личности, мастерскую на Планерной варварски сожгли… И это только маленькая часть той темной волны, которая поднялась только при одном моем появлении! Конечно же, я знаю кукловодов этого гнусного спектакля, но увы, это малое утешение. На войне как на войне! Конечно же, я не говорю: кто не с нами, тот против нас, этот лозунг мне отвратителен. Но я скажу другое: кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!
Тотчас из разных концов зала послышался один и тот же вопрос: "Вы имеете в виду красные шары?"
Вольга холодно произнес: "без комментариев" и выразительно посмотрел на часы, а потом на пресс-секретаря.
Господин Станевич встрепенулся.
– Господа, наша встреча, увы, подходит к концу. Не надо так возмущаться! Я понимаю, что наш гость не ответил и на сотую часть тех вопросов, которые вы хотели на него обрушить, но не стоит расстраиваться. Это первая пресс-конференция господина Строгова, но уж точно никак не последняя! Хм-м, как же поступить… Последний вопрос был задан представителем правой газеты, наверное, справедливо теперь предоставить слово левым.
Вопрос корреспондента газеты "Правда":
– Господин Строгов… э-э, может быть, правильнее назвать вас товарищ?
– Называйте, как хотите. Но товарищем я буду только для моих соратников.
– Хорошо. Насколько я понял, вы не верите в возможность появление на Земле коммунистического строя, как альтернативы прогнившему империалистическому глобализму?
– В ближайшей перспективе – не верю. Ваши идеи хороши, но когда они воплощаются в реальность, то сразу же начинают течь потоки крови и пота. Увы, люди созданы не из лепестков роз, а из глины, а это не очень красивый и порой даже весьма грязный материал. Как бы вы не внушали людям идеи о всеобщем равенстве и братстве, для очень многих эти слова хуже самого острого ножа. Да и слово "свобода" они понимают исключительно как "моя личная свобода", а слова "мое" намного привлекательнее слова "общее". О последнем, кстати, очень хорошо сказал Лев Толстой в повести "Холстомер"… впрочем, кто сейчас читает Толстого? Здесь некого и не в чем винить, такова уж природа нынешнего человека.
– Нынешнего? Значит, вы все-таки верите, что мир когда в будущем станет коммунистическим?
– Не знаю, но и не исключаю. Может быть, такое случится через десять веков, а может, намного позже. Не случайно великий русский писатель Иван Ефремов отнес время действия своей коммунистической утопии "Туманность Андромеды" на три тысячи лет вперед! Пока же предлагаю жить по русской пословице: "Не до жиру, быть бы живу". Повторяю то, о чем говорил в начале пресс-конференции. Капитализм и социализм с моей точки зрения – вовсе не диаметральные противоположности, а родные братья, хоть и не похожие друг на друга, и во многом враждующие. Такое случается во многих семьях, здесь нет ничего необычного. И все равно братья есть братья, кровь у них одна. Для капитализма и социализма "родная кровь" – это общий взгляд на экономику как на гранитный базис человеческой цивилизации, а на Культуру – как всего лишь его надстройку. Посмотрите на бюджеты США и России и лишний раз убедитесь в этом – ведь расходы на оружие там в сотни раз превышают расходы на культуру!
Мы же хотим строить совершенно иной, ноосферный мир. Бытием станут управлять не низменные инстинкты и не безграничная алчность, как при капитализме, но и не идеологически догмы и пахнущие кровью теории, как при социализме, а Разум. А все эти вечные споры о рынке, о государственном регулировании, о частных и общественных способах производства, для будущего ноосферного человечества не будут иметь особого значения. Если, например, в Голландии сельскохозяйственную продукцию будут производить исключительно фермеры – разве мы против? И кто возразит, если в капиталистическом Израиле хлеб и овощи будут выращиваться в капуцинах, то есть по сути дела колхозах?
Я уже приводил ранее пример с булкой хлеба. Повторяю: от того, каким экономическим способом она произведена, частным или государственным, вкус ее не зависит. Зависит вкус от другого: насколько честен производитель зерна и хлеба, насколько он готов ограничить свои прибыли ради повышения качества своей продукции. Ядовитые гербициды и стимуляторы роста может использовать и фермер, и колхозник, и еще неизвестно, кто это делает чаще. Мы не будем диктовать людям характер их экономической деятельности, мы не будем утверждать, что государственное предприятие лучше или хуже частного – пусть люди наконец-то обретут истинную экономическую свободу, которой они были лишены и при социализме, и при капитализме. С любыми "измами" мы покончим раз и навсегда! Наша цель будет в другом: чтобы люди перестали подавлять и уничтожать друг друга, и насиловать Землю-матушку: физически или морально, действием или бездействием. Если все значимые дела будут совершаться от имени Разума и от имени доброго сердца, то так и случится.
Вольга еще раз взглянул на часы, а потом нетерпеливо посмотрел на пресс-секретаря. В зале поднялся недовольный шум, но он вновь стих.
Станевич встал, прокашлялся и сказал:
– Господа, еще раз прошу прощения за то, что пресс-конференция оказалась несколько короче запланированной… Но у нашего гостя появились некие весьма неотложные дела, и ему необходимо покинуть Манеж. Если можно так сказать, силы Зла не дремлют, ха-ха!.. Но я все же не удержусь и, воспользовавшись своим положением ведущего, задам господину Строгову свой личный вопрос: ваша выставка пройдет в течение недели, и в успехе ее у москвичей я не сомневаюсь. Но когда выставка закроется – что же будет дальше?
Вольга еще раз немного нервно посмотрел на наручные часы, а затем рассмеялся:
– А дальше для уважаемых гостей выставки пройдет концерт звезд эстрады, организованный господином Андроном Минхом, а потом в соседнем зале всех ждет весьма недурной банкет (журналисты тотчас оживились). Наши люди раздадут вам приглашения на следующую встречу, которая, обещаю, станет еще более неожиданной и приятной… До скорой встречи, друзья, и не обижайтесь, если я был порой резок! На моем месте каждый из вас вряд ли бы выглядел ангелом, особенно когда на вас целый час нападают… ну, вы понимаете, что я хочу сказать!
Многие журналисты рассмеялись и, весело переговариваясь, начали дружно зачехлять свои камеры и фотоаппараты. Остальные – те, кто находился невдалеке от стола президиума, ринулись к Вольге, держа наготове диктофоны. К их глубочайшему разочарованию, подойти к этому странному человеку ближе, чем на пять шагов, никому почему-то так и не удалось.
Вольга торопливо зашагал к двери, открывшейся в стене. На пороге он повернулся и, помахав рукой журналистам, громко произнес своим необычным, полифоническим голосом: "До скорой встречи!" Он немного не рассчитал, поскольку несколько ламп на потолке тотчас с хрустом рассыпались на кусочки.
Тихо чертыхнувшись, Вольга торопливо направился в коридор, ведущий к закрытой стоянке автомобилей для VIP-гостей. Его лицо посуровело, губы слегка дрожали, словно Вольга кипел от гнева.
– Мерзавцы… – пробормотал он, ускоряя шаг. – Нина же ничего обо мне не знает, так же как и другие мои дамы… Подсунуть ей наркотики – какая подлость! Кажется, кто-то на Лубянке решил меня немного подоить. Мол, делиться надо! Подонки… Кто же задумал эту мерзость? Генерал… генерал Рахимов, да, кажется, так зовут этого типа. Нет, не так. Рахимов – только исполнитель, кто-то ему приказал всерьез взяться за мое окружение. Неужели это…
Задумавшись, Вольга повернул по коридору не налево, как следовало, а направо. Вскоре к своему изумлению он вышел в большую комнату, полную людей в ярких костюмах. Все были возбуждены, многие шумно переговаривались, кто-то напевал, кто-то делал танцевальные па. Красивая женщина в белом платье сидела на стуле возле стены и налаживала свою гитару.
Не сразу Вольга понял, что по ошибке попал в комнату, где артисты готовились к предстоящему концерту. Андрона не было видно, но откуда-то из-за стены доносился его громкий, резкий голос. Пиявк кому-то что-то жестко выговаривал, и этот кто-то умело оправдывался, ссылаясь на дурные обстоятельства, дорожные пробки и почему-то особенно на полнолуние.
Заметив случайного гостя, все артисты замолчали и, повернувшись, вперили в него недоуменные взгляды.
– Что, уже пора идти в зал? – грудным голосом произнесла пышная дама в голубом платье, туго обтягивающим ее роскошные телеса.
Вольга понял, что его приняли за помощника Андрона. Он молча пожал плечами и хотел выйти из зала, как вдруг его взгляд встретился с чьим-то другим взглядом.
В другом углу комнаты стояла девочка (или уже девушка?) лет пятнадцати. Стройная, красивая, со смуглым, греческим лицом и миндалевидными светло-зелеными глазами. Длинные вьющиеся волосы спускались на обнаженные плечи, с ушей свисали непропорционально массивные сережки. Платье… черт побери, да при чем здесь ее платье?
Вольга почувствовал непонятную и давно забытую сухость во рту. Сердце вдруг резко защемило, тело стало неприятно невесомым. Казалось, он превратился в огромные глаза, для которых в этой комнате существовал только один человек.
Девочка изумленно глядела на него, словно увидела привидение. Наконец, она выдохнула:
– Господи, да как же вы не понимаете… Это же он, он!!
– Кто – он? – раздраженно осведомилась дама в голубом. – Певец Милославьев? И не надейся, милочка. Этому заслуженному ублюдку Андрон выделил отдельную артистическую уборную. Милославьев ни за что не снизойдет до нас, простых смертных… О-о, да этот мужчина – настоящий красавчик! Э-э…
Дама застыла с открытым ртом, пожирая Вольгу завороженными глазами. Он давно привык к подобным женским взглядам, в которых странно смешивалось хищная агрессивность и рабская покорность, и желание, и жажда проникнуть в его тайны… Что-то в его внешности приманивало дамочек всех возрастов, словно сильнейший магнит, что-то заставляло их терять головы – и красавиц, и знаменитостей, и бизнес-вумен, и обычных домохозяек, которых он встречал на каждом шагу. Его предупреждали, что внешность станет его сильнейшим козырем, но и принесет ему массу неудобств. И все же такого кошмара он никак не ожидал. Дурак-журналист из "Свободных Вестей" даже не подозревал, что он просто вынужден появляться в публичных местах в сопровождении двух, а то и трех суперкрасавицы, которых ему исправно поставлял незаменимый во всех отношениях Андрон. Красотки играли роль его телохранительниц, они умеряли пыл особ женского пола, жаждущих его внимания. К большому сожалению, умеряли только в небольшой степени.
Но эта девочка с греческими глазами… Господи, спаси, она так похожа на Анну! Но Анна умерла много лет назад, и очень далеко отсюда. Тогда, в те далекие века, он однажды легкомысленно сказал: "До чего жаль, что я узнал тебя только сейчас. Как бы хотелось увидеть тебя совсем девчонкой!"
Анна тогда расхохоталась и забарабанила кулаками по его спине. Что же она тогда сказала? Кажется, назвала его извращенцем, сладострастным охотником за старлетками. "Не горюй о той Анне, которой ныне нет, – кажется, сказала она тогда. – Я была в юности ужасной цаплей, с длинными худущими ногами, цыпками на коленках и невзрачным личиком. Жуть! Хорошо что мы тогда не были знакомы, иначе – фьюить! – так бы я тебя сейчас и видела!"
О чем-то Анна тогда еще говорила, что-то высмеивала в той, навсегда ушедшей девочке. Но почему-то так ни разу и не показала ни одной своей фотографии той поры, из чего он сделал вывод, что не все было так уж печально.
И вот здесь, в этом, ином мире, все перевернулось. Анны уже давно не было в живых, она ушла, казалось бы навсегда. И вдруг ему встретилась девочка, которую он так хотел прежде увидеть!
Даша с изумлением смотрела на Вольгу, застывшего возле распахнутой двери. Ей казалось невероятным, что этот удивительный человек, о котором с таким восхищенным придыханием рассказывал Андрон, вдруг оказался здесь, в артистической комнате. Еще вчера она не спала всю ночь, представляя, что после концерта хоть на мгновение, хоть издалека увидит божественного человека, который явился на Землю, чтобы спасти человечество. Разумеется, нельзя было и мечтать, чтобы этот небожитель обратил на нее внимание или хотя бы просто бросил беглый взгляд на обычную девчонку, каких тысячи. Да и на что она ему, если Вольгу всегда и всюду сопровождают ослепительные красавицы…
Но чудеса иногда случаются! Вольга стоял всего лишь в десяти шагах и смотрел на нее. Именно на нее!
Вольга встряхнул длинными волосами, словно стряхивая наваждение. Повернувшись, он шагнул было в темный зев коридора и пропал. Сердце Даши сжалось от сладкой боли – вот, чудо ушло! Оно должно было уйти, но не так же быстро, не так…
Неожиданно для себя Вольга остановился и, стремительно повернувшись, вихрем вернулся в комнату. Девочка не успела и охнуть, а он уже стоял рядом и протягивал ей руку.
– Кто ты, прекрасная дитя?
И, не дожидаясь ответа, тихо добавил:
– Даша, Дарьяра, Дарья-РА… ну конечно ты та самая юная певица, верно? Андрон что-то рассказывал о тебе, да я пропустил мимо ушей. Когда ты выступаешь? Я хочу послушать.
– Первой… – побледнев, едва смогла вымолвить девочка. – Я пою… первой.
Вольга кивнул, не отводя от нее взволнованных глаз. Казалось, в его душе кипела какая-то страшная борьба – Даша ощущала идущие от него горячие токи.
Наконец, словно что-то решив для себя, Вольга глубоко вздохнул, улыбнулся и взяв Дашу за руку, повел ее к выходу из комнаты. За ними молча последовали все остальные артисты, потрясенные этой сценой.
Таким образом, Вольга вернулся в зал через другую дверь, где его никто не ждал. Встав возле стены, в тени, он молча наблюдал за концертом. И странное дело, никто из находящихся в зале двух сотен журналистов даже не заметил, что объект их охоты, их репортерской мечты находится совсем рядом, за их спинами, и на этот раз почему-то никуда не торопится.
Глава 9. Катя & Старьевщик
Следующий день стал для Кати одним из самых счастливых, но и самых трудных в ее жизни. После выставки Вольга наконец-то нашел для нее время. Сначала они сели возле Бородинского моста на прогулочный катер и поплыли к ее любимым Воробьевым горам, затем долго бродили по осеннему парку, шурша опавшими листьями. Был чудесный теплый день, какие обычно случаются только в сентябре, в бабье лето. Сейчас, в середине ноября, уже мог лежать снег, но удивительное тепло не уходило, продлевая лето. На полянах словно весной, вновь появились одуванчики, в воздухе порхали бабочки и стрекозы. В парке возле Москва-реки было необычно людно, но странное дело, никто, даже женщины, почему-то совершенно не обращал внимания на красавца Вольгу. О причине можно было не спрашивать – конечно же, он опять пустил в ход свою магическую силу.
Разумеется, Кате страшно хотелось воспользоваться удобным моментом и расспросить своего необычного спутника обо всем. Кто он? Откуда пришел? (Илья, например, совершенно серьезно полагал, что Вольга – пришельц из далекого будущего, который должен был исправить ошибки истории и спасти Землю от гибели).
Но женская интуиция заставила ее приглушить свое неутоленное любопытство. Чутье подсказывало ей: потом можно будет рискнуть и задать несколько вопросов. Потом – но не сейчас.
Наконец, они выбрели на небольшую поляну. На краю ее лежала поваленная береза, а рядом рос пышный куст шиповника. Обманутый неестественным теплом, он был покрыт свежими зелеными листьями, а на одной ветке даже распустился розовый цветок!
Катя ахнула от удивления, и наклонившись, вдохнула сладкий запах и даже зажмурилась от наслаждения. А потом взглянула на молчаливого Вольгу и сказала:
– Это же просто чудо! В конце ноября вновь зацвели цветы – такого наверное, еще никогда не случалось… Подойди, вдохни этот сумасшедший запах, ну что же ты стоишь?
Вольга покачал головой и немного виновато улыбнулся.
– Бесполезно.
– Почему?
– Хм-м… видишь ли, Катя, но я не различаю запахи. Совсем.
Она всплеснула руками.
– Господи, но отчего же? Неужели, ты лишен обоняния с самого детства?
Вольга отвел глаза в сторону.
– Нет. Все куда сложнее… Но я рад, что цветок шиповника тебя немного порадовал. Сегодняшний день на самом деле немного похож на начало мая. Знаешь, мое первое свидание прошло девятого мая, в День Тюльпанов…
Он запнулся и, отвернувшись, посмотрел куда-то в сторону, словно погрузившись в далекие воспоминания. Катя улыбнулась – она-то впервые поцеловалась в феврале, на дне рождения у подруги… В тот день было ужасно холодно, и она ужасно боялась, что на морозе их с Мишкой губы слипнутся, и они уже не смогут оторваться друг от друга, пока не приедет "Скорая помощь". Глупость невероятная, но тогда, в двенадцать лет, она вполне серьезно так думала.
Неожиданная мысль ошеломила ее. Разве девятого мая – День Тюльпанов? Это же День Победы! Как же так…
Но Вольга неожиданно обернулся и не успела Катя вздохнуть, как оказалась в его объятиях. От затяжного поцелуя у нее закружилась голова. Тогда Вольга подхватил ее на руки и усадил на поваленное дерево, а сам встал на колени рядом. И стал целовать так, что она застонала:
– Увези… увези меня отсюда! Куда хочешь, только поскорее… Ты же видишь, я твоя.
А потом была сумасшедшая гонка на джипе с затемненными стеклами (кто был за рулем, она даже не заметила, кажется, Андрон), просторная, пустая квартира на проспекте Вернадского, огромная постель, от которой неуловимо пахло противными сладкими духами… Но это уже не имело никакого значения.
Вольга был ненасытен. Прошел час, другой, и только тогда он со вздохом откинулся в сторону и улегся, лежа лицом вниз. Его тело ужасало своим совершенством античной статуи. Абсолютно гладкая, без единого пятнышка кожа, четко обозначенные мышцы, не очень крупные на вид (но насколько они мощные, она уже прекрасно знала). И было еще в этом теле что-то странное, что-то необычное, но что, Катя понять не могла. И тогда она вновь вспомнила его странные слова про девятое мая – День Тюльпанов. В России никогда не было такого праздника. Может быть, его празднуют где-нибудь в Голландии? Или в Бельгии? Кто знает…