Но снег оказался недолгим. Когда его уже насыпалось на несколько сантиметров, снизу вдруг стало нагнетаться тепло, и он мигом растаял. Скоро и в воздухе потеплело. Поняв, что они, по крайней мере, не околеют от холода, подруги подыскали себе местечко потеплее и заснули как убитые.
* * *
Проснувшись, они первым делом выяснили, что шмат мяса пахнет уже далеко не так аппетитно, как прежде. Ремень Габи тоже порядком смердел. Тогда они выбросили всю гниль подальше и выкупались в речушке. Потом Габи уложила еще одно лжекенгуру - которых они, кстати, уже привыкли звать смехачами. Охота вышла еще проще, чем в первый раз.
Этот завтрак придал Сирокко и Габи бодрости, которую они тут же подкрепили некоторыми менее экзотическими из имевшихся в великом изобилии фруктов. Сирокко особенно понравился комковатый персик с мякотью как у дыни. На вкус же дынный персик был в точности как острый сыр чеддер.
Чувствовала Сирокко себя так, будто может топать хоть круглые сутки, - но вскоре выяснилось, что топать особенно некуда. Речушка, их единственная до той поры путеводная нить, исчезала в здоровенной дыре у подножия холма.
Они с Габи стояли на краю дыры и глазели вниз. Бурлило там примерно как в сливном отверстии ванны, но изредка раздавался сосущий звук, за которым неизменно следовала утробная отрыжка. Сирокко все это сильно не понравилось, и она отошла от края.
- Может, я спятила, - сказала она, - но мне вот что пришло на ум: не тут ли у той твари, что нас сожрала, водопой?
- А почему бы и нет? Только нырять туда, чтобы проверить твою теорию, я не собираюсь. Ну, куда теперь?
- Черт его знает.
- Мы могли бы вернуться туда, откуда пришли, и подождать там. - Но Габи и сама явно не горела этой идеей.
- Проклятье! Я не сомневалась, что, если подальше зайти, непременно найдешь местечко, откуда можно оглядеться. Ты ведь не думаешь, что по всей внутренней стороне Фемиды - один большой тропический лес?
Габи пожала плечами.
- Не знаю. Мало информации.
Сирокко усиленно шевелила мозгами. Габи явно ждала от нее решения.
- Ладно. Значит, так. Сперва мы залезем на этот холм и поглядим, что там дальше. А потом, если ничего толкового там не окажется, я бы хотела забраться на одно из этих деревьев. Может, если залезть повыше, что-нибудь разглядим. Как ты считаешь, получится?
Габи внимательно осмотрела ствол.
- С такой гравитацией - нет проблем. Только никакой гарантии, что удастся высунуть голову наружу.
- Знаю. Ладно, полезли на холм.
Холм был круче всей той местности, которую они уже прошли. Попадались участки, где взбираться приходилось на всех четырех точках, - там впереди шла Габи, имевшая больше опыта в скалолазании. Помимо опыта, Габи была миниатюрней, проворней и гибче Сирокко. Вскоре та почувствовала, что каждый месяц разницы в возрасте висит на ней тяжким грузом.
- Ох, ни хрена себе! Ты только глянь!
- Что там такое? - Сирокко была в нескольких метрах позади. Подняв голову, она, естественно, узрела только задницу Габи - причем в весьма необычном и интересном ракурсе. Как странно, подумалось ей, что на всех членов команды мужского пола она уже давно насмотрелась в неглиже, - а вот для того, чтобы увидеть голую Габи, пришлось оказаться на Фемиде. Какая же она странная без волос!
- Наконец-то мы нашли себе славную точку обзора, - сказала Габи, оборачиваясь и протягивая Сирокко руку.
На гребне холма плотными рядами росли деревья, величиной, впрочем, далеко уступавшие тем, что остались позади. Ни одно из них, густо оплетенных вьющимися побегами, не было выше десяти метров.
Сирокко намеревалась забраться на холм, чтобы выяснить, что там на другой стороне. Теперь она это выяснила. Другой стороны у холма просто не было.
Габи стояла в нескольких метрах от края утеса. А Сирокко с каждым шагом открывалась все более широкая и захватывающая перспектива. Когда она встала рядом с Габи, склон утеса по-прежнему был ей виден, - но теперь она отчасти представляла себе и глубину разверзшейся дальше пропасти. Пропасть эта измерялась километрами. У Сирокко аж дух захватило.
Они стояли у края обода - и через всю ширь Фемиды глядели на другую ее сторону. Где-то далеко виднелась тончайшая тень, вполне способная быть близнецом того утеса, на котором они стояли. Выше той линии лежала зеленая земля, что пропадала в белом, затем в сером и, наконец, - пока взгляд Сирокко следовал по пологому склону до полупрозрачного участка в крыше: - переходящая в ослепительную желтизну.
Потом глаза ее вернулись к изгибу отдаленного холма. Ниже земля была еще зеленей - белые же облака где окутывали ее, а где вздымались даже выше их наблюдательной площадки. Все было как если смотреть с горной вершины на Землю, - за исключением одного. Земля казалась ровной только впереди - но не справа и не слева.
Там она закруглялась. Сирокко охнула и выгнула шею, пытаясь выровнять боковой пейзаж, пытаясь не дать тем краям угрожающе над нею возвыситься.
Дыхание перехватило. Она замахала руками, удерживая равновесие, потом опустилась на четвереньки. Подползая все ближе к пропасти, Сирокко продолжала смотреть налево. Там, далеко-далеко, лежала страна теней, казавшаяся ей наклоненной вбок. В ночи там поблескивало темное море - море, которое невесть почему не выходило из берегов и не изливалось прямо на Сирокко. По ту сторону моря была еще одна светлая область вроде той, что лежала прямо внизу, уменьшающаяся на расстоянии. Дальше обзор закрывала висящая над головой крыша, которая, казалось, прежде чем слиться с землей, раздувается. Сирокко понимала, что это всего лишь иллюзия перспективы; в действительности крыша там должна располагаться на той же высоте, что и та, где теперь стоит она.
Они оказались на самом краю одной из областей непрерывного дня. Справа от Сирокко землю накрывала расплывчатая линия раздела - далеко не столь резкая и отчетливая, как при взгляде на планету из космоса, - образующая сумеречную зону километров тридцать-сорок шириной. По ту сторону сумеречной зоны царила ночь - но не кромешный мрак. Там плескалось громадное море, вдвое больше того, что лежало в другой стороне, - словно залитое ярким лунным светом. Искрилось оно подобно бриллиантовой равнине.
- Не оттуда ли дует ветер? - спросила Габи. - Похоже на то, если только изгиб реки нас не развернул. По-моему, не развернул. А вон там вроде бы лед.
Сирокко согласилась. Полоса льда прерывалась там, где море сужалось до пролива, в конце концов становясь рекой, что бежала прямо перед глазами и впадала в другое море. Местность там была гористая, неровная как стиральная доска. Сирокко никак не могла взять в толк, как реке удается пробиться через горы, чтобы соединиться с морем на другой стороне. И опять решила, что ее дурачит перспектива. В гору вода не потечет - даже на Фемиде.
По ту сторону льда лежала еще одна дневная область - заметно ярче и желтее всех остальных, - похожая на пустыню. Чтобы туда добраться, пришлось бы пересечь замерзшее море.
- Три дня и две ночи, - заметила Габи. - Все точно по теории. Я же говорила, что из любой точки нам будет видна половина внутренней части Фемиды. Чего я не взяла в расчет, так это вон те штуковины.
Указующий перст Габи привел взгляд Сирокко к целой группе чего-то наподобие тросов, что брали начало на лежащей внизу земле и под углом доходили до самой крыши. Три таких троса располагались перед ними почти в линию, так что передний частично скрывал два остальных. Сирокко и раньше их замечала, но до поры до времени выбрасывала из головы, считая, что так сразу все не осмыслить. Теперь она пригляделась к ним пристальнее - и сразу помрачнела. Подобно подавляющему большинству фемидских атрибутов, тросы были колоссальными.
Ближайший вполне мог служить образцом для всех остальных. Находясь от него километрах в пятидесяти, Сирокко ясно видела, что сделан этот трос из по меньшей мере сотни свитых воедино жил. А толщиной каждая жила была метров 200–300. Дальнейшие детали терялись на расстоянии.
Все три троса из одного ряда шли круто вверх над замерзшим морем, поднимаясь километров на 150, прежде чем присоединиться к крыше в том месте, которое, как уже знала Сирокко, было не иначе как одной из спиц, видимой изнутри. Там образовывалось коническое устье наподобие колокола, которое все расширялось, чтобы слиться, наконец, с крышей и сделаться как бы ограждениями краев обода.
Слева от Сирокко располагались еще три троса, но эти шли вертикально вверх до сводчатого потолка, а потом, судя по всему, пронзали его и шли дальше. За ними были еще ряды наклонных тросов, тянувшихся к устью спицы - той, которая, по прикидке Сирокко, находилась над морем в горах.
В местах присоединения тросов к земле они как бы тянули ее за собой, возводя широкие в подножиях холмы.
- Совсем как цепи у висячего моста, - заметила Сирокко.
- Согласна. Даже думаю - по сути так и есть. И башни для поддержки не нужны. Тросы можно закрепить в центре. Вся Фемида - круглый висячий мост.
Сирокко подползла еще ближе к краю. Высунув голову, она осмотрела двухкилометровый отрезок до земли.
Обрыв был настолько близок к перпендикуляру, насколько это вообще возможно для неровного поверхностного образования. Только у самого дна, сливаясь с землей, он расползался в пологий скат.
- Надеюсь, ты не собираешься туда слезть? - спросила Габи.
- Вообще-то я уже об этом подумала, но особого желания не испытываю. Да и чем там будет лучше? Здесь мы, по крайней мере, точно сможем выжить. - Тут Сирокко осеклась. Неужели такова будет теперь их цель?
Если уж выбирать, она, не задумываясь, предпочла бы обустроенной жизни любую авантюру - если для обустроенной жизни предполагается возвести хижину из жердей и сесть на диету из овощей и сырого мяса. От таких радостей она бы за месяц свихнулась.
А расстилавшаяся внизу страна была воистину прекрасна. Вот немыслимо крутые горы и рассыпанные меж них сияющие алмазы голубых озер. Вот волнующиеся степи, густые леса, а дальше к востоку - нависающее над землей полночное море. Страна эта могла таить в себе неведомые опасности - но Сирокко неудержимо туда влекло.
- Мы могли бы слезть вон по тем побегам, - заметила Габи, тоже подползая к краю и указывая на возможную линию спуска.
Весь двухкилометровый вертикальный срез был изъеден растительностью. Джунгли сползали с края утеса подобно застывшему потоку. Массивные деревья росли прямо на голых скалах, цепляясь за них почище морских рачков. Сама скала проглядывала лишь местами - но даже и там все казалось вовсе не безнадежным.
На вид скала представляла собой базальтовое образование - плотный пучок кристаллических колонн с широкими шестиугольными платформами в тех местах, где колонны были обломаны.
- Вполне осуществимо, - заключила Сирокко. - Конечно, легким и безопасным спуск не будет. Для того чтобы к нему приступить, нужны будут веские причины. - "А не просто безотчетный порыв оказаться внизу", - добавила она про себя.
- Но и здесь торчать мне тоже неохота, - ухмыльнулась Габи.
- Вот все вопросы и улажены, - послышался сзади чей-то негромкий голос.
Все мышцы Сирокко натянулись как струны. Закусив губу, она заставляла себя отползать помедленнее - пока не оказалась на безопасном расстоянии от края.
- Да здесь я, наверху. Давно вас дожидаюсь.
На ветви дерева метрах в трех от земли, весело болтая босыми ногами, сидел Кельвин Грин.
ГЛАВА VII
Не успела Сирокко опомниться, как они уже уселись в кружок, и Кельвин приступил к своему рассказу.
- Вылез я рядом с той дырой, где исчезает река, - начал он. - Семь суток назад. А вас услышал на вторые сутки.
- Почему же ты не откликнулся? - спросила Сирокко.
Кельвин указал на остатки своего шлема.
- Микрофон-то тю-тю, - объяснил он, извлекая оборванный проводок. - Я мог только слушать, но не передавать. Я ждал. Ел фрукты. Убить хоть кого-то из животных я просто не смог. - Он развел руками.
- А как ты узнал, что ждать надо именно здесь? - поинтересовалась Габи.
- Да не знал я этого.
- Ладно, - сказала Сирокко. Потом шлепнула себя по бедрам и рассмеялась. - Да. Подумать только! Мы уже почти потеряли надежду еще кого-то найти - и вдруг натыкаемся на тебя. Просто не верится. Правда, Габи?
- А? Ну да, конечно. Просто класс.
- И я, ребята, очень рад вас видеть. Уже пять суток вас слушал. Так приятно слышать знакомый голос.
- А что, уже столько времени прошло?
Кельвин похлопал по приборчику у себя на
запястье. У него сохранились электронные часы.
- Идут железно, - сказал он. - Вот вернемся - непременно отпишу благодарность на часовой завод.
- Отпиши ее лучше изготовителю стального браслета, - посоветовала Габи. - У моих был кожаный ремешок.
Кельвин кивнул.
- Непременно. Между прочим, они стоят больше, чем я интерном за месяц зарабатывал.
- Все равно не верится, что прошло столько времени. Мы только три раза и поспали.
- Знаю. У Билла и Август те же проблемы с оценкой времени.
Сирокко вскинула голову.
- Билл и Август живы?
- Ага. Я и их слушал. Они там, внизу. Могу показать место. У Билла рация целая, как и у вас обеих. А у Август - только приемник. Билл выбрал ориентиры и стал рассказывать, как его можно найти. Двое суток он просидел на одном месте, и Август довольно быстро его отыскала. Теперь они регулярно кличут остальных. Но Август зовет только Апрель и без конца плачет.
- Бог ты мой, - выдохнула Сирокко. - Неудивительно. А ты не знаешь, где Апрель и Джин?
- Джина я, кажется, один раз слышал. Он ревел как белуга. Наверное, тогда же его и Габи слышала.
Хорошенько поразмыслив, Сирокко нахмурилась.
- Почему же тогда Билл нас не слышал? Раз он слушал.
- Тут, должно быть, проблемы с линией прямой видимости, - объяснил Кельвин. - Утес все перекрывал. Я единственный, кто слышал обе группы, но ничего не мог поделать.
- Но значит, теперь он нас услышит, если…
- Да не волнуйся ты так. Сейчас они спят и тебя не услышат. Эти наушники - один писк комариный. Часов чёрез пять-шесть они должны проснуться. - Он перевел взгляд с Сирокко на Габи и обратно. - Кстати, и вам, ребята, самое умное тоже будет поспать. Вы уже двадцать пять часов топаете.
На сей раз Сирокко охотно ему поверила. Она чувствовала, что только от волнения не отрубается. Но веки сами слипались. Еще чуть-чуть - и готово.
- Ну, а ты-то как, Кельвин? У тебя что же, все как по маслу?
Он удивленно приподнял брови.
- Ты о чем?
- Сам знаешь о чем.
Кельвин замкнулся в себе.
- Это я не обсуждаю. Совсем.
Сирокко не склонна была давить. Настроение у Кельвина было самое мирное - будто он вдруг оказался с чем-то в ладах.
Габи, дико зевая, встала и потянулась.
- Я на боковую, - заявила она. - Как ты думаешь, Рокки, где бы тут прилечь?
Кельвин тоже поднялся.
- У меня уже приготовлено местечко, - сообщил он. - Тут, на дереве. Вы можете там устроиться, а я останусь здесь и послушаю Билла.
На дереве оказалось птичье гнездо, сплетенное из прутиков и лозы. Кельвин устлал его чем-то пушистым. Места хватало, но Габи решила прижаться потеснее - как они делали раньше. Сирокко задумалась, не пора ли положить этому конец, но потом решила, что пока без разницы.
- Рокки?
- Что?
- Ты смотри остерегайся его.
Пришлось вернуться с самого порога сна.
- К-кого? Кельвина?
- С ним что-то не то.
Сирокко скосила на Габи воспаленный глаз.
- Слушай, Габи. Спи-ка ты лучше. - Она потянулась и шлепнула подругу по заднице.
- Нет, ты остерегайся, - сонно пробормотала Габи.
* * *
"Хоть бы как-то отличать утро от вечера, - зевая, подумала Сирокко. - Куда как легче было бы вставать. Петуха бы какого-нибудь - или пусть бы солнечные лучи падали под другим углом".
Габи все еще спала рядом. Сирокко высвободилась из ее объятий и встала на широкой ветви дерева.
Кельвина поблизости не наблюдалось. Завтрак был на расстоянии вытянутой руки - лиловый фрукт с ананас размером. Сирокко сорвала его и съела вместе с кожурой. Потом полезла наверх.
Это оказалось проще, чем она думала. Сирокко поднималась в таком же темпе, как если бы взбиралась по веревочной лестнице. Тут стоило добрым словом помянуть и четверть жэ, и идеальное для лазанья дерево - куда удобнее всех тех, что она излазила лет примерно с восьми. Там, где не хватало сучков, отличные зацепки давала бугристая кора. Правда, Сирокко добавила к своей коллекции несколько новых ссадин, но такую цену она охотно готова была платить.
Впервые со своего прибытия на Фемиду она была по-настоящему счастлива. Сирокко не брала в расчет встречи с Габи и Кельвином, ибо там оказывалось слишком много эмоций на грани истерики. А сейчас ей было просто здорово.
- Черт, а ведь очень давно так не было, - пробормотала Сирокко. Мрачностью она никогда не отличалась. На борту "Укротителя" выпадали славные деньки, но такой безудержной радости не было. Припоминая, когда же такое случалось в последний раз, Сирокко решила, что в тот день, когда она узнала, что после семилетних попыток наконец получает под свою команду корабль. Воспоминание вызвало улыбку; вечеринка тогда удалась на славу!
Но вскоре Сирокко отбросила в сторону все мысли и дала себе всецело слиться с движением. Она ощущала каждую свою мышцу, каждый сантиметр своей кожи. В лазании по дереву нагишом была какая-то удивительная свобода. Раньше нагота связывалась для нее с конфузом и опасностью. Теперь она ее обожала. Голыми пятками Сирокко ощущала грубую опору ствола и надежную податливость ветвей. Ей хотелось заверещать почище Тарзана.
Приблизившись к вершине, она вдруг услышала какой-то странный звук. Из-за плотной завесы желто-зеленой листвы несколькими метрами выше ее время от времени доносился отчетливый хруст.
Двигаясь дальше все осторожнее, Сирокко поднялась на горизонтальную ветвь и бочком стала подбираться к открытому пространству.
Перед ней оказалась синевато-серая стена. Сирокко представления не имела, что бы это могло быть. Хруст снова раздался, уже громче и чуть выше. Мимо пролетел ворох обломанных веток. А потом, совершенно внезапно, перед ней возник глаз.
- Мама! - вырвалось у Сирокко, прежде чем она успела наглухо закрыть рот. Миг спустя, сама не зная как, она уже оказалась в трех метрах оттуда, подпрыгивая в такт с веткой дерева и все таращась на чудовищный глаз. Влажно поблескивающий, метра полтора в поперечнике - и поразительно человеческий.
Глаз моргнул.
Тонкая мембрана сократилась сразу по всем сторонам, как диафрагма у фотоаппарата, затем, буквально в мгновение ока, снова разъехалась.
Сломя голову Сирокко ринулась вниз. Всю дорогу она дико вопила и даже не заметила, где ободрала колено. Габи уже проснулась и держала наготове увесистую бедренную кость.
- Вниз, вниз! - заорала Сирокко. - Там черт знает что. Такая тварь, что ей это дерево как зубочистка. - Последние восемь метров она пролетела и приземлилась на четыре точки. Только намылилась было вниз по склону холма, как напоролась на Кельвина.