- Реальное время на самом деле не важно, - сказала она под конец. - Важно только внутреннее время. А по этим часам я была там многие годы. Я поднималась в рай по какой-то чертовой стеклянной лестнице, и каждую ступеньку помню не хуже таблицы умножения. До сих пор вижу, как мимо проносятся облака, и слышу, как пятки скрипят по стеклу. Рай этот был совершенно голливудский - с алым ковром на последних трех-четырех километрах, златыми вратами почище небоскребов и всякими крылатыми личностями. А самое интересное - я в него не верила и в то же время верила. Понимаешь? Я знала, что сплю, знала, что все это нелепо, - и в конце концов этот рай так мне осточертел, что сам собой куда-то убрался.
Она зевнула и тихонько рассмеялась.
- Зачем я тебе все это рассказываю?
- Может, чтобы от этого избавиться. Теперь полегче?
- Ага. Немножко.
Потом Габи долго молчала, и Сирокко решила было, что она уснула, но оказалось, что нет. Габи заворочалась, еще теснее прижалась к Сирокко и снова заговорила.
- У меня было время взглянуть на себя со стороны, - начала она, слегка глотая слова. - И я себе не понравилась. Тогда я призадумалась о своей жизни. Раньше меня это не беспокоило.
- А что в тебе было не так? - спросила Сирокко. - Лично мне ты вроде как нравилась.
- Правда? Не знаю чем. Ну да, конечно, голова из-за меня ни у кого особенно не болела. Я сама о себе заботилась. Но что еще? Чего во мне было хорошего?
- Ты очень здорово справлялась с работой. Мне от тебя больше ничего и не требовалось. По работе ты самая лучшая - иначе бы тебя в эту команду не выбрали.
Габи вздохнула.
- Ну да. Только что-то не греет. Понимаешь, чтобы добиться таких результатов в работе, я пожертвовала чуть ли не всем, что делает человека человеком. Я же говорю, у меня там настоящая переоценка ценностей вышла.
- И что ты решила?
- Во-первых, я завязываю с астрономией.
- Да ты что?
- Нет, правда. Да и что в ней теперь толку? Нам отсюда уже не выбраться - а на звезды с Фемиды не посмотришь. Все равно мне пришлось бы искать другое занятие. И потом - ведь не так сразу все решилось. Времени для раздумий было даже больше, чем нужно. Знаешь, ведь у меня в целом свете нет любимого человека! Даже друга или подруги!
- Я твоя подруга.
- Нет. Я не о такой дружбе говорю. Люди уважали меня за мою работу, мужчины желали меня ради моего тела. Но я никогда не могла завести друга - даже в детстве. Того, перед кем можно душу раскрыть.
- Это не так сложно.
- Надеюсь. Потому что теперь я стану совсем другой. Я хочу показать людям, какая я на самом деле. Причем впервые - потому что я сама себя только теперь по-настоящему узнала. И я хочу любить. Хочу о ком-то заботиться. И похоже, это ты. - Она подняла голову и нежно улыбнулась Сирокко.
- Ты о чем? - спросила Сирокко и слегка нахмурилась.
- Странное чувство. - Габи снова положила голову ей на грудь. - Но я сразу все поняла - как только тебя увидела. По-моему, я тебя люблю.
Сирокко ненадолго совсем проглотила язык, затем натужно рассмеялась.
- А по-моему, девочка, ты все еще в голливудском раю. Любви с первого взгляда не бывает. На это нужно время. Слышишь, Габи? Ты меня слышишь?
Но Габи то ли правда уснула, то ли очень искусно притворялась. Тогда Сирокко устало запрокинула голову.
- Час от часу не легче, - выдохнула она.
ГЛАВА VI
Разумно было бы, конечно же, установить дежурство. Силясь проснуться, Сирокко недоумевала, почему на Фемиде ей так редко удается принимать разумные решения. Придется приспосабливаться к этому непривычному безвременью. Нельзя же топать и топать, пока не свалишься.
Габи спала совсем по-детски, сунув большой палец в рот. Сирокко попыталась встать так, чтобы ее не потревожить, но не получилось. Габи застонала, потом открыла глаза.
- Интересно, кто из нас голоднее, - дико зевая, пробормотала она.
- Сложно сказать.
- Как думаешь, это из-за ягод? Может, от них никакого и толку-то нет.
- Так сразу не скажешь. Но ты вон туда посмотри. Вот это завтрак так завтрак.
Габи посмотрела, куда указывала Сирокко. Ниже по течению речушки на водопой заявилось животное. Не успели они толком его разглядеть, как оно подняло голову и тоже на них посмотрело. Их разделяло метров двадцать. Сирокко приготовилась ко всему.
- Шестиногий кенгуру, - констатировала Габи. - И без ушей.
Точнее было не сказать. У сплошь покрытого короткой шерстью животного имелись две крупные задние ноги - хотя и не такие развитые, как у кенгуру. Четыре передние заметно уступали задним. Шерсть была светло-зеленая с желтым. О самообороне лжекенгуру как будто особенно не заботилось.
- Хорошо бы взглянуть на его зубы. Наверняка хоть что-то бы прояснилось.
- А по-моему, самое умное - свалить отсюда ко всем чертям, - сказала Габи. Потом вздохнула, внимательно осмотрелась и, прежде чем Сирокко успела ее остановить, направилась к животному.
- Габи, не смей, - прошипела Сирокко, стараясь не спугнуть лжекенгуру. Теперь она заметила в руке у Габи камень.
Странное существо снова подняло голову. Морда его при любых других обстоятельствах могла показаться уморительной. Круглая голова без малейших намеков на нос или уши - только два больших грустных глаза. Но рот выглядел так, будто животное зажало там басовую гармонику. Вдвое шире остальной головы - и словно растянут в дурашливой ухмылке.
Вдруг существо оторвало от земли все четыре передние лапы и подскочило метра на три. Габи от неожиданности подскочила еще покруче - и едва успела отчаянно извернуться в воздухе, что-бы не приземлиться на задницу. Подскочив к ней, Сирокко попыталась отобрать камень.
- Пойдем, Габи, не так уж это и нужно.
- Тихо, - сквозь стиснутые зубы процедила Габи. - Ведь я это и для тебя делаю. - Она вырвала руку и бросилась вперед.
Существо к тому времени сделало всего два прыжка - но каждый на добрых восемь-девять метров. Теперь оно стояло смирно, приземлив четыре передние лапы и опустив голову. Щипало травку.
Когда Габи подобралась на два метра, животное снова подняло голову и мирно посмотрело на женщину. Никакого страха оно, похоже, к ней не испытывало и, даже когда к Габи присоединилась Сирокко, спокойно продолжало щипать травку.
- Неужели ты думаешь…
- Тсс! - Габи колебалась один только миг, а потом шагнула к своей жертве. Короткий замах, сильный удар по макушке - и резкий скачок назад.
Животное как-то странно кашлянуло, зашаталось и рухнуло набок. Потом, лишь раз дрыгнув лапами, замерло.
Некоторое время они просто смотрели, что будет. Затем Габи подошла и ткнула животное ногой. Оно не шевельнулось, и Габи опустилась рядом на колени. Размером существо было с небольшую лань. Сирокко тоже присела на корточки и, борясь с тошнотой, стала разглядывать добычу. Габи тяжело дышала.
- Как ты думаешь, оно сдохло? - спросила она.
- Вроде бы да. Как-то все не по делу. Тебе не кажется?
- Не кажется. Все путем.
Габи вытерла мокрый лоб, а затем стала методично колотить животное камнем по голове, пока не хлынула алая кровь. Сирокко передернулась. Бросив камень, Габи вытерла руки о бедра.
- Ну вот. А теперь, если ты сумеешь набрать сухого хвороста, мне, быть может, удастся развести костер.
- И как ты собираешься его развести?
- Увидишь. Только дрова раздобудь.
* * *
Уже собрав пол-охапки хвороста, Сирокко вдруг остановилась и стала прикидывать, когда же это Габи успела начать раздавать команды.
- Надо же, а в теории все казалось так славно, - хмуро заметила Габи.
Сирокко с остервенением рванула шмат красного мяса, упорно не желавший отставать от кости.
Габи уже битый час потела с деталью своего скафандра и камнем, который, как она надеялась, был кремнем, но который на деле никаким кремнем не оказался. Сирокко же тем временем успела навалить славную кучу сухого хвороста, раздобыть что-то очень похожее на мох, а также острым краем кольца от шлема аккуратно настругать лучинок. Таким образом, все необходимые ингредиенты костра у них уже были. Кроме искры.
За прошедший час отношение Сирокко к убийству Габи претерпело революционные перемены. К тому времени, как животное было освежевано, а Габи уже трижды плюнула на свой костер, Сирокко ясно поняла, что сожрет это сочное мясо сырым - сожрет как миленькая, да еще большое спасибо скажет.
- Судя по этой твари, на нее тут охотников нет, - с набитым ртом промычала Сирокко. Мясо оказалось даже лучше, чем она рассчитывала, хотя щепотка соли не помешала бы.
- Да, по ее поведению непохоже, - согласилась Габи. Сидя на корточках по ту сторону трупа, она посматривала, что творится у Сирокко за спиной. То же самое делала и Сирокко.
- Тогда, может статься, и нас тут некому будет стрескать.
Обед чересчур затянулся из-за долгого пережевывания. Усердно жуя, подруги тем временем разглядывали труп. Для неискушенного глаза Сирокко животное казалось не особенно примечательным. Вот будь тут Кельвин, он наверняка бы чего-нибудь углядел. А так… Мясо, шкура, кости и шерсть по цвету и фактуре вроде бы совершенно обычные. Даже пахло все вполне нормально. Хотя некоторые органы Сирокко опознать не смогла.
- Шкура может пригодиться, - заметила Габи. - Из нее наверняка выйдет одежда.
Сирокко поморщилась.
- Если хочешь ее носить, на здоровье. Только она наверняка очень скоро завоняет. К тому же здесь пока что и без всякой одежды тепло.
Неразумным казалось оставлять позади большую часть туши, но они решили, что другого выхода нет. Обе вооружились крупными костями от задних ног, и Сирокко вырубила хороший шмат мяса, пока Габи нарезала полосок из кожи, чтобы связать вместе все кольца от скафандра. Смастерив себе неказистый ремень, она подвесила к нему связку. Затем они снова пустились вниз по течению.
* * *
Им попадались еще лжекенгуру - как поодиночке, так и группами по три или шесть голов. Были там и другие животные, помельче, стремительно шнырявшие по стволам деревьев, и еще одни, предпочитавшие держаться поближе к водяной кромке. Подойти к любому из них было легче легкого. Непоседливые древесные зверьки, когда их с трудом, но все-таки удалось разглядеть, оказались без голов. Голубые короткошерстные шарики с расположенными по окружности шестью когтистыми лапками, они с одинаковой легкостью двигались в любом направлении. Рты у них находились снизу, в самом центре правильной звезды из лапок.
Местность постепенно менялась. Теперь попадались не только все новые виды животных, но и все новые формы растительной жизни. Под пологом леса Сирокко и Габи брели сквозь бледно-зеленый свет, считая сотню тысяч шагов за полные сутки.
Счет шагам они, к сожалению, вскоре потеряли. Могучие незатейливые деревья сменились доброй сотней различных пород, да еще тысячью всевозможных цветковых кустарников, стелющихся побегов и паразитарных наростов. Неизменными оставались только речушка, их единственный проводник, да еще упорная склонность деревьев Фемиды к гигантизму. В национальном парке "Секвойя" любое из них стало бы главной достопримечательностью и приманкой для туристов.
Тишина вокруг уже не царила. За первые сутки своего похода Сирокко и Габи слышали только шорох собственных шагов и стук колец от скафандров. Теперь леса вовсю трещали, щебетали и тявкали.
Когда остановились на привал, мясо показалось еще вкуснее, чем раньше. Сирокко жадно рвала его зубами, сидя спина к спине с Габи у шишковатого ствола гигантского дерева. Дерево это было куда теплее, чем вообще-то положено нормальному дереву, с мягкой корой и корнями, что сплетались в узлы размером с порядочный дом. Верхние его ветви терялись в немыслимом сплетении над головой.
- Могу спорить, что на этих деревьях живности еще больше, чем на земле, - сказала Сирокко.
- Глянь-ка вон туда, - указала Габи. - По-моему, те побеги явно кто-то сплел. Видишь, снизу вода просачивается?
- Вот еще что стоит обсудить. Как насчет разумных форм жизни на Фемиде? Как их распознать? Ведь отчасти поэтому я и пыталась помешать тебе убить то животное.
Габи задумчиво чавкала.
- А что, сперва надо было с ним заговорить?
- Да знаю, знаю. Куда больше я боялась, что оно возьмет да отхватит тебе сразу оба копыта. Но теперь, когда мы знаем, насколько оно безобидно, может, нам все-таки стоит попробовать именно это. В смысле, заговорить.
- Ты что, серьезно? Да рядом с этой тварью даже корова - Эйнштейн. Ты ей в глаза посмотри.
- Н-да, похоже, ты права.
- Нет, это ты права. В смысле, права я, но ты права, что нам надо поаккуратнее. Мне страшно не хочется жрать того, с кем вообще-то надо бы разговаривать. Ба! Это уже что-то новенькое.
Лес вдруг переменился. Куда-то подевались все звуки. Мертвую тишину нарушали теперь только негромкий плеск воды и шорох листьев. Затем, нарастая так медленно и незаметно, что Габи и Сирокко показалось, будто они уже несколько минут его слышали, прежде чем различить, по лесу разнесся чудовищный стон.
Бог мог бы так стонать, лишись Он вдруг всего, что когда-то любил, и имей Он горло, подобное органной трубе в тысячу километров длиной. Звук продолжал нарастать на одной ноте, странным образом поднимаясь от самых нижних уровней человеческого восприятия. Этот звук Сирокко и Габи ощущали и в животах, и позади глаз.
Казалось, он заполнил собой всю вселенную - и тем не менее все усиливался и рос. Вот присоединилась струнная группа: виолончели и бас-гитары. Поверх этой могучей тональной основы ложилось ультразвуковое шипение обертонов. Оркестр все набирал и набирал мощь, когда громче, казалось, уже невозможно.
Сирокко была убеждена, что череп ее вот-вот треснет. И уже едва помнила о цепляющейся за нее Габи. С отвисшими челюстями они таращились на сыплющийся сверху дождь мертвых листьев. Потом, изгибаясь и отскакивая от веток, вниз полетели мелкие зверьки. Земля в ответ принялась подрагивать. Ей явно хотелось рассыпаться на куски и взлететь в воздух. Пылевой смерч нерешительно покружил рядом, затем разбился на куски о ствол дерева, под которым сжались в один комок Сирокко и Габи. Обломки веток хлестали их, будто наказывая.
Над головой непрерывно трещало, а ветер начал доставать до самой земли. В самую середину речки рухнула массивная ветвь. К тому времени весь лес уже качался, скрипел и словно протестовал: треск ружейных выстрелов и скрежет ржавых гвоздей, которые клещами выдергивают из дубовых досок!
Наконец бешенство все-таки достигло своего предела - и на нем задержалось. Внизу скорость ветра была километров шестьдесят в час. Наверху он метался намного страшнее. Сирокко и Габи, оставаясь под защитой корней дерева, следили за свирепствующей вокруг бурей. Чтобы расслышать друг друга в басовом вое, приходилось кричать.
- Как ты думаешь, почему все так мгновенно развернулось?
- Понятия не имею, - завопила в ответ Габи. - Локальный нагрев или охлаждение, сильное колебание атмосферного давления. Не знаю я, в чем тут дело.
- По-моему, самое страшное уже позади. Эй, у тебя зубы стучат!
- Я уже не боюсь. Это от холода.
Сирокко тоже мерзла. Температура резко падала. В считанные минуты тропический климат сменился прохладой, а вскоре установилось что-то около нуля. С дующим под шестьдесят километров ветром двум голым землянкам стало совсем не до шуток. Они еще тесней прижались друг к другу, но холод коварно проникал со спины.
- Найти бы хоть какое убежище! - провыла Сирокко.
- Хорошо бы, но какое?
Ни той, ни другой не хотелось лишаться того, пусть жалкого, убежища, которое у них уже было. Они попытались набросать друг на друга комьев земли и сухих листьев, но ветер мигом все сдул.
Когда обе уже не сомневались, что околеют тут до смерти, ветер вдруг утих. Причем не постепенно, а сразу - будто его отключили. В ушах у Сирокко дико зазвенело. Она ничего не слышала - пока, рискуя вывихнуть челюсти, не зевнула.
- Ё-моё. Слышала о перепадах давления - но не о таких.
Лес снова затих. Затем Сирокко обнаружила, что, если прислушаться повнимательнее, можно различить исчезающий призрак того, что раньше было стоном. И, слушая этот звук, Сирокко еще сильнее задрожала - но вовсе не от холода. Никогда она не считала себя наделенной излишне богатым воображением, но стон этот, несмотря на всю свою вселенскую необъятность, звучал как-то очень по-человечески. Ей вдруг захотелось лечь и умереть.
- Не спи, Рокки. Нам тут опять гостинец.
- Что там еще? - Открыв глаза, она увидела, как в воздухе, поблескивая под бледным светом, крутится тонкая белая пыль.
- Похоже, снег.
Чтобы ноги совсем не онемели, они в предельном темпе двинулись дальше, и Сирокко сразу поняла, что единственное их спасение - в недвижном воздухе. Он был холоден; даже земля разнообразия ради стала студеной. Сирокко двигалась словно под наркотиком. Просто черт знает что. Ведь она капитан звездолета; как же она дошла до жизни такой? Какого черта она тащится невесть куда в метель - да еще голая, как порнозвезда?