– Вам очень хочется заехать мне в ухо, – сказал я. – Не стесняйтесь. Если я упаду со стула, то сам подняться не смогу. Хватит еще одного удара – и проблемы нет. Только имейте в виду – о том, что я сюда отправился, кое-кто знает. И если я вовремя не вернусь – начнутся интересные события.
– По-моему, вы злоупотребляете…
Вот сейчас он точно собрался позвать охрану и вывести меня из кабинета под белы рученьки. Ну, это еще полбеды.
– Злоупотребляю. Значит, так. Фонду, который дал деньги на Дусиков эксперимент, обманку подсунуло ваше ведомство. Очень нетрудно в свете последних достижений теоретической физики объявить выкладки Эйнштейна неправильными и устаревшими. Тем более – сам Джереми Красти не ученый, а охотник за привидениями и искатель Атлантид. Но он, если верить прессе, довольно сердитый старикашка. Его сперва навели на мысль, что строительство непозволительно затягивается и ведется с ошибками, потом надоумили дать проект на анализ независимым экспертам. Ему даже помогли найти группу экспертов, то ли в Колумбии, то ли в Уганде, то ли в Антарктиде…
Дробышев невольно усмехнулся, из чего стало ясно: эксперты не только получили свое вознаграждение, а, скорее всего, по большим праздникам надевают мундиры со звездочками на погонах.
– Благотворителя чуть кондрашка не хватил. Но, как вы понимаете, грант был разбит на несколько частей, кажется, там предполагалось получать очередной кусок раз в квартал… И чем скорее перекрыть нашим жуликам кислород – тем больше шансов у фонда спасти хоть какие-то деньги. И забыть всю эту историю, как страшный сон. А потом для кого-то перекупить то, что уже построено и смонтировано, по бросовой цене – дело техники. Очень простой механизм. В общем, кто-то получит не только звездочки за операцию "Янус", но кое-что посерьезнее. И вашему ведомству совершенно ни к чему, чтобы какие-то люди продлевали агонию теперешнего "Януса", имитировали пробный пуск установки, показывали всякие смешные экспонаты, доставленные из прошлого, добывали следующую порцию средств и в итоге повышали продажную стоимость объекта.
– Интересные вещи вы рассказываете. Если бы речь шла не о нашем, а о каком-то другом ведомстве – я бы поверил…
– Но если ваши люди пошли по следу экспедиции, то, значит, цель у них простая – любой ценой доставить вам ноутбук с программой Золотухина, – возразил я. – Хотите сказать, что программа сама по себе вам очень любопытна? Ведь так? Академический интерес? Вам нужна была программа, пока она в стадии отработки и в единственном экземпляре!
Наверно, я говорил слишком страстно.
– Вы детективов начитались, – сказал Дробышев.
– А вам Оккама читать не доводилось?
Он впервые слышал это имя. Или притворялся.
– Жил в четырнадцатом веке в Англии. Был крупнейшим философом-схоластом, – как можно проще изложил я послужной список Вильгельма Оккама. – Но нам, грешным, известен исключительно по принципу, который так и называется – "бритва Оккама". Звучит простенько – "не умножай количество сущностей сверх необходимого". И вот как он работает в нашей ситуации. Ведь, согласитесь, для вторжения в давние века с научными целями вполне достаточно и одного средства!
– Ну-у?…
– С моей точки зрения, если есть программа для расчета маршрутов – то проект "Янус" становится лишним, и его вполне можно отсечь бритвой Оккама. А с вашей точки зрения лишняя как раз программа. И вы хотите ее отсечь. Посмотри, что человек отсекает бритвой Оккама, – и поймешь, что для него самое важное.
– Разве борьба с международным терроризмом не может считаться важным делом? – спросил он. – Разве то, что установка "Янус" позволяет наносить сильные точечные удары и избавляет от затяжных и кровопролитных операций, не важно?
– То есть, спасаем человечество? Тоже достойное занятие. А теперь вот вам туз из рукава. Вы полагаете, что вся эта нелепая экспедиция вместе с вашими людьми провалилась к динозаврам? И что программа Золотухина потеряна навеки? Вынужден вас разочаровать! Впрочем – вы знаете, как действует это самое пятно белого тумана, о котором пишут все, кто сталкивался с проколами? Не знаете!…
Я не смог удержаться – это "не знаете!…" я пропел гнусавым голосом, даже самому противно стало. А Дробышева просто передернуло.
– В спокойном сстоянии висит себе и висит. Фоменко к нему лазил – ну, головной болью помучался и жив остался. Но такие пятна не любят возмущений. Всякая суета, стрельба, шум их каким-то образом активизируют. И белое туманное пятно начинает буянить, как перелетный эсминец. Очевидно, для поддержания хронопрокола в рабочем состоянии матушка-Вселенная тоже использует какие-то формы электромагнитного излучения… – и тут я резко сменил все, тему, интонацию, громкость голоса. – Ваши люди были на Семеновскох болотах после того инцидента? Пустой комбинезон с кучкой пепла внутри подобрали?!
– К сожалению, мое свободное время истекло, – ответил Дробышев.
Все-таки немало изменилось за последние пятнадцать лет. Он отпускал меня с миром – а тогда бы я так просто не отделался. Он не мог согласиться со мной вслух, но согласился мысленно: да, заварили кашу… А с другой стороны, ноутбук вместе с программой пропал бесследно – и что я теперь могу доказать? Да, был программер Лешка Золотухил, да, ушел в какие-то болота с городским сумасшедшим Арканом Фоменко, где они благополучно и сгинули. А в другом городе пропала влюбленная пара, что тоже обеспокоит только родителей. Он рассуждал так – но я рассуждал иначе!
Родись я в каком-нибудь пятнадцатом веке – мне бы цены не было. Но и сейчас не все потеряно.
– А вам не приходило в голову, что один человек уцелел? Он видел, как пятно втянуло в себя и экспедицию, и тех, кто ее преследовал, но мертвой хваткой вцепился в трос, и его выдернуло обратно. Он два дня шел лесом, лишившись памяти, сам не зная куда, чуть не утонул в Семеновских болотах, но он очухался и выбрался. И знаете, что он сделал? Он сел на первый же поезд, везущий в Белоруссию. Там у него родственники живут. Карманы у этого товарища были набиты кредитными карточками, так что через три дня ему привезли все необходимые документы, и он выехал в Польшу. А теперь вы его не найдете НИГДЕ.
– А для чего бы нам его искать?
– Хотя бы для того, чтобы спросить, где завершается маршрут, который начался на Семеновских болотах. И который, между нами говоря, уже завершился.
– То есть как?
– Ребята не высовываются, чтобы не возник известный парадокс. Какое-то время им еще придется побыть за границей. Они УЖЕ вернулись – понимаете? Он встретил их, он их отыскал! Скажу по секрету – он все сумасшедшие дома в той местности прочесал. И эти ребята могут рассказать правду…
– Не думал я, что вы, Борис Петрович, унизитесь до дешевого блефа, – проникновенно сказал он.
Я только посмотрел на него. Дешевый трюк! Он полагает, что я сейчас достану видеокассету, начну вопить и брызгать слюной, дам, наконец, точный адрес того отеля? А кто его разберет – может, и впрямь считает, что блефую. По такой физиономии не понять – сдвинет прозрачные бровки и думает, будто напустил холоду…
– Человек, который знал место выхода, далеко не нищий человек. Он довольно оригинальный тип нового русского – заработал сколько-то денег, решил, что ему этого на остаток дней хватит, и принялся мило бездельничать… – я вспомнил, что Лешка с Грядущим рассказывали про Вовчиков чердак, и усмехнулся. – А вот теперь мы начнем торговаться.
– Торговаться?
– Вы поставили на своих людях крест, но мы, охотники за зелеными человечками, ребята простые, непритязательные и у нас каждый на счету. Я знаю, что вы фактически арестовали и прячете Марианну Древлянскую. Кроме всего прочего, это способ давления на ее отца. Я узнал это от уцелевшего участника экспедиции. Он видел, как ваш человек тащил ее по лесной тропе. Ну так что же мы будем делать с Марианной Древлянской?…
Вот Дробышев и оказался с бритвой Оккама в руке.
Он сидел передо мной, сильно озадаченный такой новостью. Он уже сильно усомнился насчет блефа. И он мучительно размышлял, как спасти проект, который в его бумагах числился уже не как "Янус", а совершенно иначе. Я, словно шахматист, окружил проект всякими угрожающими фигурами.
– Лечить мы ее будем, – тихо сказал Дробышев. – Она в госпитале, в очень тяжелом положении. Тому парню удалось спасти тело, а душу… Хотелось бы верить в лучшее…
Спасти? Это было что-то новое.
– Я уже вышел из старшего детсадовского возраста, – любезно сообщил я. – Вы держите у себя Древлянскую, чтобы она не рассказала, как вы напали на безоружных людей, как вы убивали безоружных, чтобы отнять ноутбук…
– Да нет же! – вдруг заорал он. – Никто на них не нападал!
– А стреляли, выходит, болотные черти?!
Мы уставились друг за друга, словно два петуха перед схваткой. Наконец-то я действительно вывел его из терпения!
– Да на черта ребятам было бы стрелять?!.
– Значит, стреляли? Стреляли?
– Если бы не эти…
– Кто?
– Если бы я знал! Перед отъездом Фоменко совещался с вами – ваша идея была послать с ними группу прикрытия?
– Кого? Какую группу?
– Ну, значит, это еще кто-то, хотел бы я знать – кто, послал своих людей разбираться с вашими идиотскими туманными пятнами. Мы хотели сперва убедиться, что все эти проколы и программа Золотухина – бред сивой кобылы в туманный день, и с чистой совестью махнуть на них рукой. Теперь ясно? Распоряжение было – брать ноутбук только в том случае, если вся эта хреновина действительно работает. А когда оказалось, что за этим же ноутбуком охотятся еще люди…
– Андрей Васильевич! Ну за кого вы меня принимаете? Вы хотите перевалить ответственность на каких-то мифических конкурентов? Может, это они и открыли стрельбу?!.
Он замолчал.
Все-таки мало что изменилось в этом ведомстве, подумал я. Мира между нормальными людьми и ведомством нет и быть не может. И это мне – МНЕ! – он станет объяснять, что его ребятки спасли Марианну Древлянскую, что ее лечат в каком-то засекреченном госпитале! Это мне – МНЕ! – он станет вешать лапшу на уши, приплетая вражеский десант, руку американского президента на Семеновских болотах! По меньшей мере неостроумно. Но артист, однако. Артист! Кто другой поверил бы – но не я. Я столько раз сцеплялся с ведомством – и в восемьдесят втором, и в восемьдесят четвертом, и даже в восемьдесят седьмом, – что научился не верить ни единому слову сверху. Ни единому! Что бы там ни говорили!
Может быть, он еще скажет, что вредное излучение в соответствии с проектом "Янус" будет надежно заэкранировано? Знаю я это советское экранирование!
Он сидел передо мной, глядя на пустой листок голубоватой бумаги. Он поднял глаза – и в этих прозрачных глазах была почти человеческая тоска. Если бы я не знал, в каком чине сидящий передо мной фрукт, – я пожалуй, и поверил бы, что он сказал правду. Но ведомство по опредению не может говорить правду! И Дробышев вовсе не раскрылся на несколько минут – все продумано, о-о, все более чем продумано!
Но я загнал его в угол. Ему нужно срочно делать выбор – чем-то пожертвовать, чтобы спасти главное, свою идею абсолютного оружия. И он знает, что я пойду до конца. Я от жизни получил немало, дочка выросла, внуки во мне не больно нуждаются, лучшая часть жизни прожита достойно. И я не против уйти, пока не испытал настоящего унижения бессилием и болью.
Моя бритва Оккама тоже наготове.
Эпилог
– Трусы снимай, – велел Феликс.
Фоменко подчинился и встал перед ним совершенно голый. Феликс деловито прощупал швы и даже вывернул трусы наизнанку.
– Порядок. Надевай.
Витька впервые видел, как в одежде ищут "жучка". Сперва он настолько обрадовался, обнаружив возле церкви живого Фоменко, что сразу кинулся тараторить про все сразу, но мудрый Феликс сказал "заткнись", отвел их обоих на мельницу и там взялся за дело.
"Жучок" оказался в куртке, в плечевом шве. как раз под воротником, – банальнее некуда. Феликс швырнул его в запруду и продолжал поиски.
– Я же знал, что меня не просто так отпустили, – сказал, одеваясь, Фоменко. – Ну что, можно говорить?
– Погоди.
Феликс еще минут двадцать щупал и перетряхивал вещи, даже рукой в резиновые сапоги слазил.
– Вроде чисто. Ну, теперь ужинаем и – спать.
Действительно – закат уже утекал за край неба, а с другой стороны сгущалась ночь.
– В Марсель, значит, – пробормотал Фоменко. – Это правильно. Через Петербург. Вообще-то можно и матросами наняться.
– А ты это дело знаешь?
– Ходил под парусом.
Витька был выключен из серьезной беседы. Когда вернулся Фоменко, у Феликса появился нормальный, не буйный и не склонный к странным поступкам товарищ примерно его лет. Они поладили сразу – а Витька так же сразу сделался из равноправного мужчины мальчиком. И это ему совершенно не нравилось.
Фоменко стал рассказывать Феликсу о какой-то регате, в которой участвовал десять лет назад, а Витька забрался в сарай и с горя лег спать.
Подняли его очень рано – он и четырех часов не отдохнул.
– Пора, – сказал Феликс. – В такое время они наверняка спят, так что уйдем подальше. И не на Тверь, а совсем даже к северу подадимся. Мало ли – вдруг они захотят убедиться, что мы не к Питеру пошли. А нам еще Аркадию нужно какой-нибудь армяк раздобыть.
– Точно, – сказал Фоменко и вскинул на плечо мешок с общим имуществом.
– Я понесу, – Феликс забрал у него мешок. – Там все-таки ценные предметы.
– То есть, ноутбук? – высунулся Витька. Он, сам того не желая, искал повода схлестнуться с Феликсом.
– Да на хрена мне ваш ноутбук, – сказал Феликс. – Мне вполне хватит пары дискет с программой. Имея эти дискеты, моя хозяйка уже сможет отбиваться в случае наезда. Тем более, что записи всяких-разных разговоров у нее имеются. И плюс мои мемуары.
– Ну так и отдай его, – Фоменко протянул руку.
– Шиш тебе, – ответил Феликс. – Таким, как вы с Костомаровым, мясорубку доверять нельзя. У меня он целее будет. А то опять за моей спиной кто-то попытается его спецназу сторговать. Впрочем, если вы тут достанете для меня дискеты – я не против.
– А кто твоя хозяйка? – спросил, не подумав, Витька.
Феликс внимательно посмотрел на него.
– Когда тебе платят деньги, их нужно отрабатывать, – объяснил, как маленькому. – Я получил задание, получил аванс. Мне заплачено не за души высокие порывы, а за то, чтобы информация попала в руки к хозяйке. И я это сделаю.
– Правильно, – согласился вдруг Фоменко. – Не петушись, Витя. Когда-нибудь поймешь.
– Что пойму?!
Фоменко только рукой махнул.
Они действительно пошли огородами. Армяк не армяк – а какую-то лопотину сняли с пьяного мужика, который дрых в кустах, не добредя дюжины шагов до родного дома.
– Все равно бы пропил, – заметил Феликс, высвобождая пьяницу из рукавов. – Держи, Аркадий, да выбей о дерево как следует. У этой публики всякая скотина водится.
– В бане прокалить надо.
– Погоди – и до бани доберемся.
Странную компанию представляли собой они трое: ветеран Полтавской баталии в надвинутых на лоб останках треуголки, молодой человек из благородного сословия, в модном зеленом кафтане с галуном, и землепашец, да еще с захудалого двора, молча и целеустремленно шли напрямик, перелезая через плетни и прыгая через вековые лужи.
Вдруг Витька остановился.
– Нехорошо получается, – сказал он сам себе. Феликс и Фоменко обернулись.
– Что – нехорошо?
– Да спецназ, будь он неладен…
Фоменко опустил глаза, а Феликс хмыкнул.
– Больше бы он нам пакостил, твой спецназ.
– Вот если бы можно было ребят забрать, а Сухарева тут оставить… – добавил Фоменко. – Только не получится.
Капитан Сухарев – это и был мастер проникновенного вранья по рации Шестой.
– Когда отойдем подальше, свяжемся с ними и скажем про Одессу, – то ли предложил, то ли потребовал Витька.
– Радиус действия рации, когда батарейки совсем дохлые, тебе известен? – спросил Фоменко. – Если связываться – то сейчас.
– Незачем, – возразил Феликс. – Рейс Марсель-Питер – это вам не пригородная электричка. Там, может, два корабля за навигацию и приходят всего. Неизвестно, сколько ждать. Как раз на одно судно и сядем.
– Тоже верно.
Не оборачиваясь, Фоменко и Феликс пошли дальше, Витька постоял – и поспешил следом. Совсем ускорив шаг, он даже забежал вперед.
– Они же тут пропадут!
– Такая их судьба, – хмуро ответил Феликс. – Значит, царствие вам, ребята, небесное.
Конечно же, команда из четверых здоровых мужиков может пересечь незнакомую страну, двигаясь ночами по компасу и подворовывая. Но если они попадутся кому-то на глаза – в своих камуфляжных комбинезонах, со своими волчьими повадками, – то их сперва примут за нечисть, потом устроят облаву с собаками, особенно если повезет нарваться на богатого и азартного помещика. А недостаток всякого боеприпаса в том, что он конечен.
А если повезет, или не повезет, то они доберутся-таки до места, где лет через тридцать образуется знаменитый порт.
– Дай рацию! – потребовал Витька.
– Филантроп ты долбаный.
– Свои же!
– Когда они тебя с коня ссадили и по лесу гнали – тоже были свои?
Фоменко громко вздохнул.
– Не знаю, как тебя растили, а мне отцы-командиры говорили: каждый должен отвечать за свои глупости, – нравоучительно молвил Феликс.
– Так ведь не за свои же! Им дали приказ…
– У Сухарева должны были сработать мозги, что ситуация нештатная.
– Ну, не сработали!
– На вранье – так сработали. Они, выходит, для нас – свои, а мы доля них – не свои?
– Действительно, Феликс, нехорошо получается, – сказал Фоменко. – Давай сделаем им дупло.
– И что оставим в дупле? Напишем – разворачивайтесь на сто восемьдесят и приходите ловить нас в Питер?
Фоменко крепко задумался.
– Дай, пожалуйста, рацию, – сказал Витька.
– Если ты собрался идти с ними в Одессу, я тебя задерживать не стану, – с тем Феликс добыл из мешка и вручил ему пластмассовую коробочку.
– Я – первый, я – первый, вызываю шестого и всех остальных, – заговорил Витька.
Ответа не было.
– Не в зоне, – заметил Феликс, протягивая руку за рацией.
– В Одессу поперлись, кретины! – со злостью сказал Фоменко, и Витька покосился на него – до сих пор экспериментатор ни чувствам, ни языку особой воли не давал.
И тут прорезался далекий голос.
– Я – сорок третий. Слышишь, первый, я – сорок третий.
– Эй! Мужики! – отчаянно заорал Витька. – Нет никакой Одессы! Не построили!…
Фоменко выхватил у него рацию.
– Они тут, – вдруг произнес Феликс. – Зуб даю. Они решили, что мы не сразу будем пробираться к югу, и ищут нас к северу от дороги.
– Сорок третий, я – Фоменко! Сорок третий, ты меня слышишь?
– Я – шестой! Я – шестой! Что там, Фоменко?
– Обстоятельства изменились. Слушайте, Сухарев, мы тут посовещались и предлагаем перемирие. Пойдем вместе.
Теперь уже Феликс выхватил рацию у Фоменко.
– Никакого перемирия, шестой! Вы эту кучу дерьма навалили, вы в ней и оставайтесь!
– Да приказ же у них был! – закричал Витька. – Ты что, не понимаешь? Они же – свои! Приказ – это там! А здесь – свои!