- Ох, уж эти мне проклятущие заседания! А зачем мне смотреть список? Разве там есть что-то заслуживающее особого внимания? - Тем не менее я заглянул в него и прочел с начала до конца. Всех кандидатов я знал по фэрли-архиву, а с некоторыми встречался и лично. Знал и причины, по которым они были включены в данный список. И вдруг я увидел в списке фамилию - Корпсмен, Уильям Дж. Я подавил чувство справедливого негодования и спокойно сказал: - Я вижу в списке Билла, Родж.
- Ах, да. Об этом-то я и хотел с вами поговорить. Видите ли, Шеф, как мы все знаем, у вас с Биллом отношения сильно подпорчены. Вас я не виню, во всем виноват сам Билл. Но ведь у всякой медали есть две стороны. Возможно, и вы не всегда учитывали колоссальный комплекс неполноценности, которым страдает Билл. У него это как чирий на заднице. А членство в Ассамблее послужит для него как бы лекарством.
- Вот как?
- Да. Он уже давно мечтает об этом. Видите ли, мы все имеем официальный статус, то есть я хочу сказать - все мы члены Великой Ассамблеи. Я имею в виду тех, кто тесно связан с... хм... с вами. Билл это переносит очень тяжело. Я сам слышал, как после третьего стаканчика он жаловался, будто он всего-навсего поденный батрак. И ему это представляется несправедливым. Вы не будете возражать? Партия от этого не обеднеет, да и сама цена за ликвидацию напряженности в нашем партийном штабе не так уж и высока.
К этому времени я уже полностью взял себя в руки.
- Меня это не касается. Какое значение имеет мое мнение, если того хочет мистер Бонфорт? - Я заметил, что Дак и Родж переглянулись, и добавил: - Ведь это желание мистера Бонфорта? Я правильно вас понял, Родж?
- Скажи ему, Родж, - резко бросил Дак.
- Это затеяли мы с Даком, - медленно ответил Родж. - Мы думаем, что так будет лучше.
- Значит, мистер Бонфорт этого не одобрил? Вы же наверняка интересовались его мнением?
- Нет, не спрашивали.
- А почему?
- Шеф, это было не такое уж важное дело, чтобы его беспокоить. Он старый, больной, усталый человек. Я не тревожу его ничем, что выходит за рамки главных политических решений. А это дело к ним никак не относится. Это касается избирательных округов, где мы полные хозяева, и кто именно их будет представлять, не имеет ни малейшего значения.
- Тогда зачем вы спрашиваете мое мнение?
- Ну... мне казалось, что вам следует знать... и знать, почему мы так думаем. Мы полагали, что вы одобрите наше решение.
- Я? Вы хотите получить решение, как будто я - мистер Бонфорт. Но я - не он. - Я нервно побарабанил пальцами по столу. - Или это решение относится к его компетенции, и вам следует спросить его самого, или это не его уровень и тогда решайте сами, не спрашивая моего согласия.
Родж пожевал свою сигару, потом произнес:
- Ладно. Тогда я беру свой вопрос обратно.
- НЕТ!!!
- Как это - нет?
- А вот так! Вы уже спросили меня. Значит, у вас самих на душе скребут кошки. Поэтому если вы хотите, чтобы я предъявил сегодня этот список Комитету, выступая в роли Бонфорта, то пойдите и спросите его самого.
Они сидели и молчали. Потом Дак проговорил:
- Расскажи ему, Родж. Иначе это сделаю я.
Я ждал. Клифтон вынул сигару изо рта и сказал:
- Шеф, у мистера Бонфорта четыре дня назад случился инсульт. Его нельзя беспокоить.
Я так и обмер, повторяя про себя строфы об "увенчанных облаками башнях и пышных палатах". Когда силы ко мне вернулись, я спросил:
- Он в сознании?
- Кажется, он в здравом уме, но страшно ослаб. Провести такую суматошную неделю на положении почти пленника оказалось выше его сил, чего мы не предусмотрели. Удар поверг его в кому на двадцать четыре часа. Он вышел из нее, но левая сторона лица парализована, да и вообще вся левая сторона тела действует плохо.
- Хмм... А что говорит доктор Капек?
- Он надеется, что тромб рассосется и все будет в полном порядке. Однако мистеру Бонфорту нужен полный покой, нужен еще более щадящий режим, чем был до этого. А сейчас. Шеф, сейчас он болен, и нам придется завершать кампанию без него.
Мне почудилось, что я снова ощущаю горечь потери, потери отца. Я никогда не видел Бонфорта, никогда не пользовался какимито идущими от него благами, если не считать нескольких корявых пометок, написанных на полях черновика его рукой. Но я чувствовал в нем опору. То обстоятельство, что он был Р°т тут рядом, в соседней комнате, казалось, давало мне силы довести до конца эту невероятную игру.
Я набрал полную грудь воздуха, потом выдохнул и сказал:
- Ладно, Родж. Придется нам продолжать наши игры.
- Да, Шеф. - Он встал. - Пора ехать на заседание. Как же мы решим? - Он кивнул на список "надежных" округов.
- Ах, да! - Я на минутку задумался. Вполне возможно, что Бонфорт наградил бы Билла привилегией называться "Достопочтенный" только затем, чтобы Билл почувствовал себя счастливым. В таких делах Бонфорт не мелочился. В общем, не завязывал, как говорится, рта корове, попавшей в рожь. В одном из своих политических эссе он писал: "Я не интеллектуал. Если у меня и есть талант, то это умение находить людей, а затем предоставлять им свободу в выполнении порученной работы". - Как долго Билл работал с ним? - спросил я внезапно.
- Что? Да уж около четырех лет. Даже побольше.
Бонфорт, видимо, был доволен его работой.
- Значит, за это время уже прошли одни выборы. Почему он не сделал его тогда членом Ассамблеи?
- Господи! Откуда же мне знать! Этот вопрос никогда не поднимался.
- А когда Пенни вошла туда?
- Около трех лет назад, на дополнительных выборах.
- Вот вам и ответ, Родж.
- Не понял?
- Бонфорт мог сделать Билла членом Ассамблеи в любую минуту. И решил этого не делать. Дадим этот округ парню, который значится у нас как "подмена". Если мистер Бонфорт захочет сделать Биллу подарок, он сможет сделать это с помощью дополнительных выборов, когда поправится.
Лицо Клифтона не выразило ничего. Он просто взял лист и сказал:
- Очень хорошо, Шеф.
Вечером того же дня Билл уволился. Думаю, что Роджу пришлось ему сказать, что выкрутить мне руки не удалось. Но когда Родж известил меня об этом, я почувствовал тошноту, поняв, что моя непреклонность вовлекла нас в страшную опасность. Я так и сказал Роджу. Он отрицательно покачал головой.
- Но он все знает! Этот план был разработан им самим с самого начала. Подумайте, какую бочку дерьма он может продать ребятам из партии Человечества!
- Забудьте об этом, Шеф. Билл, может быть, и дрянь иначе я не могу говорить о человеке, дезертирующем в разгар кампании, порядочные люди так не поступают - но он все же не подонок. В нашей профессии секреты клиентов не продают, даже если с ними расходятся в разные стороны.
- Будем надеяться, что вы правы.
- Вот увидите. Не надо волноваться. Давайте делать свое дело.
Прошло несколько дней, и я решил, что Родж знает Билла лучше меня. Ни его самого, ни о нем ничего не было слышно, кампания набирала ход, как и полагалось, она становилась все более ожесточенной, но не было даже намека, что сведения о нашем сногшибательном обмане просочились наружу. Я уже начал успокаиваться, и мне удалось написать несколько самых лучших речей Бонфорта - некоторые из них с помощью Клифтона. Чаще же он просто хвалил их.
Мистер Бонфорт уверенно шел на поправку, но Капек полностью изолировал его от всяких забот.
На прошлой неделе Роджу пришлось улететь на Землю. Там требовалось залатать кой-какие дыры в нашей обороне, чего никак нельзя было сделать издалека. Потребность же в речах и выступлениях сохранялась. Я работал как вол с помощью Пенни и Дака, с которыми за это время сошелся еще ближе. Теперь мне все давалось куда легче. На большинство вопросов я мог отвечать, почти не задумываясь.
И так, то была обычная, проводимая регулярно два раза в неделю, пресс-конференция, совпадавшая по времени с днем возвращения Роджа. Я надеялся, что он прилетит к ее началу, но, в общем, причин сомневаться, что я сам доведу ее до благополучного конца, не было. Пенни вошла в кабинет первой, неся все орудия своего ремесла.
И тут за дальним концом стола я увидел Билла.
Я окинул кабинет спокойным взором и сказал:
- Доброе утро, джентльмены.
- Доброе утро, господин Министр, - ответили они хором.
- Здравствуйте, Билл - добавил я. - Вот уж не думал, что встречусь с вами здесь. Кого вы представляете?
Наступила пауза. Все знали, что Билл то ли уволился, то ли был уволен. Он ухмыльнулся мне прямо в лицо и ответил:
- Добрый день, мистер Бонфорт. Я представляю синдикат Крейна.
Тогда я понял - опасность рядом. Однако мне не хотелось, чтобы он почувствовал мою тревогу.
- Отличное место. Надеюсь, они платят вам столько, сколько вы заслуживаете. Ну, а теперь к делу... Сначала письменные вопросы. Они у вас, Пенни?
Быстро разделавшись с письменными вопросами, дав на них ответы, которые подготовил заранее, я откинулся на спинку кресла и как обычно сказал:
- Есть немного времени, джентльмены, чтобы поболтать. Будут ли у вас вопросы? - Их оказалось несколько. Один раз мне пришлось сказать "комментариев не будет" - ответ, который Бонфорт предпочитал уклончивому увиливанию. Наконец я взглянул на часы и сказал: - Ну, пожалуй, на сегодня достаточно, джентльмены. - И начал подниматься.
- СМИЗИ!!! - заорал Билл.
Я продолжал вставать, даже не взглянув в его сторону.
- Я к тебе обращаюсь, господин поддельный Бонфорт-Смизи, - злобно кричал Билл, еще больше повышая голос.
Теперь я посмотрел на него с удивлением, как должно было смотреть важное официальное лицо, грубо оскорбленное в обстановке, где ничего подобного просто не могло произойти, Билл тыкал в мою сторону пальцем, лицо его стало багровым.
- Ты... самозванец! Мелкий актеришка! Обманщик!
Репортер из Лондонского "Таймс", стоявший справа от меня, тихо спросил:
- Хотите, я вызову охрану, сэр.
- Нет, он в общем-то безобиден, - ответил я.
Билл расслышал.
- Значит, я безобиден, а? Ну, посмотрим!
- Я думаю, охрану все же лучше вызвать, сэр... - настаивал репортер из "Таймс".
- Не нужно! - резко ответил я. - Довольно, Билл. Вам лучше уйти без шума.
- Ишь ты, чего захотел! - И он с невероятной быстротой начал выкладывать перед присутствующими все обстоятельства дела.
Конечно, о похищении он ничего не сказал, о своей роли в разработке плана - тоже, но зато намекнул, что покинул нас, не желая принимать участие в столь подлом обмане. Возникновение идеи подмены он связал, отчасти справедливо, с болезнью Бонфорта, но намекнул при этом, что мы сами оглушили его наркотиками.
Я слушал совершенно спокойно. Большинство репортеров сначала принимали Билла с тем выражением лиц, которое появляется у людей посторонних, ставших случайными свидетелями семейного скандала, потом кое-кто стал записывать и даже что-то диктовать в свои минидиктофоны.
Когда он остановился, я спросил:
- Вы все сказали, Билл?
- А тебе что - мало, а?
- Больше чем достаточно. Мне очень жаль, Билл. Пока все, джентльмены. Мне надо работать.
- Одну минуту, господин Министр! - выкрикнул кто-то. Разве вы не хотите дать опровержение?
Другой прибавил:
- А вы не будете преследовать его по суду?
Сначала я ответил на второй вопрос:
- Нет, не буду. Кто же судится с больным человеком?
- Больной? Это я-то больной?! - выходил из себя Билл.
- Успокойтесь, Билл. Что же касается опровержения, то вряд ли в нем есть необходимость. Однако я видел, что кое-кто вел записи. Хоть я и сомневаюсь, чтобы ваши издатели взяли на себя смелость сообщить об этом печальном инциденте, но если они это сделают, то пусть воспользуются нижеследующим анекдотом. Вам когда-нибудь приходилось слышать о профессоре, отдавшем сорок лет жизни доказательству того, что "Одиссею" написал не Гомер, а совсем другой грек, но носивший то же имя?
Раздался вежливый смех, я улыбнулся и повернулся к дверям.
Билл кинулся ко мне, обежал стол и схватил за руку.
- Ты от меня не отделаешься смешочками!
Тогда корреспондент из "Таймс" - мистер Аккройд, кажется, оторвал руки Билла от меня.
Я поблагодарил его:
- Спасибо, сэр! - А Корпсмену сказал: - А что вы хотите, чтобы я сделал, Билл? Я уже и так постарался вести дело таким образом, чтобы вас не арестовали.
- Зови своих жандармов, лгун! Мы еще посмотрим, кто из нас проведет больше времени в тюряге! Посмотрим, что произойдет, когда у тебя возьмут отпечатки пальцев!
Я вздохнул и сыграл лучшую сцену в моей жизни.
- Это уже не шутка, джентльмены. Я полагаю, что с этим представлением пора кончать. Пенни, дорогая, будьте добры, пошлите кого-нибудь за оборудованием для снятия отпечатков пальцев. - Я полностью отдавал себе отчет, что иду ко дну, но если идешь на дно, стоя на палубе "Биркенхеда"[17], то уж стой по стойке смирно до самого конца. Даже злодей, и тот имеет право на красивый уход со сцены.
Билл, однако, не хотел терять ни минуты. Он схватил стакан, стоявший передо мной на столе - несколько раз я подносил его ко рту.
- Пошел ты ко всем чертям! Мне хватит и этого!
- Я уже раз говорил вам, Билл, чтобы вы следили за своим языком в присутствии женщин. Но стакан можете взять.
- Будь уверен, что возьму!
- Отлично. А теперь, пожалуйста, уходите. Если не уйдете, мне придется вызвать охрану.
Он вышел. Все молчали. Я сказал:
- Может быть, кому-нибудь еще захочется получить мои отпечатки?
Аккройд быстро ответил:
- О, я уверен, что они не понадобятся, господин Министр!
- А то - пожалуйста. Если вы полагаете, что в этой истории есть хоть капля правды, то надо проверить. - Я настаивал, потому что это, во-первых, соответствовало моему характеру, а во-вторых и в-третьих, потому что быть немножко беременной или слегка разоблаченным просто невозможно, и я не хотел, чтобы присутствующие здесь мои друзья оказались запуганными Биллом. Это было самое малое, что я мог для них сделать.
Нет, за настоящим оборудованием нам посылать не пришлось. У Пенни с собой оказалась черная копирка, а у кого-то нашелся вечный блокнот с пластиковыми страницами - на них получились отличные отпечатки.
Затем я пожелал им доброго утра и вышел.
Мы еле-еле дошли до кабинета Пенни. Оказавшись в нем, Пенни тут же упала в обморок. Я отнес ее в свой кабинет, положил на диван, а сам сел за стол, и в течение нескольких минут меня бил сильный озноб.
Весь остаток дня мы оба никуда не годились. Мы вели себя как всегда, только Пенни отказала в приеме всем посетителям, прибегнув к первому попавшемуся предлогу. Мне предстояло еще записать речь, и я всерьез подумывал о том, как от этого избавиться. Стерео я оставил включенным, но ни одного слова об утреннем инциденте оно не передало. Я понял, что все заняты проверкой отпечатков. Без этого писать было рискованно, ведь, в конце концов, я все же был Верховный Министр Его Императорского Величества.
Поэтому я все же решил записать речь, ибо она уже была готова, да и время для записи было назначено заранее.
Проконсультироваться я ни с кем не мог - даже Дак, и тот уехал в Тихо-Сити.
Это была моя самая лучшая речь. Я сделал ее в том духе, в котором выступает клоун, предотвращая панику в горящем цирке.
После того как запись была окончена, я просто спрятал лицо в ладони и заплакал, а Пенни в это время гладила меня по плечу. Суть сегодняшнего кошмара мы даже не обсуждали.
Родж прилунился в двенадцать часов по Гринвичу, как раз, когда мы кончали записывать. И зашел ко мне сразу же, как появился в апартаментах. Глухим монотонным голосом я изложил ему всю эту гнусную историю. Он слушал, жуя потухшую сигару, а лицо оставалось совершенно бесстрастным.
В конце я сказал жалким голосом:
- Я должен был дать им эти отпечатки. Хоть вы-то понимаете это? Отказать им в этом было бы не по-бонфортовски.
Родж ответил:
- Не волнуйтесь.
- Что вы сказали?
- Я сказал "не волнуйтесь". Когда заключение по этим отпечаткам придет из Информационного Бюро в Гааге, вы получите небольшой, но приятный сюрприз, а наш друг Билл - большой и куда менее приятный. А если он уже получил хоть часть своих сребрянников в задаток, то, надо думать, ему придется расплачиваться за них собственной шкурой. Очень надеюсь на это!
Я сразу понял, о чем идет речь.
- Ох! Но, Родж, они же на этом не остановятся... Есть еще десятки мест, где можно получить отпечатки. Общественная Безопасность, например, да мало ли еще где...
- Неужели вы думаете, что мы работаем так небрежно? Шеф, я знал, что нечто в этом духе может рано или поздно произойти. В ту самую минуту, как Дак радировал о вступлении плана "Марди Грас" в действие, началась и работа по обеспечению... Всюду... Но я не считал нужным посвящать в это Билла. - Он пососал свою стылую сигару, вынул се изо рта и внимательно оглядел со всех сторон. - Бедняга Билл.
Пенни тихонько вздохнула и опять хлопнулась в обморок.
Глава 10
В общем, мы как-то добрались до последнего дня перед выборами. О Билле никаких известий не поступало. Списки пассажиров свидетельствовали, что он улетел на Землю через сутки после своего фиаско.
Если какое-нибудь захудалое агентство новостей и опубликовало хоть строчку об этом деле, то я об этом ничего не слыхал, а в речах Кироги никаких намеков не было.
Мистер Бонфорт шел на поправку и можно было поспорить, что после выборов он приступит к исполнению своих обязанностей. Следы пареза еще сохранялись, но их можно было объяснить - сразу же после выборов он собирался отправиться в отпуск - практика обычная, к которой прибегают почти все политики. Отпуск намечалось провести на "Томми" - в полной безопасности и уединении. Во время этого рейса меня должны были тайно отправить на Землю, а у Шефа "намечался" микроинсульт, вызванный перенапряжением во время избирательной кампании.
Роджу предстояло снова повозиться с отпечатками пальцев, но это дело могло и подождать годик-другой.
В день выборов я был счастливее щенка, забравшегося в шкаф с хозяйскими туфлями. Кончилась моя роль, хотя еще одно выступление за мной оставалось.
Мы уже записали два пятиминутных спича для Имперской линии связи: один, в котором выражалось удовлетворение по поводу нашей победы, и другой, в котором мы также достойно признавали свое поражение.
Моя работа была завершена. Когда последняя запись кончилась, я схватил Пенни в объятия и расцеловал. Особого неудовольствия она не выказала.
И все-таки мне предстояло еще раз выступить в образе Бонфорта - мистер Бонфорт хотел увидеть меня в этой роли, прежде чем я навсегда перестану ее играть. Я не возражал. Теперь, когда напряжение спало, я мог увидеться с ним без всяких опасений.
Исполнение этой роли для его удовольствия можно было рассматривать, как водевиль, разыгранный на полном серьезе. Да и то сказать - серьезность и достоверность - основа всякой настоящей комедии.