Электронное издательство "Аэлита" представляет новый роман "Дневники Пирамиды" нашего нового автора Ника Ришелье.
Земля. Россия. Наши дни. Мир постепенно погружается в пучину экономико-социального кризиса, будущее смутно. За кулисами истории действует древняя организация под названием Пирамида, объединяющая людей с таинственными сверхспособностями.
Эта организация готовит изменение порядка вещей, так называемый Всплеск, в основе которого находится сверхчеловек, выращенный и подготовленный Пирамидой. Ему предстоит понять мир, многому научиться, понять Пирамиду и встретиться с ее основателем.
Это история эволюции простого мальчика Ивана, избранного высшими силами на роль искупителя. Он развивается и постепенно становится апологетом светлых сил - добра и знаний. И под конец превращается в значимую часть иерархии этих сил, если не сказать - в саму их сущность. Одновременно с тем он видит и другую сторону медали, понимая, что активную позицию в истории невозможно занимать с чистой совестью.
Но его возможности и влияние на мир растут все быстрее, и, в конце концов, он понимает, что на Земле ему не место.
Это история о странных людях, разбитой любви, волшебстве и смысле жизни, история о жертве во искупление человеческого рода.
Вместе с тем это серия необычных приключений в обычных условиях.
Содержание:
Предисловие издателя Дневников 1
Глава 1. Начало 2
Глава 2. Свитки 4
Глава 3. Основы 6
Глава 4. Две чаровницы 7
Глава 5. У истока 8
Глава 6. Она 9
Глава 7. Alma Mater 10
Глава 8. Взгляд за кулисы 12
Глава 9. Элементы прозрения 14
Глава 10. Серьёзные намерения 19
Глава 11. Хранители тайн 21
Глава 12. Призрак Истины 23
Глава 13. Римские дела 24
Глава 14. Осень 26
Глава 15. Alter Ego 28
Глава 16. Исход 30
Глава 17. Тихая гавань 32
История Маргариты 33
Ник Ришелье
Дневники Пирамиды
Предисловие издателя Дневников
Дабы не вводить читателя в заблуждение странностью предлагаемого ниже текста, считаю необходимым дать некоторые комментарии по поводу его происхождения.
Итак, в 53 году, незадолго до известных трагических событий на станции Ио-2, я оказался на Марсе в качестве геолога и журналиста одновременно. Искушённый читатель космических очерков, конечно же, знает, что в отдалённых внеземных колониях каждый член экипажа должен обладать в совершенстве как минимум двумя профессиями. Ваш покорный слуга был тогда (и остаётся по сей день) специалистом по строению внутренних планет Солнечной системы, а также (по отзывам коллег) весьма неплохим поваром. Ну а поскольку заниматься сочинительством в нашем отряде никто не хотел, мне пришлось начать осваивать и эту профессию.
Освоение оной заключалось в следующем. Каждый день я аккуратно записывал все события, происходившие с нами на Марсе, и старался отдельно давать им свою эмоциональную и профессиональную (как геолог) оценку. Поэтому восстановить ход событий в те знаменательные для истории всего человечества дни не составит для меня особого труда.
11 ноября мы втроём (то есть я, Валентин Лавров, и два моих помощника: астрофизик и инженер Олег Хоркин, биолог и врач Пьер Лакруа) обследовали так называемые рудники в 100 км к северу от поселения. На местном жаргоне слово "рудник" означает вполне естественный провал (или промоину?) на марсианской поверхности с разветвлённой системой подземных туннелей. Нечто похожее можно наблюдать, например, в альпийских ледниках, где подобные системы ходов образует во льду вода.
Тогда ещё некоторые романтики в высшем эшелоне власти надеялись на встречу с добрыми инопланетянами, готовыми с радостью поделиться своими фантастическими технологиями с людьми. Так что финансирование исследований различных подозрительных с этой точки зрения объектов было весьма щедрым. Впрочем, рудниками интересовались и военные, и даже известный своими хронометрическими опытами физик Куравин.
Именно Куравин, спустя несколько лет после описываемых событий, присылал на рудники своего помощника, некоего Давида, с неопределённой целью "посмотреть и пощупать".
Иными словами, рудники интересовали всех, кроме специалистов вроде меня. И, как оказалось, интересовали не зря.
Продолжая лёгкую и бесцельную прогулку по Марсу, я со своими спутниками спустился уже в десятую шахту исследуемого рудника. Мы последовательно обошли и сфотографировали все ответвления, Пьер уже сидел на ящике с аппаратурой и строчил десятый ничего не значащий отчёт, как вдруг раздался грохот, и Олег, стоявший неподалёку от меня, провалился вниз.
Я с перепугу повалился на землю и стал медленно подползать к краю образовавшегося провала. Заглянул вниз и посветил фонариком - тьма была непроглядная. Я позвал через шлемофон:
- Олег! Ты жив?
Тишина.
- Олег!!
Ко мне справа подполз Пьер с альпинистским снаряжением и начал методично прилаживать к поясу карабин. Я ему помог, и через некоторое время француз уже спускался вниз. Дальше я рассказываю с его слов.
Когда Пьер опустился метров на 5, его подсевший фонарик выхватил из глубины твёрдую поверхность. В неверном свете фонаря пол казался идеально ровным. Впрочем, вскоре выяснилось, что так оно и есть. На полу сидел невредимый Олег Хоркин и озирался по сторонам. В его взгляде было что-то безумное. Пьер спустился к нему и сел рядом. Их разговор, как и все разговоры на Марсе вне поселения, происходил по радио, поэтому я хорошо слышал обоих.
- Олег, - позвал Пьер, - что с тобой? Ты цел?
- Да, - после долгого молчания отозвался тот. - Ты лучше оглянись вокруг, Пьер!
Далее было слышно сопение, вздохи, и наконец, лёгкий французский мат, после чего Пьер изрёк:
- Египет? Здесь? На Марсе?
А увидели они вот что. Огромный зал с идеально ровными стенами. В каждом из четырёх углов откуда-то из-под потолка лился неяркий красноватый свет, который выхватывал из темноты углы помещения. И даже при столь слабом освещении на стенах и потолке можно было различить силуэты, до боли знакомые нам из школьных учебников по древней истории. Это были изображения египетских фараонов, картуши с их именами и длинные аккуратные ряды загадочных символов, прочерченных прямо в шлифованной поверхности стен каким-то очень точным режущим инструментом.
- Вот это да! - сказал Олег. - Жаль, что среди нас нет египтологов… Кто бы мог подумать…
На следующий же день, конечно, всё поселение сбежалось посмотреть на великое открытие, а Земля дала указания оцепить зону рудника (от кого, непонятно) сигнальными маяками, ничего не трогать и ждать.
Мы выполнили всё по инструкции, но ждать, разумеется, не могли. Пьер с Олегом по праву первооткрывателей облазили загадочную пещеру вдоль и поперёк, но ничего интересного, помимо надписей на стенах и потолке, не нашли. Удалось установить, что свет в пещеру поступал не от какого-то загадочного вечного источника энергии (как думали некоторые мои коллеги из поселения), а шёл по специальным длинным и узким тоннелям идеального квадратного сечения, вымазанным вдоль всей поверхности неизвестным светоотражающим составом. Выходы туннелей мы обнаружили в десятках метров от рудника.
Кроме того, расставленное вокруг рудника сейсмическое оборудование с ультразвуковыми сканерами помогло определить, что исследуемый рудник находится на развалинах гигантской пирамиды, уходящей своим основанием под пески Марса метров на пятьдесят, если не больше. Пирамиду тут же окрестили Красным Хеопсом, а найденную, как потом оказалось, верхнюю и самую маленькую камеру пирамиды назвали дачей мумии, намекая на её отдалённость от земной усыпальницы фараона.
Я спускался в камеру трижды. Первый раз - сразу после Пьера, когда мы только обнаружили её. И, будучи в полном замешательстве, я тогда ничего, кроме надписей на стенах, не видел. Второй раз - спустя несколько дней, когда в заветном помещении побывали все, кому не лень.
И именно во второй раз я обнаружил тайник, о котором так много писали в прессе 54-го года. Тайник был расположен точно посередине северной стены камеры на уровне глаз (камера и сама пирамида были, как и положено, ориентированы строго по сторонам света). Он представлял собой идеально ровную прямоугольную нишу в сечении 30 на 30 см и глубиной около 50 см, наглухо закрытую известняковым блоком.
Именно это меня, как геолога, и заинтересовало. Конечно, после изображений фараона на Марсе меня уже ничто не могло удивить, но вот заинтересовать - зачем вдруг понадобилось кому-то тащить сюда известняк с Земли - могло. Я аккуратно вытащил блок из стены и обомлел. В нише лежали свитки папируса, усеянные письменами!
От волнения я тогда уничтожил один из свитков. Я взял его и попытался развернуть, но свиток, вздрогнув в моих руках, почти сразу же истлел, превратившись в прах. Похожее загадочное поведение свитков древнего папируса вы ещё встретите в публикуемом далее Дневнике.
Я испугался и задвинул известняковую заглушку ниши обратно. Однако уже через минуту, съедаемый любопытством, я огляделся вокруг - рядом никого не было - и снова проник в таинственную нишу. Но на этот раз в нише свитков не оказалось, вместо них лежала стопка бумаги. Да-да, именно бумаги! Практически невредимой и покрытой ровными рядами букв! И вот тут я был поражён окончательно - буквы оказались русскими, а документ, найденный мною, был тем самым Дневником, который я публикую сейчас впервые, и который был написан за 40 лет до того момента, когда Олег провалился в камеру Красного Хеопса. Документ был составлен на чистейшем русском языке, предусмотрительно нанесён на бумажный носитель и спрятан в потайной камере на Марсе!
Наученный горьким опытом, я извлёк бумагу из тайника, стараясь не прикасаться к ней руками, и убрал в герметичный контейнер, предварительно вывалив из него все образцы пород, которые ещё час назад казались мне сенсационными. Впрочем, бумага-то была самая обыкновенная. Впоследствии я не раз брал её в руки, перечитывая втайне на Земле этот Дневник, и она оставалась невредимой. Из чего я сделал вывод, что автор письма адресовал текст людям.
Я снова закрыл нишу блоком, но вдруг вспомнил, что забыл в ней кисточку, с помощью которой аккуратно смахивал пыль с рукописи. Я вновь открыл нишу и… увидел те же таинственные свитки! Тут до меня дошло: ниша поочерёдно открывалась двумя разными тайниками! Я снова её закрыл, открыл, увидел кисточку, спрятал её в карман и объявил коллегам о найденной пустой нише.
Все с интересом осмотрели её, пожали плечами и разошлись. Никому в голову не пришло задвинуть нишу заглушкой и повторно её открыть! Весь следующий день я ходил под впечатлением от находки и думал о таинственных самосгорающих свитках. А в мозгу билась словно навязанная кем-то мысль: надо их спасти, надо их спасти…
И, наконец, вечером того же дня, когда в камере Красного Хеопса почти никого не осталось, я спустился в неё в третий и последний раз, подошёл к известняковой заглушке, лежавшей аккуратно на полу под отверстием ниши, и расколол её на мелкие кусочки геологическим молотком. А для обоснования своего поведения сгрёб в кучу и унёс с собой якобы собранные мною осколки неизвестной породы, которые, впрочем, тоже наделали немало шуму на Земле при дальнейшем изучении Красного Хеопса.
О рукописи Дневника я молчал несколько лет, пока однажды ко мне не явился упомянутый мною Давид от имени академика Куравина. Прилетел он к нам под каким-то банальным научным предлогом, но, как выяснилось, прежде всего, по мою душу.
Расспрашивая меня о подробностях открытия Красного Хеопса (а в это время я уже пребывал в другом марсианском поселении в тысячах километрах от заветного места), Давид вдруг подмигнул мне и сказал:
- Это очень хорошо, дорогой друг, что Вы сообразили утаить кое-какие находки, сделанные Вами в камере Пирамиды.
Я проглотил язык и вытаращил глаза.
- Знаю-знаю, - успокоил меня Давид. - Вы очень удивлены, но поверьте, что кроме нас двоих об этом никто не знает, и в ближайшие тридцать лет узнать не должен. Договорились?
Я кивнул, по-прежнему не в силах вымолвить ни слова. Потом, конечно, Давид улетел, сцена эта изгладилась в моей памяти, но обещание тайно хранить рукопись тридцать лет я сдержал. Возможно, я вовсе не решился бы опубликовать Дневники, если бы три месяца назад мне не позвонил тот же Давид и не попросил это сделать "от имени - я цитирую - и по личной настоятельной просьбе автора".
Зачем им понадобилось раскрывать такую серьёзную тайну - бог весть. Надеюсь, скоро это станет известно. Подозреваю только, что Правительство давно в курсе, иначе мне не дали бы и рта раскрыть. Возможно также, что Дневники являются элементом некого тщательно проработанного проекта влияния на сознание интеллектуальной элиты и не имеют ничего общего с реальностью. А может быть и так, что почти всё в них - правда, и опубликование их есть жертва малого во имя спасения чего-то большего. Этакий отвлекающий манёвр. В любом случае, истина, как всегда, остаётся для нас с вами, мой уважаемый читатель, тайной за семью печатями.
Текст, который Вы увидите далее, приведён мною практически без изменений. Лишь в некоторых местах я немного сгладил шероховатости стиля, чтобы Дневник выглядел единым произведением, а не сборником отрывков, написанных при различных обстоятельствах и в разных условиях. Кое-где я удалил излишние интимные или научно-технические подробности. Оригинал, поверьте, читать гораздо труднее, однако его точные копии Вы также можете найти в Большом Информатории.
Читайте, думайте и не судите строго.
Во имя Великой Пирамиды!
В. Лавров, Москва, май 89 года.
Глава 1. Начало
Всё началось ещё в детстве. Я тогда учился в школе, в классе, наверное, пятом. На дворе стояла весна 89-го года прошлого века. Раскрутившийся маховик Перестройки, как катализатор, ускорял развал экономики Советского Союза, о чём красноречиво говорили пустые прилавки продовольственных магазинов моего маленького провинциального города. Антиалкогольная компания под девизом "Трезвость - норма жизни" успешно зашла в тупик. Только что в феврале закончился вывод войск из Афганистана. По стране тянулись знаменитые "колбасные поезда" и нескончаемые очереди по любому поводу.
7 апреля затонула подлодка "Комсомолец". Помнится, меня, как зампредседателя пионерского отряда, вместе с моим товарищем отправили во Дворец Пионеров сделать маленький доклад о трагической гибели подлодки, но по какой-то причине доклад не состоялся. Должно быть, не смотря на прогрессировавшую гласность в лице Андрея Дмитриевича Сахарова, руководство страны тему решило замять.
Впрочем, не всё было так мрачно. Только что вышел великолепный фильм "Собачье сердце". Появилось ленинградское телевидение с невзоровскими "600 секунд". Осенью разрушат берлинскую стену. Появятся "варёные" джинсы. Примерно в то же время я начал активно осваивать братьев Стругацких и Станислава Лема. Слава богу, с книгами в СССР проблем не было, и, как всякий прилежный советский школьник и пионер, я ходил в библиотеку и регулярно брал внеклассное чтение. Я был не в том возрасте, чтобы читать самиздат, но и время уже было другим: хорошая литература стала доступнее.
Впрочем, что это я? Ностальгия? Нет, вряд ли. Разве что ностальгия по детству. Ведь из всего перечисленного с тех времён я помню лишь "Комсомолец", "600 секунд" да "Магелланово облако" Лема. Всё остальное я узнал и понял позже, когда подрос. Даже колбаса откуда-то дома периодически возникала - варёная. А ещё у меня тогда впервые появились компактные аудиокассеты: одна с альбомом Александра Розенбаума, другая - с "Оловянной душой" Владимира Асмолова. До этого у нас был только катушечный магнитофон 60-лохматого года и записи Высоцкого. Понятное дело, что ни о каких torrent-раздачах, mp3-плеерах, интернет-провайдерах, айпадах и айфонах речи и быть не могло. Хотя, если вновь обратиться к истории, то можно заметить, что уже с 90-го года в Москву пришла сеть Фидо, и в нашей стране начал формироваться неведомый доселе класс неформалов - фидошники. Но в маленьком провинциальном городе слово "компьютер" могли произнести разве что заезжие гости из Мурманска, где в это время в Кольском филиале Академии наук СССР только-только стали появляться персональные компьютеры типа IBM PC. А у меня был лишь крутой программируемый калькулятор МК-61.
Но речь не об этом. Тогда, неожиданно солнечным апрельским днём 1989 года, на уроке истории мы почему-то повторяли Древний Египет. В который раз я видел на картинке в учебнике древние гигантские пирамиды и равнодушно оценивал полчища рабов, волокущих огромные базальтовые глыбы к вершине великого детища фараона Хуфу, известного также под именем Хеопс. Тогда я и представить себе не мог, как тесно окажется связанной с пирамидами моя жизнь. И вдруг, сам того не желая, я объявил:
- Чушь это всё!
И покраснел, как рак. Потому что сказано это было громко, и весь класс тут же уставился на меня в изумлении. Даже Женька с Петькой, наши отпетые хулиганы, перестали играть в морской бой.
- Ваня, - строго сказала Зоя Фёдоровна, взвешивая в руках пластмассовую указку метровой длины, - повтори, что ты сказал.
Я, как положено, встал, подняв откидную крышку старинной парты. Такие парты, наверное, в фильме "Доживём до понедельника" снимали. Не наши, конечно, а точно такие же московские.
Мне нужно было промолчать, или, на худой конец, тупо глядя в парту, пробурчать "ничего, простите". И уже завтра все бы забыли об этом. Как-никак, я был на хорошем счету, и мне можно было простить неосмотрительную выходку. Но меня что-то неумолимо заставляло ворочать языком.
- Я не верю, - сказал я медленно, - что эти люди смогли построить такую пирамиду.
От этого моего высказывания, ключевым смыслом которого было "я не верю", даже болтливые девчонки - Верка и Машка - перестали шептаться. Я в смущении рассматривал стены и потолок, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, смотрел на портреты известных учёных и чувствовал себя этаким Волькой ибн Алёша из лагинского "Старика Хоттабыча" на экзамене по географии.
Но тут прозвенел спасительный звонок, и весь класс, моментально забыв обо мне, ринулся в столовую. Лишь одного меня, как Штирлица, попросили остаться. Разумеется, я остался, ибо неповиновение учителю в те времена и в том возрасте было просто немыслимым.
- Почему же ты не веришь, Ваня, - мягко спросила Зоя Фёдоровна, - ведь это давно доказано учёными-археологами. Я ведь вам уже рассказывала о раскопках, ты помнишь?
Я помнил. Но что-то не складывалось у меня в голове.