- Люди, - не повернув головы, бросила Марта. - Живые люди, - добавила, переместив изображение на дисплей, занимавший добрую четверть стены. Мозаичная, расчерченная на квадраты панорама обрела большую наглядность и, вместе с тем, грубость организованной материи.
- Сейчас у нас под наблюдением находятся семь человек: четверо практически здоровых и трое больных, - объяснила она, передвигая световую стрелку. - Это мужчина тридцати семи лет, белый, с детства страдает эпилепсией. Видите очаг возбуждения? - стрелка очертила красное пятнышко. - Даже сейчас, в состоянии ремиссии, температура остается повышенной.
- Пылает огнем, - поддакнул Джонсон. - Красный сигнал.
- Компьютерные цвета условны. Температурные переходы "горячо-тело-холодно" закодированы спектром "красный-желтый-синий". Их можно варьировать, как угодно. - Марта пробежалась по клавишам пульта, и картина поменяла цвета. Воспаленный очаг окрасился студеной голубизной полярного неба.
- Понятно… А зеленое?
- Возникает при наложении синего и желтого. Вы никогда не рисовали цветными карандашами?
- Разве что в раннем детстве… Послушайте, Марта, они у вас так и живут с электродами в голове?
- Вы действительно ничего не смыслите, Питер, или просто валяете дурака?
- Я же чистый гуманитарий! - взмолился он. - Будьте уж настолько любезны… Что-то читал про золотые проволочки, вживленные в мозг: центр наслаждения, центр страдания и все такое. Энцефалографию, правда, видел в действии: альфа-волны, бета-волны. Похоже на электрокардиограмму и на детектор лжи. Немного знаю про левое и правое полушария. Вот, пожалуй, и все.
- Тогда не лучше ли нам ограничиться вопросами и ответами? Вы, кажется, прошлись насчет золотых проволочек. Метод электродов действительно подвинул нас на качественно новую ступень познания. Но, во-первых, центры эмоций оказались не столь строго локализованы, как это виделось поначалу Хуану Дельгадо, а, во-вторых, превратить мозг в утыканного иглами ежа немного хлопотно, согласитесь. Наконец, такую операцию, по соображениям врачебной этики, можно проделать только с больными, нуждающимися в электростимуляции людьми. Для исследования здорового мозга мы, до нынешнего момента, располагали ограниченным набором средств: тесты, меченые атомы и так далее. Остается ЭЭГ, энцефалография или, как вы изволили выразиться, детектор лжи. Полагаю, что здесь вы достаточно компетентны, не так ли, Питер?
- Вы язва, но я от вас без ума!
- Датчики снимают биотоки мозга с кожного покрова головы. Как и в случае с электродами, это предполагает непосредственный контакт, хотя и без проникновения внутрь мозга. Плюсы и минусы очевидны. Подкорковые зоны, древнего мозга, унаследованного, образно говоря, от ящеров, особенно трудно поддаются расшифровке. Насколько я понимаю, вы бы не хотели ограничиться одними полушариями?
- Я вообще против всяких ограничений, включая апартеид.
- Не люблю, когда начинают ерничать.
- Простите, Марта, я весь внимание.
- Словом, датчики во многом уступают точечным электродам. ЭЭГ дает интегральную картину, да и количество исследуемых зон ограничено. В сравнении со снайперской точностью электродного компьютерного стереотаксиса, ЭЭГ больше напоминает стрельбу по площадям. Теперь смотрите сюда, - она последовательно переместила на большой дисплей картинки с экранов. - Видите разницу?
Конфигурация и окраска пятен раз от разу менялись, но это ничего не говорило Джонсону.
- Ваши семеро пациентов, - сказал он с глубокомысленным видом. - Магическое число.
- Магия здесь не при чем. Как вы знаете, за этими стенами расположены одиночные палаты. Всего их десять, на сегодня заняты семь. Но если в случайном совпадении вам хочется видеть чудесное предзнаменование, пусть будет по-вашему…
Джонсон понимал, чем вызвано раздражение Марты. Она все еще не может простить, что он подсунул ей ясновидящего йога. Шиваит из Варанаси оказался явно не по зубам даже сверхсовременной технике. Уносясь в астрал, он путал все карты.
- Жаль, что я полный профан в технике, - посетовал он, вспомнив, для чего мадам ван Хорн понадобились оптические алмазы. Метод термоэнцефа-лоскопии был бесконтактным. Термодатчики могли уловить инфракрасное излучение мозга в тридцати сантиметрах от головы. Это давало пациенту необходимую свободу движений. Как можно было так опростоволоситься! У Марты были все основания посчитать его идиотом.
- Пациент К., сорок три года, белый, летчик военно-воздушных сил, практически здоров, - как пианист, она вслепую прошлась вдоль пульта, и на дисплее картинка сменилась. - Посмотрим, чем он занимается.
В левом углу появилось заключенное в рамку чернобелое изображение комнаты и человека с книгой в руках. Нажатие кнопки сфокусировало объектив следящего устройства на книге с какими-то графиками и математическими знаками.
- Как вы заполучили такого здоровяка? - Джонсон обратил внимание на коротко остриженные волосы, мощную челюсть и развитые бицепсы. - Настоящий боксер.
- Доброволец, - Марта не отличалась многословием. - Читает работу по аэродинамике. Это входит в программу, - она убрала черно-белый квадрат и укрупнила цветное изображение. - Мозг бодрствует. Активация одной зоны сменяется возбуждением другой… Теперь обе они возвращаются в прежнее состояние.
Разноцветная мозаика пребывала в постоянном движении, краски переливались, сгущались, бледнели; квадратики распадались и собирались, образуя все новые ступенчатые фигуры.
- Как видите, картина беспрерывно меняется. Центры возбуждения окружены зонами пониженной активности. Тепловые ответы на разные раздражители появляются в различных участках коры. Но даже в состоянии полного покоя, в абсолютной темноте, мозг перебирает свои разноцветные кубики. Это его обычная жизнь…
- Слишком мало мы знаем об той обычной жизни. Где, например, хранится наследство предков? В нейронах?
- Пресловутая "память веков" - выдумка Фрейда. В генах хранится наследство предков, и более нигде.
- Выходит, для вас нет загадок?
- Больше, чем мне бы хотелось, но я надеюсь их разгадать. Здесь заключена информация, - Марта прочертила мозговую карту стрелкой, - которую не может дать установка даже десяти тысяч электродов. Тем более, что подобная операция невозможна.
- И какие же загадки вас особенно волнуют?
- Глиальные клетки, например, которых на порядок больше, чем нейронов. Но для вас это скучная материя. Хотите еще посмотреть?
- Хватит, пожалуй. Общий принцип я уяснил, а деталей все равно не пойму. Поражает сама возможность своими глазами увидеть столь интимный процесс… Эти термодатчики должны отличаться поразительной чувствительностью. Я как-то был в обсерватории "Маунт-Паломар", где мне показали прибор, способный засечь спичку, которую зажгли на другом конце материка.
- Инфракрасный микродетектор способен зарегистрировать температуру в любом пункте на поверхности головы с точностью до сотых долей градуса. Так, точка за точкой, сканируется весь череп. Измерение температуры длится всего две микросекунды… Вам нужны цифры, Питер?
- Никогда не знаешь, что может понадобиться. Сколько всего таких точек?
- Это зависит от режима. В кадре, который мы видим, их свыше шестнадцати тысяч. На сканировйние полной картины уходит сорок миллисекунд. В этом режиме мы, как в обычном телевидении, получаем двадцать пять кадров в секунду… По-моему, мы уже говорили на эти темы? Позапрошлым летом в Дурбане?
- Кажется, я начинаю припоминать! Вы тогда не знали, как избавиться от этих… шорохов?
- Шумов.
- Есть разница?
- Специфический термин, Питер. Детектор нуждается в глубоком охлаждении для снижения его собственных шумов. Я действительно опасалась, что придется использовать жидкий гелий, но, с вашей помощью, обошлись азотом. Это значительно упростило конструкцию. Детекторы индий-сурьма превзошли все ожидания.
- Мы приобрели лицензию у русских. Дары, так сказать, конверсии. Раньше такие штучки держали за семью замками… Веселые были моменты. Я имею в виду бизнес по-русски. Они могли бы монополизировать рынок редких металлов, индия в первую очередь, но предпочли сразу выбросить и распродать по дешевке. Побыстрее упрятать деньги в карман не терпелось.
- Нам это помогло сэкономить полгода работы.
- А мне семь миллионов долларов…
- Это был удачный ход, Питер. Еще вопросы?
- Знаете, я весь под впечатлением увиденного. Кора, гипоталамус, лимбическая система… Завод по производству мысли. Жаль, что самое мысль увидеть нельзя… Скажите, Марта, это реальные скорости?
- Абсолютно. Вы видите то, что происходит в данный момент. Запись можно вести на различных режимах: от одной до двадцати пяти карт в секунду. Чем выше скорость тепловых процессов, чем быстрее дают ответ структуры мозга, тем скорее запись. Воспроизводить тоже можно в любом режиме. Это позволяет сжать во времени реальный процесс. Как в кино при замедленной съемке.
- Когда на твоих глазах вырастает из зернышка дерево и дает плоды?.. Знаменитый фокус индийских факиров, верно? Наблюдение ведется круглосуточно?
- По возможности. Мозг работает непрерывно и постоянно, как сердце и легкие. Нейроны не отдыхают даже во сне. Напротив, именно во сне отдельные зоны возбуждаются гораздо сильнее, чем в часы бодрствования.
- Словно мы уходим в другой мир, где живем интенсивнее и полнее?
- Это ваши слова?
- Навряд ли… Так, застряло в памяти.
- Я так и подумала, - не преминула съязвить она, но тотчас переменила тон и вполне мирно, даже доброжелательно, заговорила о первоочередной важности постоянных и, главное, длительных наблюдений. - Чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию "черного ящика", чем в сущности был, есть и остается мозг, даже мозг простейшего животного, одинаково важно наблюдать за всеми фазами его работы. Когда пациент двигается, спокойно лежит, читает книгу, спит, ест, решает трудную задачу, смеется, страдает… Интересен больной и здоровый мозг, в состоянии медитации и гипнотического рапорта.
Она молча встала и, так же последовательно, как зажгла, стала гасить экраны термовизоров. Конфликт с ван Хорн был неизбежен, и Джонсон решил, что настала пора вскрыть нарыв. Он дал ей возможность самой начать разговор, но она и словом не обмолвилась о старике Патанджали.
- Вы показали всех своих пациентов, Марта?
- Всех.
- Вы не слишком сердитесь на меня?.. За старика Патанджали? - Джонсон понял, что она тоже ждала и хотела схватки.
- Я не веду наблюдение над мистером Патанджали.
- То есть как?.. Разве он не у вас?
- Он по-прежнему занимает свою палату и ни в чем не нуждается, но я исключила его из числа пациентов.
- Значит там, - Джонсон указал на дисплей, - мы не увидим его мозга?
- Вы обманули меня, Питер.
- Такого за мной не водится, - он подавил раздражение. - Я вынужден вновь просить вас уделить внимание мистеру Патанджали.
- Нет! Вы скрыли от меня, кем на самом деле является этот цветной, а следовательно сознательно ввели в заблуждение. Поймите, Питер, это не дамский каприз. Нам пришлось начинать с азов, и я не была готова к столь сложному случаю. Развитие науки идет постепенно и поступательно, от простого к сложному… Пока, почеркиваю, пока я не могу пойти вам навстречу.
По-своему она была права, но Джонсона меньше всего волновали проблемы чистой науки. Ко всему прочему, доктор гонорис кауза десяти университетов оказалась еще и расисткой. "Очень кстати в сложившейся обстановке", - с тихим отчаянием подумал Джонсон.
Он не знал, кому пришла в голову гениальная идея построить институт на вулкане. Когда рванет - через год, через месяц? Или пронесет, ежели белые поладят с черными, а черные договорятся между собой, - не скажет никто. Гремучее слово пустобреха или мина бандита перечеркнут любой сценарий. Одно несомненно: если кто и способен взорвать собственный дом, а значит и весь проект, то это Марта ван Хорн. Африканерская спесь, помноженная на вздорный характер, и непомерные амбиции сработают почище чешского пластиката. Избавиться от нее будет ой как нелегко, но придется на это пойти, невзирая на любые затраты. И без промедлений.
Ожидая ответа или хоть какой-то реакции на свой выпад, она продолжала стоять над пультом, прямая и наэлектризованная, как метла ведьмы.
- Не обольщайтесь, Марта. Вы будете делать все, что я скажу, или вам вообще ничего не придется делать, - со свинцовым спокойствием проронил Джонсон. - "Разрази меня гром", - выругался уже про себя.
И гром грянул. Вернее, ослепительная молния беззвучно вырвалась из недр погашенного дисплея и сканирующим лучом пошла выписывать вертикальные и горизонтальные строки. Не понимая, что произошло, Джонсон воззрился на развернутую цветную карту, возможно, одну из тех, что Марта успела продемонстрировать. Для него все они были на одно лицо.
Она опомнилась первой.
- Не может быть! - прохрипела, как-то сразу осев, словно проколотая шина. - Этого просто не может быть! - ее руки судорожно метались по кнопкам и рычагам. - Все выключено, отключено!
- Что случилось? - ее смятение скорее удивило, чем взволновало Джонсона.
- Все приборы отключены! А здесь? - она метнулась к распределителю, распахнула жестяную створку и рванула рубильник. - Здесь тоже.
Скрытые экранами лампы, наполнявшие аппаратную приглушенным рассеянным светом, погасли, но дисплей по-прежнему переливался своими условными красками, особенно сочными в темноте.
- В чем дело, Марта?! - повысил голос Джонсон. - Что, собственно, происходит?
- Это его мозг, понимаете?.. - казалось, что она вот-вот задохнется. - Восьмая палата давно отключена, тут все вырублено, а он светится - его мозг…
- Кого - его?!
- Патанджали.
- Старика Патанджали?! - Джонсон нервно рассмеялся. - Не может быть… Впрочем, вы же его записывали? Проверьте компьютеры.
- Бесполезно, - пытаясь овладеть собой, она сжала виски. - Питание вырублено. Хоть это вы понимаете?
- Боже! - прошептал Джонсон, увидев рамку, прорисовавшуюся в правом верхнем углу.
Йог Патанджали в черно-белом изображении предстал сидящим на шкуре какой-то пятнистой кошки: пятки поверх колен, ладони дощечками, одна над другой, веки полуопущены.
Он витал среди иных миров, оставив в здешнем цветное изображение своего мозга, где не трепыхалась ни единая жилочка, и черно-белый портрет.
Джонсону показалось, что неподвижное тело аскета обрело дымчатую прозрачность, и там, как в тумане, просвечивает какой-то луч. Поднимаясь от крестца по позвоночнику, он постепенно расширился и, пройдя сквозь крышку черепа, как зонтик, раскрылся над теменем раздутым капюшоном.
Джонсон готов был поклясться, что это кобра.
Авентира одиннадцатая
Веллингтон, Новая Зеландия
Второй день воронка антарктического циклона крутилась над Северным островом Новой Зеландии. Временами шел дождь пополам со снегом, а то вдруг прорывался заряд града, обсыпая нафталиновыми шариками перистые опахала древовидных папоротников в городских скверах. Мокрые тротуары были усеяны съежившимися лепестками магнолии. Над автострадами курился холодный пар, насыщенный гарью бензина и угольного брикета. При одной мысли о том, что придется выйти на улицу и оседлать велосипед, делалось зябко. Чайки, и те искали укрытия в бетонных нишах.
Эрик Ли задержался в аудитории наедине с доской и куском мела. Хотелось хорошенько обмозговать прелюбопытную идею, нежданно промелькнувшую в самый разгар лекции. Продолжая читать намеченный на сегодня раздел, Эрик успел схватить ее на лету, удержать в памяти и даже найти математический подход. Объясняя студентам принцип симметрии, он тщательно вычерчивал группы матриц, и это ничуть не мешало ему производить мысленные преобразования. Оставшись в одиночестве, он поспешно стер таблицы квантовых чисел, с их триплетами и гиперзарядами, и сосредоточился на SU3 - симметрии, вернее на следствиях, вытекающих из ее нарушения.
Язык математики непереводим. Тем более невозможно описать словами мыслительный процесс, протекающий в голове математика. Диалог, который ведут между собой левое и правое полушария мозга, скорее можно назвать беседой с Мировым Разумом, ибо формулы, если они верны, останутся таковыми и на Юпитере, и на Сатурне, и в самой дальней галактике, унесенной к границам Вселенной. Стоит только договориться насчет условных значков, и любой математически подкованный инопланетянин сразу поймет, о чем идет речь.
Пусть придется начинать с азов: 1 + 1 = 2.
Если заменить арабские цифры римскими, успех гарантирован:
I + I = II; II–I = I; II х II = IIII; IIII: II = II.
Вся арифметика с первой попытки. На худой конец можно прибегнуть хотя бы к тем же яблокам из школьного задачника, а простейшая схема атома водорода (протон, электрон на орбите, уровни, квант) подскажет дальнейшее направление.
Короче говоря, написанная на доске группа из греческих и латинских букв, в совокупности с алгебраическими знаками, в принципе должна быть понятна всем: