- Как и вы, гражданин начальник, - ответил небритый.
- Как звать пацаненка?
- Да кто ж его знает. Мы сидели на лавке тут неподалеку, он подошел. А чо - жрать-то охота.
- Прямо вот так вчетвером и сидели? - уточнил Гуцало, в упор глядя на мощного Тучу.
- Не, ну это не важно, - нараспев протянул молдаванин.
- Важно, рявкнул Гуцало. - Говори, как было, может и отпущу. Я враньё за версту чую.
"Да уж, - подумал про себя Новиков, собираясь вылезать из-под стола. - Такому в лапки угодить - не дай Бог".
Хлоп - под пальцы попал какой-то предмет с колющей кромкой. Это было золотое колечко с витым украшением и маленьким бриллиантом.
Новиков сунул его в карман, в компанию к кубику, и выбрался из-под стола.
Молдаванин, путая русский язык с родным, нес какую-то ахинею, Гуцало слушал с кривой ухмылкой. Ясно, что не верит ни единому слову.
- Заткнись, - сказал вдруг Туча. - Короче, было так. Сидим в сквере, пивка охота, а бабок ноль. Тут подбегает пацан, кажется Петька, и говорит, что можно заработать. Кто откажется, когда пивка охота? Приходим, стало быть, сюда, дверь открыта, но не нарасхлябь, а чуть-чуть. Петька говорит - давайте шустро, пока ветер без сучков, я внизу покараулю, шумну, если что. И в квартиру шасть. Мы за ним. Он хапнул какую-то папочку и на выход, а мы, значит, приступили. Вот.
- К чему приступили? - вмешался Гуцало. - К воровству?
Глава 20. Я по поводу трупа
Слушать было не интересно, ясно, что налетчики ничего не знали. Человек, который их подставил, действовал просто и надежно, соразмеряясь с уровнем ментов. Вот вам, ребятки, труп и вот вам, не отходя от кассы, исполнители. Убийство с целью ограбления - что тут думать?
- Ну, так я пошел? - сказал Новиков криво сидящему на стуле позевывающему майору, которого признания бандюг вгоняли в скуку.
- Что-нибудь раскопал? - спросил майор.
- Да нет, соврал Новиков.
- Далеко не пропадай, - сказал майор и зевнул так, что едва не вывихнул челюсть…
У метро Новиков купил горячую слойку с грибами, сжевал её и понял, что голоден. Тут же в соседнем киоске купил у армянина венскую колбаску в лаваше. Пока южный человек руками в прозрачных перчатках готовил блюдо, то есть помещал дымящуюся колбаску на лаваш, посыпал её чем-то вроде риса, добавлял жгучей корейской морковки, сдабривал майонезом и кетчупом, сворачивал лаваш толстой аккуратной трубочкой, всё было прекрасно, всё возбуждало аппетит, но стоило от трубочки откусить, как немедленно возникла злость на колбаску, на торгаша и на дружественную нацию, которая наводнила столицу ничего не умеющими прихлебателями. Захотелось подойти и сказать в толстое плохо выбритое лицо: "Ты свою маму стал бы этим кормить?" Короче, колбаску, состоящую из жил и хрящей, упакованных в толстую непрожевываемую оболочку, Новиков зашвырнул в кусты. Следом метнулась шмыгающая туда-сюда шелудивая собачонка, но есть халявную вкусняшку не стала, лишь выразительно посмотрела на Новикова и уковыляла прочь. Между прочим, белое крошево, которое Андрей принял за рис, оказалось прокисшей капустой.
Лаваш с капустой последовал в урну, а Новиков направился в метро. Общепиту он больше не доверял, дома же и солома едома.
Новиков рассчитывал на бутерброд с колбасой и чай, однако оказалось, что холодильник в номере полон. Позвонив администратору гостиницы, он узнал, что набить холодильник распорядился Борис Викторович. Ну да, Уханов обещался навестить после 20.00, как же без закусона?
"Опять пить", - с тоской подумал Новиков, нарезая в тарелку твердой, как камень, сырокопченой колбасы. "А почему бы нет? - сказал он себе, намазывая на булку с маслом толстый слой красной икры. - По обычаю следует помянуть убиенных Ивана, Петра и Семена".
Потом он, запивая чаем, жевал бутерброды и думал, что не будь его, Новикова, Лисов, Шмака и Дударев до сих пор были бы живы, и завтра были бы живы, и послезавтра, и послепослезавтра. Продвижения по расследованию никакого, а людей нету. Ну, про никакого - это, может быть, чересчур, какое-то продвижение есть, но ведь не это главное. Трудно идти вперед, оставляя после себя кровавые следы, морально трудно.
Поев, он позвонил Арабесковым, проверить - живы ли. Ответила не мерзкая старуха, а молодая особа с очень приятным голосом. Бывают такие голоса, которые почему-то начинают волновать и будить странноватое предположение, будто ты эту женщину знаешь, но не дай Бог эту даму увидеть, обычно это совсем не то, о чем ты думаешь. Носатая, усатая, кривоногая уродина или, напротив, курносая брюхатая жаба. А если красавица отменная, то непременно дура.
- Э-э, - сказал Новиков. - Ираклия Борисовича дома нету?
- А вот и нету, - озорно ответила особа.
"Нет, не дура, - подумал Новиков. - Значит, усатая".
- Я - следователь Сергеев, - сказал он. - А вы кто?
- Сестра Ираклия Борисовича, - ответила особа. - И что дальше, следователь Сергеев?
Ираклий - мужик красивый, холеный, почему сестра должна быть кикиморой?
- Вы, разумеется, Катя, - сказал Новиков. - У Ираклия Борисовича всё в порядке? Я имею в виду - дома, на работе? Никто незнакомый не звонил, в квартиру не ломился?
- Бабуля жаловалась, что какой-то уголовник на днях доставал, - Катя хихикнула. - Говорит, назывался следователем. Случаем не вы?
- Бабуля шутит, никакой я не уголовник, - возразил Новиков. - Стал бы Ираклий уголовника кормить.
- Так это вы весь компот выпили? - догадалась Катя. - Бедная девушка приходит домой, мечтая о холодном компотике, а его и след простыл. Так, так, так.
- Возмещу кока-колой или фантой, - сказал Новиков, понимая, что для первого раза достаточно, что вовсе ни к чему гнать лошадей. - Рад, что у Ираклия Борисовича всё в порядке. До скорого.
- До скорого, - озадаченно ответила катя.
Положив трубку, Новиков вынул из кармана утаенные от чекистов вещдоки. Игральный кубик мог принадлежать кому угодно и нес на себе единственную информацию - отпечатки пальцев, а вот перстенек с бриллиантом явно принадлежал женщине с изящной ручкой. Что делала у пенсионера Дударева женщина хрупких форм и почему она сняла колечко? Не могло же оно само собой соскочить с пальца.
Отчего же всё-таки погиб Дударев?
Новиков набрал номер Кузнецова.
- Покоя от тебя нету, - проворчал тот. - Пожрать спокойно не даешь.
- Ты жрешь на рабочем месте? - уточнил Новиков.
- В столовке. Только намылился, а тут ты.
- Я по поводу трупа, - сказал Новиков. - Не терпится узнать, отчего помер Дударев? Труп все еще на объекте или едет в морг?
- Сволочь ты, Андрюха, - прогундосил Кузнецов. - Я на котлету настраиваюсь с макаронами, а ты мне всё про труп да про морг. Совести у тебя нет, товарищ.
- Стало быть, Юрий Николаевич, ты мне про результаты вскрытия-то звякни, - сказал Новиков. - Не котлетой же он в конце концов поперхнулся, Дударев-то. Ко мне после восьми прибудет Викторович, вот ты и звякни. Как думаешь, к тому времени с трупом управятся?
- Эх, товарищ, товарищ, - укоризненно произнес Кузнецов. - Никакого в тебе сознания, сплошной трудовой порыв. Ладно, звякну. Кстати, мизантроп фигов, ты ничего от моих людей не припрятал?
- В каком смысле? - спросил Новиков, поднеся к носу колечко.
Умеют же делать. Всё гладенько, прилизано, будто одно целое, даже бриллиантик выглядывает из золотой розочки так, точно здесь родился и вырос.
- Вёл ты себя, товарищ, как-то воровато, - объяснил Кузнецов. - Чуть что - в карман. Так что ты там, дорогуша, прикарманил?
- Бред, - твердо возразил Новиков. - Кроме шуток - звякни. Это важно.
- Звякну-звякну, - с намеком сказал Кузнецов и повесил трубку.
Остались неохваченными Моллюсков и Рубинов, с бараном Дураковым, в смысле дураком Барановым вопрос ясен. В принципе, всё идет весьма оперативно, скоро и делать будет нечего. "Караул, - подумал Новиков, набирая номер Гордеевой. - Ни одной серьезной зацепочки. Николаичу хорошо, он на госслужбе, а мне куда, если уволят?"
- Алло, - донесся из трубки женский голос. - Говорите быстро.
– Следователь Сергеев, - сказал Новиков. - Я опять по поводу Лопатина.
- Ничем не могу помочь, - деловито ответила дама. - У меня совещание.
- Или повестка в прокуратуру, или личная встреча, - предложил Новиков. - Выбирайте.
- Что вы меня пугаете? - сердито сказала дама, потом, одумавшись, шепотом произнесла: - Ладно, через полчасика.
- Где?
- Метро "Кузнецкий Мост", буду ждать у выхода на улице. Специально, чтобы узнали, прихвачу красную папку.
- Вы с ней будете, как белая ворона, - пошутил Новиков.
- Точно, я в белом платье…
"Это хорошо, - сказал себе Новиков, вешая трубку. - Могла бы послать куда подальше, и что тогда делать?"
Так, время еще есть, нечто опять позвонить Рубинову? Или уж до завтра? Да нет, лучше сегодня.
Тягучие, долгие гудки, ясно, что дома никого нет. После восьмого гудка Новиков вознамерился повесить трубку, но вдруг что-то щелкнуло, и густой бас сонно произнес:
- Какого черта?
- Следователь Сергеев, - сказал Новиков мужественным голосом, но всё равно получилось пискляво, худосочно и ненадежно, до того солиден был бас. - Вам знаком депутат Лопатин Валерий Викторович?
- Так он же, вроде, помер.
- Вот именно, - сказал Новиков. - Мы можем встретиться?
- Э-э, - пробасил Рубинов. - К себе пригласить не могу - бардачок-с, а выйти на улицу не осмеливаюсь, походка подводит. Вот где-нибудь денька через два-три, когда запасы кончатся, может что-то получиться. Вас устроят три-четыре дня, а лучше неделя?
"Вот хмырь обходительный", - весело подумал Новиков и сказал:
- Сегодня всё равно не получится, а завтра ждите где-нибудь часиков в одиннадцать. С мировым закусоном и малосольной рыбкой. Бардачком меня не удивишь.
- В одиннадцать, с малосольной? - задумчиво повторил Рубинов. - Это вечером, что ли?
- Днем, днем.
- Замётано, - пробасил Рубинов. - Живу я, стало быть…
Новиков сказал, что знает, попрощался и довольно потер руки.
Что ж, пора было отправляться на встречу с деловой дамой.
Глава 21. У меня что - курятник?
Дама была среднего роста, красивая, загорелая, с забранными на затылке в пучок каштановыми волосами. Белое платье просвечивало, подчеркивая достоинства отменной фигуры. Роскошная такая, дорогая, видать, женщина, с видавшей виды картонной красной папкой в руках.
- Еле узнал, - сказал Новиков, подойдя. - Красная папка не так бросается в глаза, в следующий раз возьмите весло.
Дама смерила его презрительным взглядом с головы до ног, потом обратно, и вдруг, подобрев, улыбнулась.
- В следующий раз, молодой человек, я надену на голову черный чулок. Если он, этот следующий раз, будет. Ну, спрашивайте, а то рабочий день еще не кончился.
- Пойдемте, что ли, к ЦУМу, там лавочки, - предложил Новиков.
- Нет уж, сказала она. - Давайте здесь и, пожалуйста, побыстрее.
- Как давно и сколько вы были знакомы с Лопатиным? 0 вздохнув, спросил Новиков.
- Это допрос? - мгновенно нашлась она.
- Упаси Бог. Со смертью Валерия Викторовича не всё гладко. Помогите нам, если он вам был не безразличен.
Она пристально посмотрела Андрею в глаза. Да, вот это взгляд, не раздумывая шубу купишь или машину, если, конечно, при бабках. Разумеется, уже не девушка, не юная дура, но до тридцати, пожалуй, еще далеко. Лет, может быть, двадцать пять, двадцать шесть. Хотя, с другой стороны, сказала, что "у меня совещание". Не у нас, а у меня, значит, при должности. Впрочем, ну и что, что при должности, если депутат Госдумы - хороший знакомый? Тогда ничего в этом странного нет, у нас нынче министры моложе тридцати, так как чьи-то хорошие знакомые.
- Вижу, не врете, - сказала она и протянула руку. - Тамара.
- Андрей, - бухнул он, забыв, что Сергеева зовут Владимир Андреевич.
Поморщился, осознав свою оплошность, но поправляться не стал. Если дело дойдет до личных документов, то можно отболтаться - ошибся, мол, от такого знойного взгляда, а сейчас наводить тень на плетень смерти подобно.
Ручка у нее была маленькая и неожиданно сильная.
- Занимаетесь спортом? - спросил он.
- Карате, - ответила она.
- Помогает?
- Еще как.
- Кому была выгодна смерть Лопатина?
- Да кому угодно, подумав, ответила Тамара. - Тому же Руденскому. Тому же Завьялову.
- Завьялов - это кто?
- Вот видите - не знаете, - усмехнулась Тамара. - Миллионера - и не знаете.
- Он депутат?
- Разумеется. С двойным гражданством, вторая родина - Англия. Если что, садится в свой самолет, и ищи ветра в поле. Англия своего не выдаст.
- Так, так, так, - сказал Новиков, сделав запись в блокноте. - И где же Лопатин перешел дорогу Завьялову?
- Где - не знаю, но друг друга поливали будь здоров, - ответила Тамара.
- А с Руденским что?
- Взаимная любовь, аж до гроба. Сперва дружили - не разлей вода, потом что-то произошло, что - не знаю, и всё, полный разрыв. Я же их обоих прекрасно знаю, каждый сам по себе нормальный, вменяемый человек, но как заговоришь с Валерой о Руденском - сплошной аврал. Багровеет, глаза бешеные, ищет нож или палку поувесистей. И наоборот.
- Так, может, дело в вас? - предположил Новиков. - Не поделили предмет обожания?
- Может быть, - согласилась Тамара. - Но, по-моему, тут дело более серьезное. А какое - не знаю.
- Вот и узнайте, - сказал Новиков. - У того же Руденского.
Тамара посмотрела на него, как на дурака.
- Шутить изволите, молодой человек? Может, сразу спросить: ты зачем, ирод, убил Валерку Лопатина?
- Да, пожалуй вы не потянете, - с сожалением произнес Новиков.
- Чего не потяну? - спросила Тамара.
Попалась-таки на крючок. Они, эти горделивые, сызмальства доросшие до начальников, страсть как не любят, когда в них сомневаются.
Раскрутить Руденского, - ответил Новиков. - Тут голова нужна, а не курятник.
- У меня что - курятник? - вознегодовала Тамара и вдруг, смекнув, хитро прищурилась. - Я вас поняла, следователь Сергеев. Вы не такой простачок, как кажетесь. Шантажируете бедную старушку?
- Разве я вас шантажирую? - деланно удивился Новиков. - Дело добровольное. Ну что, возьмете на себя Руденского? А я займусь Завьяловым.
- Вы же, шантажисты, так просто не отстанете, - сказала Тамара. - ладно, попробую. Кстати, это вам.
Она протянула Новикову красную папку и направилась ко входу в метро.
- В понедельник звякну, - крикнул вдогонку Новиков…
В папке находилась записка, на которой крупным размашистым почерком было написано: "Вы такой же следователь, как моя бабушка футболист". Хоть стой, хоть падай с этими красивыми женщинами.
Было около пяти, до восьми времени навалом, и Новиков решил съездить на Пражскую. Красную папку он сунул в урну, а записку Тамары в карман. На всякий случай.
Глава 22. Всё тот же четверг
Чертаново встретило Новикова затянутым серыми тучами и мелким противным дождем. Будто в другой город приехал. Дождь нарастал, и он, ругнув себя, что не прихватил зонт, поспешил на автобусную остановку, на которой проторчал битых пятнадцать минут. За эти четверть часа в своей легкой рубашке с коротким рукавом он успел продрогнуть, поскольку из какой-то географической дыры, вредной, между прочим, дыры, заполярной, примчался вдруг шквалистый студеный ветер, и дул, паразит, не переставая.
В автобусе Новиков малость отогрелся, а когда, проехав пять остановок, вылез, вновь над головой светило солнышко и небо быстро расчищалось.
К счастью, человек, с которым он должен был встретиться, уже находился дома. Между прочим, на сегодня он взял отгул, можно было приехать и пораньше. Но отгул он, разумеется, взял не ради душки Новикова, а потому, что завтра от своей маменьки приезжала жена, нужно было прибраться и набить холодильник мясом и овощами.
Звали человека Николай Карпович Моллюсков. Был он сутул, сухопар, немногим старше пятидесяти, а к Лопатину имел такое отношение, что был его официальным помощником по думским делам.
В квартире было чистенько, но одуряющее несло застарелой брагой и табачищем. "Пьет, - подумал Новиков. - Вон мешки-то под глазами какие".
Моллюсков усадил гостя на диване, сам сел в кресло. Вел он себя как-то нервозно, видно было, что жалеет о своем согласии на встречу.
- Стало быть, вдвоем с женой живете? - спросил Новиков, продолжая начатый еще в коридоре разговор.
- Ыгы. Сын живет отдельно. Он у меня крутой, Вовка-то. Все Вовки крутые, Вованы одним словом.
- На двоих двухкомнатная квартира - нормально, - сказал Новиков. - Сколько она сейчас стоит, если не секрет?
- А вы точно следователь? - засомневался Моллюсков, барабаня пальцами по подлокотнику. - Вопросы какие-то странноватые.
Да, действительно, прав мужик. Хотел успокоить, временно переведя беседу в бытовое русло, а получилось как всегда. Бдительное у нас нынче население, особенно москвичи.
- Хорошо, тогда не будем крутить вола за хвост, - произнес Новиков и сжато рассказал о том, что ему известно по делу Лопатина. Без цифр, конечно, в общем, но получилась довольно-таки одиозная картина.
- Вы сами на всё и ответили, - сказал Моллюсков, пожав плечами. - Стоило приезжать?
- На что, простите, я ответил? - уточнил Новиков.
- На то, что Лопатин вышел на какую-то тайную организацию.
- Я этого как бы не говорил.
- Но это как бы подразумевается.
- Я, знаете ли, привык оперировать фактами, - сказал Новиков.
- А логику вы не признаете?
- Значит, вы утверждаете, что Лопатин вышел на какую-то тайную организацию.
Жалеючи посмотрев на него, Моллюсков кивнул.
- А что это за организация? - спросил Новиков.
Моллюсков вдруг вжался в кресло и оттуда, из глубины, невнятно сказал:
- Умоляю, не надо об этом. Вам мало Лопатина?
Знает, стервец, подумал Новиков. Но почему тогда жив? Или это не знание, а чистой воды логика?
- Боитесь? - простодушно спросил Новиков. - Нас никто не слышит. Если это такая тайна, то напишите. Я прочту, а вы бумажку сожгите. А, Николай Карпович?
- Вы не понимаете, забормотал Моллюсков из своего кресла. - Они приходят, и вскипают мозги, а из ушей льется кровь. Это не просто больно, это чудовищно больно. Оставьте, забудьте это, бегите из Москвы, пока они к вам не пришли.
- Может, вызвать врача? - озабоченно сказал Новиков, вставая. - Вам надо меньше пить, Николай Карпович.
- Если не пить, еще хуже, - глухо отозвался Моллюсков. - Рано или поздно они придут. Все мы у них на крючке, особенно те, кто знают.
- Бред какой-то, - сказал Новиков, понимая, что своими вопросами стронул в тайных глубинах сознания Моллюскова некие рычаги, как бы перевел стрелку, и поезд несчастного Карповича помчал в полную страха и отчаяния черноту.
Бедный, бедный Моллюсков.
- Успокойтесь, - сказал Новиков. - Никто к вам не придет. Все будет хорошо, завтра приезжает ваша жена, у вас крутой сын Вовка, который вас в обиду не даст. Я ничего не спрашивал, вы мне ничего не говорили. Что еще? Пореже увлекайтесь спиртным, даже если компания очень хорошая. А в одиночку вообще завяжите, это плохо кончается.