- Не вижу, как. О, если бы здесь был построен квантовый компьютер, то условия, которые привели к моему… переносу сюда можно бы было попытаться повторить. Но я физик-теоретик; я имею лишь смутное представление о деталях внутреннего устройства квантового компьютера. Мой партёр, Адекор, в этом хорошо разбирается, но с ним никак не связаться.
- Должно быть, вы в отчаянии, - сказала Мэри.
- Простите, - ответил Понтер. - Я не хотел нагружать вас своими проблемами.
- Всё в порядке, - заверила его Мэри. - Можем ли мы… Можем ли мы вам как-то в этом помочь?
Понтер произнёс единственное короткое слово, прозвучавшее как-то по-особенному грустно.
- Нет, - перевела его Хак.
Мэри захотелось поднять ему настроение.
- Ну, хоть карантин должен уже скоро кончиться. Может быть, после того, как нас выпустят, вы сможете попутешествовать, посмотреть мир. Садбери - маленький город, но…
- Маленький? - Понтер выпучил от удивления глаза. - Но здесь же… даже не знаю, сколько… по меньшей мере несколько десятков тысяч жителей.
- В городской черте Садбери живёт 160000 человек, - сказала Мэри, которая полистала в гостинице путеводитель.
- Сто шестьдесят тысяч! - повторил Понтер. - И это маленький город? Вы, Мэре, приехали из другого места, да? Из другого города. Сколько людей живёт там?
- Собственно в городе Торонто - 2,4 миллиона; в агломерации - в зоне сплошной городской застройки с Торонто в центре - около 3,5 миллионов.
- Три с половиной миллиона? - изумлённо переспросил Понтер.
- Плюс-минус.
- Сколько всего людей?
- Во всём мире? - спросила Мэри.
- Да.
- Чуть больше шести миллиардов.
- Миллиард - это… тысяча раз по миллиону?
- Именно так, - ответила Мэри. - По крайней мере здесь, в Северной Америке. В Британии… ладно, забудьте. Да, миллиард - это тысяча миллионов.
Понтер осел в своём кресле.
- Это… это просто немыслимое количество людей.
Мэри подняла брови.
- А сколько людей живёт в вашем мире?
- Сто восемьдесят два миллиона, - ответил Понтер.
- Почему так мало? - спросила Мэри?
- Почему так много? - спросил Понтер.
- Я не знаю, - ответила Мэри. - Никогда не задумывалась.
- Вы не… в моём мире мы знаем, как предотвращать беременность. Возможно, я мог бы вас научить…
Мэри улыбнулась.
- У нас тоже есть для этого средства.
Понтер поднял бровь.
- Должно быть, наши работают лучше?
Мэри рассмеялась.
- Возможно.
- И вам хватает еды для шести миллиардов людей?
- Мы по большей части едим растения. Мы культивируем… - Раздался гудок; по соглашению с Хак, услышав слово, которого нет в базе данных и о значении которого она не смогла догадаться по контексту, она подавала звуковой сигнал. -…мы специально их выращиваем. Я заметила, что вам не нравится хлеб, - снова гудок, - э-э… еда, приготовленная из зерна, но хлеб, а также рис - это то, что ест большинство из нас.
- Вы кормите шесть миллиардов человек растениями?
- Э-э… не совсем, - сказала Мэри. - Примерно полмиллиарда человек испытывает нехватку еды.
- Это очень плохо, - сказал Понтер.
Мэри не могла не согласиться. Только тут она неожиданно для себя осознала, что до сих пор Понтер имел дело лишь с весьма облагороженным образом Земли. Он немного смотрел телевизор, но недостаточно для формирования целостной картины. Тем не менее, было похоже, что Понтеру действительно придётся провести остаток своей жизни на этой Земле. И ему нужно будет рассказать о войне, о преступности, о загрязнении, о рабстве - о кровавой полосе, тянущейся через всю историю человечества.
- Наш мир - непростое место, - сказала Мэри, как будто это оправдывало тот факт, что люди голодают.
- Да, я уже понял, - сказал Понтер. - У нас только один вид людей, хотя в прошлом их было больше. Но вас тут три или четыре вида.
Мэри недоумённо тряхнула головой.
- Что? - спросила она.
- Разные виды людей. Вы относитесь к одному виду, а Рубен, очевидно, к другому. А мужчина, который помогал меня спасать - это, по-видимому, какой-то третий вид.
Мэри улыбнулась.
- Нет, это не различные виды. У нас все люди тоже принадлежат к одному биологическому виду - Homo sapiens.
- И вы все способны скрещиваться? - спросил Понтер.
- Да, - ответила Мэри.
- И потомство не стерильно?
- Нет.
Понтер нахмурился.
- Вы - генетик, - сказал он, - не я, но… но… если все могут скрещиваться со всеми, то откуда такие различия? Разве люди не стали бы со временем похожими, демонстрируя смесь всех возможных черт?
Мэри шумно вздохнула. Она не хотела влезать в это болото на такой ранней стадии общения.
- Ну, в общем, в прошлом - не сейчас, вы понимаете, но… - она сглотнула. - То есть, и сейчас тоже, но в меньшей степени, люди разных рас… - гудок в другой тональности: известное слово в непонятном контексте, - люди с одним цветом кожи избегали… скрещивания с людьми с кожей другого цвета.
- Почему? - спросил Понтер. Простой вопрос; действительно, почему?
Мэри слабо пожала плечами.
- Разница в цвете изначально возникла из-за длительной географической изоляции популяций. Но после этого… после этого взаимодействие было затруднено невежеством, глупостью, ненавистью.
- Ненавистью, - повторил Понтер.
- Да, как ни грустно это признать. - Она снова пожала плечами. - В прошлом моего вида много такого, чем я не горжусь.
Понтер довольно долго молчал.
- Я думал над тем, что это за мир, - сказал он, наконец. - Я удивился, когда увидел изображения черепов в больнице. Я видел такие черепа раньше; в моём мире они известны лишь в виде ископаемых останков. Это было поразительно - увидеть во плоти то, с чем раньше был знаком лишь в виде костей.
Он снова замолчал, глядя на Мэри так, словно до сих пор дивился её внешности. Она смущённо поёрзала на стуле.
- Мы ничего не знали ни о цвете вашей кожи, - сказал Понтер, - ни о цвете волос. Наши… - гудок; гудком Хак также заменяла слова, для которых не могла найти английского эквивалента, - были бы поражены, узнав, насколько разными вы могли быть.
Мэри улыбнулась.
- Ну, не все эти различия природные, - сказала она. - Вот, к примеру, мои волосы на самом деле не такого цвета.
Понтера явно удивила это новость.
- И какого же тогда?
- Да такого, серовато-коричневого.
- И почему вы его изменили?
Мэри пожала плечами.
- Самовыражение, и… в общем, я сказала, что они серовато-коричневые, но на самом деле они больше серые, чем коричневые. Мне… как, как впрочем, и многим другим, не нравится такой цвет.
- У моего вида волосы становятся серыми с возрастом.
- И у нас тоже; волосы такого света мы называем седыми. Никто не рождается с седыми волосами.
Понтер снова нахмурился.
- В моём языке слово для человека, обладающего знаниями, которые приходят только с опытом, и слово для цвета, который приобретают волосы с возрастом, одно и то же - "серый". Не могу себе представить, чтобы кому-то хотелось скрыть этот цвет.
Мэри в очередной раз пожала плечами.
- Мы делаем много бессмысленных вещей.
- Это точно, - сказал Понтер. Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать тему. - Мы часто задумывались, что стало с вашим народом - я имею в виду, в нашем мире. Простите, я не хочу показаться… - гудок, - но вы, должно быть, в курсе, что ваш мозг меньше нашего.
Мэри кивнула.
- В среднем на десять процентов, если я правильно помню.
- И вы, очевидно, заметно слабее физически. Исходя из следов крепления мышц на ископаемых костях мы заключили, что ваша мышечная масса была вдвое меньше нашей.
- Примерно так и есть, я полагаю, - сказала Мэри, кивая.
- А также, - продолжал Понтер, - вы упомянули о неспособности уживаться даже с представителями собственного вида.
Мэри снова кивнула.
- В моём мире тоже находили археологические свидетельства того же самого, - сказал Понтер. - Согласно популярной у нас теории вы истребили друг друг сами… что в случае с существами менее разумными, чем мы, вовсе не кажется… - Понтер опустил голову. - Простите; я не хотел вас расстроить.
- Всё в порядке, - ответила Мэри.
- Я уверен, что существует лучшее объяснение, - сказал Понтер. - Мы так мало о вас знаем.
- Я думаю, - сказала Мэри, - что одно только знание о том, что всё могло быть по-другому - что выживание именно нашего вида не было предопределено - это уже очень ценно. Это напомнит моему народу о том, как драгоценна на самом деле жизнь.
- Для вас это не очевидно? - спросил Понтер, изумлённо округляя глаза.
Глава 31
Наконец Адекор медленно и печально поковылял к выходу из зала Совета. Всё это было безумием. Безумием! Он потерял Понтера, и, будто это был недостаточно тяжёлый удар, его теперь ждёт трибунал. Доверие, которое он раньше чувствовал по отношению к судебной системе - о которой до сего дня он имел весьма смутное представление - рассыпалось в прах. Как они могут травить невиновного человека, перенёсшего такое горе?
Адекор прошёл по длинному коридору, стены которого украшали ряды портретов великих арбитров прошлого, мужчин и женщин, заложивших основы современного права. Был ли этот… этот фарс венцом из замысла? Он продолжал идти, не обращая внимания на других людей, мимо которых проходил, пока его взгляд не зацепился за пятно оранжевого цвета.
Болбай, всё ещё в цветах обвинения, на дальнем конце коридора. Она задержалась в здании Совета, вероятно, дожидаясь ухода эксгибиционистов, и теперь уходила сама.
Прежде, чем он сообразил толком, что делает, Адекор обнаружил, что бежит через коридор к ней; покрывающий пол ковёр мха заглушал топот его ног. Он догнал её как раз в тот момент, когда она шагнула в дверь в конце коридора, ведущей наружу, под тёплое предвечернее солнце.
- Даклар!
Даклар Болбай испуганно оглянулась.
- Адекор! - воскликнула она, выпучив на него глаза. Потом громко заговорила: - Тот, кто ведёт судебное наблюдение за Адекором Халдом, внимание! Он приблизился ко мне, своему обвинителю!
Адекор медленно покачал головой.
- Я не собираюсь причинять тебе вред.
- Как я имела возможность убедиться, - сказала Болбай, - твои действия не всегда совпадают с твоими намерениями.
- Это было много лет назад, - сказал Адекор, намеренно употребив слово, которое подчёркивало исключительную длительность промежутка времени. - Я никого не бил ни до того, ни после того.
- Но ты сделал это тогда, - сказала Болбай. - Ты сорвался. Ты ударил. Ты бил насмерть.
- Нет! Нет, я никогда не хотел Понтеру зла.
- Нам не следует разговаривать, - сказала Болбай. - Позволь мне откланяться. - Она повернулась.
Адекор протянул руку и схватил её за плечо.
- Нет, подожди!
Когда он снова увидел её лицо, на нём было выражение паники, однако она быстро успокоилась и со значением посмотрела на его руку, держащую её за плечо. Адекор отпустил её.
- Прошу, - сказал он. - Прошу, просто скажи мне, почему? Почему ты преследуешь меня с такой… как будто мстишь мне за что-то? За всё время, что знаем друг друга, я ни разу не сделал тебе дурного. Ты наверняка знаешь, что я любил Понтера, и что он любил меня. Ему бы не хотелось, чтобы ты вот так вот преследовала меня.
- Не строй из себя невинность, - сказала Болбай.
- Но я невиновен! Почему ты это делаешь?
Она просто качнула головой, развернулась и пошла прочь.
- Почему? - крикнул Адекор ей вслед. - Почему?
* * *
- Может быть, поговорим о вашем народе? - предложила Мэри Понтеру. - До сих пор мы могли изучать неандертальцев лишь по ископаемым останкам. Было много споров по разным вопросам, таким как, скажем, для чего нужны ваши выступающие надбровные дуги.
Понтер моргнул.
- Они прикрывают глаза от солнца.
- Правда? - изумилась Мэри. - Да, думаю, это имеет смысл. Но тогда почему у моего народа их нет? В смысле, неандертальцы же эволюционировали в Европе, а мои предки пришли из Африки, где гораздо более солнечно.
- Мы тоже ломали над этим голову, - сказал Понтер, - когда исследовали останки глексенов.
- Глексенов? - повторила Мэри.
- Разновидность ископаемых гоминид в моём мире, на которую вы более всего походите. У глексенов не было надбровных дуг, так что мы предположили, что они вели ночной образ жизни.
Мэри улыбнулась.
- Я думаю, неверны очень многие из заключений, сделанных на основе исследований одних только костей. А скажите: что вы думали насчёт этого? - Она постучала указательным пальцем по подбородку.
Понтер смутился.
- Я теперь знаю, что это совершенно не так, но…
- Да? - ободрила его Мэри.
Понтер разгладил ладонью бороду, так, чтобы стала видна его челюсть без подбородка.
- У нас нет такого выступа, так что мы предположили…
- Что? - сказала Мэри.
- Мы предположили, что этот выступ удерживал стекающую слюну. У вас такая маленькая ротовая полость, мы думали, что из неё постоянно вытекает слюна. Также, поскольку у вас меньший объём мозга, чем у нас, а у, гм, идиотов часто капает слюна изо рта…
Мери рассмеялась.
- Какой ужас, - сказала она. - Кстати, раз речь зашла о челюстях: а что случилось с вашей?
- Ничего, - сказал Понтер. - Она такая, как всегда была.
- Я видела ваши рентгеновские снимки в больнице, - сказала Мэри. - На вашей нижней челюстной кости видны следы обширной реконструкции.
- Ах, это, - сказал Понтер, словно бы виновато. - Да, пару сот месяцев тому назад я получил удар по лицу.
- И чем это вас ударило? - спросила Мэри. - Кирпичом?
- Кулаком, - ответил Понтер.
У Мэри отвисла её собственная челюсть.
- Я знала, что неандертальцы сильны, но… вау! И всё это одним ударом?
Понтер кивнул.
- Вам повезло, что вы остались живы, - сказала Мэри.
- Нам обоим повезло - и ударенному, и ударятелю, если так можно выразиться.
- Но из-за чего вас ударили?
- Дурацкий спор, - сказал Понтер. - Конечно, он не должен был этого делать, и потом дико извинялся. Я решил не давать делу ход; если бы я это сделал, его обвинили бы в покушении на убийство.
- Он правда мог убить вас одним ударом?
- О да. Я успел среагировать и приподнять голову, так что удар пришёлся в челюсть, а не в середину лица. Если бы кулак попал туда, то бы проломил дыру в черепе.
- О ужас, - сказала Мэри.
- Он был зол, и я его спровоцировал. Мы оба были виноваты в равной мере.
- А вы… вы способны убить кого-нибудь голыми руками? - спросила Мэри.
- Конечно, - ответил Понтер. - Особенно если подойти сзади. - Он переплёл пальцы, поднял руки и изобразил удар сомкнутыми кулаками сверху вниз. - Если такой удар нанести сзади, человеческий череп расколется. Спереди же, если удастся нанести хороший удар кулаком или ногой в грудную клетку, я могу раздавить сердце.
- Но… но… не в обиду будь сказано, но обезьяны тоже очень сильны, но при этом редко убивают друг друга в драках.
- Это потому что в схватках за превосходство внутри группы действия обезьян ритуализированны и инстинктивны, и обычно они просто шлёпают друг друга - это работа на публику. Но вообще-то шимпанзе убивают других шимпанзе, хотя обычно пользуются для этой цели зубами. Сжимать пальцы в кулак способны только люди.
- О… ужас. - Мэри понимала, что повторяется, но не смогла придумать ничего другого, чтобы выразить сумму своих чувств. - У нас люди дерутся всё время. Некоторые даже превращают это в спорт: бокс, борьба, реслинг.
- Безумие, - сказал Понтер.
- Да, я согласна, - сказала Мэри. - Но они почти никогда друг друга не убивают. То есть, я имею в виду, человек практически не способен убить другого человека голыми руками. Мы, я так думаю, просто недостаточно сильны для этого.
- В моём мире, - сказал Понтер, - ударить значит убить. Поэтому мы никогда друг друга не бьём. Насилие может закончиться смертью, поэтому мы просто не можем его допустить.
- Но вас ведь ударили, - сказала Мэри.
Понтер кивнул.
- Это было очень давно, когда я учился в Научной Академии. Я спорил так, как это делают лишь в юности, будто от победы в споре что-то зависит. Я видел, что мой оппонент приходит в ярость, но продолжал его донимать. И он отреагировал… неудачным образом. Но я его простил.
Мэри посмотрела на Понтера и представила себе, как он подставляет вторую свою длинную скошенную щёку ударившему его.