Как замечательно всё получилось, обрадовалась Варя. Она опасалась неловкости, естественной в такой ситуации, но незнакомец держался очень непосредственно, она тоже успокоилась и почувствовала себя увереннее.
– А я – Варвара. Странное имя, правда?
– Почему? – не согласился он. – Обычное и очень славное имя…
– В нём так и слышится "варвары" – пояснила она свою мысль, – разница в одной букве. Я не люблю своё имя.
– И напрасно.
Варе было приятно, что её разубеждают, но происшедшее не шло у нее из головы и, помолчав, она вздохнула:
– Не знаю, что ждёт меня завтра с этим моим творчеством…
– Не переживайте, наверняка вы справились со своим заданием блестяще. Проявить такую находчивость – одно это уже чего-нибудь стоит!
– В смысле оперативности – согласна. Конечно, это тоже большая сложность – через полчаса-час после начала события дать о нём готовый материал. И я успела. Но всё же сделала не то, что нужно…
Он успокаивающим жестом притронулся к её плечу.
– Вы слишком требовательны. Подходите к себе как к сложившемуся журналисту, тогда как вы всё-таки новичок, заслуживающий скидку на неопытность.
Да, да, он прав. Почему ей это не приходило в голову? Не от непомерного ли самолюбия? Она не хотела быть новичком, не хотела обнаружить неопытность, не могла допустить неудачу – только успех, никаких неудач! Но ведь она действительно была новичком – это факт, от которого никуда не денешься…Она взглянула на попутчика. Лицо его выражало неподдельный интерес и участие. Варе вдруг захотелось поделиться своим сокровенным с этим едва знакомым ей человеком, таким рассудительным, отзывчивым и располагающим к доверию. И она стала рассказывать ему о практике, о своих мечтах, о своей начальнице Дине Еремеевне, о задании, в котором проявила такое своеволие…
Знакомство с Диной Еремеевной, сыгравшей некоторую роль в жизни Вари, состоялось в редакции "Последних известий", когда она, робкая практикантка, с трепетом переступила её порог. В кабинете с табличкой "Редактор отдела внутренней информации" сидела могучая седая женщина с папиросой в крепких, но как бы с ржавчиной, зубах, насмешливо и, как показалось Варе, неодобрительно смотрела она поверх очков на пигалицу, которая стоя была одного роста с ней, сидящей.
– Ну-ну, посмотрим, что нам на этот раз прислали… – басисто протянула она. – В прошлом году такие зануды были – не приведи бог…
Опущенные углы рта и старческое дрожание головы придавали ей вид иронически-укоризненный, словно она и не сомневалась, что Варя тоже была одной из тех зануд, которых вечно навязывают на её, Дины Еремеевны, голову.
В дверь то и дело входили и выходили, репортёры что-то почтительно спрашивали, уточняли, беспрерывно верещали телефоны, Дина Еремеевна отдавала распоряжения энергично и властно. Говорила она медленно, вечная папироса, по-мужски зажатая в углу рта, казалось, мешала ей произносить слова быстрее, но от этого они словно приобретали особую чёткость и вес. Иногда, пробасив в трубку прокуренным голосом свое обычное "слушаю", она досадливо уточняла:
– Нет, я не Марк Борисович… Погодина. Да. Пожалуйста.
Всё это время, пока Варя ждала своей очереди на её внимание, Дина Еремеевна не сводила с практикантки изучающих глаз.
– Так что вы намерены у нас делать? – наконец разглядев её, уже как-то без интереса спросила она.
– Пока – что прикажете.
– Как это – "пока"?
– Пока не освоюсь.
– А потом?
– Потом буду проявлять инициативу.
– Ага… Вот как. Хм…
К скепсису в её взгляде примешалось что-то вроде любопытства. Она помолчала, затянулась папиросой и сказала:
– Тогда на первый случай сделайте в ночной выпуск информацию из Колонного зала, там вечер дружбы. Возьмите пригласительный билет у Максима Семеновича, он вам всё объяснит.
У Вари забилось сердце от радости и страха. Ночной выпуск был самым ответственным, самым "слушаемым", он составлялся из лучших и важнейших материалов, попасть в него было почётно, особенно для новичка. А вдруг она не справится, не оправдает доверия, сорвёт задание? Но отказаться – значило заранее определить отношение к себе как к беспомощному работнику… И маскируя свою растерянность шуткой, Варя приложила руку к груди и поклонилась Дине Еремеевне как восточному владыке:
– Слушаю и повинуюсь.
Дина Еремеевна чуть улыбнулась, что при её сдержанности можно было счесть за одобрение. Поправив очки, она снова склонилась над текстами, а Варя отправилась к Максиму Семёновичу – постигать и вникать.
Трепеща в душе, шла на другой день Варя в редакцию, с полным основанием ожидая выволочки. Она заглянула сперва в репортёрскую – прозондировать почву. В огромной комнате с десятком столов в этот час никого не было, лишь Максим Семенович в наушниках возился у магнитофона в углу, то и дело нажимая на кнопку перемотки. Он обернулся к Варе, когда она подошла уже вплотную.
– А-а, – улыбнулся он и сделал приветственный жест. Видя, что она стоит в ожидании, он остановил вращение диска и снял наушники.
– Ну ты молодец, – сказал он, потирая надавленные уши, – здорово написала. Я как услышал в выпуске, удивился – кто бы это? Посмотрел подшивку – а это ты…
Варя радостно вздохнула – слова Максима Семеновича ее несколько ободрили. Если такому маститому репортеру понравилось, то может быть, всё обойдется. Победителей не судят.
– Как же ты успела? – продолжал мэтр радиожурналистики. – А из Колонного зала – в другом выпуске, что ли? Я не нашел.
– В том-то и всё дело… – Варя запнулась. – Не знаю, как вам объяснить… В общем, не написала я из Колонного. Не смогла. Не вдохновилась, наверное. И побежала в театр – спасать положение.
Она умолкла и испуганно посмотрела на Максима Семеновича, ожидая, как он на это прореагирует.
Брови его слегка поднялись, как бы говоря "Ах, вот оно что…" и тут же вернулись на место.
– Да, это, конечно, хуже, – сказал он, и Варя снова упала духом. – Да ничего, не расстраивайся, – стал успокаивать он, видя, как всё сказанное им отражается на её лице. – Дина тебе, конечно, выдаст, – будь к этому готова, но думаю, что без последствий. Ты рассудила правильно – лучше дать другую заметку, чем никакой, а ты дала к тому же и хорошую. Так что не волнуйся. Однако и не злоупотребляй!
– Это аварийный случай, – пробормотала Варя.
– Не злоупотребляй, – повторил Максим Семенович, качая склоненной головой. – В другой раз не простят… Ну давай, дуй к начальству. Ни пуха тебе ни пера, – он ободряюще хлопнул её по плечу и снова надел наушники.
Оттягивая момент объяснения, Варя ещё послонялась по коридорам, заглядывая то в монтажную, то на выпуск – в надежде встретить там Дину Еремеевну и исчерпать инцидент на ходу. Но начальницы нигде не было видно. Её уже стала утомлять собственная нерешительность, бессмысленное топтание и догадки относительно возможной реакции Дины Еремеевны. "Какого черта! Не съест же она меня в самом деле!" – отругала Варя себя и отважно двинулась к кабинету. У двери она опять было оробела и помялась немного, но накачав себя до ощущения правоты, с безмятежным видом шагнула за порог.
Дина Еремеевна с неизменной папиросой в зубах сидела над заметкой. Она посмотрела на Варю поверх очков как на какую-нибудь невидаль – вроде кенгуровой мыши в зоологическом музее, и всю её безмятежность, точно пену водой, смыло. Варя почувствовала, как краснеет и приобретает виноватый вид.
– Ну что, уважаемая, – наконец произнесла Дина Еремеевна, – сама распорядилась и тематикой и планом выпуска?
– Как это? – недоуменно воззрилась на неё пунцовая от смущения Варя.
– Именно так, – бесстрастно вершила суд начальница. – Ведь в выпуске уже могли быть запланированы театральные новости или юбилеи… – Она сделала паузу, во время которой Варя уже готова была провалиться сквозь землю. – А вы сами решили, что важнее и нужнее…
– Там не было вечера дружбы, – выпалила Варя и протестующе замотала головой, – в смысле такого, каким он должен быть…
– Но ведь "Эпоха" же дала! – Она щёлкнула тыльной стороной ладони по газете, лежавшей с краю стола.
Варя подошла, взяла газету. С последней полосы на неё смотрела группа молодых людей, собранных кем-то у рояля и, судя по разинутым ртам, распевающих песни.
– Фотографию я тоже могла бы дать, – сказала она угрюмо. – Здесь же не информация, а только подпись. А попробуйте дать заметку, если… – И она стала сбивчиво рассказывать о причинах своего поступка.
– Ишь…правдивая душа, – иронически комментировала Дина Еремеевна, – её, видите ли, не вдохновило… Запомните, уважаемая, журналист делает не то, что он хочет или что ему лично интересно, а то, что нужно. То, к чему лежит душа, делайте дома, в нерабочее время…
Но выговаривала она ей как-то вяло, не от души, а скорее для порядка – Варя сразу уловила это. И вид у нее при этом был странный – какой-то весело-ошарашенный, точно у двоечника, вдруг получившего пятёрку по контрольной. Неожиданно Дина Еремеевна расхохоталась басисто и протяжно.
– Нет, вы только подумайте, – говорила она входившим репортёрам, – даже Максиму Семеновичу туда без билета не просочиться, а его, как вы знаете, даже на космодром пускают. А эта пичужка проникла! Да, – качнув головой, подытожила она, – репортёр из тебя получится.
Такой была история её первой заметки. И её первой любви.
Но как, откуда известна этому юноше пусть общая картина её с Андреем знакомства? Теперь она смотрела на него с изумлением и нескрываемым интересом. Она даже не отстранилась, когда он попытался взять её под руку. Правда, не удержалась:
– Вы настолько заняты, что некогда и поухаживать?
– А что я, по-вашему, делаю, если не ухаживаю? – удивился он. – Или слишком необычно, так, что вам даже и не показалось? Правда, некоторые нынче считают, что с умными людьми можно проще…
– Проще можно с проститутками. Андрей замолк, совсем озадаченный. – Ну зачем же так грубо… – И шагнул вперед, оказавшись лицом к лицу с собеседницей. Разволновавшись, любуясь ею, он едва сдержался, чтобы не броситься к ней с объятиями, расцеловать, открыться, признаться, как скучал по ней, как мечтал скорее покончить с этим вынужденным подпольем…
– Меня зовут Сергей, – сказал он хрипло. – Можно я вам позвоню?
– И расскажете, что было, что есть и чем сердце успокоится?
– О, я много чего вам расскажу и предскажу. Например, что вы выйдете за меня замуж.
Он вдруг испугался, что Варя возмутится, пошлет его, и потом непросто будет возобновлять контакты. Но она посмотрела на него расширенными от изумления глазами:
– Ну что ж, как будущему мужу… – и продиктовала телефон.
Андрей решил, что для первого раза достаточно, и с жаром поцеловав Варе руку, быстро распрощался. Она смотрела ему вслед, уже окончательно уверенная, что ей подан какой-то знак от Андрея. Но как этот юноша с ним связан? Что-то неуловимо похожее чудилось ей в них обоих – рост, фигура, голос…Может, это его брат? Но у Андрея, кажется, нет братьев, он детдомовский. Ей вдруг вспомнилось, что Андрей рассказывал о каких-то опытах, которые они с Евгением проводили, Варя даже расспрашивала о них, намереваясь сделать передачу, но Андрей отделывался общими фразами о том, что работа лишь в стадии эксперимента и говорить о ней совершенно незачем. Её въедливый ум улавливал здесь какую-то связь, воображение, которое до той поры блуждало в пустоте, подсунуло вдруг "Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда", и хотя она была целиком плодом авторской фантазии, имевшей в основе философский смысл, Варе виделось в ней совершенно другое – превращение. Если не доводить до абсурда, как у Стивенсона, то… Почему бы и нет?
Теперь ей уже не казалось странным и бредовым предсказание незнакомца, что она выйдет за него замуж. Всё как-то намекало, указывало, сходилось. Она все еще не двигалась с места, закрученная смерчем чувств, смешавшихся в растерянность, надежду, удивление, сомнение, среди них преобладала надежда: вот она, кажется, забрезжила долгожданная светлая полоса… Взбудораженная этой интригующей загадкой, Варя в конце концов заставила себя успокоиться и положиться на судьбу. Случай свёл её с Андреем и похожим на него парнем по имени Сергей, случай позаботится и о дальнейшем. Сейчас она хотела одного – чтобы этот таинственный Сергей позвонил как можно скорее.
* * *
Простившись с Варей, Андрей помчался в институт в надежде застать Евгения. Это постоянное ожидание будущего, которое никак не наступало, лишало его душевного равновесия, и он хотел решительно положить ему конец. Рабочий день был уже на исходе, но Евгений часто задерживался. Так было и на этот раз. Правда, Акиншин уже собирался домой и стоял над раскрытым кейсом, куда то укладывал журналы и ксерокопии статей, то после некоторого раздумья вынимал, понимая, что дома прочесть за вечер всё равно не удастся и лучше оставить до утра, когда на свежую голову легче думается. Тем более, что сейчас время есть. Это раньше он жил торопясь, пренебрегая усталостью, корпел над брошюрами и рефератами в библиотеках, часами просиживал за микроскопом даже в выходные и отпуска, носился по организациям, добывая приборы и реактивы для своих опытов, спешил фиксировать результаты, томясь слишком медленным продвижением к цели. Теперь, когда он стал хозяином долгих лет жизни, дни стали спокойными, несуетными, а работа – ровной и обстоятельной. Поэтому заполошность Андрея, ворвавшегося в лабораторию, удивила Евгения, округлившимися глазами он выжидательно уставился на товарища.
– Ну? Что случилось? Немцы под Москвой?
– Да ладно тебе, с твоими шуточками, – отмахнулся Андрей. – А дело, между прочим, нешуточное.
Андрей выдернул вилку из телефонной розетки, подошел к двери и запер её – он хотел поговорить по душам без отвлекающих звонков и снующих туда-сюда институтских лаборантов.
– Поговорить надо.
– Давай. – Евгений сел на краешек стола и, покачивая длинной ногой, приготовился слушать.
Меряя шагами тесный кабинет, Андрей рассказывал другу обстоятельства своих отношений с Варей и подробности сегодняшней встречи.
– Придется, наверное, открыться, – заключил он. – Я не вижу другого выхода.
Евгений соскочил со стола и в свою очередь зашагал по лаборатории, несколько минут молча и сосредоточенно глядя перед собой. Этого времени оказалось достаточно для некоторого размышления, после которого он высказал свое заключение:
– Я, конечно, могу ответить как Суворов, когда его спросили о планах: "О том, что знает моя голова, не должна знать даже моя шляпа". И хотя наша ситуация несколько иная, суть та же. Там, где знают двое, будет знать и третий. Я не говорю уже, что в жизни всякое бывает, – к примеру, размолвка. Ты не допускаешь мысли о том, что вы можете поссориться, расстаться – и что тогда? Зачем ей хранить твою тайну?
Такой вывод не удивил Андрея, он сам не раз об этом думал, другого ответа он и не ждал.
– Но ведь Лора тоже знает! – не сдавался он. – А ты не допускаешь мысли, что и с вами может такое случиться?
– Лора – сама участница, это меняет дело, – возразил Евгений. – Но у нас, к сожалению, достаточно посвященных – Бородин, мои родители…
– Зря мы всё-таки открылись академику…
– А что бы мы сейчас без него делали? – Евгений потёр лоб, словно ища там какой-то иной выход. – Кроме того, мы с тобой вылечили его жену. И, как ты знаешь, бывают рецидивы, так что уж он-то особенно заинтересован хранить нашу тайну и нас. К тому же, Бородин недавно жаловался мне на свои мужские проблемы с простатой. Не исключено, что нам придется и его лечить… Но мы почти засветились или вот-вот засветимся в другом: тайное лечение людей, которых нам по великому секрету присылают, неминуемо обнаружится. Нет ничего тайного, что не стало бы явным – это не я сказал.
– А вот тут-то и незачем беспокоиться, – махнул рукой Андрей. – Можно ссылаться на труды по эво-дево, над этим работают во всём мире, и вполне естественно, что мы тоже не в стороне. Если и просочится информация о наших чудесных исцелениях, пусть думают, что в институте академика Бородина есть серьезные исследования и собственные наработки в этой науке.
– Да ведь это грохнет как мировая сенсация! – с сомнением покачал головой Евгений. – На нас насядут ученые авторитеты – что мы скажем?
– Ничего, – пожал плечами Андрей. – Не обязательно раскрывать своё ноу-хау. Не говоря уже о том, что речь не идет о системе, которой пока нет и до неё далеко, а об эксклюзиве, опытах, первых положительных результатах, в которых не исключен элемент случайности.
– Пожалуй, это действительно выход, – согласился Евгений, – хоть и временный. А дальше видно будет. Можно даже напустить туману, своего рода дымовую завесу – опубликовать какие-то работы на эту тему. Давай соорудим что-нибудь в общих чертах, пусть все думают, что мы этим прицельно занимаемся. – Хорошо, хорошо, это не проблема, – досадливо отмахнулся Андрей и тяжело, со всхлипом вздохнул. – Но мне-то что делать? Как мне перед Варей обозначиться? Это что же – будет тянуться вечно? Я жениться хочу!
Ответить на это было нечего. Евгений тоже не был готов к какому-то приемлемому решению, поэтому после некоторого раздумья ответил: – Оставь всё как есть. Звони, ухаживай. Как-нибудь образуется. Может, по каким-нибудь косвенным признакам или намекам сама поймет.
– И что? А если последуют вопросы?
– Пока не знаю. Скажи, что Андрея нет. И всё. В какой-нибудь непредвиденной ситуации от неё ничего нельзя будет добиться, ей ничего неизвестно. А догадки… Догадки это нечто аморфное.
Разговор не принес Андрею ни ясности, которой он так жаждал, ни успокоения. Оставаясь по прежнему в растрёпанных чувствах, он в конечном итоге решил, как и Варя, положиться на волю случая. Он скоро представился: позвонив Варе и услышав ее обрадованный голос, Андрей тут же пригласил её на свидание. А встречу назначил, словно в подтверждение её догадок, у дверей хорошо известного ему Вариного дома.