- Подбросим, как на попутке!
- С солнечным ветерком до самого Хиззаца!
- По эфира волнам! Нынче здесь, завтра там!
Такое случается: шум, гам, кавардак, и вдруг - тишина. Вперед шагнула брамайни, молчавшая до сих пор. Она без страха пересекла круг, намеченный Диего, но маэстро раздумал хвататься за рапиру. На пляже творился балаган. Если пути рассудительных оказались закрыты, если двери изобретательных заперлись на замок - оставалось лелеять свое безумие и надеяться на балаган.
- Вы верите в чудеса?
Брамайни обращалась к Карни. Она не шутила.
- Да! - выдохнула девушка.
- Тогда вам повезло. Мы - ваше чудо.
- Чудо с банковским счетом?
В этом была вся Карни. Дочь маркиза де Кастельбро очень хотела верить - и упиралась до последнего. "Убедите меня! Убедите!" - кричало все ее существо. Так гонитель еретиков превращается в главного ересиарха.
- Увы, милочка. Чуду тоже надо кушать, - развел руками живчик. - У чудушка есть жены и любовницы, дети и внуки. Представляете, все они любят покушать! Жрут в три горла… А еще у чуда есть ограничения на вывоз. Как ни жаль, вещи придется оставить.
- Почему?!
- Золотце вы мое! Брильянт! Коллант - это вам не круизный лайнер! Никаких грузов, только люди. И рады бы, да не можем.
- Вещи? Гори они огнем!
"Он ее убедил! - с изумлением понял Диего, глядя на сияющую Карни. - Господи, она же уверовала!"
- Кстати, о бриллиантах, - встрял рыжий толстяк. - Если у вас есть драгоценности, наденьте их на себя. Так вы их сохраните. По прибытии украшения восстановятся вместе с вами. Возьмите деньги, документы… Остальной багаж придется оставить.
В странном отупении Диего наблюдал, как девушка, присев возле раскрытой сумки, роется в вещах. Извлекает алмазное колье, диадему, тонкие витые браслеты - золото с рубинами; серьги…
- Документы, - напомнил вудун. - Деньги.
- Я взяла.
- Теперь вы, сеньор. Сабля останется здесь.
- Это рапира!
- Тем более.
Диего хотел предложить наглецу отобрать у него рапиру силой. Но, поймав взгляд Карни, вздохнул и молча начал стаскивать перевязь. Без оружия он ощутил себя голым младенцем в колыбели. Сейчас навалятся, сомнут…
- Кинжал и пистолет.
- И вещмешок?
- Да, рюкзак тоже. Деньги и документы взяли?
Он удостоверился, что паспорт на месте; брякнул кошелем на поясе. Золото для Мигеля плюс тоненькая пачка новомодных ассигнаций. Считай, все его сбережения. Еще Диего нащупал в кармане плоскую коробочку уникома, но говорить о ней не стал.
- Взял.
- Молодцы! Улыбнитесь, друзья и подружки! Все хорошо, все лучше лучшего. Приготовьтесь к увлекательному космическому путешествию! Спорю на уши моей первой жены: вы запомните его на всю жизнь! Маэстро, ваш выход.
Когда вперед вышел рыжий толстяк, Диего сообразил, что помпилианец обращался не к нему. Ну да, Луиса Пераля тоже называют "маэстро". Любопытно, какая у рыжего профессия?
- Итак, вы согласны лететь с нами на Хиззац?
- Да!
- Да, черт побери!
Только произнеся сакраментальное "черт побери", Диего вспомнил, кто всегда требует троекратного согласия на свои восхитительные предложения.
Но было поздно.
* * *
На пляже сделалось светло, как днем.
Люди превратились в живые костры. Они разгорались ярче тысячи солнц: убийственный пожар, ослепительный фейерверк. Искристые змеи оплели тело, вгрызлись в кричащую плоть - нет! глубже! - в кричащий разум. Я погиб, осознал маэстро. Мы с Карни погибли оба! И виноват в этом я, старый дурак! Слишком поздно я вспомнил о дьяволе, коварном искусителе, предлагающем наивным простакам все блага земные в обмен на жалкий пустяк: бессмертную душу. Не важно, что слуги сатаны обошлись без договора - пергаментного свитка, подписанного кровью грешников. Бесы Ойкумены не нуждаются в пергаменте и росчерке пером. Так или иначе, результат один: Диего Пераль и Энкарна де Кастельбро погубили свои души на веки вечные!
Господи, мы же в аду!
Он горел, не сгорая. Теперь пламя геенны - навсегда. Тело становилось огнем и светом. Рядом пылала Карни: никогда она не была прекрасней, чем в этот гибельный миг. От рыжего толстяка, от живчика-помпилианца, от вудуна, брамайни, от сонма проклятых чертей к Диего с Карни тянулись шипящие шнуры, соединяя людей в двойную пентаграмму, в единое целое, в филиал пекла на земле. Сейчас земля разверзнется, сказал себе Пераль. Раскроется пересохшим ртом, не выдержав чудовищного надругательства. Сейчас бездна поглотит и бесов, и их жертвы.
Он ошибся: разверзлась не земля.
Разверзлось небо.
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля "Колесницы судьбы"
Федерико:
Любить - трудней, чем не любить!
Кончита:
Но отчего же?
Федерико:
Сила чувства
Жизнь возвышает до искусства.
Бездарным слыть, бездарным быть
Страшней всего в любовной сцене -
Нас за неутомимость ценят,
А надо за талант ценить!
Кончита:
Сеньор, я вижу, с острым перцем,
Таким вы мне являлись в снах…
Федерико:
Талант, дитя, трепещет в сердце!
Кончита:
А если все-таки в штанах?
Часть вторая
Хиззац
Глава пятая
Беженец
I
- Имя?
- Диего.
- Фамилия?
- Пераль.
- Отчество?
- Простите?
- Как звали вашего отца?
- Дон Луис.
- Записывать отчество или не надо? Многие любят с отчеством. Которые с Сеченя, те просто требуют. Вчера один устроил скандал…
- Спасибо, не надо.
- Как хотите. Гражданство?
- Эскалона.
- Такой планеты нет в каталоге.
- Простите, оговорился. Террафима.
Кабинет был из казенных. Стены до половины выкрашены дешевой "зеленкой". Выше - "мокрая" штукатурка, похожая на дюны у северного моря. Двухтумбовый стол, стулья из ротанга с высокими спинками. Рабочая сфера, закрытая для посетителя. В углу, над стеллажом с папками - портрет его высочества Пур Талелы XVIII. Топорща жидкие усики, принц без интереса смотрел на Диего. Маэстро уже знал историю про балбеса-туриста, который в баре испортил одно из вездесущих изображений принца, дорисовав его высочеству пышные усищи и бороду помелом. Балбеса арестовали. Ему светило пожизненное заключение за оскорбление царствующей особы. Спас туриста острый язык. Когда принц, лично явившись на заседание суда, спросил: "Зачем вы это сделали?" - протрезвевший балбес мигом ответил: "Для красоты, государь!" Пур Талела, втайне страдавший от чахлой растительности на лице, расцвел, облобызал подсудимого и тут же произвел героя дня в рыцарское достоинство.
- Причина?
- Что?
- Причина, по которой вы оставили Террафиму?
- Политическая обстановка. Угроза моей жизни.
Ответ Диего подготовил заранее. При необходимости он готов был развить тему, обрисовав мятеж и себя в нем - благонамеренного горожанина, подвергшегося насилию. Они с Карни готовились заранее, разработав историю в подробностях. Увы или к счастью, инспекторша не заинтересовалась деталями.
- Возбуждены ли против вас уголовные дела за совершение преступления на территории Хиззаца?
- Нет.
- Было ли вам ранее отказано в признании беженцем?
- Нет.
- Наличествует ли у вас гражданство третьей планеты, защитой которого вы можете воспользоваться?
- Нет.
- Состоите ли вы в в браке с гражданкой Хиззаца?
- Нет.
- Херня, дружок.
- Что? - оторопел Диего.
Он все время боялся, что его знание унилингвы недостаточно. Брякнешь что-нибудь, и сядешь пожизненно. И никакая борода для красоты не спасет.
- Я про свои вопросы, - сказала инспекторша. Ее ярко-красные губы сложились в приветливую улыбку людоедки. - И про твои ответы, по большому счету. Будь спокоен, чеши яйца. У нас всем дают статус беженца. Всем без исключения. И тебе дадут, не сомневайся.
Диего наклонился вперед:
- А зачем тогда спрашивать?
- Как зачем? - удивилась инспекторша. - Мне за это деньги платят. Кто ж станет платить деньги ни за что?
На Хиззаце, как успел заметить маэстро, женщины делились на страшно красивых и просто страшных. Эта была из вторых, но считала себя первой. Завернутая в прорву шелка - алого, лазурного и желтого - инспекторша колыхалась, словно желейный пудинг. Некоторым нравится, подумал Диего. Мигель, тот вообще не признавал шлюх весом меньше шестимесячного теленка.
- Когда мне прийти за удостоверением?
Инспекторша облизнулась:
- Вечером. После шести.
- Рабочий день, - осторожно напомнил Диего. Ему казалось, что он спит и видит сон: кошмар или праздник, не разберешь. - У вас на входе табличка. Там написано: "Рабочий день с десяти утра до шести вечера".
Он помолчал и добавил, сам не зная зачем:
- Ноль-ноль.
- Это в спорте "ноль-ноль", - инспекторша колыхнула грудью. Шелк плеснул искрами, заволновался. - Когда ничья. А рабочий день, он до восемнадцати. Тут ты прав, дружок. Приходи в семь, я успею принять душ. Заодно и корочку свою заберешь.
- Сеньорита…
- Сеньора. Сеньора Чахая Ирам. Можно просто Чахая.
- Вдова? Мои соболезнования…
- Почему вдова? Ну ты, дружок, и юморист!
- Так ваш муж жив?
- Мой муж нас всех переживет. Это такая сволочь…
- Как же вы…
- При живом-то муже? - перебила его инспекторша. Глаза ее сверкнули насмешкой: пара черных маслин. - Дружок, ты откуда взялся? Из Морального Легиона? Приходи, все будет на высшем уровне. Если хочешь, могу и мужа позвать. Он любит чернявых. Ну что ты моргаешь? Здесь Хиззац, здесь пляшут.
Здесь пляшут, мысленно повторил Диего. Он уже привык к этой идиоме. Сжился с ней, как с любимой мозолью. Таксисты, портье, уличные разносчики, торговцы жареной рыбой, мальчишки с верфей, жулики и миссионеры - все к месту и не к месту, поперек брани, рекламы или проповеди, вставляли: "Здесь Хиззац, здесь пляшут!"
- А если я не приду?
- Тогда завтра, с утра. Заберешь удостоверение, и чеши яйца.
Черт возьми, выругался Диего. Вульгарность инспекторши бесила его. Плюнуть и уйти? И далеко ты, дружок, уйдешь без статуса беженца?
- Вы мне выдадите мой документ?
- С утра? Выдам, конечно.
- А как же…
- Что ж я, зверь? Я не зверь, а ты дурак…
- У меня есть невеста, - сказал Диего и понял, что краснеет.
- Дважды дурак, - инспекторша пожала могучими плечами. - Невеста у него! Ну и приходил бы с невестой… Слушай, может, ты импотент?
II
Колесницы судьбы
(не так давно)
Потертые ножны рапиры хлопали по крупу гнедого в такт размашистой иноходи. Диего поправил перевязь: случалось, лошади от таких похлопываний нервничали, не понимая, чего от них хочет всадник. Нисколько не сбившись с шага, гнедой скосил на седока влажный темный глаз - с благодарностью, как почудилось Пералю.
- Подтяни-и-ись! - донеслось спереди.
Диего пришпорил жеребца, выполняя приказ - раньше, чем до него дошла вся невозможность происходящего. Пылающие змеи вгрызаются в плоть, в мозг, в душу. Горит Карни, горят бесы, высвобождая из-под безобидной личины инопланетян свою истинную сущность. Ослепительные лучи соединяют людей - людей?! - в сатанинскую пентаграмму. Разверзаются небеса, чернее смертного греха; колючие огни прыгают навстречу…
Что было дальше?
Дальше - скачка. Десять всадников под мерцающим небом, сплетенным из радуг. Каменистая степь под копытами. Жухлое разнотравье, редкие кусты можжевельника, семейство пиний. Точь-в-точь окрестности Даламара, где Диего довелось нюхнуть пороху. Так и кажется: вот-вот впереди поднимутся угрюмые крепостные стены, а за ними - ослепительная белизна дворцовых построек, лазурь и золото храмовых куполов…
Вместо крепости на горизонте проступила цепочка пологих холмов. Диего оглянулся. Позади таяли в туманной дымке горные пики, за ними полыхал багровый закат. Неужели так выглядит преисподняя? Или это ее преддверие?!
"Где мы? - кричала душа маэстро. - Что вы с нами сделали, чертово семя?!"
- Мы в космосе!
Теперь они скакали бок о бок: Диего на гнедом жеребце - и Карни на белой кобылице, в дамском седле.
- В космосе? - он взмахнул рукой. - Это космос?!
Жест вобрал в себя все: цепь холмов, степь, отряд всадников. В ответ донья Энкарна рассмеялась, счастливая как ребенок. На ней было дорожное платье, хорошо знакомое Диего, и те украшения, что девушка надела на себя, следуя совету рыжего толстяка. Космос, значит? Господи, помилуй! Бесы свели Карни с ума!
- Да, мой ястреб! Мы летим в колланте!
- Летим?
- О да!
- Прикажешь мне не верить своим глазам?
- То, что ты видишь - галлюцинативный комплекс. Вторичный эффект Вейса. Я читала о нем в энциклопедии.
- Дьявольское наваждение?!
- Дьявол тут ни при чем, сеньор Пераль.
С другой стороны к Диего подъехал гематр на вороном коне. Три лошади шли голова к голове, держа строй, как на параде. Этого не могло быть: мастер-сержант Пераль никогда не ходил в конном строю. А уж Карни - и подавно… Мысли соскальзывали на вещи привычные и понятные, пытаясь оградить рассудок от подступающего безумия. С упрямством смертника, просто-таки мечтающего о петле и эшафоте, Диего заставил себя вернуться к разговору - Господи помилуй! - разговору с бесом о непричастности дьявола к дьявольским козням.
- Хотите сказать, мы скачем на лошадях по космосу? - голос маэстро сочился сарказмом. Так спелый плод истекает липким соком, стоит лишь хорошенько сжать его в кулаке. - Вот уж воистину чудо Господне!
- Мы не скачем. Это не лошади. И да, это Космос. Ваше сознание так его воспринимает. Ваше и сеньориты Энкарны.
- А ваше - нет?
- Я коллантарий. Мы все тут коллантарии, кроме вас двоих.
- Кто же мы? Жертвы адских аферистов?
- Вы - наши пассажиры.
Мимоходом Диего отметил, что беседует с гематром без малейших неудобств. Казалось, они не едут верхом, покачиваясь в седлах, а дружески прогуливаются по залитой солнцем улице. Будь лошади и степь реальными, разговор состоял бы из кратких выкриков и долгих пауз - иначе не перекрыть голосом топот копыт, не расслышать ответов собеседника.
- Наваждение - ваша работа? Вы наслали его на нас?!
- Нет. Просто ваш мозг воспринимает тот слой реальности, который ему привычнее, и отвергает другой.
- Слоистое восприятие! - возликовала Карни. - Я пыталась ему научиться. Но у меня ничего не получилось…
- Слоистое восприятие - аналог близкий, но вряд ли точный…
Диего не понял, согласился мар Фриш или возразил. По правде говоря, он вообще ничего не понял.
- Я попробую объяснить, сеньор Пераль, - гематр без труда прочитал затруднения, написанные на лице маэстро. - Перестаньте считать нас исчадиями ада. В том, что сейчас происходит, нет ни капли сверхъестественного. Представьте себе космический корабль. В нем есть экипаж и пассажиры. Пилот видит в рабочей сфере одну картину. Пассажир, обедающий в ресторане - другую. У экипажа - космос, окружающий корабль. На него накладываются графики, таблицы, диаграммы, навигационные пометки. Все, что нужно для прокладки курса. У пассажира - тарелка с солянкой по-сеченьски. Графин с водкой, настоянной на березовых почках; корзинка с ломтями хлеба. Даже если в ресторане включат обзорники, пассажир не увидит всего того, что видит экипаж.
- Значит, вы-коллантарии видите больше нас-пассажиров?
В сотый раз донья Энкарна опередила своего тугодума-ястреба, буквально сняв вопрос с языка Диего.
- Совершенно верно.
- А можно включить нам обзорники?!
Лишь затянувшаяся пауза давала возможность определить, что гематр колеблется. Реальность, иллюзия, ад, просторы галактики - лицо мар Фриша оставалось непроницаемым. В черных одеждах, на вороном жеребце, гематр ехал подобно ворону, опустившемуся на седло.
- Это опасно, сеньорита, - наконец каркнул он. - Это может оказаться серьезным потрясением для вашей психики. Я не ручаюсь за последствия.
Тысяча чертей! Диего полагал, что давно вышел из щенячьего возраста, да видно, ошибся. Достаточно было гематру сделать выпад в сторону Карни, и сердце забилось в неподобающе быстром ритме, а руки сами сжались в кулаки.
Маэстро подбоченился:
- Для начала попробуйте на мне!
- Боюсь, вы готовы еще меньше…
- Как ваша рана, мар Фриш? - перебил гематра Диего.
- Сейчас, в волновом состоянии, я полностью здоров. Когда мы прибудем на Хиззац, от моей раны не останется и следа. От ваших, кстати, тоже. Восстановление малого тела происходит по исходной, полностью здоровой матрице.
- Диего! - разволновалась донья Энкарна. - Тебя ранили?!
- Пара царапин, - заверил девушку Пераль как можно беззаботнее. И вновь обратился к гематру: - Если я получу царапину на своей ранимой психике, она также полностью затянется к нашему прибытию на Хиззац?
- Вы настаиваете?
Развернувшись в седле, мар Фриш смотрел собеседнику в глаза - без всякого выражения, как умеют только гематры.
- Да!
Диего хотел добавить "Черт побери!", но поостерегся. А что-нибудь вроде "Храни нас святой Исидор!" на язык не легло.
- На ваш страх и риск, сеньор Пераль. Коснитесь моей руки.
Переложив поводья в левую руку, пальцами правой Диего коснулся плеча гематра.
…сгусток квантов и волн, света и энергии.
Лучевой исполин мчался по просторам галактики, пронзая время и пространство, реальность и ее изнанку. Десяток волновых личностей, сознаний, разумов - пучок стальных проволок, скованных кузнечным молотом в единый клинок, но каким-то чудом не утративших самостоятельность.
Истинный el Monstruo de Naturaleza: коллективный антис.
Диего Пераль - вторым именем маэстро стал Ужас, третьим же Восхищение. Так, наверное, возносятся на небеса. Так низвергаются в геенну. Стоят в пехотном каре, зная, что стоят в последний раз. Захлебываются восторгом, тонут мухой в меду, теряют тело и разум, растворяясь в том, что стократ больше тебя. Тело, разум…
Душу?!
Искры костра, мысли вспыхивали и без следа исчезали в космической тьме. Они не задерживались в голове - ведь у Диего теперь не было головы. Но не было и тьмы! Космос струился потоками частиц, чьи названия еще не прозвучали на языках Ойкумены. Звезды вблизи оказались не просто огромными - колоссальными, потрясающими воображение, как столица королевства приводит в трепет неотесанную деревенщину, приехавшую на рынок торговать репой. Поля, оболочки, волны пронизывали все вокруг, включая лучевое тело колланта; они притягивали и отталкивали, будто капризная любовница. Лучи звезд кололи иглами белошвейки, грели углями жаровни, пронзали насквозь рапирными клинками, дарили жизненную силу, питая десятиричного монстра, несущегося к заветной цели.