Карев пожал плечами и пошел дальше. Через минуту видимость уменьшилась до пятидесяти шагов, и он двигался, окруженный коконом сухости в дожде, который разбрызгивался, преломляемый козырьком. После пятиминутного марша по густой красной грязи он приблизился к группе из примерно тридцати мужчин в светло-зеленом снаряжении. Один из них отошел от остальных и направился к Кареву. Это был плотный исправный со слегка насмешливым взглядом, загорелый и - вот неожиданность - довольно красивый, несмотря на сломанный нос и белый шрам, пересекающий верхнюю губу.
- Деви Шторх, - представился он, протягивая руку. - Меня известили о вашем приезде, но где ваше снаряжение?
- Осталось в вездеходе, - ответил Карев, пожимая руку.
- Вам придется за ним вернуться. Разве вам не сказали, что…
- Это невозможно. Вездеход лежит на дне реки, утонул на самой середине.
- Как это утонул? - спросил Шторх, внимательно глядя на него.
- А так. Пошел прямо на дно, - Карев начал раздражаться. - Заглох двигатель, и я только чудом сумел спастись.
Шторх с сомнением покачал головой.
- Ничего не понимаю. Вы говорите, что заглох двигатель, но что случилось с плавательными баллонами?
- Плавательными баллонами? - Карев удивленно открыл рот. - Ничего похожего я не видел, машина пошла на дно, как камень. Он замолчал, переваривая новую информацию. Если аварийная спасательная система вышла из строя в момент подозрительного дефекта двигателя, число, выражающее вероятность того, что это не было случайностью, вырастало до совершенно нового порядка.
- Это нужно будет расследовать, - сказал Шторх. - Видимо, вам дали машину, частично размонтированную после консервации. Такой аварии вообще не должно было быть.
- Я тоже так думаю, - ответил Карев, тяжело вздыхая. - Еще немного, и я бы оттуда не выбрался.
Шторх посмотрел на него с таким сочувствием, что это немного поправило настроение Карева.
- Сегодня я не буду брать вас в деревню, - сказал Шторх. - Возвращайтесь к фургону, и вам дадут…
- Я хочу идти с вами, - прервал его Карев, желавший скорее принять крещение боем. Еще больше ему хотелось произвести хорошее впечатление на Шторха. Возможно, это была жалкая попытка доказать, что под поверхностью остывшего по-прежнему скрывается "настоящий" мужчина.
- Нам не хватает людей, мистер Карев, но я не могу подвергать вас такой опасности.
- Ответственность я беру на себя. Шторх заколебался.
- Ну, хорошо, но прошу держаться сзади и не выходить вперед, пока я не дам знака. Понятно?
- Да.
Группа пошла по дороге. Из отрывистого разговора Карев узнал, что селение малавов не является деревней, а представляет собой хутора по десятку хижин, рассыпанные на площади в четыре квадратных километра. Расположенная прямо перед ними часть селения должна была первой подвергнуться обработке, и невозможно было предсказать, какой прием их ожидает. Проведенная раньше разведка установила, что у туземцев нет огнестрельного оружия, но никто не знал, насколько достоверна эта информация.
Когда первая крытая соломой хижина оказалась перед ними, группа рассыпалась цепью и углубилась в заросли. Кареву показалось, что его товарищи, в отличие от него самого, не дилетанты в этом деле. Он осторожно спрятался за дерево, чувствуя себя, как мальчик, играющий в индейцев, и стал ждать, что будет дальше. Царившую тишину нарушал только неустанный шорох дождя.
Потом он заметил, что члены бригады пустились бегом, а их зеленое снаряжение поблескивало, как сегменты туловищ огромных насекомых. Они бежали сквозь клубящиеся полосы тумана, окружая хижины все более плотным кольцом. Сердце неприятно заколотилось у него в груди, когда оттуда донесся приглушенный крик. Крик быстро усилился до вопля, потом почти полностью стих. Показалась массивная фигура Шторха. Он махнул рукой и снова исчез между хижинами.
Карев неохотно побежал вперед и вскоре был в центре селения. Вооруженные члены группы окружили полтора десятка мрачных туземцев. Большинство из них валялись в грязи, однако некоторые не сдавались и продолжали вырываться. Их с трудом удерживали. За всем этим следили стоящие на порогах хижин женщины и дети, которые то и дело поднимали плач. У одного из лежавших была на голове большая рана, из которой стекали ему на спину струйки крови, которые тут же размывал дождь. Глядя на кровь, Карев почувствовал отвращение к тому, что делала группа Объединенных Наций.
- Познакомьтесь с нашим антропологом, доктором Виллисом, - сказал стоявший рядом Шторх. - Идите с ним и делайте уколы всем мужчинам, возраст которых он оценит на шестнадцать или более лет.
- Шестнадцать!? Это официально установленная граница?
- Да. Вас это удивляет?
- Пожалуй, это слишком рано для…
- Это натуристы, мистер Карев. На-ту-ри-сты! Не думайте, что лишите кого-то весеннего дыхания первой любви или чего-то в этом роде. В шестнадцать лет некоторые из них уже полностью выработаны.
- Все же это, пожалуй, слишком рано, - упирался Карев, поглядывая искоса на Виллиса, который был остывшим и имел совершенно седые брови, выгнутые, как крылья чайки.
- Я знаю, о чем вы думаете, - сказал Виллис. - Но мы имеем дело с существами, которые отбросили все ценности нашего общества. Разумеется, они имеют на это право, и нам вовсе не в радость навязывать кому-либо бессмертие. Но мы тем более не позволим, чтобы они лишали жизни других.
- Для агитации сейчас не время и не место, - энергично вставил Шторх. - Я советовал вам, мистер Карев, вернуться в лагерь и отдохнуть. Если вы не в силах справиться с заданием, то только напрасно расходуете свое и чужое время. Ну так как, вы делаете эти уколы, чтобы я мог перейти в другую часть деревни, или мне остаться и делать их самому?
- Я сделаю это, - буркнул Карев, открывая сумку. - Простите, но меня это несколько выбило из колеи.
- Не беда, - Шторх сделал знак рукой, и к нему подошли четверо мужчин. Новая группа быстро двинулась вперед и исчезла между хижинами.
- Начнем с этих трех, - сказал Виллис, указывая на схваченных туземцев.
Двое из них тут же успокоились, зато третий принялся вырываться с удвоенной силой. Ему было немногим более двадцати лет, и сильные руки со слегка выступающими на бицепсах венами говорили о многочасовой титанической работе. Двое державших его едва не упали, поскользнувшись в грязи. Карев бросился вперед, держа наготове пистолет для уколов. Туземец с искаженным страхом и ненавистью лицом отпрянул назад так стремительно, что мужчины, нагруженные снаряжением, рухнули вместе с ним на землю.
- Чего вы ждете? - рявкнул один из них, потеряв терпение.
- Простите.
Карев обежал их, заходя сзади, и выпустил заряд в жилистую шею туземца. Жертва обмякла. Мужчины осторожно отпустили его и поднялись с земли. Карев обошел остальных, чувствуя облегчение, когда они с готовностью протягивали руки для уколов, и одновременно презирая их за такую покорность. Не спуская глаз с первого туземца, которому ввел биостат, он заметил, что тот идет к хижине, где его обнимает высокая молодая женщина. Как заботливая мать с ребенка, она стряхнула часть грязи с его рубахи, кроме которой на нем не было ничего. Глаза ее, сверкавшие в полумраке под навесом крыши, медленно открывались и закрывались, как два гелиографа, передавая Кареву сообщение, о смысле которого он мог только догадываться. "Я слишком поспешно бросил Афину, - взорвалась в его голове мысль. - Я должен к ней вернуться".
- Ну, с этими все, - сказал один из группы, вытирая заросшее лицо, мокрое от дождя и пота. - Пошли отсюда.
Карев думал теперь только об Афине. - А что с женщинами?
- С ними мы не связываемся. Обычно они добровольно являются в какой-нибудь медицинский центр Объединенных Наций. Решение за ними.
- Ах, так, - Карев спрятал пистолет в сумку. - Значит, они не в счет.
- Кто говорит; что не в счет? Просто они ни на кого не нападают.
- Смотрите, какие здесь все благородные, - сказал Карев, глядя, как остальные собираются уходить в том направлении, куда ушли Шторх и его группа. - Одну минутку. Я хотел бы поговорить с туземцем, который первым получил укол.
- Не советую тебе этого, новичок.
Карев тоже чувствовал, что поступает неразумно, но для него туземец, который так сопротивлялся уколу, был его собственным отражением. Правда, с той разницей, что чернокожему не впрыскивали в кровь дозы Е.80, и значит, настоящий Карев имел над ним преимущество. Осторожно обойдя глазеющих мужчин и детей, он прошел через площадь и приблизился к хижине, где со склоненной головой стоял грязный туземец. Заметив его, женщина отступила в хижину.
- Ты понимаешь по-английски? - неуверенно спросил Карев. Туземец поднял голову и пронзил его взглядом, отделенный от него стеной мрачной враждебности, а затем отвернулся лицом к стене.
- Прости, - ни с того, ни с сего сказал Карев. Он уже хотел вернуться к своим, когда из хижины с устрашающей быстротой выскочила женщина. Она подбежала к нему, блеснув сталью в руке, и - отступила. Некоторое время он смотрел на ее торжествующее лицо, затем перевел взгляд на торчащий у себя в груди нож.
Когда к нему подбежали члены группы Объединенных Наций, он лежал в грязи, недоуменно покачивая головой.
Глава ДЕВЯТАЯ
- Нож был очень стар, - сказал Шторх, - и это вас спасло. Карев спокойно смотрел в потолок фургона, в котором лежал.
- Что со мной? - спросил он.
- Вы выкарабкаетесь. Нож был так сточен от долгого употребления, что походил на тонкую иглу, а это не самое действенное оружие.
- Я ни на что не жалуюсь.
Поскольку у него ничего не болело, Карев попытался сесть.
- Не так быстро, - удержал его Шторх, хватая за плечо и укладывая обратно. - Вам прокололи легкое, врач вынужден был сделать коллапс.
- Коллапс легкого? Что это значит?..
- Это временное явление. Чтобы легкое отдохнуло, не больше, - Шторх оглянулся на кого-то, находившегося вне поля зрения Карева. - Так ведь, доктор?
- Конечно, - ответил мужской голос. - Нет причин для беспокойства, мистер Карев. Ваше легкое немного кровоточило, но мы остановили и свернули кровь. Сейчас нужно только дать ему отдохнуть.
- Понимаю.
Карев почувствовал тошноту при мысли, что одно легкое в его груди свернулось. Дыша, он сосредоточился на своих внутренних ощущениях, и впервые в жизни заметил, что вдох начинается не в легких, а в мышцах грудной клетки. Ребра поднимаются, растягивая прикрепленные к ним живые мешки, благодаря чему через рот и нос воздух попадает в освободившееся пространство. В его случае функционировало только одно легкое. Ожидая, что ему не будет хватать воздуха во время переноса на носилках из фургона в машину, он старался дышать размеренно.
По возвращении на базу его перенесли в средних размеров купол, где располагался пункт медицинской помощи. В одной-единственной палатке кроме его кровати стояли еще три свободные, обстановка была тиха и спокойна. Каждые полчаса к нему заглядывала медсестра, дважды заглянул врач по фамилии Реддинг, чтобы справиться, о его самочувствии и сообщить, что завтра его отсюда увезут. Оба относились к нему с профессиональной вежливостью, что вызвало у него уныние и чувство бессилия. Общеизвестно было, что бригады антинатуристов во всем мире испытывают нехватку желающих служить в них и редко отказываются от добровольцев. Он же с самого начала чувствовал, что старожилы считают себя профессионалами, вынужденными время от времени мириться с присутствием любителей. Кенди называл это синдромом Beau Geste. Карев понятия не имел, кто такой Beau Geste, но чувствовал, что вечерком за кружкой пива его утренний поступок вызовет взрыв смеха в огромном круглом баре клуба Объединенных Наций. Надеясь, что ему приснится Афина и старые добрые времена, он сдался одолевавшей его сонливости…
Вечером, когда о стекла бились белые бабочки, через его палату прошла процессия гостей, среди которых были Кенди, Парма и несколько других, которых он помнил, как в тумане. Похоже, только Парма искренне выразил сожаление о его завтрашнем отъезде, с торжественным и серьезным выражением на посеребренном щетиной лице, предложив ему притащить из бара в госпиталь немного пива для прощального приема. Карев вежливо поблагодарил и после его ухода попросил у сиделки что-нибудь успокаивающее. Проглотив слоистую капсулу и ожидая, пока она подействует, он со стоическим спокойствием разглядывал потолок.
По прошествии долгого времени он пришел в себя с чувством странного беспокойства. Взглянув на запястье, он с минуту разглядывал гладкую кожу, пока не сообразил, что район Нувель Анверс расположен слишком далеко от передатчика времени, чтобы его часы действовали. Возле кровати послышались чьи-то шаги. Молодой человек с неестественной белой кожей, одетый в белый халат, подал ему стакан воды и светло-голубую таблетку.
- Простите, что беспокою вас, мистер Карев, - тихо сказал он, - но пора принять тонизирующее.
- А зачем? - сонно спросил Карев.
- Доктор Реддинг предпочитает не рисковать: в здешнем климате раны опасны.
- Ну, тогда… - Карев оперся на локоть и взял стакан воды. Без единого слова он принял таблетку и уже подносил ее к губам, когда заметил, что у незнакомца черные каемки под ногтями. Приглядевшись, он в слабом свете разглядел на тыльной стороне его ладони въевшуюся сетку грязи.
- Минуточку, - сказал он, с огромным трудом стряхивая сонливость, вызванную успокаивающим средством. - Вы уверены, что доктор Реддинг велел мне принять это лекарство?
- Абсолютно.
- А если я откажусь, что тогда?
- Мистер Карев, - сказал незнакомец с легким нетерпением, - не осложняйте нам жизнь и примите лекарство, хорошо?
- Я его приму, но после разговора с доктором Реддингом, - ответил Карев, пытаясь разглядеть лицо незнакомца, но его плечи и голова находились за пределами конуса света от лампы.
- Как хотите, мистер Карев, я не собираюсь с вами ругаться. Незнакомец протянул руку, и Карев положил таблетку ему на ладонь. В ту же секунду он был прижат к кровати тяжестью тела в белом халате, а рот его закрыла сильная рука. Таблетка скрипнула о его зубы. Совершенно не сомневаясь, что умрет, если таблетка окажется на его языке, Карев попытался сбросить с себя нападающего, но ноги его запутались в простыне. Твердая рука зажала ему нос, лишая доступа воздуха, а это означало, что он выдержит всего несколько секунд. Перед глазами уже поплыли красные круги, когда он вдруг понял, что держит в руках гладкий предмет - стакан с водой. Держа его за дно, он нанес удар, целясь в маячившее перед глазами лицо. Стекло разлетелось на куски, по руке потекла вода, и Карев почувствовал, что снова может дышать. Незнакомец со стоном отскочил в сторону, одной рукой держась за пораненную щеку, а другой вытаскивая нож. Карев, как безумный, откинул одеяло, скатился с кровати на другую сторону, вскочил и, не задерживаясь, рванулся к двери, слыша за собой догоняющие шаги. Что-то хлюпало у него в груди, как мокрая тряпка, он мельком подумал, что это бездействующее легкое, но основное внимание сосредоточил на том, чтобы уйти от удара ножом в спину. Он проскочил сквозь маятниковую дверь, увидел следующую, ведущую в служебное помещение, и навалился на нее плечом. Внутри не было никого. Он схватил стоящую на столе резную эбеновую фигурку и повернулся, приняв защитную позу, но нападающий исчез. Слышен был только скрип колышущихся не в такт створок дверей. Соблюдая осторожность, Карев вышел в холл в тот момент, когда в черном прямоугольнике входных дверей показалась одетая в белое фигура. Он поднял свою палицу, но оказалось, что это сиделка, которая присматривала за ним. - Вы не должны вставать, мистер Карев, - сказала она, подозрительно глядя на деревянную фигурку. - Что здесь происходит?
- Кто-то напал на меня и хотел убить, - ответил он. - У вас просто был кошмар. Вернитесь в постель.
- Я вовсе не спал, а глазам своим я доверяю, - сказал Карев, вручая ей статуэтку. - Вы не видели, отсюда никто не выбегал? И вообще, почему вы выходили?
- Я никого не видела, а если вы обязательно хотите знать, почему я выходила, то меня вызвали по телефону в отдел связи.
- Там действительно что-то случилось?
- Нет.
- Тогда все ясно, - торжествовал Карев.
- Что ясно?
- Кто-то выманил вас отсюда, чтобы сделать возможным нападение на меня.
- Мистер Карев, - сказала сиделка, подталкивая его к палате, - для меня ясно только одно: Феликс Парма или кто-то из его дружков снова упился в дым. Наверное, бродят сейчас в темноте, выдумывая глупые шутки. А теперь очень прошу вас вернуться в постель, хорошо?
- Тогда прошу вас посмотреть, - сказал Карев, которому пришла в голову другая мысль.
Он повел сиделку к кровати с перевернутым матрасом и осмотрел все вокруг. Голубая таблетка исчезла, а на лежащих на полу осколках стекла не было следов крови. Он внимательно осмотрел левый рукав пижамы и нашел одно красное пятнышко, почти полностью смытое водой, текшей по руке.
- Вот, смотрите, капля крови, - сказал он.
- А здесь еще одна, - ответила она, указывая на красное пятно, появившееся на пижаме. - Вы разбередили рану, и я должна сменить вам повязку.
Карев набрал воздуха, собираясь продолжить убеждение, но потом решил подождать с выяснением деталей до завтрашнего утра, когда встретится с Кенди, координатором группы Объединенных Наций.
- Я наверняка видел это в вашей компкарте, но детали вылетели у меня из головы, - сказал Кенди. - Сколько вам лет, мистер Карев?
- Сорок.
- О! Значит, вы закрепились совсем недавно. Выражение "закрепились" неприятно задело Карева, и он едва не попросил Кенди не пользоваться им, но тут же понял, что тот имеет в виду. Было повсеместно известно, что многолетние остывшие, уставшие как от жизни, так и от постоянного страха смерти, иногда испытывают неудержимое желание выйти навстречу смерти. В таких случаях они бессознательно бродят в местах, где часто бывают несчастные случаи, пока, наконец, дело не доходит до желанной трагедии.
- Совсем недавно, - подтвердил Карев. - И уверяю вас, что не являюсь неудачником.
- Так я и подумал, - Кенди с отвращением оглядел небольшую палату, как бы давая понять, что спешит и имеет другие, более важные дела. Его глянцевая кожа блестела в косых лучах солнца, падающих сквозь окно.
- Сначала эта история в вашем домике, потом авария вездехода на реке, а теперь…
- Я не являюсь неудачником и всем сердцем хочу остаться в живых, - прервал его Карев.
- Я сказал, что так и подумал.
- Понимаю, но я не назвал бы невезением попытки отравления или нападения с ножом в руке.
- Мы достали вездеход из реки, - сказал Кенди, хмуря брови и явно не собираясь обсуждать ничем не подтвержденное покушение.
- Ну, и?..