* * *
- Борис, ты ему поверил? Он все выдумал, нехороший человек. Чтоб я собственные кишки на вентилятор наматывал! Гадость какая. Вы же знаете, как я отношусь к желудочно-кишечному тракту.
- А мне змеи понравились. Особенно расцветка: беленькие с желтым брюшком. Ты бы хотел такую?
- Угу. Я носил бы ее на плече, как аксельбант.
- Похоже, этот гусь разбудил темные уголки Димкиного подсознания.
- Протестую! - заявил Родчин. - В моем подсознании нет темных уголков.
- Протест отклоняется, - холодно сказал Игельник. - Этот, как я говорил, гусь…
- Гусь не годится, - сказал Евгений. - Надо дать ему имя. Не называть же его "ридикулярно устойчивая рационально ориентированная агрессивная система" - в терминах теории Калины-Цербаева.
- Действительно, неудобно в общении. Господин… Нет, госпожа ридикулярно устойчивая рационально ориентированная система ждет господина Дамианидиса на чашку чая. Длинновато.
- Да, Дима, имя должно быть коротким и отражать его гнусную сущность.
- Нусную сущность, - поднял палец Борис. - Отбросим первую букву. Поскольку это все же разум, назовем его просто Нус, а? Как это делали древние греки.
- Нус. Звучит хорошо. Ну-с, что скажете? - спросил Дамианидис.
- Пусть будет Нус. А теперь выкладывайте, как вы с ним познакомились.
Дамианидис сгреб со стола печенье, прожевал, запил газированным земляничным соком. Потом заговорил.
- Когда ты лег, мы еще раз обошли корабль. Убедились - стоит прочно. Борис, естественно, потащил меня купаться. Вода в озере прохладная, дна не видно, сплошь водоросли. На берегу стадо коров Гасси, вместо копыт - когтистые лапы. Мы вернулись, вывели "кузнечика" и решили покататься по окрестностям. Кругом благодать, хотя обещанных орехов с голову ребенка не видно. Борис нашел дерево - пахнет ванилью. Вроде магнолии. И цветы белые, крупные. Мы решили, это цветы пахнут, но нет, цветы без запаха. А рядом с цветами висят желтые глянцевые колпачки.
- Я еще подумал, - сказал Игельник, - ботанический фокус: цветы и зрелые плоды на одном дереве. Но Женька говорит, мол, ничего, бывает. Никакого надругательства над наукой. Я верхушку у колпачка отломил - по пальцам сок течет. Анализатор показал…
- Не поручусь, что это лучше "Оджалеши", но букет превосходный… Чувство такое, знаешь ли… Полное умиротворение. К Борьке я проникся ну невозможным расположением.
- И ты мне стал очень симпатичен, - сказал Игельник Дамианидису. - После трех колпачков взялись мы, помню, за руки и пошли к "кузнечику". Едем дальше, едем, пока не упираемся в стену. Вылезаем, обнаруживаем вход. Ну и…
- В первую минуту еще можно было уйти. Но тут, я думаю, дал знать о себе этот сок. Борис, помню, меня за рукав тянул, да, видно, не справился.
- Зал, - продолжал Игельник, - выглядел точно как ты говорил. Ячеистые стены…
- Кстати, Дима, - перебил Дамианидис, - как тебе пришло в голову, что эти отпочковавшиеся диски следует положить на лоб?
- Не знаю. Голема оживляли магическим шариком, который вкладывали в углубление между глаз, а ты, Женя, когда лежал там, был очень похож на Голема. Потом уже вспомнил, что у всех туземцев - правда, я только двух видел - светлое пятно над переносьем. - Родчин запнулся. - И у вас ночью были такие пятна. Но я не уверен, что диск нужно обязательно класть на лоб. Возможно важен контакт диска с телом, а то и простой близости достаточно. Так что было дальше?
- То же ощущение несвободы. Тебя ведут, тянут. Только не в центр, а по кругу.
- Мы и двигались параллельными курсами по концентрическим окружностям, - сказал Евгений. - Я по внешней, Борис по внутренней. Потом он стал меня обгонять.
- Что естественно при равных линейных скоростях, - заметил Игельник.
- Мне стало ясно, что я не в силах не то что вырваться, даже изменить траекторию или скорость. Борька исчез, потом появился с другой стороны и снова меня обогнал.
- Я стал, как и ты, - вставил Борис, обращаясь к Родчину, - возноситься на холм. И увидел Женьку. Сверху на него надвигался колпак, вроде огромной сушилки для волос. Женька показывал пальцем куда-то над моей головой.
- Я показывал на такую же сушилку.
- Ее я уже не увидел. Онемели руки, в глазах муть. И почти сразу отключилось сознание. Последнее ощущение - сладкий запах. Очнулся - рядом вы.
- Та же история. Пришел в себя - ты снимаешь у меня со лба эту штуку. Очень есть хочется, а мы идем будить Бориса. Пустая, в сущности, трата времени.
- Практически, - сказал Борис, - он сожрал нас без борьбы. Если бы не уникальное пси-поле Димы, с ним произошла бы та же история. Так что выбор Цербаева оказался правильным.
- И все-таки в гипотезе серьезная червоточина. Гасси с компанией Нус не тронул, а нас проглотил. Почему? Никакого намека на истинные цели миссии. Зондирование через экраны корабля, полагаю, невозможно. Как он нас раскусил? - Евгений посмотрел на Дмитрия.
- "Проглотил, раскусил" - бедняга, ты совсем подвинулся рассудком на желудочно-кишечной почве. Так вот, Гасси-то шутил без задних мыслей, он вел себя свободно и естественно, как глухарь на току. А в нас жила внутренняя тревога, которую мы не смогли скрыть никакими отработанными на Земле приемами. Вот Нус и разгадал, а, может быть, только заподозрил обман. И ударил. То, что он не пробил блок на этот раз, еще ничего не значит. Мы не знаем его силы. - Родчин нахмурился и замолчал.
- Но мы живы, мы свободны. И ключица у Димы срослась. Свяжемся с Калиной и продолжим. - Евгений вопросительно глядел на Дмитрия. - Мы не можем однозначно утверждать, что гипотеза порочна.
- Как и считать ее справедливой, - сказал Борис.
- Тем больше оснований продолжать. Пошли, свяжемся с "Угличем".
- Сразу видно, ты давно не бывал в навигационном отсеке. Иди, взгляни на пульт связи. И прихвати Бориса, ему тоже полезно посмотреть.
- Что-нибудь с пультом? - забеспокоился Евгений. - Поврежден?
- Слегка. Всмятку. И если бы только связь. Мы даже взлететь не можем. Это к вопросу о том, до какой степени мы свободны.
- Наша работа? - спросил Борис.
- Чтобы быть точным, скажу так: ваших рук дело.
- Значит, сигнал на "Угличе" принят, и они будут здесь…
- Через двое суток, - сказал Дмитрий.
- Вот и славно. Надеюсь, на кухне все цело? Не говори мне, что я своими руками причинил ущерб этому святому месту.
- Там все в порядке.
- Видишь, Нус не всесилен. Он не смог нахлобучить на тебя колпак. И он оставил нам кухню. Борис, приступай. И помни, в эти минуты ты повар, а не углежог. Между яичницей зажаренной и яичницей кремированной, которую ты подал в прошлое твое дежурство, имеется ощутимая разница, в каковой я и предлагаю тебе незамедлительно разобраться…
Глава вторая. БОЛЬШЕ ШУТОК, ДРУЗЬЯ!
- По-моему, Гасси - осел, - сказал Евгений и опрокинул в пасть еще колпачок с прохладной горьковатой жидкостью. - Столько болтать о тыквах-орехах и ни звука об этом чуде.
- Бокалы вина вместо шишек - и впрямь чудо! - Борис кивнул. - Гасси умышленно отвлекал наше внимание от главного. Свинство какое. Что-то блеял о цветах, чирикал о лужайках. Змей! Дима, дай-ка еще колпачок.
- Возьма два, - радушно сказал Родчин. - Сколь любопытно, друзья мои, это сочетание в Гасси черт меньших наших братьев, висящих на различных ветвях классификационного древа. Скажем, непарнокопытный осел и парнокопытная свинья, нечто пернатое, коли он чирикал, и пресмыкающееся, то бишь змей, а уж раз блеял, то не обошлось без семейства полорогих…
- Закрой фонтан и отвлекись от классификационного древа. Заберись лучше на это древо, под которым так славно лежать, и пополни запас сих конусообразных сосудов, - Евгений обнял ствол и прижался к нему толстой щекой.
- Н-не полезу.
- Это почему это?
- Н-не рационально. Лучше мы потрясем это классифици… классификаси… это замечательное древо, и нусообразные соседи… сосуди… попадают сами.
- Ниии…
- Что такое?
- Ниии… низя.
- Это почему это?
- Они разобьются и разольются.
- Кто?
- Соседи.
- Чьи?
- Не помню. Забыл.
- И я забыл, - сказал Борис.
- А ты что забыл? - спросил Дмитрий.
- Я забыл, что я забыл.
- Молодец!
- Кто? Я?
- Женька молодец. Видишь, он уже лезет.
- На дерево?
- Нет, на осла.
- А-а-а, на Гасси.
- На другого. Гасси улетел.
Дамианидис, пыхтя и теряя венок из белых махровых цветов, карабкался на спину приземистого рыжего животного, тайной печалью глаз похожего на корову. Устроившись, он оглядел товарищей и с чувством продекламировал:
Как-то два старика из Тбилиси
Молодого вина напилися.
Тот, что больше был пьян,
Улетел на Уран,
А другой не покинул Тбилиси.
- Боря, - сказал Родчин. - По-моему, это человек бросил нам в лицо оскорбление.
- Ты так считаешь?
- Я так считаю.
- Ну, раз ты так считаешь, то так оно и есть.
- Безусловно.
- Стало быть, мы должны ответить обидчику.
- Несомненно.
- Кто будет отвечать?
- Ты.
- Ты так считаешь?
- Я так считаю.
- Ну, раз ты так считаешь, то так оно…
- Эй! - сказал Дмитрий. - По-моему, мы пошли по второму кругу. Так нам не выбраться. Ну же, отвечай обидчику.
Игельник вдохновенно откинул голову и простер руку.
Один старичок из Одессы
Был резвей молодого повесы.
Он без меры кутил
И кондрашку схватил
В двух шагах от Привоза в Одессе.
- Молодец, - сказал Родчин. - Ты дал ему достойную отповедь.
- Однако, у него есть осел, а у нас нет, - обиделся Борис.
- Я вижу, - хмуро сказал Евгений, - вы оба смотрите на меня с завистью, как Моисей на реку Иордан с горы… Борька, с какой горы Моисей смотрел на Иордан?
- Я забыл. Я же сказал, что забыл.
- Действительно, что-то в этом роде ты говорил.
- Женя, ты не дашь нам прокатиться? - спросил Игельник робко.
- Не дам.
- Своим друзьям?
- Не дам.
- С которыми ты делил все тяготы дальних странствий?
- Н-не дам!
- И не надо. Правда, Дима?
- Святая правда. Мы не в обиде. Наш друг в беде. Он пьян. А кто злообычен в пьянстве и более дней в году пьян нежели трезв бывает, того надлежит брать за крепкий караул.
- П-р-р-авильно. Ты возьми его за караул, а я, Дима, полез.
- Полез - это хорошо. А куда?
- Я, Дима, наверх полез. Я должен заботиться о насущных нуждах своих друзей.
- С которыми ты делил все тяготы.
- Именно.
- Вперед!
- Вперед!
- И пусть твоим девизом будет - эксцельсиор!
- Пусть. А что это значит?
- Забыл.
- А я вспомнил.
- Что значит эксцельсиор?
- Нет. Я вспомнил, с какой горы Моисей смотрел на Женьку. С горы Нево.
- А зачем Моисею понадобилось смотреть на Женьку?
- Вот это я забыл.
- Ну ладно, вспомнишь - расскажешь.
- Обязательно. Так я полез?
- Обязательно.
Борис снял венок из белых цветов и аккуратно положил на землю. Сел рядом и принялся снимать ботинки. Родчин внимательно наблюдал за ним, потом позвал:
- Эй!
- Я здесь.
- Ты зачем раздеваешься?
- Что же, мне лезть в воду одетым?
- Ты не полезешь в воду, ты полезешь на дерево.
- С чего ты взял?
- Ты обещал позаботиться о насущных нуждах.
Борис наклонил голову и задумчиво теребил бородку.
- Дмитрий, ты утомил меня советами. Окажи мне любезность.
- С радостью. Какую?
- Найди у нас в кладовке кусок хорошей веревки.
- Веревки?
- Веревки.
- Ага, веревки.
- Именно, веревки.
- Ну да, веревки. Я понимаю.
- Я был уверен, что если повторять это слово достаточно долго, мы доберемся до существа дела.
- Да, да. Конечно. Без сомнения. Разумеется. И длинная нужна веревка?
- Метров двух, я думаю, хватит.
- Хорошо, иду.
- Постой, ты меня не дослушал.
- Что еще?
- Там же, у корабля, я видел камень. Большой такой камень.
- Вот такой? - Дмитрий развел руки.
- Вот такой.
- Я весь внимание.
- Привяжи к нему веревку одним концом, а на другом сделай петлю.
- Вот такую?
- Вот такую.
- А потом?
- Потом приходи в-о-о-н к тому озерку.
- Зачем?
- Я буду там купаться. И мне будет хорошо видно.
- Что тебе будет видно?
- Мне будет видно, как ты просунешь в петлю свою дурью башку и утопишься, чтобы больше не давать мне советов.
Дмитрий печально покачал головой.
- Ай-яй-яй. Мы ведь с детства росли вместе, - сказал он.
- Чудо, что я выжил, - сказал Борис. - Больше не хочу рисковать. - Он положил брюки рядом с венком. - А вон едет Евгений.
- Разве он уезжал?
- Наверно уезжал, раз возвращается. Он привез нам подарки.
- Радость-то какая! - завопил Дмитрий. Он набросал в подол рубашки дюжину колпачков и понесся навстречу Дамианидису, который царственно въезжал на поляну, гоня перед собой двух бело-рыжих коров с привычной грустью во взоре. Игельник, вполне голый, нахлобучил венок и шел за Родчиным, прижимая ладони к тощей груди.
- Ха-ха, санкюлот! - Евгений радостно тянул палец к Борису.
- Выпей с нами, животное, - просил Дмитрий, обнимая нежную шею коровы и тыча в синеватые губы конический плод.
- С нами, с нами! - Густой золотистый сок стекал по запрокинутому подбородку Бориса. - Такая встреча, мы снова вместе. Выпьем и спляшем!
Вдруг стало очень тихо. И Евгений Дамианидис сказал:
- Атас, кролики: морковка идет!
Он продолжал сидеть на приземистой рыжей скотине с пустым колпачком-бокалом в каждой руке. Родчин благодушно улыбнулся и икнул. Игельник блаженно прикрыл глаза.
На поляне появился босой человек. Выцветший балахон. Голый квадратный череп. Запавшие глаза. На лбу светлое пятно. Тяжелая голова - непосильный груз для тонкой шеи. Он часто кивал.
- Экий кивала, - пробормотал Борис.
- Я как раз вспомнил анекдот, - сказал Евгений. - Очень кстати.
- Прекратить балаган, - сказал пришелец в балахоне тусклым голосом.
- Представьте, входит в палату человек и спрашивает больного: "Какой у вас рост?"
- Прекратить!
- "Сто восемьдесят сантиметров, доктор", - отвечает больной.
- Ваше кривлянье бесполезно!
- "Я не доктор", - говорит вошедший. - "А кто же вы?" - спрашивает больной. - "Я столяр".
- Спляшем, Пегги, спляшем! - протяжно пропел Дмитрий.
Дамианидис раздувал щеки.
- А не уроним мы этим свое достоинство? - спросил он.
- Слезай, чванливый верблюд, - возмутился Родчин. - Твоя туша оскорбляет спину этого благородного создания. Достоинство! Что унизительного в танцах? Или не плясал перед Саулом Давид? Борис, кто плясал перед Саулом?
- Я забыл.
Кивала мрачно топтался на месте.
- А я зато вспомнил! - закричал Дамианидис, сползая с коровы. - Вспомнил танец дяди Самсония, которому он научился у своего дедушки, которого тоже звали Самсония.
И в общем круге с печальными коровами, стараясь не наступать на трехпалые лапы, они задвигались в томительном ритме старого греческого танца, подхватив начатый Евгением напев. Все быстрее раскручивалась пружина мелодии, все жарче и самозабвенней жило многоглавое, многоногое существо.
- Остановитесь, - уныло твердил кивала.
- Это замечательно, - сказал Родчин Евгению, не прерывая танца. - Это просто замечательно, что дедушку дяди Самсония тоже звали Самсония.
- Ты так считаешь? - спросил Евгений, перебирая ногами.
- Я в этом убежден. Ибо это счастливое совпадение напомнило мне читанный в древней книжке анекдот, который я вам сейчас и расскажу. Остановите меня, если вы его слышали.
- Не надо анекдота, - попросил человек в балахоне.
- Некий господин звонит в контору фирмы "Нейман, Нейман, Нейман и Нейман". "Здравствуйте, - говорит он. - Мне нужен господин Нейман". "Господин Нейман на заседании совета акционеров", - отвечают ему. "О, какая неприятность. Тогда, если можно, попросите к телефону господина Неймана". "К сожалению, господин Нейман нездоров". "В таком случае я хотел бы поговорить с господином Нейманом". "Господин Нейман уехал навестить больного господина Неймана". "Что ж, соедините меня с господином Нейманом, если возможно". "Я вас слушаю".
- Все, - сказал кивала. - Сейчас вы сядете в повозку, и вас отвезут в место, вам уже знакомое. - Он повернулся и, неуверенно ступая, скрылся за деревьями.
Глава третья. ЗНАКОМСТВО
- Не вздумайте воспользоваться этим прибором. Его луч мне неприятен.
Они только что слезли с платформы, запряженной восемью коровами, и стояли у входа в знакомый зал. От повозки их отделяло полукольцо неразличимых кивал. Который из них произнес эту фразу в момент, когда Родчин подумал о соннике, было неясно.
- А если мы туда не хотим? - сказал Игельник, поправляя набедренную повязку из рубашки Дамианидиса.
Вместо ответа кивалы шагнули вперед, тесня их к щели в стене. Родчин извлек сонник. Дамианидис слабо охнул. Рот его приоткрылся. Веки отяжелели. Толстые руки повисли.
- Женя!
Евгений боднул воздух и зашагал навстречу кивалам, разводя руками, как крыльями. За ним, кланяясь тонкой шеей, засеменил Борис.
- Верни их! - крикнул Родчин и бросил сонник.
- Это разумно. - Один из кивал повел пальцем в сторону Дамианидиса. Тот замер. Щеки налились краской. Палец кивалы остановился на Борисе. Лицо Игельника осветилось мыслью. Медленным шагом Евгений и Борис вернулись к Дмитрию.
- Теперь входите.
Зал был иным. Только купол оставался в тумане, стены же, пол и все предметы имели четкие очертания и определенный цвет. Посредине, если можно назвать серединой место, откуда все стены казались одинаково далекими, огромным грибом выросло подобие стола, окруженное четырьмя белыми, как и стол, пеньками. Дамианидис немедленно сел.
Над столом в сгустившемся облаке возникло изображение звездного неба. Яркие точки выстраивались в рисунки созвездий - знакомых и нет. Дмитрию почудилась протяжная музыка.
- Откуда вы?
Голос был знаком, но ни один кивала вслед за ними в зал не входил.
- Покажите на звездной карте. - Голос был настойчив.
- Мы не можем ответить на этот вопрос, - негромко сказал Родчин.
- Уточните значение словосочетания "не можем". Не желаем? Не вправе? Не знаем?
- И то, и другое, и третье.
- Чрезвычайно избыточный код. Третье значение делает бессмысленными два первых. Следующий вопрос: зачем вы здесь?
- Нам будет легче говорить, если мы вас увидим, - сказал Дмитрий, садясь между Евгением и Борисом.
- Тем более, что ваше появление здесь предусмотрено, - громко добавил Борис.
- Почему вы решили?