- А вот если бы все было хорошо, кем бы ты хотел стать, когда вырастешь, ну, чем заниматься, что ли? - Фрэнк, подперев ладонями подбородок, выжидательно посмотрел на Косого.
- Чего зря загадывать, душу бередить, прежде чем вырастешь - в тюрьме сгниешь.
- Ну а все-таки? - настаивал Фрэнк. - Допустим, все хорошо и от тебя зависит, кем стать.
- Полицейским, пожалуй.
- Ты? Полицейским? Вот уж не ожидал, ты же вроде к ним любви не испытываешь?
- А я не из-за любви, а из-за злобы к разной сволочи и подонкам, паразитам, кровь из людей сосущим. Ох и поплясали бы они у меня, уж ни один бы от тюряги не отвертелся, уж меня-то бы они деньгами не умаслили. Ладно, хватит болтать, спать пора, набегался я за последние дни, аж ноги гудят.
Он мечтательно поднял глаза к рассыпанным на черном небе крупным ярким звездам и добавил:
- Я бы им все припомнил, а таких, как Дылда, перестрелял бы ко всем чертям…
* * *
Проснулись они, когда прямо в глаза било по-утреннему теплое солнце. На слегка рябоватой поверхности моря вспыхивали тысячи искрящихся зайчиков. Легкий ветерок принес свежесть, среди глянцевитых, в капельках росы листочков пересвистывались птицы. Далеко, на самой линии горизонта, застыл белый многопалубный лайнер. Слева, где в море врезалась высокая обрывистая скала, розовел парус яхты.
Отряхнув налипший на одежду песок и сполоснув лицо, они побежали на пароход.
Косой притащил откуда-то кипятку в пустой жестянке, они уже разложили, собираясь позавтракать, украденные накануне сосиски с булкой, оставшиеся от ужина, как примчался запыхавшийся босоногий мальчишка лет восьми и крикнул:
- Косой! Дылда зовет и - его велел прихватить. - Он мотнул курчавой головой в сторону Фрэнка, озорно сверкнул черными глазами, показал остренький красный язык, крикнул: - Э-э-э! - и скрылся в коридоре.
Косой неторопливо поднялся, выглянул за дверь, убедившись, что никого нет, наморщил лоб, достал деньги, пересчитал, отложил часть в карман, остальные засунул в бумажник толстяка и спрятал под шкаф.
- Это зачем? - спросил Фрэнк.
- Про запас. Не всегда такая пожива, как вчера, вот и откупимся. Случается, и медяка жалкого не настреляешь, поэтому и создаю заначку. А теперь и подавно нужно, раз решили стрекача задать. - Он покосился на Фрэнка и спросил: - Ты не передумал?
- Нет, что ты, если договорились, то все.
- Значит, тем более деньги понадобятся. Пошли - главарь ждать не любит. Паразит, даже за опоздание можно оплеуху схлопотать, если не в духе, у него как в армии: чуть что - в морду.
Они опустили занавеску и, натыкаясь в полумраке на разбросанные по полу консервные банки, картонки и бутылки, двинулись в нос.
Вся шайка была в сборе.
Ребята, как и прежде, сидели по стенам, а в центре, переминаясь с ноги на ногу, стояла совсем молоденькая, высокая и тоненькая как былинка негритянка в пышном круглом, завитом в мелкие колечки парике, похожем на окрашенный в черный цвет одуванчик. На ней была прозрачная белая кофточка с отложным воротничком, коротенькая зеленая плиссированная юбочка, на длинных голенастых, словно у девочки-подростка, ногах белые босоножки. На аккуратно подстриженных ногтях рук и ног переливался перламутром лак.
Косой приблизился к Дылде и протянул ему деньги. Главарь помусолил пальцы, развернул веером, пересчитал, спрятал за пазуху с довольной ухмылкой, потрепал Косого по плечу и шепнул что-то на ухо. Мальчишка кивнул, вернулся к сидящему у самого входа Фрэнку, вытащил из-за пазухи пару апельсинов.
Дылда повертел головой из стороны в сторону, словно принюхиваясь. Все сразу притихли.
- Вот что, малыши! - начал он, кривя в неприятной улыбке губы. - Эта стерва, - Дылда указал пальцем на девушку, - вздумала не только обманывать нас, но и перекинуться к парням из западного района. Но те оказались настоящими ребятами и предупредили меня. Она вообразила, что сможет водить меня за нос, но не на такого напала. Она, оказывается, давно утаивает от нас денежки.
- Я их отдавала на лечение сестре, - робко прошептала, слегка пришепетывая, негритянка и подняла на Дылду большие влажные глаза.
- Заткнись! - рявкнул главарь и хлопнул ладонью по колену. - Тебя не спрашивают, куда ты их девала. Важно, что до нас они не доходили, и за это ты будешь наказана. - Он повернулся и скомандовал: - Серый, Крюк, ну-ка врежьте ей, да как следует.
Поднялись два рослых парня.
Один, курносый и длиннорукий, подошел к девчонке. Негритянка заплакала. Тот, кого звали Крюком, оскалил прокуренные зубы, сильно размахнулся и ударил ее. Девушка дернулась, тонко взвизгнула и присела. Парик соскочил и покатился по полу, будто с одуванчика облетела пуховая шапочка.
- Цыц! Только пикни еще! - прорычал Дылда. - Как следует ей, Крюк, пусть запомнит надолго, как меня надувать, да и остальные тоже.
В каком-то тупом усердии парень, оттопырив нижнюю челюсть, стал стегать извивающуюся на полу негритянку.
Девушка сжалась в комочек, пытаясь закрыть руками лицо и грудь. На худеньких плечах, спине и ногах темнели рубцы от ударов хлыста, кое-где появились маленькие капельки крови - красное на шоколадном.
Фрэнк напрягся - эта дикая сцена потрясла его. Он весь дрожал и готов был сорваться с места, когда пальцы Косого сжали до боли локоть:
- Только ей навредишь и себе заодно, спокойно, не делай глупостей, терпи, ничем не поможешь - убьют.
- Хватит с нее, - с великодушным видом произнес Дылда. - Она получила хороший урок. Кстати, больше всех добыли вчера Косой и Новичок, так его всем называть впредь. Все. Можно расходиться.
Мальчишки поднялись, пришибленно и понуро, не глядя друг на друга, на цыпочках, стали поспешно выходить в коридор. В проходе образовалась молчаливая толчея.
- За что ее так истязали? - Губы Фрэнка дрожали, он еще словно на себе чувствовал удары хлыста.
- Сестра ее тоже, ну это самое, путается с мужчинами. - Он неопределенно развел руками. - Заразилась плохой болезнью и попала в больницу, ну а там не разговеешься. Пегги за нее платила. Дылда пронюхал - ему все доносят, приучил так, и взъелся, собака, из-за каких-то жалких грошей. А сестричка-то, между прочим, на него работала и даже в подружках числилась, а как произошло несчастье - хоть подыхай. Вот так-то, мой милый, такие дела, как сигарету: сначала размял, потом выкурил, а затем и швырнул в грязь, да еще подошвой растер, мерзавец, ненавижу я его.
- И откуда злобы столько в нем? - Фрэнк присел на стул и сцепил пальцы на колене. - Садист какой-то, изувер.
- Спрашиваешь, откуда столько злобы? - Косой посмотрел в иллюминатор, где над стрелой крана хлопотали чайки. - Они, морские пехотинцы, привыкли к убийствам, за это даже премии давали. А здесь, - он обернулся, глаза загорелись, - соберет, негодяй, иной раз мелюзгу и приказывает им котят да щенков вешать или живых бритвой потрошить, чтобы привыкали и над людьми потом измывались, а если отказываются - ручонки свяжет и других малышей по лицу бить заставляет, мразь проклятая, выродок.
В воскресенье, утром, когда обитатели носовой части едва успели покинуть пароход и в ожидании указаний на день разместились на обычном месте у сарая, вокруг кресла, в котором восседал Дылда, неожиданно раздались пронзительные звуки полицейских сирен.
Ребят как ветром сдуло - все бросились в заросли акации и жимолости. Кое-кто из малышей, сверкая голыми пятками, задал стрекача на отдаленный пляж.
Из кустов было хорошо видно, как несколько автомобилей подъехало к причалу, а с моря подошло два полицейских катера.
Началась облава.
Из недр судна стражи порядка бесцеремонно выволакивали орущих волосатых хиппи и их истерично визжащих подруг. Прямо за борт в воду вышвыривали немудреный скарб…
Все было кончено в полчаса. Набитые до отказа большие фургоны с зарешеченными окнами уехали.
Дылда с перекошенным ртом, побелевшими глазами и красными пятнами на щеках оглядел притихших подростков и голосом, будто ему не хватало воздуха, прошипел:
- Чья это работа, поганцы? Молчите? Ну так я вам скажу, сопляки несчастные. - Он резко повернулся к стоящим поодаль "адъютантам".
- Где Очкарик? Куда делась эта падаль? Я сразу заметил, что его нет. Сбежал, ну да от меня далеко не уйдет. Это он навел копов на наше логово, продал нас.
Очкарик, худенький мальчуган со смышленым, наполовину закрытым большими очками лицом, перешел в банду из клана хиппи совсем недавно. Его родители - владельцы небольшого магазинчика канцелярских принадлежностей - жили недалеко от порта. Почему он покинул дом, никто толком не знал, паренек был молчаливым, задумчивым, держался особняком, как правило, приносил с промысла меньше всех, за что, естественно, ему чаще, чем другим, перепадало от Крюка и Серого. Поговаривали - он страдает какой-то болезнью, у него бывают припадки с судорогами.
Побег можно было, пожалуй, объяснить не столько частыми побоями, как тем, что в последнее время Дылда потребовал от Очкарика ограбить родителей, на что он вроде бы в конце концов согласился.
Дылда подозвал "адъютантов" и что-то приказал им. Те выслушали и припустили в город.
- Всем сидеть здесь и никуда не отлучаться, - объявил главарь.
Он отошел к навесу и растянулся в тени на надувном резиновом матраце. Рядом с ним поставили несколько бутылок пива.
Косой и Фрэнк, как и большинство ребят, сбросили рубашки и подставили солнцу животы и спины.
Низко над землей носились стрижи. Иногда они подлетали к глинистому откосу и с ходу исчезали в глубоких норах. Со стороны леса, от поваленного забора потянуло запахом цветов и травы.
Крюк и Серый возвратились незадолго до полудня.
Видно, им пришлось изрядно побегать: оба тяжело дышали и были мокры от пота. Они держали за ручки девочку лет пяти с пунцовым бантом в льняных, как у Очкарика, волосах, в коротеньком голубом платьице в белый горошек, в носочках-гольфах до коленей и крошечных туфельках-сандаликах.
"Адъютанты" подвели малышку к Дылде и начали, размахивая руками и перебивая друг друга, что-то ему объяснять. Главарь закивал, встал с матраца и крикнул ребятам:
- А ну сюда, да поживее! Подходи ближе, не бойся. Все окружили его плотным кольцом, в середине которого оказалась девчушка.
Она перекатывала сандаликом камешек и с любопытством, без страха, поглядывала на мальчишек. У нее было удивительно красивое, как у куклы, свеженькое, нежное и румяное личико. Вся она светилась чистотой, опрятной и ухоженной.
- Где твой братец, козявка? - спросил, нахмуря брови, Дылда. Он вытащил длинный с узким лезвием нож и стал похлопывать им по открытой ладони. - Он приходил вчера домой? Ты нам скажешь, куда он запропастился?
- Я не знаю. - Девочка с интересом посмотрела на нож, улыбнулась и дотронулась до него пальчиком.
- Когда отвечаешь мне, добавляй "мистер", сопля, - гаркнул Дылда. Лицо его побагровело, глаза готовы были вылезти из орбит, руки тряслись.
- Я не знаю, мистер сопля. - Малышка недоуменно обвела всех огромными синими, как васильки, глазами. - Я давно не видела Тедди и очень соскучилась. Он такой хороший мальчик.
- Врешь! - заорал главарь и затопал.
- Я никогда не говорю неправды, мистер сопля.
- Так ты еще и издеваешься надо мной.
То, что произошло дальше, Фрэнк помнил, как в тумане или тяжелом сне.
На узком лезвии вспыхнул солнечный зайчик. Негодяй ткнул остро отточенным концом в лицо девочки.
Она тонко пискнула, словно жалобно мяукнул котенок, взмахнула крошечными ручонками и тотчас раздался душераздирающий крик:
- И-и-и! Под-ле-ец!
Косой, оттолкнув Фрэнка, бросился вперед, вцепился Дылде в горло, повалил на песок.
В тот же миг и Фрэнк, еще не отдав полностью отчета в своих действиях, очутился рядом и схватил руками главаря за волосы. Почти одновременно вокруг головы Фрэнка хлястко обвилась велосипедная цепь - это сбоку ударил Крюк. Жгучая боль выгнула дугой, свела мышцы…
Спустя полчаса, привлеченный разбегающимися по берегу мальчишками, полицейский автопатруль обнаружил на пустыре двух подростков и маленькую девочку. Один мальчишка был мертв, другой с проломленной головой и ножевыми ранами валялся без сознания. Малышка истекала кровью - все ее личико сплошь покрывали глубокие порезы.
Глава III
Взлеты и падения
Начальником патруля был лейтенант Кребс. Он подошел к сержанту, который держал на руках тихо стонущую девочку и марлевым тампоном вытирал кровь с ее личика.
- Как с ними?
- Один готов. - Сержант кивнул на лежащего с неестественно подвернутой ногой мальчишку. - Малышку, надеюсь, спасем. Другой вряд ли дотянет до госпиталя, слишком далеко, не успеем.
- Везите ко мне.
- Куда к вам?
- Домой, жена поможет, и сразу пришлите хирурга.
- Хорошо, лейтенант.
Так получилось, что Фрэнк попал вместо больницы к Кребсу, скорее всего потому, что заросший кустарником и вереском злополучный заброшенный пустырь находился по пути к его дому, и лейтенант завез туда истекающего кровью мальчишку, чтобы жена, бывшая медицинская сестра, оказала первую помощь.
Этот печальный случай обернулся удачей и поставил с головы на ноги дальнейшую жизнь молодого Грега.
Фрэнка поместили в комнате с сыном хозяина - его одногодком, - высоким и стройным, не по летам серьезным и немного насмешливым сероглазым белокурым парнем.
Когда Фрэнку стало немного лучше и он начал ходить, уж как-то получилось, что Кребс с супругой, узнав его историю, решили оставить мальчишку у себя.
Фрэнк сразу и крепко привязался к Стиву - сыну лейтенанта и безоговорочно признал, несмотря на то, что они были ровесниками, его лидерство.
Как-то Кребс-младший в одной из бесед подверг такой беспощадной критике всю романтику подростковых банд, так едко и зло высмеял их псевдоподвиги, что ошарашенный Грег, как бы посмотрев на себя со стороны, ужаснулся, до чего точно и метко, с убийственным сарказмом Стив подметил то, о чем он, Фрэнк, лишь смутно и неуверенно начал догадываться.
Однажды вечером они сидели дома, и Фрэнк - он любил слушать Стива - попросил рассказать поподробнее о смысле жизни волосатых, как он называл хиппи. Перед этим они долго говорили о тех, с кем когда-то Том обитал на заброшенном судне.
- С теми, кто был с тобой, все ясно, - начал Стив. - Они жертва социального зла. Предпринимателям армия безработных выгодна - это постоянная угроза рабочим вышвырнуть их за дверь. То есть сиди и не рыпайся - иначе вон. Особенно не заинтересованы хозяева в трудоустройстве молодежи.
- Вот уж наоборот: старикам тяжелее найти работу. С одной стороны, да, у них меньше сил, но с другой - молодой работник политически опаснее, он острее переживает крушение надежд, да и терять ему нечего - у него еще нет семьи, о которой надо заботиться. Вот и натравливается молодежь на стариков - они-де заслоняют путь к станку, конторе, лаборатории. Пусть между собой грызутся, лишь бы не лезли в политику.
- Ну а хиппи или, как они там, йиппи? - допытывался Фрэнк.
- Это совсем другое. Их очень много: раггары - в Швеции, блузоннуары - во Франции, ронеры, троги, шоды и панки - в Англии, битники, тенэфкеры, хиппи и йиппи - везде, босодзуку - в Японии и многие, многие прочие. Они похожи и непохожи. Носят определенную униформу, рядятся в рубище или вообще готовы щеголять голышом. И в то же время у них, казалось бы, есть общее - они протестуют. Но как? Протест этот юродствующий, он может завести лишь в социальный и моральный тупик. А подчас они-то становятся не только жертвами, но и орудием в руках хозяев. Ты читал Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль"?
- Да, правда, давно, лет пять назад. А почему тебя интересует? - удивился Фрэнк.
- Хочу привести небольшую иллюстрацию, хотя на самом деле все не так просто. Помнишь, там в одном месте несколько горожан обиделись на управителя, который не выдал им обещанных и вполне заслуженных штанов, и в знак протеста перестали стричься и сморкаться?
- Помню, - засмеялся Фрэнк, - что-то подобное встречалось.
- И не вызвало никаких аналогий? - улыбнулся Стив. - Или ассоциаций?
- Не-ет. Просто позабавило.
- А мне этот эпизод напоминает наших хиппи, их внешнюю суть возмущения - уродливый протест.
- Точно, - захохотал Фрэнк. - Они ведь тоже не стригутся.
- Вот видишь, получается, и здесь наши бунтари неоригинальны, задолго до них нашлись грамотеи, действующие по детскому принципу: "Не пустишь, мама, в кино - обедать не буду, не исполнишь обещание - стану ходить сопливым и волосатым". А то, как японские босодзуку, которые огорчились, что не попали в университет, оседлали мощные мотоциклы, стали безобразничать и давить ни в чем не повинных обывателей. Как бы ты поступил на месте тех, против кого направлен этот вызов?
- Да сказал бы что-нибудь вроде: ну и ходи грязным да лохматым, а будешь нарушать закон - попадешь за решетку.
- Именно так и делает общество. А что касается ужасающихся "не той молодежью" мещан, то и это хорошо - пусть, убоявшись разгула, ратуют за крепкую власть. Лучше, пардон, сопли и патлы, чем листовки и баррикады. Пусть порнография, наркомания, пьянство, оргии, бешеные авто- и мотогонки, а не политическая борьба. История не знает случая, чтобы союз пьяниц, развратников и наркоманов свергал существующий строй. Если хочешь - они вредят общему делу, может быть, и не желая того, хотя я в этом сомневаюсь - уж кто-кто, а главари и пророки прекрасно понимают, на чью мельницу льют воду. Недаром те же йиппи заявляют: молодежное движение-де разрывает классовые связи. Хотите голышом бегать - ради бога, волосы до пят - будьте любезны, но ни боже сомкнуться с рабочим классом - в ход пойдут дубинки, пожарные шланги и бомбы со слезоточивым газом. И нового в этом ничего нет. Все уже было, было и было, лишь в разных вариантах.
- И даже до Гаргантюа и Пантагрюэля?
- Разумеется. Если не ошибаюсь, впервые об этом - во всяком случае, слегка похожем - упоминается еще в IV или III веках до нашей эры.
- До нашей эры-ы? - усомнился Фрэнк, с восхищением глядя на Стива.
- Конечно.
- Где же это случилось?
- В Древнем Китае жил мыслитель по имени Чжуан Чжоу, парадоксалист. Он едко высмеивал рационалистическую этику Конфуция. Тщедушный, жидкоусый и желчный старичок стремился постигнуть диалектическое тождество истины и иллюзии, добра и зла, морали и аморальности. Его идеал - отказ от вмешательства в установленный природой распорядок бытия. Он олицетворял эдакий образ юродивого чудака-мудреца, который попирал общепризнанные нормы поведения, насмехался над претензиями государства к человеку и облекал мудрость в нарочито причудливые внешние формы.
- Да, сходство, пожалуй, есть, - неуверенно согласился Фрэнк.
- Но есть и существенная разница. Чжуан Чжоу облекал в рубище мудрость, а твои битники и иже с ними - по меньшей мере глупость и пошлость.
- Это почему же они мои?
- Извини, наши общие.
- То, что ты рассказал, в университете преподают?
- Не совсем. Человек должен стремиться как можно больше познать. А для этого, мне кажется, самый простой и дешевый способ - читать побольше. Ведь, как ни банально, а именно в книгах собрана вся мудрость со времен потопа, а то и раньше…
- Ну, всех книг не перечитаешь.
- А все и не стоит. Бери те, которые нужно.