- Легко сказать. А ты сам знаешь, какие нужно?
- Теперь знаю. Уверен - это и к тебе придет, если затронет проблема социального устройства. А не затронет - читай, что подвернется…
* * *
В середине осени, когда урожай в основном собрали, окрестные фермеры разрешали за небольшую плату охотникам-любителям отстреливать на угодьях перепелок.
В высохшей, жесткой, как проволока, высотой в четверть фута стерне сновали несметные стаи этих сереньких птиц. Вот-вот должен был начаться перелет.
Фрэнк упросил Стива в конце недели поехать за город отдохнуть, а заодно и попытать счастья и, если повезет, порадовать отца десятком-другим приготовленных с рисом или бобами в кетчуповом соусе перепелов.
Уговаривать пришлось долго. Стив сначала наотрез отказался, он был категорически против охоты.
- Я не понимаю тебя, - кричал Фрэнк. - Ну что зазорного, если мы настреляем несколько пичуг, кому от этого будет худо?
- И нам и птицам, - возражал Стив.
- Но почему?
- Потому что любая охота, если она не средство пропитания, варварство, а охотники-любители - убийцы, иначе их не назовешь, если они получают удовольствие от самого факта уничтожения живых существ.
- По-моему, это ханжество. Многие великие люди были страстными охотниками и в то же время оставались гуманистами.
- А мне противны эти увлечения и эта оголтелая орава с автоматическими дробометами, приборами ночного видения и другими чудесами техники. Этим джентльменам есть нечего?
- Нет, - замялся Фрэнк. - Но зачем же так категорично?
- Вот именно, - рубанул Стив ладонью. - Я составлю тебе компанию, но от участия в этом гнусном и недостойном человека развлечении меня, пожалуйста, освободи. И ради бога не приводи примеры из жизни великих, их заслуга не в человеческих слабостях, а в ином. Можно быть гениальным физиком, но заядлым картежником, в чем, разумеется, подражать не следует.
- Договорились, - обрадовался Фрэнк. - Давай собираться.
Грег вскоре убедился, что в чем-то Стив оказался прав.
По опустевшим полям рыскали десятки людей с ружьями и собаками. То там, то здесь грохотали выстрелы, в воздухе реяли перья, пахло порохом. По обочинам автострад и проселков вытянулись вереницы разноцветных машин. Кое-где запестрели оранжевые палатки, потянулись дымки костров, истошно завопили транзисторы.
Друзья отошли подальше от шоссе и расположились на берегу заросшего осокой ручья.
Стив, вынимая из рюкзака свертки с едой и банки с пивом, крикнул собирающему для костра валежник Фрэнку:
- Вот она, цивилизация нашего атомно-космического века, полюбуйся.
Фрэнк с охапкой хвороста в руках повернулся в ту сторону, куда указывал скептически улыбающийся Стив.
На небольшой, залитой солнцем лужайке, между двух искривленных сикомор, стояла молодая женщина в лазоревой спортивной курточке с множеством застежек-"молний", в элегантной шляпке с перышком фазана за ленточкой, стройные бедра красиво облегали бежевые бриджи, на ногах короткие сапожки на высоких каблучках. Под мышкой зажат инкрустированный перламутром дорогой бельгийский меркель, из его ствола голубой ленточкой вился дымок. Хорошенькое лицо слегка запрокинулось и светилось, словно озаренное изнутри восторженным экстазом. К ней, переваливаясь на полненьких ножках и радостно смеясь, семенил белокурый кудрявый малыш в панамке и полосатой безрукавочке, за кончики крылышек он держал перепелку. Капельки крови падали на штанишки.
- Мама, мама! - захлебываясь, картавил мальчуган. - Вот еще одна. Смотри, какая большая, как самолет.
- Брось ее! - крикнула женщина. - Ручки испачкаешь. Брось сейчас же.
- Она живая, мама, трепыхается.
- Бог с ней, оставь или отдай собачке.
Вокруг малыша, норовя выхватить птицу, носился вислоухий породистый сеттер.
- Можешь быть уверен, - взглянув исподлобья на женщину, произнес Стив, - эта современная Диана укокошит не менее десятка, а у карапуза па всю жизнь останется в памяти растерзанная птица и кровь на ручонках.
- Ну это необязательно, - неуверенно возразил Фрэнк.
- А я и не говорю, что обязательно, но у него больше шансов стать убийцей, чем у тех, кому с детства привили отвращение к столь кровавым забавам и любовь к животным и птицам.
После обеда они прилегли на пледе под развесистым, кряжистым дубом. Тень от кроны причудливыми кружевами скользила по лицам. Стив лежал на спине, сцепив на затылке руки, и смотрел, как по тонким веточкам, среди пузатеньких, словно бочоночки, желудей прыгает, склевывая гусениц, малиновка.
Высоко в бездонной голубизне неба протянулась длинная пенистая линия - в стратосфере летел реактивный истребитель. Самолета не было видно, только в самом узком и остром конце линии светилась малюсенькая серебристая точечка.
- Как ты думаешь, Стив, будет война? - наблюдая за уже поблекшей полосой, спросил Фрэнк.
- Что ты имеешь в виду? Ведь фактически она и не прекращалась. То в Азии, то в Африке.
- Нет, я спрашиваю о большой войне, мировой?
- Ишь куда замахнулся. Если бы я мог на это ответить, то не валялся бы под дубом, углубившись в созерцание природы, а восседал бы в каком-нибудь солидном и мягком кресле, - засмеялся Стив. - Однако мне известно, как войны избежать.
- Ну-у?
- Именно.
- И как же?
- Войны объявляют правительства, а воюет народ. И вот, если он, когда власть имущие развяжут войну, не пойдет в бой, сражаться будет некому…
На кончик стебля вереска, трепеща стеклянными крылышками, уселась ярко-синяя стрекоза. Замерла.
- Стив, почему ты решил стать биологом? - Фрэнк подпер ладонями подбородок.
- Мне это нравится. Животные - огромный и любопытный мир, его интересно изучать, ведь каждый организм для чего-то создан, имеет свое определенное место и цели во взаимообусловленных процессах природы, выполняет в них свойственные именно ему функции, своеобразное звено в экологическом равновесии.
- А мне почему-то кажется, там давно все изучено и открыто, столько лет возятся люди с разными букашками-таракашками.
- Так кажется, когда с предметом знаком поверхностно, по-дилетантски. На самом же деле познание мира пределов не имеет. Больше того, чем глубже люди проникают в тайны природы, тем больше вопросов перед ними она ставит. Вот обрати внимание на стрекозу.
- Стрекоза как стрекоза, чего в ней особенного, бывают и красивее.
- Эх ты, святая простота, - Стив щелкнул Фрэнка пальцем по носу. - "Бывают и красивее", - передразнил он. - Да известно ли тебе, что эти насекомые одни из самых древних на Земле. Задолго до появления человека они летали среди гигантских папоротников и хвощей, которых уже давно на нашей планете нет. Видели чешуйчатых саламандр - первых четвероногих, чавкающих в горячей тине еще неостывшей молодой Земли. Они пережили неслыханные природные катаклизмы. Были свидетелями возникновения Альп и Кавказа, льдов в Африке и тропиков в Гренландии. Сидя на ветках сигилярий - безлистных деревьев, - любовались исполинскими ящерами и летающими ящерицами. Совершали полеты вместе с удивительной птицей археоптерикс. И почти не изменились с тех незапамятных пор. Это подтверждает - они один из удачнейших экспериментов природы.
А их личинки? Это уникум. От двух до четырех лет они живут в царстве ила. Двигаются с помощью водомета, который, кстати, человек изобрел лишь недавно - природа же его воспроизвела на заре жизни. Они сначала дышат жабрами, которые потом сменят на легкие. Имеют пять глаз: два фасеточных, сложенных из нескольких тысяч мельчайших шестиугольников, и три простых - весьма похожих на наши. Ты только представь, мысленно проникнув в их головенки, как личинки видят мир этими пятью глазами. Слышат они… ногами, по три "уха" на каждой. У них два сердца - одно в голове, другое, пардон, в задней части. Если стрекоза сядет на ровную поверхность, то не взлетит - ибо ее удел цепляться за стебли и ветви. А говоришь, все очень просто. А попробовал бы ты, как она крыльями, помахать руками. Уверен, хватило бы тебя всего па несколько секунд. Видишь, сколько загадок преподносит всего лишь одно насекомое. А жизнь муравьев, пчел, птиц, рыб? Все это непочатый кран для размышлений. Масса "белых пятен" - не ленись, исследуй. И все целесообразно, мудро. Недаром появилась такая наука, как бионика. Люди стали пристально приглядываться к тому, что сотворяла природа миллионы и миллионы лет, совершенствовала, вносила поправки, отсекала ненужное. Понятно?
- Удивительно. - Фрэнк с восхищением посмотрел на друга. - Если бы по образу и подобию птиц человек мог летать. Нет, не на самолете, дирижабле или дельтаплане, а сам махал крыльями, как птица.
- Напомню классическую фразу русского ученого Жуковского: "Человек полетит, опираясь не на крылья, а на силу своего разума", что люди и сделали.
- Я не про то, Стив, - перебил Фрэнк.
- Индивидуальные крылья, ракетные приставки люди уже создали - это, как говорится, детали, вопрос техники и технологии сегодняшнего дня, ничего тут сложного нет. Весь вопрос, как я уже упоминал, в силе мышц, то есть в источнике энергии, маленьком, легком, но исключительно емком. Тут, думается, опять придет на помощь человеческий ум, который и сотворит нечто подобное. Летай сколько душе угодно в одиночку, хочешь на юг, хочешь на север.
- На север не надо - там холодно.
- И здесь проблему решит тот же источник. Я не говорю об отоплении жилищ, помещений и так далее, хотя эта проблема огромной важности - в большинстве полярных районов, в Арктике и тем более Антарктике топлива или мало, или вообще нет. Я имею в виду одежду. Не потребуется никаких мехов, шуб, дубленок, унтов, шерсти и прочих современных атрибутов для защиты от мороза.
- Что же их заменит, стрекозиные сердца? - хихикнул Фрэнк.
- Зачем же - легкая сетка из тончайших проволочек, вшитая в подкладку костюма: легкого, удобного, элегантного и прочного. К ней подсоединят батарейку, и она будет греть словно электроплитка. Используя систему полупроводников, можно будет и, наоборот, охлаждать тело, как кондиционер. Сделав костюм водонепроницаемым и снабдив не громоздкими баллонами акваланга, а аппаратом для разложения воды на кислород и водород, который также будет действовать от того же источника, человек смело, будто в родную стихию, шагнет в среду водяную. Такая одежда облегчила бы труд шахтеров, рыбаков, моряков, сталеваров, тех людей, которые работают в экстремальных условиях. Помогла бы альпинистам, спелеологам и многим другим.
- А аккумулятор на спине таскай, в рюкзаке?
- В этом и весь вопрос. Надо, чтобы он был не более спичечного коробка.
- То есть дело за немногим: изобрести аккумулятор легкий, емкий, мощный и дешевый, так?
- Да, так. И представляешь, сколько животных, в том числе уникальных, исчезающих с лика земного, останутся живы, в полном смысле сохранят свою шкуру.
- И ты думаешь, это возможно, с нашим уровнем техники?
- Абсолютно уверен, ибо необходимость и потребность в подобном открытии стала насущной и настолько актуальной, что ждать больше нельзя. Думается, не сегодня, так завтра мир облетит сенсационное сообщение: такой источник энергии создан. Этому ученому я бы при жизни воздвиг памятник.
- А он возьмет и твой аккумулятор в танки да крейсеры, в ракеты с ядерной головкой вставит или на подводные лодки. Тогда как?
- Не позволим - не вставит.
- Ой ли, послушает он вас, имея такую силу.
Да, встреча с Кребсом-старшим на пустыре перевернула судьбу Грега. Выздоровев, он не только остался в семье Кребсов, но и поступил в тот же колледж, где учился Стив. Оба отличались отменным трудолюбием, не чурались никакой работы, чтобы как-то пополнить бюджет увеличившейся семьи.
Наблюдая иногда отца и сына, Грегу казалось, будто Стив, несомненно, вобравший в себя все хорошие качества Кребса-старшего, значительно тоньше, тактичнее, образованнее и даже умнее последнего. Стив и Фрэнк стали точно братья, тем более и внешне они были немного похожи. Правда, Стив блондин, а Фрэнк шатен. В доме было много книг, Кребс-младший читал буквально запоем, стараясь передать свою страсть названому брату.
Внезапные события резко все изменили.
Стив просиживал ночи напролет за учебниками, готовился к экзаменам в университете, а Фрэнк заканчивал школу полиции и уже оформился на работу, когда началась война во Вьетнаме. Младший Кребс недавно женился, а беда будто этого и ждала - месяц спустя ему вручили повестку явиться на призывной пункт.
Вечером в семье, где друг к другу относились с большим уважением и любовью, нежданно-негаданно разразилась крупная ссора.
Кребс был вне себя. Грег никогда раньше не видел его таким. Выдержанный, немного флегматичный и безукоризненно вежливый, Кребс с пунцовыми щеками и дрожащими от негодования губами расхаживал по столовой. Казалось, он еле-еле сдерживается, чтобы не броситься с кулаками на сына. Стив стоял, понуря голову, скрестив на груди руки, лицо бледное, он прислонился спиной к книжному шкафу, иронически кривил губы и слушал, что говорил отец.
- Ты не патриот своей страны! - кричал тот. - Когда ей нужны солдаты, следует идти воевать, как тысячи других, кто погиб в борьбе с фашизмом, как отец Фрэнка, - он мотнул головой в сторону Грега, который только что вернулся домой. - Если надо - погибнуть. Сложить голову со славой. В нашей семье никогда не было трусов. И не хватает, чтобы на службе меня шпыняли тем, что мой единственный сын, моя гордость и надежда, связался с болтунами, стал дезертиром. Да за это в наше время на фронте расстреливали в два счета. Ты хоть подумал, что твой отец теперь старший инспектор, а может быть, вскоре и комиссар, а его отпрыск вместе с какими-то сомнительными слюнтяями сжигает призывную карточку, отказываясь выполнять священный долг перед родиной и народом.
- В этом-то я и вижу свой, как ты сказал, священный долг, - немного заикаясь от волнения, произнес Стив. - И абсолютно неуместно ставить в пример отца Фрэнка, он сражался с фашизмом, против агрессии. Я же не хочу воевать во имя этой самой агрессии, то есть фактически становиться на сторону тех, кто убил Грега-старшего.
- Тебе задурили голову! - прервал Кребс. - Вы, молодые, хотите быть умнее нас, стариков, мы дали вам жизнь, воспитали и направили на путь истины. Чуть что не так, сразу лезете на рожон, бежите на улицу, создаете беспорядки.
- Которые вы, - усмехнулся Стив, - с таким успехом разгоняете, избивая демонстрантов, в том числе детей и женщин.
- Не лги! - Голос Кребса сорвался. - Не смей. Ты прекрасно знаешь: я не занимаюсь подобными вещами, мое дело криминалистика.
- Заставят - будешь заниматься, - вставил сын.
- Перестань грубить. Я всю жизнь посвятил благому делу и тебе. Да, да, тебе. Работал, как проклятый, чтобы ты мог учиться и жить более-менее сносно.
- За это спасибо. Если бы я не уважал тебя как честного и благородного человека, у нас был бы иной разговор. Но сейчас ты возбужден и рассуждаешь, как полицейский комиссар. Ты веришь его величеству закону и никак не можешь уяснить: в настоящее время выполнение этого самого закона и есть настоящее беззаконие. А насчет трусов в семье, это ты зря, папа, поверь - сжечь повестку куда опаснее, чем отправиться за океан.
Кончилось, однако, тем, что Стиву все-таки пришлось ехать во Вьетнам.
Он так и не увидел своего сына. Когда тот родился, Стива уже не было в живых.
Несколько месяцев Кребс ходил сам не свой. Скорее всего тогда-то впервые он начал понимать правоту сына.
Вскоре Кребса назначили комиссаром.
Грег только-только начинал карьеру, в армию он не попал, потому что был направлен на службу в полицию. Он не отдавал себе полностью отчета в том, что заставило его избрать этот путь, но скорее всего давнишняя беседа на пустыре с Косым заронила в душу зерно, которое проросло благодаря стараниям Кребса-старшего.
На новом поприще Фрэнк горячо взялся за дела. Успех пришел с первых шагов, под присмотром чуткого и опытного наставника, который, несмотря на удвоенную после гибели сына привязанность к Фрэнку, требовал с него как ни с кого другого.
Казалось, фортуна вот-вот вознесет Грега вверх по служебной спирали, когда произошло непредвиденное и поначалу ничего не значащее происшествие.
Группа Кребса провела блестящую операцию по разгрому четко налаженной и хорошо организованной банды торговцев наркотиками. Десять человек отпетых головорезов во главе с Майком-черепом были схвачены и предстали пред судом.
Триумф превзошел ожидания. Хорошо показавшим себя Кребсу и Грегу сулили значительные повышения. Пресса взахлеб пела дифирамбы самой лучшей полиции мира. Телевидение провело цикл передач под рубрикой:
"По таинственным следам Майка-черепа"… "Глава банды уже чувствует, - писали газеты, - полированные подлокотники электрического стула".
Но… то, что случилось дальше, сначала не поддавалось никакому объяснению.
В оппозиционной газете появилась небольшая, но весьма аргументированная статья. В ней сначала выражались сомнения, а затем и начисто отметалось обвинение Майка в руководстве бандой. "Глава" выглядел всего-навсего тонкой бумажной ширмой с нарисованной на ней зловещей фигурой дьявола, не больше. Автором статьи был Грег. Все бы кончилось миром, но он пошел дальше, в следующем номере убрал эту ширму и показал тех, кто за ней прятался.
Пораженный обыватель был потрясен и шокирован. Конфуз разразился небывалый. Стало ясным - те, кто предстал перед лицом Фемиды, - жалкие марионетки, нитки, которые приводили их в действие, держали несколько крупнейших воротил химических концернов. Не последнее место в этой истории занимала фирма "Дик Робинсон". Дело получило настолько широкую огласку, что замять его было невозможно. Правда, удар несколько самортизировали. Майк-череп и его "коллеги" избежали казни и получили по году тюрьмы. Изворотливые крючкотворы-адвокаты ухитрились отвести острие меча возмездия от концерна химиков, направив его на второстепенные филиалы.
Казалось, все стало на свои места.
Но впечатление было обманчивым. Едва немного затихли и улеглись страсти, а оппозиция, получив свою долю, вошла в альянс со стоящими у кормила и уже не нуждалась ни в каких козырях, так как имела то, что хотела, началось "укрощение строптивых". Грегу, припомнив выступление в прессе, предъявили обвинения в нарушении полицейской присяги, разглашении служебной тайны и получении крупной взятки. По существующим законам ему грозило десятилетнее тюремное заключение. Не забыли и то, что когда-то он состоял в банде. Трудно сказать, каким бы путем развивались события дальше, если бы не Кребс.
Сколько выпало на его долю хлопот, нервотрепок, беганья по инстанциям и унижения, чтобы помочь протеже.
Львиную часть вины он взял на себя. В самых высоких инстанциях ему объяснили, что не хотят крови, а также намекнули: делают это, учитывая преданную службу и то, что он отец солдата, геройски погибшего за родину.
Грега уволили из полиции, а Кребса понизили в должности на две ступени, и он снова превратился в инспектора.
За последние три года Фрэнк так привык ходить по улицам определенными маршрутами, всегда с четкой целью, что сейчас, оглядевшись по сторонам, понял: своего города он почти не знал. Мимо озабоченно сновали прохожие. У афишной тумбы сидел старик в рваном свитере и лягушачьего цвета шляпе, в темных очках и делал вид, что продает ракушки - просить милостыню запрещено.