Ван Хельсинг – Мине Харкер. Лично в руки
Госпожа Харкер, очевидно, Вы получили печальное известие о смерти Люси Вестенра. Лорд Годалминг уполномочил меня просмотреть ее бумаги. Среди них я нашел Ваши письма, из которых узнал, что Вы очень любили мисс Люси. Поэтому прошу Вашей помощи. Мне необходимо с Вами повидаться. Доверьтесь мне. Я дружен с доктором Сьюардом и лордом Годалмингом, однако мне придется держать наше свидание в тайне от них. Вы единственный человек, с кем я могу откровенно поговорить. Если я получу Ваше согласие, то сейчас же приеду в Эксетер, куда и когда прикажете. Высоко ценю Вашу доброту; знаю также, как страдает Ваш муж. Прошу ничего не сообщать мистеру Харкеру, это ему может сильно повредить. Приношу глубочайшие извинения.
Профессор ван Хельсинг
Мина Харкер – ван Хельсингу. Телеграмма
24 сентября
Приезжайте завтра поездом. Буду дома одна. Вильгельмина Харкер.
Дневник Мины Харкер
25 сентября
Не могу побороть волнения в ожидании доктора ван Хельсинга. Это связано с надеждой, что он поможет мне в борьбе с болезнью Джонатана. Кроме того, он лечил Люси и все мне расскажет. Может быть, профессор только из-за этого и приезжает – хочет подробности насчет ее лунатизма, а вовсе не о Джонатане. Значит, истина мне так и не откроется! Но я не могу забыть дневник мужа… Конечно, этот визит касается Люси, видимо, в городе к ней снова вернулась нервная болезнь и воспоминания о той ужасной ночи. Поглощенная своими делами, я совершенно об этом забыла. Она, должно быть, рассказала доктору о своем ночном визите на кладбище, а заодно сообщила, что и я там была. Ему нужны подробности…
Позже
Профессор был и ушел. Какая странная встреча, и что за путаница у меня в голове! Неужели все правда? Не прочти я дневник Джонатана, никогда бы не поверила в существование подобного кошмара. Мой бедный Джонатан! Как он, должно быть, страдал…
Ван Хельсинг произвел на меня впечатление человека сердечного и благородного. Завтра он придет снова, я спрошу его насчет Джонатана, и, даст Бог, всем моим тревогам придет конец. Если нам удастся объяснить его состояние, мужу будет легче со всем этим справиться. А пока воспользуюсь его отсутствием, чтобы записать наше сегодняшнее свидание с профессором.
В половине второго раздался звонок. Служанка открыла дверь и доложила о приходе мистера ван Хельсинга. Это крепкий пожилой мужчина среднего роста, широкоплечий, с быстрыми движениями. Очевидно, обладает огромной силой воли, умен. Красивой формы череп, лицо чисто выбрито, рот крупный и подвижный, лоб открыт. Выразительные темно-синие глаза довольно широко расставлены, выражение их то мягкое, то чрезвычайно суровое. И при этом – бесспорное обаяние.
– Миссис Харкер, не так ли?
Я кивнула:
– Рада вас видеть и быть полезной. Присаживайтесь, доктор.
– Мадам, – он поклонился и сел напротив, – я читал ваши письма к мисс Люси. Я хотел кое-что разузнать, а кроме вас мне никто не сможет помочь. Вы жили с нею в Уайтби. Она начала вести дневник после вашего отъезда; в нем Люси упоминает о некоторых событиях в своей жизни и оговаривается, что вы ее… скажем так, спасли. Это навело меня на некоторые размышления, и я прошу вас рассказать мне все, что вы помните о событиях, происшедших в Уайтби.
– Хорошо. – Я поднялась, и он тут же вскочил. – Пожалуйста, сидите, сэр. Я все записывала и могу вам показать, если угодно.
– Буду очень благодарен; вы окажете мне неоценимую услугу…
Я дала профессору машинописную копию моего дневника, которую специально вчера сделала, так как не была уверена, что он разбирает стенографическое письмо.
– Вы позволите мне прочесть сейчас?
– Да, читайте, – сказала я и вышла.
Он, усевшись в кресло спиной к свету, углубился в чтение, я же пошла в столовую, главным образом для того, чтобы не беспокоить гостя. Вернувшись, я застала доктора, с тревожным лицом расхаживающего по комнате. Тут уж я больше не могла выдержать. Мне стало жаль Джонатана до слез: ужас, который ему пришлось пережить, странная таинственность его дневника, мое беспокойство о муже, – все это заставило меня броситься к ван Хельсингу со словами:
– Доктор, спасите моего мужа!
Он взял меня за руки, подвел к дивану и сам сел рядом.
– Когда Джон Сьюард вызвал меня в Англию, – проговорил ван Хельсинг, – помимо сложного медицинского случая, заинтересовавшего меня, я нашел здесь нескольких прекрасных друзей… Уверен, мадам Мина, и вы станете моим другом. Ваш муж страдает; кажется, его недуг относится к моей области медицины. Я к вашим услугам и обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы он был здоров и ваша жизнь сложилась счастливо. Сейчас вы слишком измучены и взволнованны – нам следует сделать паузу… Вы в дневнике все уже сказали о Люси, не стоит больше обсуждать, это слишком грустно. Я переночую в Эксетере, так как хочу обдумать то, что вы записали…
Через некоторое время мы вернулись в гостиную, и профессор велел:
– А теперь расскажите мне о вашем муже.
– Все это так странно, – начала я, – что мне даже неловко рассказывать о фобиях Джонатана. Воспоминания о поездке вызывают у него такие припадки, что я пугаюсь…
– Миссис Мина, – заметив мое волнение, остановил меня ван Хельсинг, – если б вы знали, из-за чего я в вашем доме, то не поверили бы… Поэтому прошу вас: поподробнее.
– Знаете, доктор, чтобы облегчить задачу вам и себе, если позволите, я дам вам прочесть некие записи. Это копия дневника Джонатана, который он вел за границей. Там описано все, что с ним произошло. Я перепечатала его на машинке… Он не должен знать об этом. Я не буду ничего говорить, пока вы сами не прочтете. Затем мы снова встретимся и вы поделитесь со мной своими выводами…
– Благодарю. – Профессор поднялся. Лицо его было необычайно серьезным. – Зайду завтра утром, пораньше, навестить вас и вашего мужа.
– Джонатан будет дома до половины одиннадцатого, приходите к завтраку, и тогда я вас с ним познакомлю…
Он взял с собой бумаги, ушел, а я сижу в гостиной и размышляю – сама не знаю о чем.
Ван Хельсинг – Мине Харкер
25 сентября
Дорогая мадам Мина, я сразу же прочел удивительный дневник Вашего мужа. Можете спать спокойно, Джонатану не грозит безумие! Как это ни ужасно, в его записях нет ни слова лжи. Ему ничего не привиделось! Ваш супруг – мужественный человек, и уверяю вас, – а я достаточно знаю людей, – что у того, кто нашел в себе силы сопротивляться, потрясение не будет продолжительным. Мозг и сердце Джонатана здоровы, за это я ручаюсь, даже не обследовав его; не волнуйтесь об этом.
Мне придется о многом его расспросить, хотя, к сожалению, времени у меня в обрез. Буду рад повидаться с вами обоими, поскольку только что узнал так много нового и необычного, что положительно не могу прийти в себя.
Преданный вам, Абрахам ван Хельсинг
Мина Харкер – ван Хельсингу
25 сентября
Дорогой профессор!
Благодарю Вас за письмо, так облегчившее мне душу. Но неужели и впрямь мой муж все это пережил, и как страшно, если тот господин действительно в Англии! Боюсь даже думать об этом. Я только что получила телеграмму от Джонатана: он, покончив со своими делами, не останется ночевать в Лондоне и уже выехал. Приходите к нам завтра к восьми часам, если это не слишком рано для Вас.
Ваш благодарный друг Мина Харкер
Дневник Джонатана Харкера
26 сентября
Я надеялся, что мой дневник не будет иметь продолжения, но ошибся.
Когда я вечером вернулся домой, у Мины уже был готов ужин; затем она рассказала о визите доктора ван Хельсинга и о том, что дала ему обе наши тетради. Мина крайне встревожена. Она показала мне письмо доктора, в котором ван Хельсинг утверждает, что все случившееся со мной – правда. Это буквально воскресило меня; я сомневался в реальности происшедшего, и это очень угнетало. Теперь я ничего не боюсь, даже самого графа. Он, как видно, все-таки решился приехать в Лондон, и тот господин, в которого я так пристально вглядывался, был, несомненно, Дракула.
Мы с Миной проговорили допоздна…
Утром она хлопотала в столовой, а я отправился в гостиницу за профессором.
Ван Хельсинг удивился, увидев меня. Когда я вошел к нему в комнату и представился, он повернул меня к свету и произнес:
– Но ведь мадам Мина предполагает, что вы нездоровы…
– Да, у меня был стресс, и я был болен, но вы, профессор, меня уже исцелили.
– Каким же это образом? – хмыкнул он.
– Вашим вчерашним письмом к Мине. Все, что я пережил, казалось мне тяжелым бредом, ведь я не верил даже собственным глазам. Вы понятия не имеете, что значит сомневаться во всем, даже в самом себе…
После, уже в нашем доме, он задумчиво произнес:
– Здесь каждый час для меня – ученье… Я с удовольствием принял приглашение позавтракать в вашем доме; вы уж простите мне, сэр, эту вольность, но должен заметить, что вы на редкость счастливый человек – у вас необыкновенная жена. И мне захотелось предложить вам свою дружбу.
Мы пожали друг другу руки.
– А теперь, – продолжал профессор, – позвольте просить вас о небольшой услуге. Мне предстоит трудная задача, я не знаю, с чего начать, но вы можете мне помочь. Расскажите, что было до вашего отъезда в Трансильванию. Впоследствии мне понадобятся еще кое-какие сведения, но пока и этого довольно.
– Сэр, – спросил я, – это касается графа?
– Да.
– Попробую быть вам полезным.
– Вы приедете в Лондон с женой, если я попрошу вас?
– Будем оба, когда захотите…
После завтрака я проводил его на вокзал. Я купил там профессору местные утренние газеты и вчерашние лондонские. Он машинально открыл "Вестминстер газетт" и, побледнев, простонал:
– Mein Gott! Боже мой, так скоро…
Мне показалось, что профессор начисто забыл обо мне.
Тут раздался свисток, и он вскочил на подножку, обернулся и крикнул:
– Передайте привет мадам Мине! Напишу вам, как только смогу!..
Записи доктора Джона Сьюарда
26 сентября
До сегодняшнего вечера у меня не было оснований задуматься над тем, что происходит.
С моим пациентом все хорошо; благодаря нашим заботам и лечению, Рэнфилд стал гораздо спокойнее и не доставляет мне никаких хлопот. Я получил спокойное письмо от Артура, Квинси также написал мне, что к Арчи возвращается его прежняя уравновешенность. Стараюсь не вспоминать о смерти Люси. Все позади, однако неугомонному ван Хельсингу неймется, он хочет разжечь мое любопытство… Вчера он ездил в Эксетер и ночевал там. Сегодня возвратился и тут же сунул мне под нос "Вестминстер газетт".
– И что ты думаешь об этом? – Профессор ткнул пальцем в заметку.
Я погрузился в чтение, но, дойдя до упоминания о точечных, будто от укола, следах на шее, взглянул на ван Хельсинга.
– Ну? – спросил он.
– Это похоже на ранки Люси? И о чем, по-вашему, это свидетельствует?
– О том, что причина одна и та же.
Я не вполне понял его слова. Серьезность профессора меня забавляла, но, взглянув на него, я смутился: мне еще никогда не приходилось видеть такого выражения на лице моего учителя, даже когда мы с ним боролись за жизнь Люси.
– Сэр, объясните! – попросил я.
– Ты можешь мне сказать, от чего умерла мисс Люси? – нетерпеливо перебил меня ван Хельсинг. – Несмотря на то что ты наблюдал. Может, из-за шока, вызванного потерей крови?
– Следов сильного кровотечения не было.
Ван Хельсинг уселся за стол и продолжал:
– Ты толковый врач, Джон; твоя сильная сторона – логика, однако ты слишком рационален по отношению ко всему, что не касается обычной жизни. Тем не менее, как профессиональный медик, ты должен признать тот факт, что люди состоят не из одних органов, костей и мышц. Впрочем, и в природе тоже случаются необъяснимые явления… Один человек способен чувствовать нечто, лежащее за гранью понимания, другой – нет. В том и ошибка науки, что она все хочет разъяснить, а если это ей не удается, то вывод один: "сие не существует". Ты веришь в трансформацию элементов? Нет. Ты признаешь чтение мыслей на расстоянии? Нет. А как быть с гипнотизмом?
– Он существует. И Шарко это замечательно доказал.
– Тогда объясни мне: как ты можешь верить в гипноз и одновременно отрицать чтение мыслей на расстоянии? Мозг человека далеко не изучен, друг мой… Но я не об этом. Почему бедная Люси с кровью четырех доноров в венах не смогла прожить и одного дня? Куда она девалась, эта кровь?
– Загадка, – отмахнулся я. – Таких множество в медицинской практике. К чему вы клоните, говорите прямо.
– Ну вот. – Ван Хельсинг усмехнулся. – Умнику все по плечу, а если нет ответа, так он просто его не ищет. Джон, – лицо его вновь стало суровым, – можно до утра перечислять примеры многообразия природного мира. Обычно пауки живут год-два, а вот нашелся экземпляр, который прожил сотни лет в башне старой испанской церкви и рос до тех пор, пока не оказался в состоянии выпить все масло из лампад. Черепаха живет дольше, чем три поколения людей, а слон переживает целые династии… Летучие мыши-вампиры в некоторых областях земного шара прокусывают вены у домашнего скота и высасывают кровь, а бывали случаи, когда они набрасывались даже на людей – есть свидетельства моряков, побывавших в тропических широтах…
– Господи! Вы предполагаете, что Люси пострадала от такой же твари? Разве подобное мыслимо здесь, в Лондоне, да еще и в девятнадцатом веке?
Он усадил меня знаком руки.
– Нет. Суть моих примеров следующая – я хочу, чтобы ты уверовал.
– Во что именно?
– В то, во что верить не можешь и не хочешь. Чтобы ты научился преодолевать в себе предубеждение по отношению к некоторым странным явлениям. Теперь ответь мне на прямой вопрос: ты согласен, что загадочные ранки на шее детей имеют сходство с теми, с какими мы столкнулись в случае мисс Люси Вестенра?
– Можно предположить…
– Ошибаешься, Джон. Все обстоит гораздо хуже!
– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил я.
– Эти укусы детям нанесла сама Люси!
Глава 15
Записи доктора Джона Сьюарда
Продолжение
– Вы не в своем уме, сэр! – Я вскочил, отшвырнув стул, на котором сидел.
– Спокойствие, дружище. Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. Сумасшествие легче перенести, чем такую реальность. Джон, подумай, разве я стал бы насмехаться над тобой и оскорблять твои чувства? Мы ведь давно знаем друг друга.
– Простите меня, профессор, – пробормотал я.
– Все это оттого, что я не хотел нанести тебе удар, так как знаю, что ты любил эту милую девушку. Тебе невыносимо поверить в то, что Люси стала… Сегодня ночью я хочу в этом окончательно убедиться. Хватит ли у тебя мужества отправиться со мной, Джон? – Он заметил мои колебания. – Я рассуждаю просто: если это не так, то доказательство принесет тебе облегчение, а с меня снимет тяжелую ношу. Но если это правда?! Ты и не догадываешься, чем она, эта правда, чревата… План мой таков. Для начала мы навестим ребенка; тамошний детский врач – мой давний знакомый, и препятствий не возникнет. А затем… затем мы проведем ночь в склепе, где похоронена мисс Люси. У меня есть ключ, который я должен передать сэру Артуру.
У меня упало сердце, но отказаться я не мог…
…Мальчик лет шести выспался, поел и в общем чувствовал себя хорошо. Доктор Винсент снял с его шеи повязку и показал нам ранки – сомнения в их тождественности с ранами Люси не было. Они были лишь немного меньше и совсем свежими – вот и вся разница. Врач предположил, что это укусы животного, к примеру крысы или летучей мыши. Не исключено, что животное было заражено бешенством; но вероятнее всего то, что среди обычных безвредных летучих мышей могла оказаться особь с вампирическими наклонностями. Такое случается, иногда моряки завозят в Англию этих животных ради забавы, а те улетают…
Я подумал, что, быть может, и Люси пострадала подобным образом, однако сразу отбросил эту мысль – она бы нам об этом сообщила.
Мы поужинали и около десяти вечера покинули ресторан. Было темно, и в свете редких фонарей попадалось все меньше прохожих. Ван Хельсинг вышагивал уверенно, в отличие от меня; мы пропустили конный полицейский патруль, добрались до кладбищенской стены и перелезли через нее. Вот и склеп семейства Вестенра. Профессор вынул ключ, открыл дверь и предложил мне войти первым. Я с иронией поклонился: подобная учтивость в данной ситуации показалась мне неуместной. Затем он также вошел, запер за собой дверь, пошарил в саквояже, достал и зажег свечу.
И днем-то в склепе было мрачновато, а теперь, при слабом мерцающем свете, и подавно. Могила Люси была усыпана увядшими цветами; во множестве появились пауки и жуки, надгробный камень запылился, медь потускнела.
Ван Хельсинг продолжал методично действовать, а я подрагивающей рукой держал свечу. Первым делом он вынул из саквояжа отвертку.
– Что вы собираетесь делать? – глухо спросил я.
– Открыть гроб…
Он осторожно отвинтил болты – этого я не мог перенести и отвернулся. Это было похоже на то, как если бы живую девушку насильно раздели. Послышался скрежет отодвигаемой крышки. Я невольно отступил, ожидая волны трупного запаха от пролежавшего целую неделю тела.
– Смотри же, Джон! – требовательно проговорил ван Хельсинг.
Я сделал шаг и взглянул… Гроб был пуст! Меня это поразило как молнией, но профессор даже не дрогнул.
Упрямство вновь заговорило во мне, и я воскликнул:
– Я вижу, что тело Люси отсутствует, но это доказывает только одно.
– Что именно?
– Что его там нет.
– Недурная логика. Тогда ответь: почему?
– Быть может, это дело вора. – Я понимал, что сморозил глупость, однако других аргументов у меня не нашлось.
– Отлично. – Ван Хельсинг вздохнул. – Нужны еще доказательства? Следуй за мной…
Профессор опустил крышку на место, погасил свечу и вместе с отверткой положил в саквояж; мы вышли на воздух, он запер дверь склепа на ключ и протянул его мне со словами:
– Оставь у себя, тебе будет спокойнее.
Я нервно усмехнулся, однако отказался. Он не настаивал и велел мне укрыться за тисом, росшим невдалеке. Темная фигура ван Хельсинга вскоре скрылась в темноте среди памятников и деревьев – он намеревался наблюдать за противоположной стороной кладбища.
Потянулось невыносимое ожидание. Часы пробили полночь, время тянулось медленно; я продрог, начал нервничать и проклинал все на свете. Так прошел час, за ним другой…
Тишина оборвалась отчаянным криком ребенка – примерно там, где находился профессор. Я было рванулся туда, но заметил белый силуэт, приближавшийся к склепу, словно привидение. Что это было, я не успел разглядеть, – раздался громкий голос, зовущий меня по имени. Мне пришлось, спотыкаясь, обходить памятники и могильные ограды, было совершенно темно, в небе ни единой звезды. Наконец я наткнулся на ван Хельсинга.
– Джон, я нашел мальчишку.
– И где же он? Что с ним?
– Ни царапины, я обнаружил его в кустах, просто малыш перепугался… Слава Богу, он был тепло одет.