Денис впервые увидел Ива и Рон в полном вооружении. Просто две машины смерти. Через плечо Ива висел автомат, кажется "Гризли", к поясу крепился длинный изогнутый нож и граната, в карманах было штук по десять запасных обойм. Рон выглядела не менее грозно. За плечом - снайперская винтовка, почти касается высокого походного рюкзака, на поясе - две сумки - одна для патронов, другая для снайперских причиндалов (вроде прицела и инструментов для разборки винтовки) и два магнума. Один - в не подходящей ему по размерам кобуре, другой - просто заткнут за пояс. Ив нес что-то неизвестное и тяжеленное, а также консервы и другие съестные припасы, Рон - всякую медицинскую мелочь и первое одеяло (оно было не тяжелое, но занимало почти весь рюкзак), а Денис вызвался нести второе, просто свернув его в рулон, концы которого связал веревкой, и перекинув через здоровое плечо... хитро. Одеяло держится само - руки... то есть, рука свободна.
Последний взгляд на бункер, приютивший их, шаг из тьмы в тьму, и вот ледяной воздух уже щекочет ноздри, а зимний ветер упорно пробивается сквозь одежду. Душно. Холодно, а душно все равно...
На коротких широких лыжах идти было на удивление легко, а держать равновесие - еще легче. Идешь как будто по ровной земле, ни за что не поверишь, что под тобой метров десять снега и льда.
Издали показалось бы, что по снегу идет один человек, а не три - последнего выдавала черная форма "Грифа". Двое других, одетые в бело-серые камуфляжные комбинезоны были почти незаметны, как и должны быть настоящие "Невидимки". Ив шел впереди, а Рон - сзади, она держала за руку Дениса. Наверно, чтобы он не отстал. Да, наверно так, ведь удрать в нынешнем состоянии он бы просто не смог.
Сколько они шли? Час, два, больше? Денису казалось, что идут они наугад, но двое прекрасно знали дорогу. Сначала идти было легко, потом путь пошел в гору, даже лыжи пришлось снять, а под снегом все чаще оказывался предательский лед. Денис падал, разбивая коленки, царапая ладони, но вновь поднимался, сжав зубы. Он совсем выдохся и, если бы не Рон, не отпускавшая его руки, он сдался бы. А ведь сам предложил идти сегодня, понадеявшись на свои силы. Значит должен дойти. Должен.
Но это был самый тяжелый переход в его жизни. Хотелось упасть и больше никогда не подниматься... ничего не менялось, как будто он не шел, а все время топтался на месте... неизвестно зачем, да просто чтобы занять мысли, Денис начал считать шаги... досчитал до ста тридцати и сбился...
- Тебе тяжело? - спросила Рон. - Давай свое одеяло.
- Нет, я донесу. Лучше поговори со мной о чем-нибудь, чтобы легче было идти.
- Я расскажу тебе свой сон. Хочешь?
Денис кивнул.
- Начну с самого начала, с самого первого сна. Я видела лес, высокий, живой, а над ним возвышались горы. Так далеко, как... в тумане. Они были голубовато-белые. Наверно потому, что на них лежал какой-то особенный снег. А выше гор было небо, чистое и синее, как твои глаза. В этом небе летали птицы - самые свободные существа на свете...
Голос Рон как бы преобразился. Из хрипловатого, прокуренного он стал чистым, как звон ручья. И Денис, слушая его, забыл обо всем. Забыл, что вокруг серо-белая пустыня, что воет одинокий ветер, что впереди, как молчаливый проводник, ровно шагает Ив, что где-то за ними по пятам идет шайка людоедов. Он забыл, что болит простреленное плечо, раскалывается голова, и ноют разбитые колени. Сейчас для него существовал только голос Рон и тот сказочный мир, что она видела во сне. Денис не удивлялся, откуда человек, родившийся после Войны, может знать о лесе, он просто слушал, машинально шагая по колено в снегу... благодаря Рон, сил хватило еще на час.
Россыпь радужных брызг, как во сне. И чужая реальность, покачивающаяся на неспокойных волнах боли и зыбких - тошноты. Все в размытых пятнах, точно на картинах импрессионистов. Голос Рон единственное, что осталось более-менее четким. Звуки всегда исчезают последними...
Это действительно похоже на сон... сон ученика, который еле держится, чтобы не уснуть прямо за партой, сон солдата, которому нельзя спать на посту, сон, которому не дают воли, когда надо держаться реальности. Борьба с собой.
- Всё, пришли, - сообщил Ив, открывая дверь какого-то древнего бревенчатого домишки, который был покрыт кое-как обрывками серо-белого маскировочного брезента.
Денису не верилось, что это все. Ничего не соображая, он, точно раненый зверь, из тех, что всегда умирают в одиночестве, забился в угол, завернувшись в холодное, засыпанное снегом одеяло, которое всю дорогу тащил перевязанное веревкой. Рон это растаявшее мокрое одеяло у него забрала, а взамен дала свое, из рюкзака. Оно тоже было холодное... холод... так холодно, что зубы отбивают чечетку.
Пока шел, Денис из последних сил боролся с подступающим сном, а сейчас, когда можно спать, сколько хочешь, тот самый сон решил сыграть с ним злую шутку. Не дать того сладостного забытья, покоя и отдыха. Денис то и дело просыпался от малейшего шума, но, открыв на какой-то момент глаза, задремывал снова... его все время преследовало то отвратительное чувство, когда хочешь спать и не можешь...
Это блуждание между сном и явью длилось около часа, только потом он уснул крепко, без сновидений...
14.
Представьте себе чужой город, где вы ищете невесть кого невесть зачем. Миллионы людей вокруг, и ни один не помог бы новичку. Нет карты, не знаешь обычаев, в местном языке не в зуб ногой, в чужой одежде, с чужими вещами... ворованными... узнают, поймают... страшно, а по-другому никак. Очень, очень нужен кто-нибудь... сердце ищет того, кто понял бы, защитил... и снова становишься беспомощным, как ребенок.
Или еще хуже - свой город через сто, двести лет... тут впору сойти с ума, потому что надежды вообще никакой...
А чужой мир?
Что страшнее? Ничего. Пустота. Одиночество. Дар-проклятье, когда знаешь все наперед... читаешь жизнь, как книгу - можешь читать по порядку, можешь - через страницу, а можешь заглядывать в конец и возвращаться или читать заново... вот что страшнее всего.
И Бог, наверное, самое несчастное создание в мире. Потому что Он один. Всегда. И ему не дано забывать о себе... и Он мечтает о человеческой жизни, как взрослый - о детстве. Так же мимоходом и так же безнадежно.
15.
Денис проснулся от холода. Как ни кутался он в одеяло, согреться не удавалось. Мороз был, казалось, внутри него. Мышцы дрожали, кожу было больно трогать, больно даже тогда, когда к ней прикасалась одежда. Денис хотел было встать, чтобы пройтись по комнате, согреться, но не смог. Слабое, мутное сознание не могло заставить тело даже шевельнуться.
Он огляделся, ища глазами "Невидимок". В комнате их не было, голоса доносились снизу, из погреба, крышка которого была открыта.
Сначала оттуда вылетел и шмякнулся на пол набитый чем-то мягким рюкзак, за ним связка одежды, потом по лестнице шустро, как белка, взобралась Рон и изо всех сил стала помогать Иву, который весь покраснел и зажмурился от напряжения, вытаскивая наверх тяжеленный ящик... Ив рявкнул, чтобы она не мешалась, и продолжил сражение с ящиком в одиночку.
- О, проснулся уже! - сказала Рон, весело. Как видно, на "рявканье" Ива она ни капли не обиделась. - У нас тут кое-какие полезные штуки припрятаны...
- Рон... - позвал Денис, с удивлением узнав в беспомощном тихом голоске свой. - ...холодно...
- Эге, солдат, да у тебя жар! Похоже, ты простудился, вот тебя и знобит, - деловито сказала она, потрогав лоб Дениса. - Весь горишь. Да у тебя мозги расплавятся, если жар не снять! Ив, бросай этот чертов ящик и быстро в погреб, у нас должна быть крепкая грифовская водка. И уксус!!! - крикнула она.
Одним мощным усилием подняв ящик, Ив грохнул его на пол и спрыгнул вниз. Похоже что сейчас командовала Рон. Ив, точно вымуштрованный солдатик, беспрекословно выполнял все приказания. Пока он рылся в погребе, девчонка вытряхнула из ящика кучу алюминиевых банок, которые раскатились по всей комнате, а сам ящик несколькими ударами ноги превратила в кучу дров, сунула их в некое подобие камина, занимавшее полстены, и начала раздувать огонь. Когда пламя занялось, в камин полетел рваный желтый комбинезон со значком "Льва", припасенный, очевидно, как топливо.
- Ты че! - возмутился вылезший из погреба Ив. - "Грифы" же дым увидят!
- Тогда это будет последнее, что они увидят в своей жизни, - отрезала Рон. - Водку, уксус нашел?
- Нашел.
- Отлично! - Рон выхватила у него фляжку с водкой и подбежала к Денису. - Давай-ка, глотни.
Тот послушно отхлебнул горького пойла и закашлялся, когда оно обожгло ему горло.
- Вылезай теперь из своего одеяла. Куртку снимай, и свитер, и рубашку... Ив, чего стоишь? Помоги...
Денис, ни слова не говоря, дал растереть себя уксусом. Молча терпел, когда Рон промывала рану на плече и меняла повязку, а потом еще полчаса лежал с уксусным компрессом на лбу, что оказалось хуже, чем боль во всех остальных ранах. Уксус сводил его с ума, медленно-медленно разъедая царапины на коже. Казалось, эта зловонная жидкость когда-нибудь доберется до мозгов...
Но, тем не менее, температура постепенно спадала. Скоро Денис уже перестал мерзнуть и дрожать, как осиновый лист...
Он снова почувствовал ладошку Рон у себя на лбу.
- Ну вот, уже лучше, - сказала девчонка своим обычным жизнерадостным голосом. Денис улыбнулся и посмотрел ей в глаза. Как детская игра в гляделки: кто дольше выдержит чужой взгляд . С Денисом бесполезно соревноваться, но сейчас он не хотел выигрывать, моргнул. Рон поправила ему одеяло и вытерла остатки уксуса со лба, капнув воды из фляжки (как догадалась?) - А теперь передаю тебя в руки лучшему врачу. Спи.
- Спокойной ночи, - сказал Денис, закрывая глаза.
Через пару минут он уже мирно дремал у очага и сладко растянувшись на одном одеяле и накрывшись вторым...
- Уф, горе луковое, - сказала Рон, вытирая пот со лба и одновременно размазывая камуфляжные полосы. - Большой ребенок.
- Этточно, - согласился Ив, потряс фляжку (на дне еще плескались жалкие остатки водки) и сделал несколько глотков.
- Дай мне тоже, - потребовала Рон.
- Еще чего? Тебе даже шестнадцати нет, а туда же - спиртные напитки хлебать! - сказал Ив строго, но тут же улыбнулся: - Да ладно, бери. Я не жадный.
- Свин, - обиженно сказала девчонка, обнаружив, что во фляге больше ничего нет.
- От такой слышу! - беззлобно ответил Ив.
Рон толкнула его локтем в бок. Ив артистично грохнулся на спину, закатив глаза и высунув язык.
Суровый командир первый прыснул со смеху, глянув на недоуменное личико напарницы... они еще долго смеялись, почти как там, в снах о лесе, только уже своими голосами...
16.
- Рон. Можно вопрос?
- Конечно.
- Я давно за тобой наблюдаю... - сказал Денис, - и до сих пор не понял, что ты делаешь.
- Уксус, - объяснила Рон и снова опустила обгорелую скрученную проволочку в стакан со спиртом. Раскаленный металл зашипел, прямо на глазах превращаясь в сияющую красноватую медь. И снова его в огонь...
- Алхимия, - улыбнулась Рон. - Шучу. Смотри, когда медь в огне, она чернеет. Черное - это медная окалина. Если опустить ее в спирт, пока проволока горячая, медь восстановится, а часть спирта превратится в уксус. Вот так раз триста - и стакан этой штуки обеспечен. Уксус для тыщи разных вещей можно использовать: вот, температуру сбить, например... чуть-чуть еще поколдовать - и снотворное будет... а можно аспирин сделать, только вот я не знаю, как...
- Откуда ты это-то знаешь? - удивился Денис.
- Я воспитывалась в Храме, - пояснила Рон, - в подвале была библиотека... у нас там жил один древний старик, никто даже не знал, как его зовут, который не давал жечь книги, даже в самые страшные времена. Я еще маленькая с ним подружилась, приносила еду, вместе жарили крысиные кебабы со специями. Да-а, крыс он любил... покушать... в общем, я была его единственным другом, и он научил меня всему, что еще помнила его старая голова. А потом я сама читала... больше, конечно, по медицине... - Денис заметил, что Рон говорит как-то грустно и совсем на него не смотрит... только одинокая блестящая слезинка упала в полуспирт-полууксус. - Однажды у нас тряхнуло... землетрясение или еще что. Все выбежали наружу, а мой дедушка остался, его завалило в библиотеке. Его не смогли вытащить, а если бы и вытащили, он бы все равно не выжил... его всего переломало... я до сих пор помню, как будто это было вчера, он кричал: "Рони, книги спасай, книги... варвары, не трожьте книги, прочь! Дикари! Рони, спасай книги!!!"... Один из "Крестоносцев" застрелил его...
- Мне очень жаль, - сказал Денис. Лучше бы молчал. Эта забитая фраза прозвучала просто глупо. - Прости, я сказал чушь.
- Ничего, все в порядке, - заверила его Рон, - дедушка не умер, я знаю. Он всегда живет в моем сердце. Я даже разговариваю с ним, когда мне плохо. Может быть это неправильно, но Бог далеко, не услышит, а он здесь, рядом.
- Бог все слышит, Рон, - Денис поднес к огню ладонь, - только... только он мало что может сделать...
- Я тебя не понимаю.
- Ладно. Забудь. Я опять сказал чушь...
Пара минут тишины. Только треск костра и шипение горячей меди в спирте...
- Рон, а у тебя остались еще книги?
- Да, мне удалось спасти часть библиотеки. Тридцать три книги, мои самые любимые... ну, то есть те, в которых я что-нибудь понимаю. Многие книги были бесполезны... о травах и животных, которые теперь нет, о чудесных лекарствах, которых уже не делают, о звездах... но три таких я оставила все равно. А остальные - немножко по химии, немножко по медицине, по религиям разным... по физике и технике, так для коллекции... по магии одна есть, - Рон явно доставляло удовольствие перечислять их, - по истории... ну, и много еще.
- А какие твои самые-самые любимые? - хитро спросил Денис.
- Самые-самые? - также хитро переспросила Рон.
- Самые-самые.
- Одна где картины. Они красивые такие, у меня так бы никогда не получилось... и большущий сборник стихов самых разных авторов. Я очень стихи люблю.
- И они у тебя все здесь?
- Все. В подвале. Они в металлическом ящике лежат, от крыс.
- А можно посмотреть?
- Конечно можно, - обрадовалась Рон. - На посиди... побудь алхимиком...
С этими словами она вручила Денису стакан и проволочку и побежала в подвал, стуча ботинками по ступенькам... кто-то чужой злобно подначивал закрыть крышку, потом взять ружье и разобраться с Ивом, который возится где-то на чердаке... что за чушь... не мое... кыш... страшно. Денис усилием воли задавил голос этого невесть откуда взявшегося второго "я" и полностью сосредоточился на "алхимии"... но чье-то неприятное присутствие чувствовалось все равно, нервы натянулись, как струны... нейлон, металл... вот-вот лопнут...
Ждал чего-то страшного? Может быть потому Денис так вздрогнул, чуть не разлив весь стакан, когда Рон неслышно подошла сзади и положила руку ему на плечо.
- Ты меня напугала, - признался Денис.
- Ты меня тоже, - отозвалась Рон. - Не нервничай, здесь мы как в сейфе. Полная безопасность.
- Л-ладно, не буду... уф-ф...
Рон подбросила в камин еще топлива. Какое-то серое тряпье. Толстое и тяжелое, долго будет гореть. Затем забрала у Дениса стакан и поглядев на мутноватую, с крупинками сажи жидкость, решила, что хватит, и слила уксус в специальную фляжку, которая была со всех сторон изрисована черепами с костями и значками радиации... для более эрудированных сбоку было написано: "Яд"...
Любимые книги Рон были зачитаны до дыр. Особенно сборник стихов с невероятным количеством длинных закладок. Он был толщиной в целую ладонь, со страницами разного размера, наверняка сшитый из нескольких разных сборников. Обложки давно не было, а соответственно, названия и автора - тоже. На первом листе явно рукой Рон было написано: "Мои любимые стихи"... коряво, но без ошибок.
- Ты читать умеешь, Денис? - поинтересовалась Рон через некоторое время, просто потому что ей скучно было сидеть без дела.
- Умею. Не зря же пять лет в школе учился... - ответил Денис, медленно и осторожно перелистывая страницу.
- В школе? - глаза Рон загорелись любопытством. - До войны?
- Нет. Где мне? - отмахнулся Денис. - Во время войны. В приюте. Так, по мелочи - читать, писать, считать немножко...
- А-а... ну ладно, читай. Не буду мешать.
Рон сидела, обхватив руками коленки, и тихонько посмеивалась в рукав. На читающего Дениса смотреть действительно было смешно. Вид у него был такой, как будто он думал над какой-нибудь вселенской задачей. Он морщил лоб, прищуривался, иногда замирал, как каменный, с улыбкой или без поводил одной бровью, часто быстренько заглядывал на предыдущую страницу и тут же переворачивал ее обратно... а читать он и вправду умеет... и не по слогам, а быстро! Не притворяется, это видно. Ага! Ну вот и сквернющая привычка заглядывать в конец книги, как говорил когда-то дедушка... дедуль, ты меня слышишь? Ну скажи мне, что это за чудо-юдо такое... Не смешно. Как ты можешь не знать? Ну ладно... хороший он или нет? Хороший. Отлично. Что?! Ну и юмор у тебя! Совсем ничего не понимаю. А верить ему можно? А? Как себе? Вау! Но он ведь не "Чайка", вообще не солдат, да?.. Он вор. Забавно... хороший вор, которому можно верить, как себе, да еще и "не от мира сего"... помоги ему? И никаких объяснений? Нечестно... эх, деда, деда, всегда приходится думать самой.
- Когда снег застилает глаза,
Когда кровь на исходе почти,
Пусть твоя золотая слеза
Будет Солнцем в моем пути, - прочитал Денис карандашные каракули на последней странице книги. - Ты пишешь стихи?
- А... что? - встрепенулась Рон. - Стихи? Да, немножко. Тут нет ничего... я в книге только обрывки и задумки записываю. Настоящие стихи - у меня в голове.
- Почитай их мне... пожалуйста.
- Ладно, - неуверенно сказала Рон и, собравшись с силами, начала: -
Когда ты плачешь, как дитя,
Я обниму тебя за плечи.
Нет, слезы, страх не для тебя,
Отдай мне боль, и станет легче.
Я твое горе, как свое,
Захороню в токсичных складах,
В тех шрамах сердца, где гниет
И распадается отрава...
Ты счастье, молодость, любовь,
Я горе, старость и мученье,
И я война, и я же кровь,
И я твой друг, твое спасенье...
Я боль могу терпеть и смерть,
Ведь я солдат, солдат удачи,
Но не могу без слез смотреть,
Смотреть и видеть, что ты плачешь...