- О гость мой, а быть может - Бог мой, желанный и любимый всем сердцем, переступи порог дома сего. Во имя радости, здоровья и разума, Инис, Она и звезды свидетели - да будет мой огонь твоим огнем, да будет моя вода твоей водой, да будет мой скот твоим скотом, а мой свет - твоим светом. - Он перекрестился и, протянув руку, начертал пальцем крест на лбу Тольтеки. Этот обряд пришел, по-видимому, из глубокой древности, и тем не менее гви- дионец вершил его не для проформы, а истово, со всей серьезностью.
Входя в дом, Тольтека заметил, что дверь только облицована деревом. По существу, это была стальная плита, плотно пригнанная к проему в украшенной лепкой стене, которая оказалась из прочнейшего железобетона двухметровой толщины. Натертый до блеска дощатый пол сверкал под солнечными лучами, льющимися в широкие окна, но каждое окно было снабжено железными ставнями. В отчете первой нуэвамериканской экспедиции отмечалось, что такие дома-крепости строят здесь повсюду, но почему - выяснить не удалось. Из уклончивых ответов аборигенов ученые-антропологи экспедиции сделали вывод, что это традиция, сохранившаяся со времен варварства, которые последовали непосредственно за уничтожением первой колонии водородной бомбой, и что нынешние мягкосердечные гвидионцы не любят вспоминать о той мрачной эпохе.
Впрочем, стоило коленопреклоненному Дауиду зажечь перед нишей в стене свечу, возникшее недоумение вылетело у Тольтеки из головы. В гвидионском святилище находился металлический диск, наполовину золотой и наполовину черный, с волнистой линией посередине - то был древний как Вселенная символ "инь- ян". Однако по бокам диска в нише лежали книги, как обычные, так и микрофильмированные, с заголовками вроде "Применение биоэлектрических потенциалов в диагностике".
Дауид встал.
- Садись, друг дома моего. Моя супруга ушла в Ночь... - Он замолк в нерешительности, но затем продолжил: - Она умерла несколько лет назад, и ныне лишь одна из моих дочерей не замужем. Сегодня она танцевала в поставленной в вашу честь приветственной пантомиме и поэтому будет дома позднее. Когда она придет, мы сможем принять пищу.
Тольтека оглядел предложенный ему хозяином стул. Его конструкция была так же рациональна, как у любого нуэвамериканского шезлонга, но сделан он был из бронзы и обит тисненой кожей. Космонавт провел рукой по орнаменту, в котором повторялся мотив свастики.
- Насколько мне известно, у вас во всяком орнаменте заключена скрытая символика. Мне в высшей степени интересно, потому что в этом отношении моя культура диаметрально противоположна вашей. Не могли бы вы для примера объяснить мне значение этого узора?
- Охотно, - ответил Дауид. - Это Пламенеющее Колесо, то есть солнце - Инис, а также все солнца Вселенной. Знак Колеса, кроме того, обозначает Время или, если вы физик, термодинамическую анизотропность, - добавил он со смешком. - Эти переплетенные лозы - крестоцвет; он цветет в первый сенокос года, и потому мы посвящаем его ипостаси Бога, именуемой Зеленым Мальчиком. Сочетание этих знаков, таким образом, обозначает Время, которое разрушает и воссоздает. Материал, на котором вытиснен узор, - кожа дикого аркаса, воплощение осенней ипостаси, именуемой Охотницей; ее соединение с Мальчиком напоминает нам о Ночных Ликах и одновременно о том, что их оборотной стороной являются Дневные Лики. Каркас из бронзы - сплава, изготовленного рукою человека, - обозначает то, что человек олицетворяет собою смысл и строение Вселенной. Однако, поскольку бронза окисляется и зеленеет, это также указывает, что все сущее рано или поздно исчезает, но при этом дает начало новой жизни... - Он внезапно замолчал и рассмеялся. - К чему вам эта проповедь? - воскликнул он. - Садитесь, и покончим с этим. Не беспокойтесь, можете курить. Нам этот обычай уже известен. Как мы обнаружили, нам нельзя ему следовать - из-за какого-то генетического отклонения никотин стал для нас опасным ядом, но если вы закурите, мне это нисколько не повредит. На нашей планете хорошо растет кофе - не угодно ли чашечку, или, может быть, предпочтете нашего пива или вина? Теперь, когда мы на некоторое время остались одни, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов - примерно десяток... эдак в пятидесятой степени!
3
Почти весь день Ворон бродил по улицам Звездара, приглядываясь к местным жителям, а время от времени и завязывая с ними разговор, чтобы кое-что разузнать о них и их жизни. Но ближе к вечеру он вышел за черту города и двинулся по дороге, петлявшей вдоль реки в направлении отгороженного дамбами моря. Позади, держа дистанцию в два шага, за ним следовали двое его солдат в боевых кольчугах и островерхих шлемах, с винтовками через плечо. За их спинами яростно пылало золотом закатное небо, а на его фоне чернели силуэты западных холмов. Воздух был пронизан лучами заходящего солнца, они проникали в каждую травинку, а река сверкала и переливалась, как расплавленный металл. Между тем впереди, на востоке, небо уже окрасилось в царственный пурпур, и на нем замерцали первые звезды.
Ворон шел не спеша. Он не боялся, что его застигнет темнота, поскольку знал, что период вращения этой планеты составляет восемьдесят три часа. Невдалеке у берега была построена пристань, и Коре решил задержаться и рассмотреть ее получше. Деревянные сараи на берегу были выстроены так же прочно, как и жилые дома, и так же красивы на вид. Пришвартованные к пристани рыбачьи лодки были очень изящны и богато разукрашены от острого носа до такой же острой кормы; они чуть заметно покачивались на воде, которая с тихим журчанием текла мимо. В воздухе носились терпкие запахи свежевыловленной рыбы, смолы и краски.
- Парусники с косой оснасткой, - заметил Ворон. - У них есть небольшие вспомогательные двигатели, но, похоже, запускают их только при крайней необходимости.
- А так они ходят под парусом? - Коре, высокий и тощий, сплюнул сквозь зубы. - Слушайте, командир, у них что, совсем мозгов нету?
- Так эстетичнее, - ответил Ворон.
- Зато, сэр, мороки-то сколько! - вставил молодой Вильден- вей. - Я в анском походе сам с парусами дело имел. Только и следи, как бы эти проклятые веревки не перепутались...
Ворон ухмыльнулся:
- Согласен. Совершенно согласен. Но дело вот в чем; насколько я понял из отчетов первой экспедиции и сегодняшних разговоров с местными жителями, гвидйонцы думают по-другому. - И он стал размышлять вслух, объясняя что-то скорее себе, нежели солдатам: - Они мыслят не так, как мы или те, что прилетели сюда с нами. У них другое отношение к жизни. Средний нуэвамериканец думает лишь о том, как выполнить свою работу - независимо от того, нужна она кому-нибудь или нет, - и после этого как следует развлечься, причем и работает, и развлекается он так, чтобы произвести как больше шума. Для лохланца важно, чтобы и его работа, и его развлечения соответствовали какому-то отвлеченному идеалу; а если это у него не получается, он склонен махнуть на все рукой и превратиться в сущего зверя.
Но здесь таких различий просто не делается. Здесь говорят: "Человек идет туда, где есть Бог", и это, видимо, означает, что труд, игры, спорт, развлечения, искусство, личная жизнь и все остальное не разграничены, а представляют собой единое гармоничное целое. Поэтому здесь рыбачат на парусных судах, у которых форштевни украшены искусно вырезанными головами, а корпуса расписаны узорами, каждый завиток которых имеет десяток скрытых символических толкований. Кроме того, на рыбную ловлю берут музыкантов.
Здешние люди утверждают: когда добывание пищи совмещается с развлечением, эстетическим наслаждением и я уж не знаю, чем там еще, то и то, и другое, и третье, и четвертое получается гораздо лучше, чем когда они разложены по разным полочкам. - Ворон пожал плечами и двинулся дальше. - Кто знает, может, они и правы, - закончил он.
- Не знаю, сэр, чего вы из-за них так тревожитесь, - заметил Коре. - Они, конечно, все чокнутые, но я таких тихих и безвредных психов на своем веку еще не видывал. Бьюсь об заклад, у них нет машины мощнее колесного трактора или экскаватора, а оружия - опаснее лука со стрелами.
- Если верить первой экспедиции, они не охотятся, если не считать тех случаев, когда они в кои-то веки вынуждены добывать пищу или защищать поля, - кивнул Ворон.
Некоторое время он двигался вперед молча. Тишину нарушали только шарканье сапог, плеск реки, шелест листьев над головой и медленно приближающийся грохот морских волн, бьющихся о дамбу. В воздухе витал слабый аромат, исходивший от только что распустившихся пятиконечных листьев на кустах, которые росли здесь повсюду. Затем где-то вдалеке призывно зазвучал бронзовый рог, созывавший домой длиннорогий скот; эхо покатилось вниз по холмам.
- Этого-то я и боюсь, - произнес Ворон и снова погрузился в молчание, которое солдаты больше не решались нарушить.
Раз или два им попадались навстречу гвидионцы, которые степенно приветствовали их, но они шли дальше, не останавливаясь, пока не достигли дамбы. Ворон взобрался по лестнице наверх, солдаты последовали за ним. Стена с расставленными через равные промежутки башнями тянулась на многие километры. Несмотря на высоту и массивность, красивый изгиб и облицовка из дикого камня делали ее приятной для глаза. Для реки в дамбе было сделано отверстие и через галечный пляж прорыто искусственное русло к полукруглой бухте; вода, подсвеченная заходящим солнцем, с ревом набегала и билась о берег. Ворон завернулся в епанчу; здесь, наверху, ничто не защищало от прохладного, влажного, пахнущего солью ветра. Над головой летало множество серых морских птиц.
- Зачем они это построили? - полюбопытствовал Коре.
- Луна близко. Высокие приливы. Наводнения от штормов, - ответил Вильденвей.
- Могли бы поселиться и повыше. Чего-чего, а места, гром и молния, им хватает. Десять миллионов человек на всю планету.
Ворон указал на башни.
- Я интересовался, - сказал он. - Там приливные генераторы. Дают местным жителям большую часть электричества. Заткнитесь.
Не отрываясь, он смотрел на горизонт: с востока надвигалась ночь. Кругом бушевали волны и пронзительно вскрикивали морские птицы. От напряженной работы мысли начало резать глаза. Наконец Ворон сел, вынул из рукава деревянную флейту и рассеянно заиграл, как будто он просто искал, чем бы занять руки. Печальные звуки вторили тоскливым завываниям ветра.
- Стой! - резкий возглас Корса вернул его к действительности.
- Тихо, олух, - сказал Ворон. - На этой планете хозяйка она, а не ты. - И тем не менее, вставая, он будто невзначай положил ладонь на рукоять пистолета.
По бархатистому псевдомху, которым поросла дамба, к ним приближалась легкой походкой девушка. На вид ей было двадцать три-двадцать четыре стандартных года, одежда - белая туника и развевающийся на ветру синий плащ - только подчеркивала стройность фигуры. Ее белокурые волосы были заплетены в тяжелые косы и гладко зачесаны назад, чтобы была видна татуировка на лбу - условное изображение птицы. Брови у нее были темные, а глаза - синие, почти цвета индиго, широко расставленные. Выражение ее сердцевидного лица было строгим, губы сжаты, но вздернутый носик, усыпанный чуть заметными веснушками, смягчал впечатление. За руку она вела мальчика лет четырех, как две капли воды похожего на нее; он на ходу подпрыгивал, но, увидев лохланцев, посерьезнел. Оба шли босиком.
- Приветствую вас у слияния стихий, - сказала девушка. Голос у нее был грудной, с хрипотцой, но слова звучали еще более мелодично, чем у других гвидионцев, с которыми астронавтам приходилось разговаривать.
- Здравствуй, несущая мир. - Ворону было проще перевести ритуальное приветствие своей планеты, чем искать подходящее в местном наречии.
- Я шла танцевать для моря, - объяснила она, - но услышала музыку, и она позвала меня сюда.
- А ты человек, который стреляет? - спросил мальчик.
- Бьерд, замолчи! - От смущения лицо молодой женщины залилось краской.
- Да, - рассмеялся Ворон, - можешь называть меня человеком, который стреляет.
- А куда ты стреляешь? - спросил Бьерд. - В мишени, да? Можно, я стрельну в мишень?
- Как-нибудь в другой раз, - ответил Ворон. - Сейчас у нас нет с собой мишеней.
- Мама, он говорит, я могу стрельнуть в мишень! Пух! Пух!
Пух! '
Ворон удивленно приподнял бровь.
- Я думал, госпожа, на Гвидионе не знают огнестрельного оружия, - произнес он как можно более небрежным тоном.
- Это все тот корабль, который побывал здесь зимой, - с легкой грустью ответила женщина. - У тех, кто прилетел на нем, тоже были... как это называется... ружья. Они нам объяснили и показали, как эти штуки действуют. С тех пор на планете, вероятно, нет ни одного мальчишки, который бы не мечтал... ладно, по-моему, вреда от этого нет. - Она улыбнулась и взъерошила Бьерду волосы.
- Э... я - высокородный Ворон, военачальник этноса Дубовой Рощи из Ветряных гор на Лохланне.
- А те, другие? - спросила женщина.
Ворон дал знак, и его попутчики приблизились:
- Это мои сопровождающие. Сыновья вассалов моего отца.
Женщину озадачило то, что он не позволил солдатам включиться в беседу, но она решила, что такой у пришельцев обычай.
- Меня зовут Эльфави, - сказала она, делая ударение на первом слоге, и на губах у нее промелькнула улыбка. - Моего сына Бьерда вы уже знаете. Его фамилия Варстан, моя - Симнон.
- Как?.. Ах да, вспомнил. На Гвидионе женщины, выйдя замуж, сохраняют свою фамилию, сыновья получают фамилию отца, а дочери - матери. Правильно? Ваш муж...
Она поглядела на море и негромко ответила:
- Прошлой осенью в шторм он утонул.
Ворон не стал выражать соболезнований: в культуре его народа отношение к смерти было иным. Но он не удержался и задал бестактный вопрос:
- Но вы говорили, что идете танцевать для моря.
- Но ведь и он теперь стал частью моря, разве не так? - Она продолжала рассматривать волны, которые кружились в водовороте и стряхивали пену с гребней. - Какое оно сегодня красивое. - И, снова повернувшись к нему, совершенно спокойно закончила: - У меня только что был длинный разговор с одним из ваших, его зовут Мигель Тольтека. Он гостит в доме моего отца, где живем теперь и мы с Бьердом.
- Я бы не сказал, что это один из наших, - ответил Ворон, скрывая раздражение.
- Неужели? Постойте-ка... да, он действительно что-то говорил о прилетевших с ним людях с другой планеты.
- С Лохланна, - уточнил Ворон. - Наше солнце находится неподалеку от их солнца, примерно в пятидесяти световых годах вон в том направлении. - Он показал на небо, туда, где за вечерней звездой раскинулось созвездие Геркулеса.
- А ваша родина похожа на его Нуэвамерику?
- Едва ли.
И Ворону вдруг захотелось рассказать ей о Лохланне: о круто вздымающихся в кирпично-красное небо горных пиках, о карликовых деревцах, прижатых к земле ни на минуту не утихающими ветрами, о вересковых пустошах, ледяных равнинах и горько-соленых океанах, вода в которых такая плотная, что человеку в них невозможно утонуть. Ему вспомнилась крестьянская хижина с крышей, закрепленной на растяжках, чтобы не сдуло во время бури, и отцовский замок, сурово вздымающийся над ледником, звон подков во внутреннем дворе; но потом ему вспомнились разбойники, сожженные деревья и трупы, валяющиеся вокруг разбитой пушки.
Но ведь она этого не поймет. Или поймет?
- Зачем вам столько стрелялок? - не выдержал вдруг Бьерд. - К вам на поля приходят злые звери?
- Нет, - ответил Ворон. - У нас вообще не так уж много диких зверей. На нашей почве им не прокормиться.
- А я слышала... эта первая экспедиция... - Эльфави снова встревожилась. - Они что-то говорили о людях, которые сражаются против других людей.
- Это моя профессия, - произнес Ворон. Она ответила непонимающим взглядом, и он поправился: - Мое занятие. - Хотя и это было неточно.
- Как, убивать людей?! - воскликнула женщина.
- Злых людей? - спросил, вытаращив глаза, Бьерд.
- Тише, - бросила ему мать. - "Зло" - это когда происходит что-нибудь плохое, например, налетают стаи сырвиров и опустошают поля. Разве люди могут быть плохими?
- Они могут заболеть, - сказал Бьерд.
- Да, и тогда дедушка их лечит. .
- Представьте себе, что есть такая болезнь, при которой людям хочется убивать себе подобных, - сказал Ворон.
- Какой ужас! - Эльфави изобразила в воздухе крест. - Какой микроб вызывает эту болезнь?
Ворон вздохнул. Если этой женщине не под силу представить себе даже убийцу-маньяка, то как ей объяснить, что разумные, честные и благородные люди порой находят разумные, честные и благородные основания для того, чтобы устраивать друг на друга охоту?
- Ну, что я тебе говорил? - буркнул Коре Вильденвею за его спиной. - У них не кровь, а сахарный сиропчик!
Если бы это было так просто, подумал Ворон, я мог бы забыть о своем беспокойстве. Но гвидионцы явно не хлюпики. Хлюпики не выходят под парусами на беспалубных лодках в океаны, где приливные волны достигают пятидесяти метров в высоту. Да и эта женщина смогла преодолеть свое заметное невооруженным глазом потрясение и задавать исполненные дружелюбного любопытства вопросы - это все равно как если бы он, Ворон, начал о чем-то расспрашивать внезапно появившуюся перед ним саблезубую куницерысь.
- Так вот почему вы с нуэвамериканцами почти не говорите друг с другом! Кажется, я заметила это еще в городе, но тогда я не знала, кто к какой группе принадлежит.
- Ничего, им на Нуэвамерике тоже пришлось повоевать, - сухо заметил Ворон. - Так было, например, когда они нас изгоняли. Более столетия назад мы вторглись на их планету и разделили ее на лены. Их революции помогло то, что лохланцы одновременно вели войну с Великим Альянсом - но тем не менее надо признать: они держались молодцом.
- Не понимаю зачем... Ладно, неважно. Мы еще успеем побеседовать. Вы собираетесь идти с нами в горы, это правда?
- Да, если... как, и вы тоже?
Эльфави кивнула, и уголки ее рта поползли вверх.
- Не нужно так удивляться, друг издалека. Я оставлю Бьерда у дяди и тетки, хотя, честно говоря, они его страшно балуют. - Она слегка обняла и прижала к себе мальчика. - Но экспедиции нужен танцор, а это мое занятие.
- Танцор? - задохнулся Коре.
- Нет, не главный Танцор. Он всегда мужчина.
- Но... - Ворон расслабился и даже улыбнулся. - Для чего экспедиции, отправляющейся в лесные дебри, требуется танцор?
- Чтобы для нее танцевать, - ответила Эльфави. - Для чего же еще?
- Да... больше не для чего. Вам известно, для чего мы предпринимаем это путешествие?
- А разве вы не слышали? Я узнала об этом из разговора отца с Мигелем.
- Да, естественно, я знаю. Но, может быть, вы что-то не так поняли? Когда встречаются разные культуры, это легко может произойти даже с умными людьми. Почему бы вам не изложить мне все это своими словами, чтобы я в случае необходимости вас поправил? - Предлагая это, Ворон на самом деле имел иную цель: ему хотелось подольше побыть с Эльфави, так как ему было хорошо в ее обществе.