– Вам всем, перенесшим первое перемещение, было предложено вернуться, не помню, говорил я тебе об этом, или нет? Джо сразу же отказался. – Старик взглянул через плечо. – Грэйс, ты не передумала, малышка?
Грэйс подняла глаза.
– Понси! – укоризненно сказала она. – Ведь ты же ЗНАЕШЬ, что я никогда не покину тебя.
– Дьюк?
Оскопленный слуга даже не поднял глаза. Он просто отрицательно помотал головой.
Понс сказал ученому:
– Нужно поспешить и взвесить их. Сегодня мы намерены ночевать дома. Взвешивание было произведено где-то в недрах Дворца. Перед тем, как их поместили на пластину весов, Лорд Протектор вытащил обойму, которую ранее извлек из пистолета Хью.
– Хью! Ты обещаешь не делать глупостей? Или мне приказать, чтобы пули отделили от пороха?
– Нет, я обещаю.
– Да, но что ты обещаешь? При определенной скорости движений, ты бы вполне прикончил меня. Но подумай о том, что будет после этого с Барбарой и нашими малышами.
(Я уже думал об этом, старый ты негодяй. И я всегда делаю только то, что мне кажется лучшим).
– Понс, а почему бы вам не отдать обойму Барбаре. Пусть она положит ее к себе в карман. В этом случае, даже если мне и придет в голову что-нибудь, я не успею зарядить пистолет достаточно быстро.
– Неплохо придумано. Держи, Барба.
Старший ученый казалось, был недоволен общим весом своего экспериментального груза.
– С разрешения Их Милости, ничтожный слуга осмелится доложить, что собственный вес обоих взрослых должно быть сильно уменьшился с тех пор, как делались расчеты.
– И чего же ты хочешь от нас?
– О, ничего, ничего, с благосоизволения Их Милости. Просто предстоит небольшая задержка. Масса должна быть точной. – Избранный начал торопливо накладывать на платформу металлические диски.
Это навело Хью на мысль.
– Понс, вы действительно думаете, что эта штука сработает?
– Если бы я знал это точно, не было бы надобности опробовать ее. Надеюсь, что она работает.
– Если перенос удастся, нам с самого начала понадобятся деньги.
Особенно, если мне придется пересечь почти половину штата, чтобы захоронить эти часы.
– Логично. Ведь вы, кажется, там, пользовались золотом? Или серебром?
Я понял тебя. – Он сделал жест рукой. – Прекрати взвешивание.
– У нас в ходу было и то и другое, но на нем должно было быть клеймо нашего протектората. Понс, в моем доме было довольно много американских серебряных долларов, которые вы забрали у меня. Нельзя ли их получить обратно?
Получить их оказалось можно и прямо во Дворце и старик не имел ничего против того, чтобы их использовали в качестве недостающего веса. Старший ученый был весьма обеспокоен задержкой – он объяснил своему повелителю, что расчеты были сделаны на определенную массу, с тем, чтобы доставить их в прошлое за несколько дней до начала войны, плюс-минус некоторое время на ошибку. Но запас времени подходил к концу и если не произвести отправку в самое ближайшее время, то придется снова перерассчитывать эксперимент и перенастраивать приборы. Хью не понял большинства подробностей.
Понс, видимо, тоже их не понял. Он резко оборвал ученого:
– Если понадобится, сделаешь расчеты заново. Все.
Чтобы найти человека, который знал человека, который знал, где находятся предметы, изъятые у дикарей, нашел их и доставил, потребовалось больше часа. Понс молча играл с мышью. Барбара возилась с близнецами, потом перепеленала их с помощью служанок. Хью попросил, чтобы всем дали возможность сходить в туалет – просьба была удовлетворена, правда под охраной – и от всего этого вес снова изменился и все пришлось начинать заново.
Серебряные доллары по-прежнему были скручены в колбаски по 100 долларов в каждой, как в свое время сделал Хью. Весили они довольно много и (если надеяться, что прыжок во времени окажется удачным) Хью был рад, что за время одиночного заключения он сбросил лишний вес, накопленный в бытность его Главным Исследователем. Однако, для покрытия разницы в весе, потребовалось всего около трехсот долларов да еще пуля и несколько клочков фольги.
– С позволения Их Милости, покорный слуга считает, что подопытных следует незамедлительно поместить в контейнер.
– Исполняй! Не трать понапрасну наше время!
Приволокли контейнер. Он представлял собой металлический ящик, гладкий снаружи, пустой внутри, без каких-либо выступающих частей. Высота его едва позволяла Хью стоять, выпрямившись, а места в нем было ровно столько, сколько требовалось всем четверым, и даже немного меньше. Хью забрался внутрь первым, помог забраться Барбаре, затем им передали детей и Хьюги тут же начал плакать и толкать братишку.
Понс выглядел расстроенным.
– Прислуга избаловала детишек. Хью, я решил не присутствовать при отправлении, я очень устал. Прощайте, вы оба – и счастливо добраться. Из вас никогда не получились бы верные слуги. Но мне будет очень не хватать наших партий в бридж. Барба, нужно серьезно заняться воспитанием малышей. Только смотри, не запугай их вконец. Они – хорошие мальчишки. – Он повернулся и быстро вышел.
Крышку закрыли и заперли. Теперь они были одни. Хью тут же воспользовался этим преимуществом, чтобы поцеловать жену. Поцелуй вышел довольно неуклюжим, потому что они оба держали в руках по ребенку.
– Теперь мне все равно, что с нами будет, – сказала Барбара, как только рот ее освободился. – Именно этого мне больше всего и не хватало. Ой, милый, Джо опять мокрый. А как там Хьюги?
– Они единодушны. Хьюги тоже мокрый. Но ты ведь кажется, только что сказала, что тебе теперь все равно.
– Мне-то да, но попробуй объясни это детям. Сейчас я бы с радостью отдала один из этих свертков с долларами за десяток новых пеленок.
– Дорогая, а тебе никогда не приходило в голову, что человечество по крайней мере миллион лет прекрасно обходилось без пеленок? А нам, возможно, предстоит обходиться без них не больше часа. Так что, давай не будем о них думать.
– Да нет, я только хотела сказать… Послушай! Кажется они передвигают нас.
– Сядь на пол и упрись ногами в стенку. Пока дети еще целы. Так что ты говоришь?
– Я просто хотела сказать, дорогой, что меня вовсе не волнуют пеленки. Меня вообще ничто не волнует теперь, когда ты со мной. Но если нам все же не суждено погибнуть – если эта штука сработает – то я хотела бы быть практичной. А что может быть практичнее пеленок?
– Поцелуи, например. Любовь.
– Да, конечно. Но они все равно приводят к пеленкам. Милый, а ты не мог бы переложить Хьюги в другую руку, а этой обнять меня? Ой, они снова нас куда-то двигают. Хью, как по-твоему, этот аппарат сработает? Или мы просто внезапно умрем? Ладно, путешествие в будущее я еще как-то могу себе представить – во всяком случае мы совершили его. Но никак не могу представить себе путешествие в прошлое. Я имею в виду, что прошлое ведь уже было. Ведь правильно? Разве не так?
– В принципе, да. Но ты по-моему, неправильно сформулировала. Я понимаю это так, что парадоксов времени не существует, их просто не может быть. Если нам удастся совершить этот прыжок во времени, то, значит, мы его уже совершили. Вот что произошло. А если аппарат не сработает, то потому, что этого не случилось.
– Но ведь этого еще не случилось. Следовательно, ты утверждаешь, что поскольку этого не произошло, то и не могло произойти. Я то же самое и говорила.
– Нет, нет. Мы ведь не знаем, случилось это уже или еще нет. Если случилось, то все будет в порядке. А если нет, то – нет.
– Дорогой, я совсем запуталась.
– Не беспокойся. "Персты, перо держащие, выводят букву, и только выведя ее, свой продолжают труд" – и о том, как обстоит дело, мы узнаем только после всего. Мне кажется, нас выводят на финишную прямую. Мы больше не покачиваемся и чувствуется только легчайшая вибрация. Если они собираются отправлять нас оттуда, откуда я думаю, то есть из графства Джеймс, то нам можно ни о чем не беспокоиться еще примерно с час. – Он обнял ее покрепче. – Поэтому, давай хоть этот час побудем счастливы.
Она подхватила:
– Так ведь я о том и толкую. Любимый, мы с тобой столько перенесли, что сейчас я уже ни о чем не беспокоюсь. Если нам отведен всего лишь час, я буду наслаждаться каждой его секундой. Если нам отведено сорок лет, я буду наслаждаться каждой секундой этих лет. Но только если мы будем вместе. А если нас разлучат, то мне не нужно никаких отсрочек. Но, как бы то ни было, пока мы вместе. И пребудем вместе до самого конца.
– Да, до самого конца.
Она счастливо вздохнула, перепеленала мокрого спящего младенца, уткнулась в плечо мужу и прошептала:
– У меня такое чувство, что это снова наш самый первый день. Я имею в виду убежище. Там было так же тесно, и даже еще жарче – и никогда еще я не была так счастлива. И мы тогда тоже не знали, доживем мы до следующего дня, или нет. В ту ночь.
– По крайней мере, не надеялись. Иначе сейчас у нас бы не было близнецов. – В таком случае, я даже рада, что мы собирались погибнуть. Хью, а ведь здесь места не меньше, чем было тогда у нас в распоряжении, а?
– Женщина, ты просто ненасытна в своей похоти. Мы можем шокировать мальчиков. – Мне, по крайней мере, не кажется, что один раз больше чем за год это ненасытность. А мальчикам еще слишком мало лет, чтобы их можно было чем-то шокировать. О, милый, ну давай! Ты же сам сказал, что возможно через час нас не станет.
– Да, это вполне возможно, и в твоих словах есть большая доля правды и теоретически я полностью "за". Но ребятишки здорово мешают, да, к тому же, на самом деле здесь не так много места, и даже если бы здесь не толпилась мокрая малышня, я совершенно не представляю, как это механически возможно. Это будет не акт, а прямо какой-то тессеракт.
– Что ж… наверное, ты прав. Действительно, расположиться здесь негде. Мы можем раздавить малышей. Но если нам все-таки предстоит погибнуть, то это будет просто стыдно.
– Я отказываюсь допускать, что нам предстоит погибнуть. И больше я никогда, даже на словах, не сделаю такого упущения. Все мои планы строятся на том, что мы останемся в живых. Жизнь продолжается. Что бы там ни было – жизнь продолжается.
– Согласна! Семь без козырей!
– Так-то лучше.
– Удваиваю. И еще раз удваиваю. Хью, как только мальчики подрастут настолько, что смогут удержать в руке тринадцать карт, мы начинаем учить их играть в бридж. Тогда у нас будет своя семейная четверка.
– Согласен. А если они не смогут научиться, мы оскопим их и попробуем снова.
– Не произноси при мне больше этого слова.
– Прошу прощения.
– И вообще я больше слышать не желаю этот язык, дорогой. Мальчики должны расти, слыша только английскую речь.
– Еще раз прошу прощения. Ты права. Но я могу иногда сорваться. Я столько переводил, что иногда начинаю думать на этом языке. Так что не сердись, если у меня иной раз и вырвется словечко.
– Словечко-другое – это не страшно. Кстати, о словечках… Не обменивался ли ты кое-какими словечками с Киской?
– Нет.
– А почему? Я бы ничего не имела против. Вернее, почти ничего. Она была очень мила. Она готова была возиться с детьми в любое время, когда ей только разрешали. Она очень любила наших малышей.
– Барбара, я не хочу думать о Киске. Мне больно вспоминать о ней. Я надеюсь только на одно – что ее новый владелец добр к ней. Ведь она совершенно беззащитна – как котенок с непрорезавшимися глазками. Беспомощна. Киска напоминает мне обо всем самом чертовски проклятом, что только есть в рабстве.
Она сжала его руку.
– Надеюсь, что с ней обращаются хорошо. Но, милый, зачем себя мучить, ведь все равно ей ничем не поможешь.
– Я понимаю и именно поэтому не хочу говорить о ней. Но мне ее не хватает. Как дочери. Да, пожалуй, она была мне дочерью. И никогда – "согревательницей постели".
– Я ни секунды не сомневалась в этом, дорогой. Но… здесь, конечно, может быть и тесновато. Ну ничего, жизнь-то ведь продолжается. Так что мне не хотелось бы, чтобы ты обращался со мной, как с дочерью. Лично я намерена содержать твою постель раскаленной докрасна!
– Хмм… Ты хочешь напомнить мне о моих преклонных годах.
– О мои натруженные ноги! Он еще говорит "преклонные года"! С практической точки зрения мы станем ровесниками – нам обоим будет примерно по четыре тысячи лет, считая туда и обратно. А я преследую сугубо практические цели. Ты понял?
– Понял, понял. Конечно, четыре тысячи лет, это именно практично. Хотя, сказано возможно, и не совсем для "практических целей".
– Тебе так легко не отделаться, – грозно сказала она. – Со мной это не пройдет.
– Слушай, у тебя мысли работают только в одном направлении. Ладно. Сделаю все, что в моих силах. Я буду просто лежать и беречь силы. А тебе предоставлю делать все остальное. Ха, да мы, кажется, приехали!
Ящик несколько раз передвинули, затем он некоторое время пребывал в неподвижности, затем неожиданно взлетел вверх, так что заныло под ложечкой, так же внезапно остановился, вздрогнул и теперь уже застыл окончательно.
– Вы находитесь в экспериментальной камере, – произнес голос ниоткуда. – Имейте в виду, что вас возможно ожидает падение с небольшой высоты. Советуем вам обоим встать, взять на руки по одному ребенку и быть готовыми к падению. Понятно?
– Да, – ответил Хью, помогая Барбаре встать. – С какой высоты?
Ответа не последовало. Тогда Хью сказал:
– Дорогая, я не понял, что они имели в виду. "С небольшой высоты" может означать и один фут и пятьдесят… Обхвати Джо руками, чтобы он не ушибся и лучше немного согни ноги в коленях. Если толчок будет сильным, то не напрягай ноги, а мягко опустись на землю. Ни в коем случае не приземляйся на вытянутые ноги. Ведь этим шутникам нет до нас ровным счетом никакого дела.
– Согни ноги в коленях. Обхвати Джо. Понятно?
И они упали.
Глава 22
Хью так и не понял точно, с какой высоты им пришлось падать, но, в конце концов, решил, что там было не более четырех футов. Вот еще мгновение назад они стояли в ярко освещенной камере, в тесноте; в следующее мгновение они уже оказались под открытым небом, в ночной тьме и в падении.
Когда его подошвы ударились о землю, он мягко повалился, слегка ударившись правым бедром при падении, и в тело ему впились два очень твердых свертка с долларами, которые лежали у него в заднем кармане брюк. Потом он перекатился набок, оберегая ребенка от удара.
Затем он сел. Барбара лежала на боку подле него. Она не шевелилась.
– Барбара! Что с тобой?
– Ничего, – тихо сказал она. – Кажется, цела. Просто перепугалась.
– А с маленьким Джо все в порядке? Хьюги-то цел и невредим, но боюсь, он теперь гораздо более чем просто мокр.
– С Джо тоже все в порядке.
Джо тут же как бы в подтверждение этих слов громко расплакался; брат тут же присоединился к нему.
– Думаю, он тоже перепугался до смерти. Помолчи, Джо. Видишь, мама занята. Хью, где мы?
Он огляделся.
– Мы, – возвестил он, – на автомобильной стоянке в торговом центре примерно в четырех кварталах от моего дома. И, скорее всего, довольно близко к нашему собственному времени. По крайней мере вот это – форд шестьдесят первого года выпуска и мы почти что свалились на него.
Стоянка была пуста, если не считать этой машины. Ему вдруг пришло в голову, что их прибытие вполне могло быть не просто хлопком, а, например, взрывом, если бы они приземлились футах в шести правее. Но он тут же отогнал эту мысль. Они уже столько вынесли, что еще одна миновавшая их опасность значения не имела.
Он встал и помог подняться Барбаре. Она поморщилась, вставая, и в тусклом свете, падавшем на стоянку из окна банка, Хью сразу заметил это.
– Что-нибудь не в порядке?
– При падении я кажется подвернула ногу.
– Идти можешь?
– Могу.
– Я понесу обоих ребятишек. Здесь недалеко.
– Хью, куда мы направляемся?
– Домой, конечно, куда же еще?
Он взглянул в окно банка, стараясь взглядом отыскать календарь. Он увидел его наконец, но света было недостаточно и цифр нельзя было разобрать.
– Интересно, какое сегодня число. Милая, ты знаешь, мне кажется, что путешествие во времени связано с некоторыми парадоксами – и я думаю, что для кого-то можем стать сильным потрясением.
– Для кого?
– Например, меня. В моем более раннем воплощении. Может быть, мне следует сначала позвонить, чтобы не заставать человека врасплох. Хотя нет, он… то есть я, просто не поверит такому. Ты действительно можешь идти?
– Конечно.
– Прекрасно. Возьми на секундочку наших маленьких чудовищ – я хочу взглянуть на часы. – Он снова заглянул через окно в банк, где на стене висели часы. Отлично. Давай дитя обратно. И скажи, если тебе потребуется отдых.
Они отправились в путь. Барбара хоть и прихрамывала, но не отставала.
Они молчали, так как Хью все еще не мог осмыслить случившееся. Вновь увидеть город, который он считал уничтоженным, таким тихим и мирным теплой летней ночью было для него неожиданно сильным потрясением. Он старательно избегал думать о том, что он может обнаружить у себя дома – кроме одной мысли, что если окажется там, что убежище еще не построено, то оно и не будет построено никогда – он попытается вмешаться в ход истории.
Он свыкся с этой мыслью, и полностью сосредоточился на радостном осознании того, что Барбара была женщиной, которая никогда не откроет рта, если чувствует, что мужчина хочет, чтобы она помолчала.
В конце концов они свернули на дорожку, ведущую к его дому. Барбара прихрамывала, а Хью почувствовал, что у него затекли руки, потому что он не мог переложить свой двойной груз. Около дома стояли две машины. Он остановился у первой, открыл дверцу и сказал:
– Залезай внутрь, усаживайся и дай ноге отдохнуть. Мальчишек я оставлю с тобой и произведу рекогносцировку.
Дом был ярко освещен.
– Хью! Не нужно!
– Почему?
– Это моя машина. ЭТО ТА САМАЯ НОЧЬ!
Он долго– долго смотрел на нее. Потом тихо сказал:
– Все равно необходимо осмотреться. Оставайся здесь.
Вернулся назад он минуты через две, распахнул дверцу и повалился на сиденье и с шумом выдохнул воздух.
Барбара позвала его:
– Милый! Милый!
– О, боже мой! – Он закашлялся и некоторое время ничего не мог ответить. – ОНА там! Грэйс. И я тоже. – Он опустил голову на руль и всхлипнул.
– Хью!
– Что? О боже мой!
– Успокойся, Хью. Пока ты ходил, я завела машину. Ключ был здесь. Я оставляла его, чтобы Джо мог ее отогнать. Так что мы можем ехать. Ты в состоянии вести машину?
Он постепенно успокаивался.