- Я, вы двое, братья-эмериканцы со своими обетами. Кардинальская коллегия, ваш брат Ричард. Мои честные прихожане и все святые, пребывающие с Господом на небесах - мы есть Церковь. А тот, кто захотел осквернить Церковь в самом ее сердце - наш враг. Единственный враг. Вы это понимаете?
Фил опустил глаза. Он не знал ответа.
- Хорошо, - проговорил Стефан, отпуская нательный крестик. Он оказался серебряным, совсем простым и маленьким. С затертой гравированной фигуркой Распятого. - Хорошо, пока довольно и этого. На большее я не мог рассчитывать. Я очень рад, юноши, что вы хотя бы в главном мне поверили. И готов ответить, если смогу, на все ваши вопросы. "На все" значит - на все.
- Начнем сначала, - предложил Фил, на лбу которого проявилась горизонтальная стариковская морщина. - Как вы и собирались. Пришел Антихрист, который всех видит и все знает. Захватил Папский престол, чтобы осквернить церковь, и так далее. Но причем здесь мы? Зачем мы вам нужны?
И лицо Стефана было вовсе не торжественным, скорее уж грустным и слегка растерянным, когда он ответил, переводя каре-зеленый взгляд с одного юноши на другого, и было ему их, наверное, жаль, но он говорил правду.
- На свете родился Король. Истинный христианский правитель, которому суждено собрать около себя всех верных в Последние Дни. Он соберет войско из оставшихся, когда… придет день решающей битвы.
За домом гулко бухал сипловатый лай. Это старик Филимон объяснял зарвавшейся вороне, что ей здесь не место.
Двое юношей и один человек тридцати и трех лет сидели на узеньком крыльце, с трудом помещаясь на нем втроем. Фил щурился от света, держа коленями горячую металлическую кружку. Алан в свою кружку то и дело дул, самому себе мешая слушать.
- Да, род Помазанника Божия Артура, короля Былого и Грядущего, не пресекался. Да будет вам известно, что Мордред Предатель был не единственным его сыном. Если вы внимательно читали легенды Круглого Стола, вы должны это знать.
Алан слегка покраснел. Он всегда считал, что знает историю Логрии… ну… неплохо. Но сейчас он был явственно посрамлен.
Стефан, кажется, не заметил его замешательства. По крайней мере, не подал виду, что заметил.
- Когда Государь Артур был молод, он полюбил дочь герцога Санама. Звали ее Лионора. У них с Лионорой родился сын, старшее дитя Артура, по имени Борр Бесстрашное Сердце.
А, вот теперь Алан вспомнил! Имена тех, кто исцелял сэра Уррия, он помнил наизусть - и имя выскочило на свет, как одна строчка стихотворения тянет за собою целую строфу.
- Sir Borre le Cure Hardy, kynge Arthurs sone…
Стефан взглянул на юношу одобрительно, впервые за весь разговор улыбнулся - не углами губ, а широко.
- Молодец. Вспомнил. Так вот, о девице Лионоре. Король, должно быть, желал на ней жениться - но она вскоре после родов занедужила и умерла. У юного Артура тогда была война по всем границам, нужно было спасать короля Леодегранса. Да, того самого, который потом подарил ему Круглый Стол и отдал в жены свою дочь… Гвенивер. Гвенивер, которая на беду оказалась бесплодной.
Фил неопределенно хмыкнул. Но когда к нему обернулись, замотал головой - продолжайте, продолжайте - и сунул нос в кружку с мятой.
- А может быть, и не на беду. Потому что таким образом род Короля таился в тени, как семя, которое вызревает в земле до срока. Мальчика отдали на воспитание Мерлину, который его пристроил на время в хороший монастырь, а когда он вырос, то явился ко двору и стал добрым рыцарем. Честным и отважным.
- А почему о нем никто ничего не знал? - с легкой ноткой вызова спросил Фил.
- Почему же никто? Вот Алан знает, - Стефан кивнул на знатока легенд, котоый слегка покраснел. - Кроме того, так было лучше. Это помогло сохранить кровь Истинного Короля до дней великой нужды. До сегодняшних дней.
- Вы хотите сказать, что род Борра не пресекался?
- Конечно же. Он продолжался по мужской линии, хотя потомки этого рода никогда не были королями. Чаще всего они были просто честными рыцарями, вассалами, несущими свою службу. Я не уверен, что они знали, что за кровь течет в их жилах. Я и сам не знаю истории этого рода - по крайней мере, всей. Знаю только, что тот, кому суждено стать последним королем, уже родился на свет. И что он происходит от короля Артура по прямой линии.
- Но ведь… Король Артур должен был вернуться сам, - тихонько возразил Алан, с болью, с невыносимой любовью вспоминая, как об этом говорил Рик - пьяный с двух глотков вина, раскрасневшийся при свечном свете в маленьком подвальчике Ордена… "Ребята, тост: за возвращение Короля. А? Рекс квондам, рекскве футурум?" "Братик, а ты правда веришь в Артура?" "Ну… Конечно. Наверное, верю. Почему бы нет."
- Приплыть в стеклянной ладье с острова Авильон, - кивнул Стефан, вытягивая на ступеньках длинные ноги. - Пробудиться. Вернуться. Во плоти. Кто знает, может быть, он и вернулся - таким вот образом. Я знаю только то, что я знаю, юноши. Это сказал мне отец Иосиф… Когда я видел его в последний раз. В день, когда он вывел меня из тюрьмы. Я сказал бы - из темницы, да только там было светло. Пожалуй, даже слишком светло… Но я говорю о Короле.
- Да, - вставил неукротимый Фил, щурясь поверх дымящейся кружки. - Именно. Король - это очень здорово. Если я его встречу и если он меня убедит, что он - король, я буду рад ему служить. Но если ради этого знания мы и…э-э…
- Этим знанием теперь владеют четверо людей, - продолжил Стефан, пользуясь паузой. - Это мы трое. И еще один. Зверь.
- А сам Король?
- Не думаю, чтобы он что-нибудь знал, если его время еще не пришло. Разве что догадывается. Но плохо не это, плохо другое…
- Что Антихрист про него знает?..
- Да. И не просто знает. Он понимает, что Король опасен для него, что именно этот человек наиболее всего неугоден ему среди живущих. И Зверь ищет его, чтобы убить, а искать он умеет хорошо.
Почему-то было холодно. Алан тянул горяченный мятный чай, сложив губы трубочкой, но сквозняк не переставал гулять через его тело - в открытую дверь за спиной. Вот что такое - тень, подумал он, зажмуриваясь, как от горечи во рту.
И в холоде - что ж вы хотите, еще весна, и день ветреный, по небу несутся облака, порой закрывая солнце - прозвучали слова Стефана, именно такие, каких Алан и ждал.
- Мы должны успеть первыми. Юноши, мы должны опередить Зверя в его поисках. Вы двое пришли сюда, чтобы я отправил вас на поиски Короля.
Алана на свете не интересовали никакие короли. Его интересовало, пожалуй, только одно. И хотя это был холодный интерес, недобрый и неправильный, но его нельзя было больше выносить внутри себя.
- Получается… Это получается, мы сюда шли, чтобы спасти моего брата - а пришли совсем для другого? И вы со своим… Граалевским знанием и святым отцом - все про это знали?
Стефан не ответил, но его честные, грустные глаза отвечали за него. "Да", прочитал в них Алан, и кружка так запрыгала в его руках, что сколько-то горячего чая пролилось на колени. Ал этого даже не почувствовал.
- А Рик - это что, была наживка на крючке, чтобы нас сюда заманить? Он… Мой брат… Умер ни за что, только для того, чтобы мы к вам явились?
- А то как же, - ответ пришел с совсем неожиданной стороны. Фил сидел, широко расставив ноги в здоровенных ботинках и криво улыбаясь. - А ты как думал, цыпленочек? Все святые мира придумали отличный способ нас с тобою, великих и замечательных, использовать. Заманить в эту дыру Риком, показать тебе пару страшных снов, подсунуть старую газету… А потом удивить вестью про Короля и ожидать, что мы пинком под зад отправимся, распевая благодарственные гимны, выполнять спецзадание. Что-то у мировых сил, дорогой отец Стефан, методы слишком… подловатые.
- Не говорите так, - неожиданно тихо попросил Стефан, на щеках которого проступили красные пятна. - Не нам… осуждать промысел Божий. Известно, что нас приводят всюду самыми легкими для нас путями.
- Легкими? - взорвался Алан, вцепляясь в кружку, как солдат - в последнюю ручную гранату. Слезы начинали закипать у него в уголках глаз. - Ничего себе, лихорадка! У меня, между прочим, умер брат, единственный, который… С которым мы… А, плевать! Разве это важно для ваших поганых святых? У них свои делишки, одним Риком больше, одним - меньше, для великого дела и десятью такими, как он, пожертвовать не жалко!
- Если он умер, конечно, - жутковато-спокойным голосом выговорил Фил, вставая. Против солнца он казался совсем черным… И очень большим. - В конце концов, кому какое дело? Его участие в истории закончилось.
В голове у Алана заскрипели какие-то тугие колесики, когда до него дошел смысл Филовых слов. Он тоже вскочил, весь оставшийся чай выплеснулся на ступеньки, брызнул кипятком на обнаженную руку Стефана, сидевшего посредине.
Стефан не двинулся с места, не встал, чтобы сравняться с ними ростом. Вода стекала по его запястью - на дерево крыльца, оставляя на ошпаренной коже красноватые следы. Он смотрел снизу вверх в глаза Алану, словно забыв про Фила, и Ал внезапно понял, на что же похожи цветом глаза бывшего кардинала. На Риковы глаза… А значит, и на мамины. И на его собственные, Алановы - тоже.
- Юноша, - проговорил Стефан медленно, будто подбирая слова. - Не оскорбляй в порыве горя вещей, за которые умирали люди и лучше нас с тобою. За которые, в частности, умер твой брат. Откуда нам знать, не ему ли из вас троих достался самый светлый и легкий путь? У каждого человека своя дорога, и никто другой не в силах ее изменить. Твой брат погиб не затем, чтобы привести вас сюда, но лишь ради спасения собственной души, потому что Господь ведет каждого к Себе ради него самого. А если эта смерть послужила чему-то еще - мы должны только радоваться… Хотя не мне говорить, насколько это трудно.
С Ричардом все хорошо, - добавил он совсем тихо и поднял все еще мокрую от чая ладонь, чтобы погладить Алана по мертво свисающей руке.
Тот безвольно сел обратно на скамейку, очень желая заплакать, но почему-то разучившись это делать.
- И ты сядь, - бросил Стефан неожиданно требовательным голосом, и самое странное, что Фил подчинился. Какое-то время они сидели молча - все трое, Стефан - посредине, и призрак близкой драки, только что застилавший Филу глаза, медленно распадался на пряди тумана.
Я ведь его чуть не ударил, отца Стефана, с изумлением подумал Алан, будто приходя в себя от сонной одури. Я не знаю, что это было. Хорошо, что оно ушло. Но как пусто, Боже мой, как жутко. Может, было бы менее страшно, если бы не светило солнышко и не орали бы птицы.
И голос Фила он услышал как бы издалека - усталый голос, спрашивающий так обыденно и спокойно, как о предстоящей долгой, нелюбимой, но важной работе.
- Ну, и где же, по-вашему, надо его искать?..
- …Я знаю немного. Все, что я знаю наверняка, скажу вам. Король сейчас находится в нашей стране. Я не знаю, сколько ему сейчас лет и как он выглядит. И где именно он живет - тоже не могу сказать.
- Что же, святой Иосиф из Аримафеи ничего не знает? - усмехнулся Фил одной стороной рта. - Или просто не все рассказывает, чтоб искать было интересней, а то не спортивно?..
- Юноша, не упоминай всуе имена святых, - спокойно отозвался Стефан, но Алан чуть вздрогнул от его интонации. - Я не знаю, сколько ведомо святым. Но дело в том, что все, что ведомо мне, ведомо и Зверю. Мы связаны с ним теснее, чем любому из нас того хотелось бы… И порой по ночам я чувствую, как он смотрит в мои сны, хотя и не знает, где и на какой постели отдыхает мое смертное тело. Порою же я проникаю в его мысли, сам не желая того. Но чего бы я ни хотел, сейчас мы со Зверем - как радиоприемники, настроенные на одну и ту же волну.
Фил смигнул, глядя в сторону. Ему стало очень… Не то что бы страшно, нет. Просто очень неприятно… И как-то так знакомо неприятно, что лучше об этом и совсем не думать.
- Теперь ты понимаешь, почему я знаю столько, сколько знаю. Сам я не могу искать Короля. Когда идет охота, лучше быть зверьком поменьше. А я сейчас для охотника - крупная дичь, и могу все испортить, просто покинув свое убежище. Но у меня есть весть для тех, кто пойдет в этот поход. Мне были открыты три приметы, по которым вы узнаете Короля среди других людей.
Алан почему-то воровато огляделся - не подслушает ли кто. Но из-за дома только важно вышел Филимон, уселся у крыльца и принялся церемонно чесать задней лапой седое стоячее ухо.
- Вот эти приметы. Первая: при встрече с вами Король назовет имя Господа. Это будет первое, что он скажет. Вторая примета: вам его назовут. И третья: искать Короля надлежит в Центре Веры.
Алан недоуменно хлопнул глазами и воззрился на товарища. Но на лице Фила тоже не светилось радостного понимания.
- И что это за… галиматья? Что это все значит? С детства ненавижу шарады.
- У вас хоть какие-нибудь предположения есть? - жалобно воззвал Алан, которому казалось, что над ним издеваются.
- Неважно, - Стефан покачал тяжелой головой. - Отвечу честно - да, у меня есть предположения. Мой разум породил их без участия воли. Но вам я их не скажу, потому что боюсь сбить вас с правильного пути. Если мое понимание окажется ложным, и это задержит вас в поиске хотя бы на день - этот единственный день может все погубить. Вы должны стараться понять все сами. С Божьей помощью. Ведь это ваш поход, не мой… - Он помолчал и добавил нехотя: - Кроме того, я запрещаю себе об этом думать. Для меня это слишком опасно. Вы знаете, почему.
Ох, они знали. Ох, знали, и хотя Филу никогда не снилась залитая светом электричка и оборачивающийся из кабины машиниста, улыбающийся… Но у него были свои сны. Давно еще, в детстве.
- Понятно, - быстро сказал он, чтобы не думать об этом. - Значит, в центре веры. Я понял. И что же… Считается, что Короля должен найти один из нас?
- Нет. Вы вдвоем, - поправил Стефан, забирая из Филовых рук кружку с остывшим уже чаем, чтобы дать Алану отпить. Он двинул бровями, заметив, как недовольно дернулось лицо Фила при слове "вдвоем". И Ал тоже, кажется, был не в силах радоваться перспективе что-то делать в такой компании. Ему показалось, что щека все еще саднит от той Сент-Винсентской оплеухи… Первой за всю его восемнадцатилетнюю жизнь. Но Стефан продолжал говорить, и в крайнем унынии Алан покорно понимал, что это, кажется, правда.
- Что же поделаешь, юноши, если вы сейчас - отряд. Отряды составляются не людьми, и не нам решать, кого выбрать себе в спутники. Важно только одно - насколько хорошо вы можете сделать то, что нужно. Кроме того, - он слегка улыбнулся, - вы… идеально подходите друг к другу. Если вам сейчас так не кажется, значит, покажется позже.
Да уж, не казалось так Алану, совершенно не казалось. Но его-то никто почему-то и не спрашивал, и самое странное, что он был этим доволен. Потому что все происходящее покоилось в надежных руках, и в этом была Аловская смелость. Только в этом. Немного ж было той смелости, но - уж сколько есть.
А может, эта штука называлась и не смелость, а еще как-нибудь. Например, вера. Как бы то ни было, в лесном домике возле деревушки Преображенское, наслушавшись речей о страшных чудесах, получив смертельные вести, Алан Эрих должен был что-то решить. Навеки принять, что мир совершенно безумен, ввязаться в нечто, готовое забрать его целиком… Отдать себя тому, чего он даже толком не понимал, только надеялся, что оно - правильное… Или не сделать этого.
Он смотрел на зеленую-зеленую траву, пробивавшуюся сквозь ковер прошлогодних буковых листьев. Цветущие буки пахнут одним из запахов рая, а в раю, может быть, живет Рик. И если хочется умереть, то это никак не может быть правдой, потому что смерть ужасна, если хоть слегка представить ее себе.
- Еще вы не должны проводить в одном месте трех ночей, - говорил неотвязный голос Стефана, голос, похожий на смерть. - Бойтесь опоздать и помните - если два дня не принесли вам успеха, на третий вы должны уходить.
Я не хочу, мама, я не хочу. Я хочу вернуться назад, хочу, чтобы этого всего никогда не было. Куда угодно, в какие-то минуты, которые казались мне ужасными, из которых я рад был убежать… К голодным дням в крохотной квартире, когда ушел отец. К скарлатине в девять лет, когда я лежал в больнице и чуть не помер от болезни и от тоски. К школьной драке в одиночку - против троих, да что там "драке", меня просто побили тогда, вот и все. К черному унижению, когда я лежал лицом вниз на кровати и жевал подушку, чтобы не орать под ударами отчимского ремня… К любому дню, к любой минуте, когда все было еще очень прекрасно и правильно, потому что был жив мой брат, был жив Рик.
…И именно Рик спас его своим самым незаметным деянием, тем, которому основатель ордена сверденкрейцеров не мог придать никакого значения… Но откуда нам знать, что и было нашим предназначением? Вполне вероятно, что Ричард Эрих прошел свой двадцатидвухлетний земной путь именно ради того, чтобы нацарапать несколько слов шариковой ручкой на оборотной стороне листочка, выдранного из блокнота… Листочка, где рисунок шлема и недоигранный морской бой. Записка брату, последние слова. "Купи хлеба и картош". "Не поминай лихом." "Не волнуйся. Будь молодцом". Нет, не молодцом - "настоящим рыц."…
И вспомнив - "Настоящим рыц.", и зная, что не ослушается брата, его просьбы с той стороны, не порвет последнюю ниточку, соединяющую их с Риком, оставляющую Рика на земле - Алан встал. Посмотрел, щурясь, в буковую золото-зеленую даль. Листва у них по весне такая, будто деревья пьют свет и зеленое молоко…
- Хорошо, Стефан. Я согласен. Я пойду искать Короля… Когда вы скажете. Только… я ничего не понял из этих примет.
Стефан посмотрел на Фила. Он сидел, привалясь затылком к деревянным перильцам, и на лице его лежала колеблющаяся тень листвы. Глаза его были закрыты.
Почувствовав взгляд, он чуть дернул губами, сжатыми в прямую линию.
- Я должен что-то сказать?
- Нет, Годефрей, - неожиданно мягко ответил Стефан. - Как хочешь. Это только твое дело.
- Да ладно уж - только мое… Все, кажется, давно за меня решили. Ладно. Я согласен в это впутаться. Не цыпленочку же одному свершать подвиги, если он не соображает, где север, где юг. Лето длинное, нашего ордена все равно больше нет, а вам я почти что верю. То есть… Не так, Стефан. Я верю только в то, что ты… Что вы хотите, как лучше.
- Спасибо.
- Что нам, кстати, делать с этим королем Кьюр-Харди, когда мы его наконец обретем? - спросил Фил, открывая глаза, и интонации его чего-то не хватало. Например, веры в то, что это в самом деле случится. - Присягнуть ему на месте, рассказать, как и что - или представить его Президенту?
- Для первого - еще рано, без второго вряд ли получится обойтись, а третьего нельзя делать ни в коем случае, - отвечал Стефан, похоже, совершенно серьезно. - Найдя Короля, вы должны привести его сюда, ко мне. Как можно скорее. А для этого вам придется все ему расказать.