В шалаше уже ждал нахохленный Эрнест. Он принес в штаб шоколадное мороженое, которое в ожидании съел уже больше, чем наполовину, и дурную весть, что со вторым Артом в больнице, говорят, все очень плохо.
Тень смерти, четко проговорил кто-то в голове у Арта. Это должен был быть ты, добавил еще кто-то, более вкрадчивый. Шалаш потрясающе пах увядающей листвой, но Арту почему-то было очень холодно. Игра в Неуловимого Ирвинга, Человека-в-Маске, сегодня явно не могла удасться. Арт съел мороженое, отчего замерз еще больше - но он-то был в куртке, мама перед выходом заставила надеть, "все-таки осень уже", а Эрн прибежал совсем раздетый - в новенькой футболке с этим самым Человеком-в-Маске на груди, подарок столичного дядюшки, и племянник такую красоту не собирался ничем скрывать.
Поэтому когда он зябко поежился, Арт понял наконец, что это не просто ему, Арту, холодно - а в самом деле вечер выдался холодный.
- Ты чего трясешься?
- Да так. Мороженое…
- Ага, мороженое. Просто кто-то выпендривается, в маечке ходит…
- А кому-то и выпендриваться нечем, - ловко отразил удар языкастый Эрн. Он вообще из них двоих был более языкастый и храбрый - а Артур зато лучше придумывал всякие штуки, например, во что можно поиграть. Эрн, пожалуй, еще был более красивый - немножко горского типа, черноволосый, смуглый и ловкий, и подростковых недостатков - прыщей там разных или угловатости фигуры - у него никогда не было. И, конечно же, Эрн был более богатый. Не то что Артур, живший с мамой в однокомнатной квартирке с черно-белым телевизором, на мамину скромную зарплату горничной в гостинице. А у Эрна была своя комната, и духовое ружье, и отличный плэер и роликовые коньки, и свой личный компьютер, и куча дисков с интереснейшими комьютерными играми! Учился в бесплатной школе он только потому, что из платной его исключили за прогулы. Правда, Арт ему никогда не завидовал. Нельзя же завидовать тому, с кем дружишь.
- Подумаешь, миллионер, - беззлобно сказал он и ткнул Эрна локтем в бок. Некоторое время они со вкусом мутузили друг друга и в пылу боя перевернули ящик для сидения; потом посидели, тяжело дыша, и понимая, что веселиться как прежде невозможно, если еще один друг в больнице. И его не выпускают. Даже наоборот - говорят, что с ним все очень плохо.
- Хочешь, пойдем ко мне, - нарушил молчание Эрн. - Брат притащил новую игру - называется "Меч и магия". Он сказал, можно взять и первому пройти. А мать утром сказала, что торт-мороженое на ужин купит…
Но Артуру что-то было не до меча и магии. И даже не до торта-мороженого. Сказать по правде, ему хотелось домой - только там он чувствовал себя в относительной безопасности. Но не скажешь же другу: "Я к тебе не пойду, потому что боюсь!" И он сказал другое:
- Поздно уже…
- Ну, и останешься на ночь. Подумаешь. Завтра же не идти учиться.
- Не, мать волноваться будет, - Арт помотал русой головой. Это была правда - госпожа Присцилла Кристиана очень не любила, когда ее сын ночевал вне дома.
- Ну ладно, маменькин сыночек, ступай к мамочке, - Эрн поднялся на ноги, зябко поводя плечами. - Тогда я пойду, один разберусь с мечом и магией. Б-р-р, холодина какой…
- Хочешь, возьми куртку, - в запоздалом припадке дружелюбия Арт стащил с плеч свою зелененькую ветровку. - А я завтра к тебе приду, и ты мне ее отдашь. Будем играть в эту твою игру.
- А ты как же? - в Эрнесте явно боролись две натуры - гордая и замерзающая. - Тебе что, не холодно?
- Да мне же близко, я за пять минут добегу, а тебе еще трамвая ждать, - Арт, желая содеять хоть какое-нибудь добро другу, раз уж отказался к нему пойти, без лишних споров накинул ему куртку на плечи. Вернее, на голову. И произошла еще одна коротенькая потасовка, после которой ребята разошлись взаимно довольные. Довод про трамвай оказался решающим, и Эрн в зеленой куртке ушел налево, к остановке, а Арт в синей маечке побежал направо, через парк и через площадь дамы Файт - домой. Твердо про себя решив, что завтра перестанет наконец трусить и к Эрну в гости обязательно пойдет, хоть днем, хоть вечером, хоть в полночь. И еще - что обязательно сходит к Арту Бонифацию в больницу.
Но часто все оказывается вовсе не так, как мы планируем. Потому что наутро Арт узнал от перепуганной донельзя мамы, что к Эрну идти ему не придется ни завтра, ни когда бы то ни было в жизни. Потому что Эрнест Фредерик, школьник, вчера вечером был найден мертвым неподалеку от собственного дома. На теле - несколько ножевых ранений, пропоровших зеленую дешевую курточку с надписью "Спорт" на спине, теперь залитую кровью. Должно быть, пьяные хулиганы хотели денег, не нашли их у мальчишки - и с досады пырнули ножом… Впервые в городе Файт, всегда славившемся тем, что в нем вообще ничего никогда не происходит, - такое ужасное преступление! Весь город бурлил несколько дней, из Монкена приехал следователь, сэр Райнер Адальберт, и задавал дурацкие вопросы как поседевшим за одну ночь Эрновским родителям, так и соседям, и одноклассникам, и лучшему другу убитого, то есть Арту Кристиану… В школе в коридоре повесили портрет Эрна в черной рамочке и написали под портретом, какой это был замечательный ученик (проклятый прогульщик Эрн), и как его любили товарищи, и как сильно всем жаль, что его убили. Спокойным и ничуть не удивленным казался только его лучший друг, Арт. Он, конечно же, ревел, и на похоронах все время хлюпал носом, и все его утешали, не подозревая, что именно он во всем виноват. Но сам-то Арт знал некую истину очень хорошо, словно бы ему сказал об этом громкий и внятный голос.
"Это должен был быть ты".
Тень смерти.
Она подходила все ближе.
Но против нее сэр Райнер из Монкенского Уголовного Розыска ничего не мог сделать.
Это должен был быть я, неотвязно (сквозь слегка поутихшую, но не ушедшую мелодию колыбельной) думал Артур и на второй день после похорон, переходя на красный свет Монкенское шоссе по дороге в детскую больницу к другу. Если так продолжится еще немножко, то он просто не выдержит и в самом деле спятит. Но самое ужасное, что Арт никому не мог об этом рассказать. Кому, Господи? Маме, что ли?.. Уже лет с десяти он порой воспринимал ее как младшую, подопечную, которую нельзя волновать. И будет ли ей легче в жизни, если дорогой сын явится к ней с сообщением, что за ним охотится тень смерти, что его ищут, за ним следят?..
Примерно с такими мыслями Арт шагнул вперед, но тень смерти только зацепила его крылом и на этот раз.
Глава 6. Ал
…На этот раз за Артуром действительно кто-то следил.
Прячась за углами домов по всем правилом слежки, не хуже Неуловимого Ирвинга.
Тем более что следить за мальчиком было крайне трудно - он был какой-то ужасно чуткий, задерганный, и то и дело оглядывался. Один раз даже остановился и минуты три смотрел в их сторону. Они, сделав независимые лица, зашли в ближайший подъезд и теперь по очереди глядели из скважины, пытаясь определить, двинулся мальчик дальше - или все еще стоит и смотрит.
Наконец на свой страх и риск Фил высунул голову - и правильно сделал: спина Артура в джинсовой курточке мелькнула, уже скрываясь за поворотом. Вот уж никогда не знал, что так невыносимо трудно следить за человеком! Дурацкое занятие слежка, неблагородное.
- И не надо было следить. Я же предлагал честно подойти, - тихонько заметил Алан, и Фил нахмурился: кажется, он не предполагал, что произнес что-нибудь вслух.
- Ну да, честно подойти. И сказать парню: привет, мы за тобой от святого отшельника Стефана, ты наш король, пойдем-ка, милок… И - под руки его, с двух сторон.
- Все равно рано или поздно заговорить придется.
- Но хоть какой-то повод должен быть, нельзя же так в лоб! - возразил Фил, упершийся, как осел. - Ладно, не страдай, если ты так рвешься разговаривать - вот первым и будешь. Я - так, я рядом постою, охрану поизображаю.
- Да, лучше мне начать, - без задней мысли согласился Алан. - Тебя он, наверное, больше испугается. То есть извини, конечно, но ты меня страшнее - здоровенный и черный, опять же извини…
- Да ладно, он и так испугается, - хмыкнул Фил, прибавляя ходу. - Двое незнакомых парнюг в узеньком переулке - я бы тоже напрягся.
- А что же делать? - Алан чуть притормозил, чтобы взглянуть товарищу в лицо. - Сейчас хоть случай подвернулся, он один, и от дома далеко… А то если его мама нас за милю увидит - сам понимаешь, что будет!
Да, Фил это прекрасно понимал. Еще бы не понять. После такого разговора, как тот, что у них вчера состоялся с госпожой Присциллой Кристианой на кухне, и слабоумный бы поостерегся ей на глаза попадаться.
…Начинался-то он совсем невинно. После короткой вдохновенной перепалки с Филом на кухонном пороге ("Я тебе говорю…" "Бред собачий. Какой-то мальчишка…" "Фил, ведь он же сказал имя Господа. Фил! Он сказал! Не будь таким тупым!" "Идиот. Ему же десять лет!" "Во-первых, побольше. А во-вторых, с чего ты взял, что королю должно быть лет сорок? Известно же только, что он уже родился!" "Ну, если все так, то я вообще ничего не понимаю…" "Конечно же, не понимаешь. А раньше что, понимал? Не наше дело понимать, нам надо следовать указаниям…" "И что ты теперь собираешься делать? Похитить ребенка и доставить его к Стефану? Или все ему…" "Т-шш-ш, вон она идет. Его мать.") - итак, после краткой перепалки с Филом Алан за горячим супчиком начал с хозяйкой ненавязчивый разговор о ее сыне.
Супчик был фасолевый, довольно-таки вкусный, хотя на стареньких желтоватых тарелках, как и на всей обстановке кухни, лежала печать бедности. Не нищеты, нет - именно чистой, аккуратной бедности, которой не завуалируешь ни идеально выстиранной скатертью, ни букетиком дешевых, но ярких астр в белом горшочке, ни календарем с котятами, прикрывающим потертость на обоях.
На подоконнике выстроились горшки с цветами - герань, алоэ, толстолистые низенькие фиалки. На стенке мирно тикали квадратные пластмассовые часы со щенком Поппи. Хороший дом, бедный, уютный дом. В котором живут потомки сэра Борра Кьюр Харди, как это ни дико прозвучит.
Дом, в котором живет последний Король.
Алан отлично понимал, почему Фил ему не верит. Он и сам себе никак не мог поверить до конца, даже притом, что еще три месяца назад отдал свое сердце недостоверной сказке и уже не имел обратного пути.
- Вы и представить себе не можете, молодые люди, как я вам благодарна, - продолжала неумолкающая госпожа Присцилла, быстрыми профессиональными движениями (Алан не знал о том, но она работала горничной в гостинице) убирая их тарелки. - Вам чайку? Или, может быть, еще супчика? Простите ради Бога, но второе я сегодня не готовила, кто же знал, что гости будут! Хотя если вы хотите, я сейчас же могу омлет пожарить…
- Нет-нет, спасибо, - Алан замахал руками, улучив минутку поговорить. - Вот чайку бы, и больше ничего…
На беленькой скатерти в цветочек появились фарфоровые чашки с каемочками (гостевой сервиз, не иначе как), розетки для варенья, заварочный чайник, накрытый салфеткой. Госпожа Присцилла наконец и сама присела к столу, разливая чай - себе в последнюю очередь; руки у нее были худые, с просвечивающими синими жилками, со слегка огрубевшими от частых стирок суставами пальцев. Вид у женщины был крайне нервный и усталый.
Ради гостей она прервала стирку и сняла мокрый фартук с косынкой; теперь, в спокойной обстановке, Алан видел, что ей куда меньше лет, чем кажется на первый взгляд - всего-то слегка за тридцать. Волосы у нее были светло-русые, небрежно завязанные на затылке в нетолстый пучок, а лицо - острое и не слишком-то красивое. Пожалуй, схожи у них с сыном были только глаза - светло-серые, в тени густых русых ресниц. Не похожа была эта женщина на принцессу артуровского рода. Ну вовсе не похожа.
Стоп, а она ведь и не принцесса, мелькнуло у Алана в голове. Стефан сказал - род продолжается по прямой линии, а это значит - от отца к сыну! Значит, кровь короля - в Артуровском отце. Интересно, где же тогда Присциллин муж? И вообще - если он на свете, живет ли в этой квартирке, живет ли вообще?..
По всему было похоже, что нет. Потому что оторванная ручка у буфета - не то, чему позволит быть в своем доме взрослый мужчина, особенно если он из рода королей. И потолок не белен явно не первый год… А кроме того, с отцом и мужем эта семья не прозябала бы в такой комнатенке.
Да и искать тогда надо было бы не мальчика, запоздало понял Алан. А если именно Артур - тот, кого они ищут, значит, нет у него никакого отца.
…А может, он - незаконный сын?.. Или, может быть, они все-таки опоздали, и отец его недавно погиб, наконец настигнутый силой Врага, и не спасло его тайное убежище в Богом забытом городишке Файт?..
Алан потряс головой, разгоняя толпу несвоевременных мыслей. Чем гадать, не лучше ли попробовать узнать, как оно было на самом деле?
- Мы ведь с Артом - вдвоем на целом свете, - продолжала Присцилла, невольно отвечая на один из Алановских вопросов. - Обычно он внимательный, с ним такого никогда… да, никогда не происходило! Просто последнее время он очень подавленный, нервный; понимаете, молодые люди, у него друга убили какие-то хулиганы, а еще один друг в больнице, вот Арти как во сне и ходит, опомниться не может… Если бы не вы, я просто не знаю, что бы мы делали.
Фил с Аланом переглянулись. Потом черный рыцарь быстро спрятал тревожный взгляд за дымком, ароматным облачком встававшим над чашкою.
- А сколько ему, Арту? - невзначай спросил Алан, прихлебывая чай - отличный чай, с бергамотом, видно, хозяйка расстаралась для спасителей сына, вынула из буфета заветную пачечку…
- Скоро тринадцать, - с готовностью отвечала Присцилла, и в самом ее тоне, в том, как она говорила о сыне, Алан прочел золотую любовь, огромную тревогу… Эта женщина любила Артура. Может быть, даже слишком любила.
- Он в Файте и родился? - продолжал Алан спрашивать невзначай, стараясь, чтобы голос его звучал не слишком заинтересованно. Подмывало спросить, кто Артуров отец - или кто был Артуров отец, если вам так угодно. Но он сдерживался изо всех сил, стараясь не насторожить эту и без того настороженную женщину. Подумаешь, человек из вежливости распрашивает хозяйку о ее сыне. Алан даже смотреть предпочитал не на нее, а в окно - на убогий дворик с качелями посередке, в тени осенних тополей…
Однако Присцилла все равно напряглась. Слишком сильно, слишком неоправданно для такого пустячного вопроса. Она даже - или Алану показалось? - слегка вздрогнула, со стуком ставя чашку на блюдечко.
- Н-нет… Мы приезжие. Но практически с самого раннего детства Арти тут живет… А что, разве это имеет значе…
Маму неожиданно выручил сын.
- Ма-ам! - из комнаты раздался просительный голос, и Присцилла, едва не опрокинув стул, бросилась на зов, послав гостям извиняющуюся улыбку. Из-за двери вскоре послышались их голоса - Артов упрашивающий и Присциллин, настойчиво-уговаривающий. Кажется, он чего-то хотел, а она ему не разрешала.
Фил беззвучно присвистнул, показывая глазами в направлении комнаты.
- Ничего себе дамочка. Тебе не кажется, что наша королева-мать слишком нервная? Дергается от любого пустяка, как будто за ее ненаглядным сыном полиция охотится!
Алан быстро покивал. Еще бы ему так не казалось! Присцилла Кристиана вела себя так, будто у нее под ванной лежал незахороненный труп убитого ею мэра города, а они с Филом были следователями.
- Ага.
- Интересно, почему это она так? - Фил недоуменно подвигал густыми бровями. - Не может быть, чтобы за ней ходили полчища врагов, желая отнять сыночка…
И тут - два озарения, это, пожалуй, много за один вечер - но оно случилось опять. И с такой силой, что Алан, только что набравший в рот чая, закашлялся, едва успев его проглотить - не в то горло. Всегда готовый помочь Фил как раз стучал его по спине своей железной ладонью, когда вернулась Артова матушка, снова осторожненько села на краешек стула, теребя пальцами завязочки халата.
- Извините, молодые люди, что я вас так вот покинула… Но там у сына что-то стряслось…
Алан, конечно, был дурак. И совершенно прав был Фил, сообщивший ему об этом при первой же возможности - когда через пять минут они снова оказались на улице, за облезлой дверью подъезда. Еще бы он был не дурак - за одну секундочку испортивший всю хрупкую связь, которая только-только начала устанавливаться меж ними и худой маленькой женщиной в желтом халате, знавшей столько всего неоценимо важного!.. Надо же было так в лоб и спросить без зазрения совести… Только по той причине, что в глупую голову пришло некое знание, которое нельзя было удержать в себе и не попытаться проверить!
- А он - ваш родной сын? - спросил дурацкий Алан, как из пушки выстрелил. И нечего удивляться, что госпожа Присцилла побледнела до голубизны и выронила чашку - к счастью, почти пустую, но громко прокатившуюся по столу… Женщина рывком поднялась, сжимая замком худые пальцы. Так, наверное, вставали на пороге пещеры худые и оголодавшие саблезубые тигрицы, если какой-нибудь неразумный дикарь приходил покуситься на саблезубого тигренка.
- Вот что, молодые люди, - проговорила она медленно, но так доходчиво, что Фил одним глотком допил содержимое своей чашки и тоже встал, готовый собираться и немедленно проваливать. Алан, правда, продолжал сидеть, завороженный преображением суетливой домохозяйки - в нечто вроде валькирии.
- Вот что, ступайте-ка вы отсюда и больше не суйтесь не в свое дело. А если еще раз хотя бы подойдете близко к моему сыну - я вызову полицию. Я не шучу.
Она не шутила, кто бы мог сомневаться. И более ясно ответить на Алановский дурацкий вопрос она тоже не могла.
- Не знаю, спасли вы моего сына или нет, и что вам от него нужно - тоже не знаю, - голос женщины опасно повысился, и Артур, из своего тюремного заключения поуявший неладное, вопросительно подал голос: "Мам? Что…" - И знать я ничего не желаю. Но я вас предупредила. Я на вас управу найду, не сомневайтесь. А теперь уходите из моего дома, и надеюсь, мы больше не встретимся.
- Мам, чего у вас там… - голос Артура зазвучал еще отчетливей, и он возник на пороге комнаты, бледненький и босоногий, завернутый в клетчатый плед на манер древнего романца.
Мать бросила на него леденящий взгляд, которому он, однако, не подчинился; следующий леденящий взгляд предназначался более понятливым гостям, и через пару минут, не перемолвившись друг с другом ни словечком, оба друга уже оказались на лестничной площадке - в кое-как зашнурованных ботинках, с рюкзаками на плечах и с еще не до конца испарившимся вкусом бергамотового чая во рту.
- Спасибо за обед, - растерянно сказал Алан захлопнутой перед ним двери. Фил уже топал вниз по лестнице, и шаги его гулко отдавались в лестничных пролетах; и поделать тут было нечего - Алан вздохнул, поправил лямки рюкзака и затопал за товарщем следом.
На улице Фил, не оборачиваясь, сказал ему только одно слово, и в кои-то веки Алан в ответ не протестовал, а покаянно кивнул.
- Дурак.
- Ага.
И через несколько шагов, словно оправдываясь (хотя непонятно, почему это он должен перед Филом оправдываться, в конце концов, они, кажется, нашли кого искали, и это все благодаря его, Алана, смекалке…):