* * *
Лиза умерла мгновенно.
Дэн уцелел и смог спасти Алину. Его Светящееся тело расслоилось на тонкие, но прочные пластины и он сумел принять ее в себя, и в голову ему пришли две мысли, одна другой банальнее - "Блин, что я умею!" и "Все, конец котенку". Ему было очень, очень больно, но он смог закрыть собой бесконечно дорогое существо. А потом глаза затянуло красным, и стало темно и очень тихо.
Вскоре сознание вернулось, и Дэн обнаружил, что стоит среди дрожащих чахлых осинок какого-то лесочка вдали от дороги и людского жилья. Алина сидела в снегу, докторова шапка потерялась, и рыжие волосы трепал ветерок. Глаза Алины были закрыты, а лицо стало спокойным, строгим и очень красивым.
Дэн присел рядом на корточки. Поправил кудрявую прядь, запахнул дубленку, у которой оторвались все пуговицы. Темнело и холодало, откуда-то доносился то ли вой волков, то ли скрежет ветра по насту.
Алина не шевелилась.
И тогда, вдруг поняв все и сразу, до конца, Дэн закричал и упал в снег, забил кулаками. Словно подпевая, ветер заскулил громче и гаже, а небо заклубилось тучами.
Но гнев быстро схлынул, оставив только отчаяние; Дэн обхватил голову руками и зарыдал.
Лица Алины было холодным и твердым, лицом мраморной статуи.
- Проснись, - умолял Дэн. - Проснись, пожалуйста, - словно от его слов должен был разойтись неведомый яд. Но Алина сидела неподвижно, и снег на ее лице не таял.
Она умерла.
Дэн оглянулся, но кругом ничего не изменилось. Земля не треснула до потаенных глубин, камни не заговорили, звезды не изменили своих путей и мертвые не поднялись из гробов. В мире умер Бог; миру не было дела. Слезы остывали на Дэновых щеках, ветер царапал кожу, насвистывая похоронный марш.
Темнело.
Словно повинуясь незримому кукловоду, Дэн сложил руки Алины крестом на груди, поправил волосы и заплакал снова. Воспоминания летели мимо - вот Алина в студенческом кафе листает тетрадку; вот она вытаскивает нефалима и выгребной ямы Зова; вот они стоят во дворе, и Дэн чувствует сквозь одежду ее горячее лицо - а теперь в нем нет ни кровинки, только тени сереют под веками.
Дэн закричал.
Небо не ответило ему.
* * *
Провозвестник думал, что кара последует немедленно, и очень удивился, очнувшись в коридоре. Меч был рядом, крутился на кончике возле ноги хозяина и нетерпеливо, поскуливал, словно не мог взять в толк, почему это ему не дают поработать.
Желание Лизы исполнилось, и только энергетический канатик, чудом сохранившийся у Провозвестника, уверял своим цветом, что Lissabеth проходит сейчас все необходимые трансформации и почти превратилась в огненного духа. Еще немного, и Преемник Второго архангела будет готов предстать перед Советом во всей своей красе.
Нет, ну а сам-то он что же?
Светящееся Тело стало еще тверже и непослушнее, по Провозвестник сумел-таки увидеть, что дела обитаемой Вселенной идут по-прежнему, и Совет еще не собрался на экстренное совещание по поводу покушения Высшего архангела на Совершенного.
- Что бы значила эта тишина? - поинтересовался Провозвестник.
Меч издал писк, который можно было бы истолковать как недоумевающее пожатие отсутствующими плечами.
Напрашивался еще один ход - открыть Зеркало. Рука Провозвестника отяжелела, налившись колючим свинцом, но тьма коридора словно бы вскипела, послушно оборачиваясь тем, чем требовалось. Еще бы, я пока все-таки archangelо, сердито подумал Провозвестник и приказал: нефалим.
Его качнуло, но Зеркало все-таки открылось. Некоторое время Провозвестник наблюдал за тем, как полукровка рыдает над телом Совершенного, понимая, почему никто до сих пор не суетится с выпученными глазами - Алина была жива, но глубоко без сознания, угодила во время взрыва во внутренний Космос, где до сих пор благополучно и пребывала, утратив все признаки жизни.
Мелькнула мысль о том, что ему, похоже, удалось легко отделаться. И он исчезнет не предателем и отступником, а великим духом, одним из Высших.
Но до этого надо было успеть разделаться еще с одной вещью.
Провозвестник задорно усмехнулся. Пусть это совершенно невозможно, однако он хотя бы попытается. Примерно то же самое он чувствовал во время Мятежа, с ревом врубаясь в ряды своих бывших братьев и рассекая эфирную плоть. Пусть их нельзя было убить, но он хотя бы попытался сделать все, от него зависящее.
Светящееся Тело, уплотняясь, покрывалось алыми пятнами, делаясь похожим на огромную энергетическую божью коровку. Провозвестник подумал, что не сумеет выйти из коридора и, умерев здесь, останется блуждать в мировых норах электрическим сгустком, очередной аномалией - вот такой поворот дел был по-настоящему скверным.
- Нет уж, дудки, - сказал Провозвестник вслух, простер руку и повелел: - Выход.
Незримый кулак ударил его в затылок, и Провозвестник едва устоял на ногах, зато в образовавшуюся в Зеркале прореху дунул свежий холодный ветер земной зимы.
И Провозвестник вышел, сжимая меч - открытый, безжалостный и бесстрашный.
* * *
- Ты… гад. Тебе что, мало..?
Нефалим впал в глубокую истерику. Провозвестник понимал, что он сейчас кинется на него.
- Я… ее… не отдам! - полукровка захлебывался стылым воздухом и собственными соплями. - Не отдам, понял?
Тогда архангел вскинул меч.
А Дэн бросился.
За время своего бытия Провозвестник искрошил множество живых существ, обрывая их путь, но любое убийство проходило для него всегда как в первый раз. Когда меч впился в живую плоть, и нефалим захрипел, давясь кровью, Провозвестник ощутил настоящий чувственный удар, как эоны тому назад, когда вдруг его выдернуло из Ничто, из небытия, и он осознал, что способен видеть, слышать, понимать мир, себя самого и власть, которой наделен.
Если бы архангелу сказали, что он радостно, беззвучно плачет, то он бы не поверил.
Кровь Даниила Доу была ярко-красной, совершенно человеческой.
- Я… не… отдам, - твердо сказал он и рухнул в снег, на колени. Алая струйка вытекала из его рта; в отважном полукровке оказалось больше от смертного, чем от ангела. Особенно, если вести речь о глупости. Надо же, кинулся на амбразуру.
Глаза нефалима помутнели. Провозвестник уперся ногой в его плечо и выдернул меч, потом толкнул Дэна, и тот завалился на бок, пятная снег красным. Мертвый. Мертвее не бывает.
- Так, Сэммиум погиб на перевале, защищая тело хозяина, - проронил Провозвестник, подошел ближе и на всякий случай раздробил каблуком пальцы скрюченной левой руки трупа. Реакция, как и следовало ожидать, была нулевая. - Что, милые Пряхи, кто из нас оказался прав?
Даже если нитки нет, ее можно перерезать - так думал Провозвестник, обтирая меч специальной тряпицей. Совершенный плавал во Внутреннем Космосе, а мороз явно не собирался щадить его тела. К утру на полянке будут лежать два настоящих трупа, а Миссию продолжит и выполнит клон.
Тогда brainstorm затянулся на десять часов - никто не мог сообразить, чьими силами следует выполнять план. Провозвестник сидел в кресле и помалкивал. Приближение своей кончины он чувствовал уже несколько дней, опознав его в гадком предчувствии. В результате все выдохлись и слегка припухли от непривычных умственных усилий, а он так и не проронил ни слова, обдумывая личную игру. С самого начала ему не верилось в бессмертие нефалима (плоть смертна), а Алина…
Сегодня он выиграл. Побеждает тот, кто умеет нарушать правила.
Провозвестник огляделся. Снег под нефалимом потемнел, а для Алины, должно быть, уже звенели убаюкивающие колокольчики замерзания. Когда окончательно стемнеет, за тела примутся лисы или кто тут еще водится. Что ж, подумал Провозвестник, я, кажется, умудрился замечательно хлопнуть дверью, отправляясь в небытие.
А потом ноги вдруг подкосились, и Провозвестник упал на истоптанный снег. В глазах потемнело; он вдруг ни с того ни с сего подумал, что смерть похожа на окукливание - четыре тысячи лет назад он так же, словно нервная девица, завалился на пол (прямо на заседании Совета Восьми), утонув в вязкой сонной пустоте.
Мелькнула мысль - неужели все? - и осталась без ответа. Провозвестник подумал, прислушиваясь к себе: мне страшно? мне больно? Мне горько? И нашел ответ - мне никак.
И он не увидел, как Дэн зашевелился, поднимаясь на корточки и сплевывая в снег темные сгустки крови. Бежевый свитер на груди промок и почернел; Дэн откашлялся и медленно выпрямился. На каждое движение левая рука отвечала взрывом боли, Дэн не обращал внимания. Он вообще не понимал, что тяжело ранен, видя только одно: Провозвестника.
А меч архангела пришелся ему точно по руке.
* * *
Колокольчики звенели. Никто не перебивал их, они пели сами по себе, простенькую, но приятную убаюкивающую мелодию. Колыбельная. Мама никогда не пела колыбельных. Колокольчики звенели в беззвучии Внутреннего Космоса, и Алина понимала, что это неправильно, понимала, что прямо сейчас придется вынырнуть в студеный внешний мир из тепла и неги, или будет плохо. Совсем.
Алина вывалилась в реальность так резво, словно получила хорошего пинка пониже спины, и ей сразу же подумалось, что она до сих пор идет по дороге к городу - мороз и снег никуда не делись. Потом Алина поняла, что сидит, привалившись к дереву, а кругом темнеет лесочек.
Это куда же ее занесло?
Алина зажмурилась и потрясла головой, пытаясь привести мысли в порядок. Ее же встретили Дэн, архангел и девушка на внедорожнике. Да, верно: и поехали они потом в Москву.
Накатившая тошнота на мгновение оборвала воспоминания. Вот чем грозит долгое пребывание во Внутреннем Космосе - кровавой рвотой. Вытерев губы и засыпав снегом лужу, Алина выпрямилась, держась за дерево, и огляделась, а оглядевшись, содрогнулась.
Поляна была полем боя. Истоптанный снег пятнала кровь двух сражавшихся, Провозвестника и Дэна. Архангел лежал, раскинув руки, и Алине показалось, что в груди его чернеет натуральная дыра. Но мертвое лицо было спокойным и безмятежным, и совершенно чужеродными были на этом лице глаза: мутные и страшно пустые, без зрачка и радужки.
Алину затошнило снова. Стараясь не смотреть на Провозвестника, она медленно двинулась к Дэну. Ее единственный друг скорчился на снегу, и в глаза Алине бросились две вещи - изуродованная рука нефалима и темное пятно на свитере.
Они убили друг друга. Дэн защищал ее, Алину, а архангел сделал все, чтобы уничтожить Дэна, который бессмертен, а значит, имеет возможность - и умеет, как выяснилось - обрывать жизни Высших существ. Мысль сверкнула в голове подобно пламени кометы; Алина не устояла и упала на колени, в снег. Перед глазами поплыли картинки: вот хаос корчится и уступает Слову; вот растет и множится Великое воинство; вот неисчислимые существа поют славу ей; вот те, кого она любила как братьев, те, кто был возвышен Управителем - сейчас один из них лежит перед нею, убитый навсегда; вот расступаются воины, чтобы пропустить ее, идущую на битву и не скрывающую слез; вот…
- Это со мной? - прошептала Алина. - Я же отказалась. Но это все остается мне навсегда?
И словно отвечая ей, из сумерек выдвинулись фигуры.
Сначала Алине показалось, что деревья раздвоились; потом она услышала легкий электрический треск и поняла, что пришедшие появились из коридоров. Она никогда не слышала о коридорах раньше, но понимание пришло само по себе.
Их было девять. По одному они выступали из тени, и Алина могла рассмотреть их до мельчайших деталей.
Она помнила. Девять были неизменны. Она узнала каждого, и сохранивших верность, и отступников. Впрочем, сумерки сделали их одинаково серыми, а Узиль выглядел даже больным.
Последней - десятой - вышла девушка с огромным сияющим мечом. Путешествие через миры далось новому ангелу Смерти нелегко, но держалась бывшая Лиза с завидной стойкостью, и листки раскрытой книги в ее руке не дрожали.
- Приветствую тебя…
- Совершенный дух…
- Склоняясь пред Славой твоей…
- Мощью…
- Волей…
- Скорбя с тобою…
- По нашему брату…
Голоса прошелестели над лесом подобно ветру. Алина обвела десятерых медленным взглядом. Кто-то спокойно выдержал его, кто-то отвел глаза; Узиль усиленно смотрел в сторону; Светоносный держался с подчеркнутым достоинством; Исцелитель взирал понимающе и грустно… единственный приличный среди всех - она едва не сказала "человек".
- Ну, здравствуйте, братья, - тихо сказала Алина. - Вот мы и встретились.
И сама удивилась тому, как устало и глухо прозвучал ее простуженный голос.
* * *
Совет в полном составе, путешествие через миры, собственное изменение - Лизу не изумило и не повергло в трепет ничто, даже открывшийся ей истинный облик Совершенного.
Она не видела ничего, кроме распростертого на кровавом снегу Провозвестника.
Лиза шагнула к нему, повинуясь не своему желанию, но чьей-то чужой воле, словно кто-то говорил: иди, ты должна. В его груди чернела рана от собственного меча.
Нефалим нанес удар невероятной силы, словно повинуясь приказу извне. Меч жадно впился в плоть хозяина и тотчас же растаял с ужасным воплем. Jibbril умер быстро, и улыбка на его лице не сулила убийце ничего хорошего, а глаза, так напугавшие Алину, смотрели теперь насмешливо и грустно. Заколка порвалась, и ветер свободно трепал несколько прядей.
Danayal упал тоже. Теперь, когда все закончилось, он сумел, наконец, успокоиться. Дело сделано. Его миссия подошла к концу, и теперь - можно. Упасть под куст, свернуться клубочком, подтянув колени к животу и закрыть глаза.
Окружающий мир - все окружающие миры - казались сейчас чьей-то галлюцинацией, плодом воображения, разогретого спиртным или наркотиками. Лиза стояла, застыв подобно белой статуе, земной ветер беззастенчиво царапал ее щеки, и только старая книга в переплете из коричневой кожи говорила, что это не сон, что прежней Лизы больше нет, и Провозвестника нет тоже, что мертвая телесная оболочка скоро истает, и не останется ничего.
Ей хотелось заплакать. Закричать так, чтобы содрогнулось небо, выплеснуть, вырвать с мясом из груди эту бесчеловечную и нечеловеческую боль. Упасть и зарыдать - как все земные женщины, теряющие любимых. Как этот бог над своим нефалимом. Но Лиза - Lissabeth - даже не закрыла глаз, отгораживаясь, не желая видеть.
Стратег за ее спиной - обновленно прекрасный, только вчера вышедший из кокона - что-то произнес. За что-то извинялся перед Богом, о чем-то просил. От ненужности его слов у Лизы свело челюсти, как от незрелых яблок-зелепух. Бог отвечал охрипшим голосом, не обвиняя, но с укоризной, и Стратег как-то сразу сник и сделал попытку отступить назад. Заговорил Исцелитель, что-то важно вставил Светоносный; Лиза не слушала.
Неважно. Все это было неважно.
Она опустилась на колени рядом с телом архангела. Где-то далеко - в иной реальности - ангелы вели беседу с Богом; мир Лизы сжался до пятачка снега, на котором лежал Провозвестник. Протянув руку, она помедлила и закрыла его глаза; теперь он выглядел торжественным и серьезным.
Все-таки слез Лиза не удержала. Две крупные капли, одна за одной, упали и скатились по щеке Провозвестника. Вспомнилось, как он сам смахивал слезинки с ее щек… твердые холодные пальцы… это было вчера?
В белом свете поднимающейся Луны лицо Провозвестника казалось странно изменчивым, текучим; лицом незнакомца. Впрочем, кто сказал, что она знала его точно? Члены Совета вдали говорили о чем-то лишнем, незначительном, и Лизе хотелось закричать: да замолчите же! А в голове было пусто и звонко, и совершенно нелепо крутящаяся строчка из песни Васильева "мы будем счастливы теперь и навсегда" словно бы отражалась эхом от стенок черепа.
Она обернулась и едва не рассмеялась от увиденного. Стратег с преувеличенно значительным лицом подступал мягкой походочкой к Светоносному, и весь его вид говорил о том, что назревает драка за убеждения. Исцелитель стоял, полузакрыв собой Алину, которая пребывала в довольно комичном состоянии растерянности и гнева. Просветитель тем временем уже вынимал из ножен катану, собираясь пресечь - кстати Алине! - все попытки к бегству. Прочая сиятельная мелочь сбилась в кучку, взъерошив перышки, как пташки при виде коршунов. Формально члены Совета были равны, но на деле эти, по кулуарному выражению Просветителя "недоделки" не рисковали вмешиваться в дела Большого Круга.
Лиза все-таки расхохоталась.
Смех подействовал, словно электрический разряд; во всяком случае, Стратег, видимо, не совсем еще отошедший от окукливания, подпрыгнул. И нефалим, которого уже поднимала с земли воля, что сильнее боли и смерти, рухнул обратно, изумленно хлопая мутными глазами.
- Что тут смешного? - выдавил Светоносный, изо всех сил тщась сохранить осанку благородства и достоинства. Просветитель, который сегодня соображал шустрее прочих, быстро убрал меч и скрестил руки на груди с совершенно невинной физиономией.
- Дураки, - сказала Лиза и покачала головой. - Какие же вы дураки все. Трясетесь за свои задницы, делите кресла, - она усмехнулась: - нимбы еще рукавом пополируйте. Архангелы, бл*.
Благородное собрание сразу же составило групповую пантомиму "Мы возмущены". Лиза смотрела на Алину, и видела, что та ужасно устала, измучена и еле держится на ногах. Молодец, подумала Лиза. Надеюсь, я не ошиблась.
- Он, - кивнула она в сторону Провозвестника, - сделал хоть что-то. Он был бог. А вы - так, - решив, что вступление окончено, Лиза встала. - Сейчас Совершенный уйдет. Его выбор сделан.
- Ты не понимаешь, идиотка! - истерически взвизгнул Узиль. - Миссия не будет выполнена! Ты не представляешь, какие силы с нее за это спросят! Я говорил! - тяжело дыша, он обернулся к собратьям. - Я ее предупреждал!
Светоносный молча вкатил ему оплеуху, и Узиль пал оземь и захныкал. Стратег посмотрел на извечного соперника с одобрением.
- Спросят со всех, - сказала Лиза. - Выбор сделан, и никто из вас не будет ему противиться. Пусть идет. Может быть потом, когда она поймет, что этот мир нужно вылечить - может быть, тогда все решится по-другому. А сейчас я ее отпускаю. И не пытайтесь ей мешать.
Меч нового Ангела Смерти сияющей струйкой серебра вспорол морозный воздух. На поляне стало очень тихо, и даже Узиль перестал ныть. Зато нефалим выпрямился и занял место у Лизы за спиной, и она отчего-то почувствовала себя спокойней.