Ему показалось, что он с головой провалился в теплую жижу с резким острым запахом - таково было месиво человеческих эмоций и побуждений. Он плыл в них, оглохший и ослепший, пытаясь на ощупь найти в вонючем вареве смертности то, что делает ограниченность жизни этой женщины важной.
Кажется, по его телу прошла долгая судорога. Кажется, он сдавленно зашипел, до крови прокусив губу. Зов пробуждался, чувствуя себя все вольготнее в этом человечьем болоте и говоря: не надо обманываться, на самом деле ты в точности такой же, вы одной крови, и в тебе творится то же самое.
Тогда Дэн рванулся вверх.
Клиентка не хотела его отпускать. Теплые густые токи ее страстей обернулись когтистыми зарослями, злыми и язвящими. Оставляя на колючках клочья шкуры, он дернулся вновь и почти освободился. Ветви зова оплетали его, Дэн барахтался и отбивался, хотя кто-то жарко шептал ему: успокойся… расслабься… останься…
Он не помнил, как оторвался от женщины. На мгновение пришла тихая, блаженная тьма - если это и была смерть, то Дэн не испугался, а даже обрадовался. Потом нахлынул свет и звуки; Дэн увидел, что лежит на диванчике, а Андрей меряет ему давление. Клиентка сидела за столом в компании профессора и с неописуемо блаженной физиономией попивала кофе из тончайшей фарфоровой чашечки.
- Укольчик? - предложил Андрей, отстегнув манжету. - Чуть повышенное…
- Пошел бы ты…, - Дэн скривился и попробовал сесть, но голова моментально поплыла, и он лег снова, чувствуя себя изнасилованным этой толстухой. - Сигарету бы лучше…
Профессор самолично поднес ему "Данхилл" и щелкнул зажигалкой. Дэн закурил и отвернулся. Странно, что зов сейчас молчит, и его просто подташнивает, а в ушах звенит.
- Это просто экстаз, профессор! - щебетала тем временем клиентка. - Боли прошли совершенно… мне словно снова двадцать, - и она захохотала так же громко, как недавно рыдала. - Просто восторг, ваш коллега творит чудеса, чу-де-са!
Дэн лежал бревном, чувствуя, как покалывает ладони. Ей-то экстаз, а он будто всю ночь вагоны разгружал.
- Мужчина у вас будет, - произнес он, - через неделю. Только ради Света не давите на него, не ревнуйте и не пытайтесь привязать.
Страсть. Животная чувственность, словно у низших из отступников - вот ее сверхценность. Ее позывы лежали на Дэне пятнами горячей слизи.
Ему захотелось помыться. Встать под душ и жесткой мочалкой соскрести с тела эту дрянь.
Окурок в пальцах прогорел до фильтра. Дэн посмотрел на него с жалостью: пропала впустую хорошая сигарета, нароняв на паркет серые хлопья пепла.
- Дэн.
В его ладонь легло что-то жесткое, бумажное. Деньги. Много денег.
- Знаешь, кто это был? - старческий голос прошелестел над ухом струйкой песка. - Родная сестра губернатора. Ты очень хорошо поработал…
Значит сестра губернатора. Получается, нелюбимая, если до сих пор без мужа. А у профессора была очень болезненная язва, но помощи Дэна он избегал, понимая, что тот просто убьет его изнутри и постарается сделать это наиболее мучительным способом.
В коридоре радостно забулькал звонок. Преодолевая головокружение, Дэн поднялся и поплелся к вешалке. Взять пальто и домой. Андрей шел рядом, бережно поддерживая его под руку. Какие церемонии…
- Машина тебя ждет, - услужливо сказал Андрей. Дэн отмахнулся.
- На трамвае поеду.
Когда дверь кафедры захлопнулась за ним, он испытал мгновенное облегчение. Студенты шли по своим делам, болтая и хохоча, обтекая неинтересного им человека - так обтекает торчащую корягу вода в реке. Дэн поднес руку к глазам, потер веки - что ж, во всяком случае сегодня все прошло быстро, а омерзительный вкус во рту и тошноту можно списать по графе "Неизбежные потери".
В институтском буфете он разменял одну из полученных купюр: купил блок крепких сигарет, чтоб не думать об их наличии в квартире хотя бы неделю, вот ведь интересно: на каждой стенке красуется объявление о запрете курения в вузе, и прямо под ними торгуют пятнадцатью видами "кислородных палочек". Коммерция, чтоб ее.
И тут Дэна толкнуло. Легко и мягко, в затылок; он вздрогнул и едва не выронил сигареты. Взрыв доброго лучистого тепла, искрящаяся солнечная волна, накрывающая с головой - и хочется петь, кричать, плакать от счастья, хочется отдаться ей и скользить по течению: пусть несет, куда вздумается, и уже не больно и не мерзко, а хорошо и спокойно, и тело брызжет новыми силами, словно переполнено соком свободы и радости.
Кажется, ангелы зовут это Благодатью.
Дэн обернулся. Не бывает же чуда просто так. Высь не знала о нем, и к сожалению, это все не для него - просто задело краем дождя, пролитого для других. Откуда же…
Институтский буфет был всего лишь грязной забегаловкой с липкой клеенкой на столах, мокрой солью в чашках, гадкой пищей и клубами сигаретного дыма под потолком возле пыльных плафонов. Но Благодати безразлично место, она обращает внимание исключительно на человека.
Когда же Дэн увидел этого человека, то ощутил мгновенный острый холод: снова. Это началось снова.
Девушка сидела в углу за стаканом чая и куском пирога, штудировала формулы в толстой тетради в черной обложке. Не студентка: пока школьница. Дэн знал, что многие школы, не имеющие собственных компьютерных классов, заключают с политехом договор на проведение уроков информатики. Он смотрел: провинциально круглощекое лицо, огненно-рыжие волосы, балахон с жуткой рожей, красивые узкие кисти рук, тертые джинсы, видавшие виды башмаки…
Она была Благодатью. Носителем и генератором.
Доброе горячее солнце в зените.
И радости она не чувствовала. Дэн видел, что ей очень-очень больно, тоскливо и страшно. Он кожей ощущал ее обреченность: придется переступить смириться, раз уже ничего нельзя поделать.
Это было естественно и потому жутко.
Дэну вдруг страстно, до зуда в мышцах захотелось подойти к ней. Постоять рядом. Коснуться бледной руки с серыми дорожками вен. Но он не пошевелился и не только оттого, что увидел ангела.
Ангел вынырнул из коридора межмирья, высокий, величественный и строгий, занимавший не последнее место в иерархии Выси. Весь его вид так и говорил: попробуй только сунься. Он что-то произнес; девушка вздохнула и встала. Увидев, как изменилось ее лицо, Дэн едва не вскрикнул.
И они ушли. За девушкой тянулся сверкающий золотой след, капли солнца, несчастного, глубоко страдающего солнца. Дэн шагнул было за ними, но потом остановился, опустив руки, и от грусти и жалости у него сводило горло. Вскоре шлейф истаял, и окружающий мир посерел и завонял еще сильнее, словно ничего не произошло. Студенты ели и курили, то и дело взрываясь хохотом. Бармен смотрел на Дэна подозрительно поверх буфетной стойки.
Дэн глядел на оставленную девушкой тетрадь.
Обложка еще хранила тепло ее рук. Конечно, оно скоро исчезнет, но прикосновение тетрадь будет помнить очень, очень долго. "Для работ по информатике, - прочел Дэн на первой странице, - ученицы школы N 22, 9 класса "А" Алтуфьевой Алины".
Информатики Дэн не любил. Свернутая трубочкой тетрадь отправилась во внутренний карман пальто; Дэн пошел к выходу, и его ноги были ватными.
- А ты ли… - прошептал он. - Ты ли…
* * *
Пахло ладаном и воском. Теплились свечи. Пел хор.
Дэн давно не был в церкви. Очень давно.
Он был единственным молодым человеком среди прихожан, остальные - весьма неопрятные старухи и истерического вида дамочки. Что и как делать, Дэн не знал и, заслужив несколько неодобрительных взглядов, встал позади всех, у ларька и стал рассматривать иконы.
Иконописец изображает то, что видит перед собой, телесную оболочку. Внутренняя суть не открыта его глазу; нимб, золотое колечко, не отражает ее, да и нет, по сути, никакого нимба на самом деле.
И, тем не менее, все началось снова. Интересно, почему на сей раз это женщина. Интересно, почему за ней не ходит Совет Восьми в полном составе. Конечно, выполнение Миссии не зависит от половой принадлежности тела - а она ее таки выполнит. У нее просто нет выбора и выхода нет тоже.
Дэн представил Длину Алтуфьеву на иконе. Если писать будут строго, по канону, то вряд ли изображение будет иметь что-то общее с реальной девушкой. А может быть иконами станут ее фотографии, техника за почти две тысячи лет весьма шагнула вперед.
Ему захотелось вкатить себе пощечину. О чем он думает, какие иконы, какое преклонение…ей бы по дискотекам ходить и с парнями целоваться, а не готовиться к выполнению миссии и мученической кончине.
Он поднял голову. Над толпой на невидимом стульчике сидел дух этой церкви: маленький, слабый, с белыми огрызочками перьев, по всей видимости простуженный.
- Ну что, товарищ, - проронил Дэн. - Тяжко тебе?
Дух услышал его, перепугался и свалился со своего стульчика. Очень недовольно фыркнул, взбираясь обратно и приводя в относительный порядок перья. Это был очень глупый дух и, разумеется, не разобрал, кто таков Дэн.
- Глупо ждать, что он вернется в прежнем облике, - Дэн подумал, что Совершенного правильнее было бы именовать английским it: отечественное "оно" не совсем подходило к случаю. - Плоть есть плоть, важна не она, а то, что в ней сокрыто. Его не узнают. Поначалу не узнают.
Дух забормотал какую-то молитву, вернее, набор отрывков из разных молитв. Дэн слушал все эти "бяха" и "иже с ними" с глухим внутренним опустошением.
- Потом она заговорит, и в нее полетят намни. Не надо воображать что мы настолько изменились к лучшему, что готовы без кулаков слушать того, кто показывает нам наше истинное лицо. А когда ее убьют, - Дэн вздохнул и потер висни, - то появятся новые храмы. Новые иконы, новые молитвы, и Святая инквизиция снова зажжет костры - во имя ее.
Ему было страшно. Очень страшно.
На улице шел снег, пушистый и легкий. Дэн поднял воротник пальто и зашагал по дорожке. Снежинки ложились ему на голову, таяли в волосах, и весна была слишком далеко, чтобы оказаться правдой.
Обрадует ли весна Алину Алтуфьеву? Способно ли ее теперь хоть что-то обрадовать?
Дэн брел, спрятав руки в карманы и думая так себе, ни о чем. Снег в лучах фонарей кружился стайкой насекомых.
Затем все вдруг лопнуло, как слишком туго натянутая нить, в глазах потемнело; Дэн рухнул на колени. Зов редко вызывал припадки, обходясь, что называется, малой кровью, но иногда случалось так, что с Дэном происходила самая натуральная падучая.
На какое-то время не стало ничего, кроме биения крови в висках и вязи сосудов на внутренней стороне век. Дэна опутало красное, жаркое, влажное; он снова плыл, задыхаясь и барахтаясь, пытался вырваться из алого омута, погружаясь все глубже и глубже, а потом закричал, и рот сразу же забила теплая слизь с запахом дыма и горелого мяса.
Потом он умер.
По-настоящему; что-то в нем взорвалось, выбросив лепестки сине-зеленого пламени, и угасло. Над головой сомкнулась вода, Дэна потянуло вниз.
Его смерть была темным гулким колодцем без дна, мраком и беззвучием.
Покоем, пустотой и безмыслием.
А потом смерть кончилась. Заворчала и отступила клубком бурого дыма, оставив свою добычу. И пришел снег на щеках, желтое пятно фонаря в окружении белых мошек, покалывающий мороз, тонкие руки на плечах.
- Что с вами? Вам плохо?
Она очень неумело пыталась привести его в чувство. Дэн жадно, глубоко вдохнул холодный, режущий горло воздух и тихо заплакал.
- Вы… встать сможете?
Отброшенная в сторону сумка. Учебники для девятого класса на снегу. Ноги зевак.
За ней стоял ангел, и выражения его лица Дэн не понял.
* * *
Высь.
Звездный зал.
Заседание Совета Восьми от 20 декабря 200…г.
Стратег: Ну вот, коллеги, теперь вы сами видите, что бывает, когда выполнение ответственного поручения перекладывается на подчиненных.
В прошлый-то раз все прошло как по маслу.
Провозвестник: Пусть многомудрый Стратег припомнит, кто командовал отрядом специального реагирования во время тогдашней вылазки Отступника, и почему - да и по чьему приказанию - с поручением был послан именно Узиль.
Стратег: Я не имел в виду вас лично, Провозвестник. Я говорю о том, что в этот раз все пошло наперекосяк, а кто виноват: коллега Узиль, Отступник или Пряхи, выяснять уже нет смысла. Итак, коллеги, что мы имеем на данный момент: Совершенный знает о миссии - это раз. Второе: на подконтрольной территории появился нефалим.
Молитвослов: Как нефалим? мы же их устранили…
Стратег: Тем не менее, это темный полукровка. Я лично послал запросы Пряхам и Отступнику, так вот они тоже ничего о нем не знали…
Милостивец: Позвольте, получается, ведомство Просветителя проморгало нефалима?
Просветитель: Мы, знаете ли, не сидим сложа крылья, коллега Милостивец. Полукровки, конечно, проходят у нас, но в тот момент, если помните, мое ведомство было в полном составе брошено на ликвидацию культ-плесени, а это вам не цветы перебирать. Что жe до Отступника, то, если нефалим не случайность, а запланированная акция, коллеге Стратегу смешно было бы рассчитывать на получение конкретных данных из Пекла по этому вопросу.
Стратег: Да, конечно…Мы все заняты конкретными делами, так что не будем тратить время на поиск стрелочника, поскольку все гораздо серьезнее. Нефалим уже дважды встретился с Совершенным, причем последний успел избавить его от припадка. А это, сами понимаете, чревато.
Исцелитель: Хотелось бы узнать поподробнее об этом чуде.
Провозвестник: Коллега Узиль прислал мне исчерпывающий рапорт по этому поводу. Он сообщает, что нефалим желает избавиться от половинчатости своей сути и даже готов стать человеком. А еще… коллеги, я очень прошу вас подумать и сделать выводы… он вбил себе в башку, что должен убедить Совершенного отказаться от миссии, что при его способности трепать языком нетрудно будет сделать.
Пауза.
Исцелитель: Похоже, он жалеет девушку. Не хочет, чтобы она страдала. А она таки страдает.
Стратег: Карамель подобного рода сейчас не совсем уместна. Да, понимание миссии, несомненно, болезненно, однако….
Молитвослов:…если бы коллега Провозвестник не пробивал всюду своего фаворита, то Дух бы не деградировал! А если бы коллега Просветитель не упустил нефалима, то обошлось бы без сомнений!
Провозвестник: Я вас правильно понял, коллега, это вызов?
Просветитель: Ваши намеки просто оскорбительны, Молитвослов, и клянусь, я вас научу держать язык за зубами!
Стратег: Коллеги, перестаньте! Просветитель, опустите меч, что это еще… Я не допущу раскола в кризисный момент! Да сядьте вы оба, в конце концов, никто вас не хотел обидеть, Молитвослов берет свои слова назад, он просто погорячился… Почему я должен вас растаскивать по углам, как в детском саду?
Славящий: Позвольте, коллега Стратег, я их выведу в Хаос. Пусть проветрятся…
Стратег: Спасибо, коллега, думаю, не стоит, ну какие нервные, право… пустили бы свой пыл на решение проблемы. Если нефалим убедит Духа бросить миссию, то коллега Узиль ничего поделать не сможет.
Провозвестник: Собственно говоря, метод физического устранения себя в случае нефалимов вполне оправдал.
Возвышающий: Вы ведь сторонник простых и действенных вариантов, не правда ли? А не кажется ли вам, что если нефалима уничтожить, то девушка будет весьма разочарована и напугана и станет действовать не по собственной свободной воле, а из страха, по принуждению? Дескать, попробуй отступи, и мы тебя выпорем, вон какой бич у Славящего… И тому же сами подумайте, как убить того, чьей нити нет у Прях.
Молчание.
Исцелитель: Знаете, коллеги, похоже, у меня появился план…