А рынок кричал, зазывал, спорил, обманывал… Потом портного толкнули в спину, он оглянулся - дородный торговец, не замечая портного, оттеснил его в сторону и высыпал на прилавок охапку свистулек, бирюлек, оловянных брошек, стеклянного бисера, поддельного жемчуга и еще чего-то яркого и блестящего, чего он, оттертый в сторону, не успел разглядеть.
Оставшись без товара, портной сокрушенно вздохнул и пошел меж рядов, безразличными глазами разглядывая прилавки.
Его не узнавали, его не понимали, его не замечали, ему теперь было все равно.
Ножниц, конечно, было жалко, да только зачем они ему теперь? Портной остановился, вздохнул…
И вдруг он увидел яблоко. Большое, красное. Яблоко лежало на самом краю прилавка рядом с горкой других таких же яблок. Торговец яблоками пристально, не мигая смотрел на портного.
…Такие же красные яблоки давным-давно росли в тех местах, откуда был родом портной. Быть может, они и по сей день там растут - кто знает?..
Портной еще раз вздохнул и четко, старательно выговаривая каждое слово, сказал:
- Дай мне яблоко, я очень прошу. Торговец молчал.
Тогда портной жестом показал, чего ему хочется.
Торговец молчал.
Тогда портной взял яблоко…
Торговец молчал.
Портной съел яблоко.
Торговец… оживился и что-то призывно закричал. Подошедшая хозяйка набрала полную корзину яблок, расплатилась и ушла.
Тогда портной взял еще одно яблоко и съел его. Потом еще…
Потом, смутившись, отошел в сторону. Он наконец-то понял: торговец, как и все прочие горожане, не видел его. О чем-то подобном портной слышал в детстве. Тогда в сказках говорилось о шапках-невидимках, однако, положа руку на сердце, портной мог поклясться, что таких шапок, шляпок или колпаков он шить не умеет.
Вернувшись домой, портной долго обдумывал свое положение, покупать никто у него ничего не покупает, шить, стало быть, бесполезно. Ходить на рынок…
Ходить на рынок ему нужно просто обязательно. На рынке всегда много народа, возможно, когда-нибудь он встретит там человека, который либо увидит его, либо заговорит доступными словами. Не может быть такого, чтобы все горожане стали ему непонятными.
И портной стал каждое утро ходить на рынок, а вечером возвращаться с него. Он ходил меж рядами, прислушивался к речам, присматривался, брал порою с прилавка яблоко, финик, куриную ножку…
А после бродил по городу, вздыхал, глядя на то, как блекнут сшитые им платья и тускнеют галуны на камзолах.
Особенно грустно и одиноко бывало ночью.
Иногда же, встав затемно, портной точил булатные - теперь единственные - ножницы, проверял, не затупились ли заморские иглы, затем садился за стол и ждал.
Порою по нескольку дней.
Никто не приходил.
И он вновь начинал ходить на рынок, где никто не замечал и не слушал его.
Так прошли лето и осень, настала зима. Выпал первый снег, и портной подумал, что его быть может заметят по следам…
Но и следы не помогали, и он ходил по рядам, слушал, смотрел, брал мороженое яблоко…
Уходил, садился на берегу замерзшей реки и молчал.
А за спиной его гремел колесами и каблуками, кричал, шептал, к чему-то призывал чужими голосами город. Хлопали двери, скрипели ворота, визжали калитки…
Но вот однажды, как-то под вечер, он вдруг услышал мелодичный перезвон. Портной подумал, что это ему показалось, и не стал оборачиваться.
Тут я должен вам объяснить, что портной давно уже не слышал ни связной речи, ни мелодичных звуков. Когда и как пропала в городе музыка, он не заметил.
Перезвон повторился. Портной обернулся… и увидел человека. Человек смотрел на него и улыбался. В правой руке человек держал короткую, аккуратно обструганную палочку. Человек был настолько тощ, что даже широкий плащ с чужого плеча не мог этого скрыть… а человек еще и улыбался - должно быть для того, чтоб не так были заметны его впалые щеки.
- Эй, ты чего? - спросил портной, с трудом подбирая полузабытые слова.
Вместо ответа человек обернулся и провел палочкой по сосулькам, свисающим с дерева. Услышав мелодичный перезвон, портной улыбнулся, а человек сыграл еще и еще раз, потом вдруг спросил:
- Нравится, да?
- Д-да, - только и смог ответить портной, продолжая смотреть на землю.
Человек склонился в поясе, долго рассматривал портного, а потом еще раз, на этот раз осторожно, с опаской спросил:
- Так ты меня слышишь?
Портной утвердительно кивнул. Человек не обрадовался; он просто сел рядом с портным и стал смотреть на белую замерзшую реку.
Долго они так сидели и молчали. Портной понимал, как это хорошо, что нашелся хоть один человек, который его видит и слышит. Да, конечно, нужно радоваться, петь, плясать от счастья - ведь целых полгода… Но радость не приходила. На душе было тихо и пусто. Быть может, все это оттого, что когда ты один, то пустоту вокруг измерить нечем, она бесконечна, а вот когда вас становится двое…
Портному вдруг захотелось услышать голос второго человека, и он спросил:
- Ты кто?
- Я… был музыкантом, - сказал человек. - Есть такой инструмент - кралесина. Слыхал?
Портной хоть и смутился, однако кивнул, и музыкант продолжил:
- Поначалу они удивлялись, отчего я играю все тише и тише. Потом… я слышал их прекрасно, они меня - нет… я разбил кралесину. И оглох, как и все.
Музыкант замолчал, долго смотрел на замерзшую реку, потом прошептал:
- Тишина - это смерть. Ты первый, кого я услышал. Спасибо.
Портной сдержанно вздохнул и не ответил. Ему казалось, что еще немного, и он поймет, что же случилось с городом.
Дул ветер, шуршала по спинам поземка…
- Пойдем, - сказал, вставая, музыкант, и взял портного за плечо.
Портной послушно поднялся и пошел. Теперь колючая поземка мела прямо в лицо. Пока они сидели у реки, уже стемнело, города не было видно, и только вдали, в бесшумной метели неверным пятном расплывался уличный фонарь. Фонарь раскачивался на ветру и скрипел неестественно громко.
- Куда мы идем? - спросил портной, хотя ему было безразлично, куда, лишь бы не оставаться одному.
- На площадь, к часам, - ответил музыкант. - Сегодня такой густой снег, что стрелки могут и не выдержать, тронутся с места, и тогда мы услышим куранты.
Сергей Булыга
Зеленый камень
Был поздний вечер. И было холодно. Трое оборванцев сидели у костра. Над огнем висел котелок, в нем что-то булькало. Оборванцы молчали. Невзирая на примерно одинаковую бледность их одежд, все трое достаточно разнились между собой. Один из них был лет пятидесяти, дороден, несколько сед и на вид казался довольно-таки общительным. Но он молчал. Второй был бледен, замкнут и лыс как колено в свои двадцать пять, не более. А третий - третий был не то задумчив, не то насторожен. Среднего возраста, среднего роста, жилист, тщательно выбрит, заштопан, подтянут. И если о занятиях первых двух мы можем только догадываться, то о третьем скажем прямо - добрый хозяин, собравшийся в город за солью и новостями. А вот теперь, оказавшись в компании двух незнакомцев, добрый хозяин молчал и как бы невзначай поглаживал приклад арбалета.
В те смутные годы всякий, собравшийся в дорогу, брал с собой арбалет. И добрый хозяин, равно как дородный и лысый, не был тому исключением. Вот только арбалет у хозяина был новый, позавчера от мастера, тогда как арбалеты его соседей по костру уже повидали многое.
А молчание тем временем затягивалось и из скучного переходило почти что в тягостное. Дородный посмотрел на своих неразговорчивых соседей и неторопливо - но значительно - откашлялся. Соседи с интересом посмотрели на него, и тогда дородный заговорил.
- Да, - глубокомысленно начал он, - судьба свела нас воедино.
Лысый добродушно промолчал, а вот добрый хозяин осторожно переспросил:
- Судьба?
- Ну конечно! - оживился дородный. - Вы представляете, какой бы скучный вечер выдался каждому из нас, не повстречай мы друг друга?!
Лысый безразлично пожал плечами, а вот добрый хозяин - тот заинтересовался, но из скромности промолчал. Заметив это, дородный продолжал уже куда уверенней:
- Как все-таки приятно посидеть у костра, поболтать о былом, послушать людей знающих и понимающих. Вот взять хотя бы вас, - и дородный обратился к доброму хозяину. - Не удивлюсь, если вы проделали пять - семь кампаний под разными знаменами.
- Ну что вы! - смутился добрый хозяин. - Какое там! Я вот только первый раз за десять лет…
- Не может быть! - не унимался дородный. - Вы не менее как… - тут он ненадолго задумался и спросил: - Скажите, а не ваш ли брат служит знаменосцем в личной охране наследника?
Добрый хозяин покраснел и смутился окончательно. Тогда дородный взялся за лысого:
- Ну, а вы, молодой человек, вне всякого сомнения, из древней, но обедневшей фамилии. Азарт, вот что является вашей силой и слабостью одновременно.
Лысый опять промолчал, хотя на этот раз молчание далось ему значительно дороже.
- Ну хорошо! - не без иронии согласился дородный. - Давайте и дальше будем сидеть, как истуканы, и ждать, когда же сварится эта баланда!
Но невзирая на предложение сидеть, дородный порывисто встал и, немного прихрамывая, заходил перед костром. Сидевшие молчали. Тогда дородный остановился и вновь обратился к ним:
- Послушайте, я трезв как никогда, мне скучно! Давайте поболтаем. О чем? О чем хотите. Сегодня вместе, завтра врозь, какие тут могут быть тайны и недомолвки? Просто смешно! - и дородный выжидающе замолчал, а не засмеялся.
- Садитесь, - сказал ему лысый. - И говорите, разве против?
Дородный продолжал стоять.
- А если что, так я поддержу компанию, - пообещал таки лысый.
Дородный сел.
- Бродяги, - сказал он мрачно. - Я снисхожу до вас, а вы еще и нос воротите.
Лысый пропустил эту колкость мимо ушей, а добрый хозяин… А добрый хозяин удивился до того, что разве что не раскрыл рот от удивления. Дородный заметил это и внутренне улыбнулся. А потом сказал:
- Я понимаю, господа, что мои нынешние одежды говорят не в мою пользу. Однако… - и тут он сделал паузу, чтобы слушатели могли лишний раз убедиться в ветхости как его, так и своих собственных одежд. - Однако я вовсе не бездомный скиталец, а ботаник, магистр естествознания, действительный член Академии.
И тут, для придания большего веса своим словам, дородный как бы исподволь выпятил грудь. А так как последняя незаметно переходила в солидных размеров живот, то магистр выглядел весьма внушительно. Добрый хозяин поверил, а лысый - тот хотел рассмеяться, но однако сдержался, никаких колкостей себе не позволил, и дородный без помех продолжил свой рассказ:
- Отделение естественных наук направило меня в эти края в поисках одного редкостного цветка, который в ученых книгах значится как… э… вам это все равно ничего не скажет!
- Но почему же? - с улыбкой возразил ему лысый. - В свое время я изучал древние языки в университете.
- В столице? - удивился дородный.
- Да, - подтвердил лысый юноша без тени смущения. - Я прослушал курс наук за два с половиной года.
Добрый хозяин с уважением посмотрел на лысого и подумал, насколько же правильны слухи о том, что лысые умнее всех. Вот даже дородный: он не лыс, но только сед, и на тебе…
А дородный, тот подумал о другом. Он подосадовал на то, что позволил застать себя врасплох с этим треклятым названием. Что ж, придется выйти из игры. Но напоследок…
- Скажите, если можно, а что заставило вас бросить учебу? - спросил магистр и приготовился срезать лысого на первой же фразе.
Но первая фраза зацепки не дала. Лысый сказал:
- Я увлекся музыкой.
- Какой?
- Возвышенной.
- А что! - опять оживился дородный и обратился к доброму хозяину: - А не прослушать ли нам оперу?
Добрый хозяин на всякий случай согласно кивнул, но лысый тотчас же запротестовал:
- Нет-нет, не годится, я опер не пишу. Симфонии…
- Симфонии так симфонии, - благосклонно согласился дородный.
- Давайте!
- Как? Прямо сейчас?
- А что здесь такого? - удивился дородный. - Я, если пожелаете, вот прямо не сходя с места распишу вам квадратуру круга или трисекцию угла. А это, заметьте, вечные задачи!
Лысый нахмурился и сказал:
- Не знаю, смогу ли я один… всю красоту… Симфония написана на восемь инструментов и на шестнадцать голосов.
- А вы не стесняйтесь, - продолжал наседать магистр. - Мы в музыке неискушенные. Не так ли? И добрый хозяин согласно кивнул.
Тогда лысый вздохнул, взял в руки арбалет, настроил струну… простите, подтянул тетиву, приложил приклад к плечу, артистично взмахнул стрелой, которую он держал наподобие смычка, объявил.
- Зыбкое тремоло. Фа мажор, - заиграл.
Играл он хорошо. Так хорошо, что добрый хозяин заслушался и склонил голову набок. Еще бы? Кто мог подумать, что из простого арбалета можно извлечь такие чарующие звуки? Тут были и скрипка, и флейта, и арфа, и даже орган… А вот вступает - да еще как! - вступает многоголосый хор!.. Добрый хозяин сидел, широко раскрыв глаза, и думал, что как только он вернется домой и у него спросят, видел ли он какие чудеса…
Но тут магистр громко и даже настойчиво захлопал в ладоши. Лысый от неожиданности выронил смычок… э!.. стрелу.
- Спасибо, большое спасибо, - сказал дородный. - Но все это я видел на прошлогодней ярмарке.
- Но это ровным счетом ничего не значит, - нисколько не смутился лысый. - А если и значит, так только то, что мои сочинения весьма популярны.
- Может быть, может быть, господин… чревовещатель, - улыбнулся магистр.
Лысый на этот раз не возражал, но дородный для пущей убедительности обратился к доброму хозяину:
- Ну, а вы что на это скажете?
Но тот не ответил; добрый хозяин поднял оброненную стрелу и стал с интересом рассматривать ее, а потом спросил:
- Скажите, а где б мне раздобыть… вот такие? - и с этими словами он пощелкал ногтем по стальному наконечнику стрелы.
- А у тебя что, стрелы так, без когтя? - удивился магистр.
Добрый хозяин сокрушенно кивнул.
- Вот глушь так глушь! Железа у них нет! - и магистр посмотрел на доброго хозяина как на последнего дикаря.
А взгляд лысого музыканта был и того насмешливей. Тогда добрый хозяин забыл про свою природную осторожность - его задели за живое - и сказал:
- Железо у нас есть. Только оно зеленое.
Лысый и дородный ничего ему на это не возразили, но по их глазам было видно, что не поверили.
И тогда доброму хозяину очень захотелось, чтоб столь важные и ученые люди посчитали и его за человека. А потому он, не думая о последствиях, достал из-под лохмотьев маленькую коробочку, раскрыл ее…
В коробочке лежало несколько наконечников для стрел, сделанных из неизвестного зеленого металла. Магистр потянул было к ним руку, однако дотронуться до диковин он так и не решился, а только спросил:
- Что это?
- Небесный камень, - ответил добрый хозяин и многозначительно замолчал.
Но так как у него ничего не спрашивали, то добрый хозяин поначалу растерялся, а потом, безо всякого принуждения, рассказал все по порядку.
- Этой весной, перед самым поминовением святого Микла, к нам в лес упал небесный камень. Он был большой, зеленый, и развалился на Много зеленых кусков и кусочков. Эти кусочки оказались совсем как болотная руда, а руды у нас нет… Тогда мы собрали немного этого небесного камня и выплавили из него железо. Железо тоже получилось зеленое. А тут как раз пришла моя очередь идти в город за солью, мы ходим за ней каждый год. Тогда мой брат, а он ходил последним, сказал, что на дорогах нынче беспокойно, и сделал мне арбалет; мой брат кузнец и всякий мастер… А вместо каменных когтей - они ведь лат не пробивают - он сделал мне вот эти, зеленые. Но они… проклятые, а других у нас нет.
Тут добрый хозяин замолчал и облегченно вздохнул - ну вот, высказался и, кажется, ничего не напутал. Но…
- Как это проклятые? - спросил магистр. Да и лысый музыкант, судя по выражению его лица, тоже был в недоумении.
Тогда добрый хозяин подумал, что ему, видно, вовек не научиться складно рассказывать, и он решил, что будет много лучше, если показать проклятое железо на деле. Добрый хозяин осмотрелся по сторонам - невдалеке на кусте сидела ворона и с любопытством смотрела на людей.
- Вот видите, птица… - и с этими словами добрый хозяин достал из колчана стрелу, надел на нее зеленый наконечник, положил на арбалет, взвел тетиву, прицелился. Щелкнул курок…
Испуганная ворона взлетела над кустами, но и стрела метнулась вверх, за нею… и ворона исчезла. Враз. Как ее и не было. А вниз полетели только редкие перья, которые, кстати, так и не достигли земли, а растворились в воздухе подобно вороне.
- Вот так, - задумчиво сказал добрый хозяин и опустил арбалет. Потом добавил: - И так всегда. Со всем живым. Охотиться нельзя. Вот разве что… - но тут он вовремя спохватился и замолчал.
Некоторое время все трое молчали, а потом лысый сказал:
- Стрела летела прямо, а потом… когда ворона взлетела… - и вопросительно посмотрел на доброго хозяина.
Тот согласно кивнул, а потом добавил:
- А если совсем промахнешься, так стрела возвращается. Мой брат стрелял… стрела вернулась, и брата не стало. Проклятое железо!
А вот магистр подумал несколько иначе. Имея гибкий ум и смелую фантазию, он сразу же представил, как обрадуется один его знакомый оружейник, принеси он ему… Нет, не то, что здесь, на ладони у простака, этот пустяк. Тут нужен весь, весь зеленый камень! И магистр начал издалека:
- А… где это? Ужасное место, чтоб мне туда не попасть!
Но добрый хозяин на сей раз промолчал. Как будто не слышал вопроса. Магистр хотел было спросить по-другому, но тут лысый музыкант торопливо перебил его:
- Не беспокойся, приятель, - сказал он доброму хозяину, - в городе полно грамотеев, которые объясняют и не такие чудеса. Ну, а пока… Не лучше ли нам подумать о хлебе насущном? - тут он заглянул в котелок и радостно сказал: - О, готово!
Добрый хозяин подумал, что может так оно будет действительно лучше: вот придет он в город, и там все само собой образуется. Он отложил арбалет, спрятал коробочку с проклятым железом и взялся за ложку. Лысый и дородный последовали его примеру, и котелок баланды быстро опустел. А после еды у вынужденных друзей появилось общее желание: поближе придвинуться к костру и поскорее заснуть. Что они и сделали.
Но все ли? Ибо как только добрый хозяин тоненько и сладко засопел, лысый осторожно приподнялся на локте… и увидел, что дородный внимательно смотрит на него. Лысый смущенно улыбнулся, сел поудобнее и признался:
- Вот что-то не спится.
- Еще бы! - сказал, потягиваясь, дородный. - Ведь рядом такая добыча!..
- Полегче, приятель! - оборвал его лысый. - Я музыкант, мои руки чисты! - и, словно в подтверждение сказанному, он растопырил свои длинные утонченные пальцы.
- Да, - согласился дородный, - такими руками удобно не только музицировать, но и резать кошельки.
Лысый покосился на свой арбалет, вздохнул и признался:
- У меня, конечно, были неприятности с законом. Но я никогда не опускался до разбоя, - и он многозначительно посмотрел на дородного.
Тот оскорбился:
- Неправда!