Я собрался уходить, когда он заглянул в окно. - Все ждешь доктора? Не жди. Не вернется. Старик видел Сергея Сергеевича рано утром 28 июня, в воскресенье. На заре за доктором по аллее гнались трое. Старик хотел было выбежать из-за плетня пасеки, заступиться за доктора, но увидел у одного на фуражке кокарду и испугался. Присел за плетнем, стал смотреть. Доктор успел вбежать в фанерный домик. Заперся. Все трое стали стучать в дверь. Поток один подбежал к окну, а двое сорвали дверь с петель и вбежали в домик. Старик сквозь плетень видел, как они сразу же выскочили, стали шептаться, руками разводить. Тот, что с кокардой, опять в дом вошел и одежду доктора вынес. И все трое по аллее пошли. "Порешили, значит, с доктором", - подумал старик. Выждал время, а потом, крадучись, заглянул в окошко, чтобы доктору помощь подать. А в домике-то никого!.. Ни живого, ни мертвого! Как сквозь землю доктор провалился. А человек с кокардой пустил слух, что доктор в море утонул. Для этого он куда надо одежду доктора представил: будто у моря нашел.
Старик почему-то боялся, что будет следствие.
Ты меня к этому делу не припутывай, - сказал пи Пасека рядом, но мое дело сторона. Только пчелки у меня, одна забота… Ничего не видел, ничего не слышал С тобой не говорил.
Когда старик ушел, уже стало темнеть. Я окинул последним взглядом стол, стены, окошко. На столе остался кувшин, недопитый стакан воды, блюдечко с каким-то белим порошком и маленькими гомеопатическими крупниками. На блюдечке лежала серебряная чайная ложечка с выгравированными буквами: "СД" (Сергей Думчев). Сердце мое сжалось от боли: это все, что осталось от человека, которого я полюбил всей душой.
Завтра домик будет снесен. Забудут все о докторе Думчеве. И я взял себе на память ложечку с инициалами "СД". А порошок и крупинки? "Это для каких-то опытов Сергея Сергеевича", - подумал я. У меня не хватило духа выкинуть их. И я ссыпал в обрывок бумаги, который валялся на столе, порошок и две крупинки.
Суббота, 18 июля
Вот уже прошло двадцать дней, как исчез Думчев.
Я устроился в труппу. Уезжаю из Ченска. Снова начинается моя бродяжническая актерская жизнь.
Неразрешима и темна история исчезновения Думчева. Но всегда будут светлы мои воспоминания о нем. Уезжаю. Укладываю на дно потертого чемодана заметки о днях, проведенных в Ченске. А вместе с ними то, что взял в последнее посещение фанерного домика.
Но почему же теперь, затягивая ремнями чемодан и неотступно думая об исчезновении Думчева, я все вспоминаю "Живой труп" Льва Толстого и почему я читаю про себя монолог Феди Протасова?
Странные расчеты и цифры
На этом кончался юношеский дневник старого актера Орлова-Заокского.
Я зачитался и не заметил, что за окном, за спущенными шарами, уже светло, а на столе все еще горит электрическая лампа. Отложив в сторону дневник, я внимательно осмотрел то, что взял когда-то актер со стола в фанерном домике. Серебряная ложечка с инициалами "СД" потемнела, а в двух пожелтевших обрывках бумаги, сложенных в виде пакетиков, были порошок и крупинки. Странный же человек этот актер - старый романтик! Десятки лет возить с собой порошок, гомеопатические крупинки…
Когда я читал записки актера, мне временами казалось, что вот-вот - ив истории исчезновения Думчева что-то прояснится. Но записки прочитаны, а история столь же темна, как и раньше. Даже темнее и непонятнее.
Я утомился от бессонной ночи, от внутренней тревоги, от напрасных блужданий вокруг одного и того же вопроса. Голова моя разболелась. В чемодане была коробочка с порошками - какая-то смесь пирамидона и кофеина. В Москве я так переутомился, что начались головные боли. Лечащий врач посоветовал принимать два раза до обеда по одному порошку. Теперь я достал эти порошки из чемодана. Принял порошок и запил водой. Решил уснуть. Прилег. Но уснуть не смог: мешал солнечный луч, который пробивался сквозь шторы.
Почему запомнились эти мелочи, подробности поступков, действий и всего хода моих мыслей в это утро? А потому, что в одной из этих мелочей и оказалась скрытой та пружина, которая затем неожиданно развернулась и резко оттолкнула, отбросила меня на некоторое время далеко в сторону от всего обычного хода жизни.
Так вот… болела голова. Яркое солнце пробивалось сквозь штору и мешало спать. В луче солнца плясали пылинки. Этот луч тянулся к столу и касался скомканных стертых листков, в которых были завернуты порошок и крупинки, принесенные актером. Десятки лет назад взятые из фанерного домика доктора, они, эти листки, сразу рассыплются в моих руках, едва я начну развертывать порошок и крупинки вместе с ложечкой… Но что же это такое? На листке, в котором был порошок, - почерк Думчева! Я вскочил, ссыпал из старой скомканной бумаги порошок в пустой пакетик от пирамидона и стал жадно читать:
"Влияние на скорость развития, на рост живого организма ферментов, разные сочетания изменений температуры и влажности - все это я исследовал, проверил на опытах и убедился в том, что могу влиять на рост живого организма, менять его структуру, увеличивать или уменьшать формула изменения скорости развития пчелиной моли выражается:
lgW=bt+clgt,
где
W - вес;
t - время;
b и c - константы
В 70.000 раз! В 70.000 раз увеличивает свой вес гусеница бабочки ивовый древоточец. В тысячных долях грамма выражается вес гусеницы, когда она выходит из яйца… Проходит сравнительно короткий срок, и вес ее уже можно считать в граммах.
В 10.000 раз увеличивает свой вес гусеница бабочки сиреневый бражник, а в 15.000 раз - гусеница тутового шелкопряда.
Какая титаническая сила! И я уже близок к тому, чтобы ею овладеть и направить по заданному направлению ферменты! Разве они не ускоряют в миллионы раз химические реакции, совершающиеся в организме живого существа?.."
На этом обрывалась запись. Клочок бумаги с непонятными цифрами, формулами и рассуждениями о каких-то ферментах. Клочок бумаги! Что мог он мне рассказать о странной судьбе человека, который жил, страдал, изобретал и так неожиданно исчез? Ровно ничего.
Теперь, когда я пишу эти строчки, уже случилось, произошло то, что могло бы в тот день вовсе не случиться и совсем не произойти. Теперь, когда все это стало для меня воспоминанием, - я с удивлением спрашиваю себя: почему, прочитав формулы и записи Думчева на этом клочке, я не сопоставил их тогда же с текстом его микрозаписок, со всем тем, что мне рассказала Булай, и с воспоминаниями старого актера? Столько было материала! Оставалось только сопоставить отдельные слова и факты, и тогда с неумолимой логичностью я в то же утро пришел бы к выводу… разгадал судьбу Сергея Думчева.
Вот если бы… если бы… Впрочем, расскажу все по порядку.
В номере в то утро было жарко. Уснуть после бессонной ночи не мог. Болела голова, и я решил: самое лучшее пойти за город к морю, побывать там, где когда-то стоял фанерный домик. Ведь поезд уходит в десять часов вечера, а сейчас еще только девять утра. Билет в кармане. После прогулки успею зайти в институт - попрощаюсь. А затем отыщу клуб "Строитель", передам художественному руководителю коллектива самодеятельности Орлову-Заокскому его дневник и все остальное.
Я старательно перевязал ленточкой рукопись-дневник и стал было заворачивать ложечку… Раздался стук в дверь.
- Разрешите?.. Здравствуйте! Простите! - скороговоркой выпалила уже знакомая студентка Лена. - Вот вам письмо от Степана Егоровича. Я была так занята, так занята вчера, а вас долго не было. Простите. До свиданья…
Я стал читать письмо и продолжал машинально завертывать, засовывать по карманам все, что хотел взять с собой: тетрадь актера, порошки, ложечку…
"Многоуважаемый Григорий Александрович!
Вчера, как только освободился, зашел по указанному Вами адресу в дом с башенкой. Вас там уже не было. Какая-то маленькая женщина, открывшая мне дверь, не захотела меня впускать и ничего толком не объяснила. Что же Вы там нашли?
Могу сообщить интересную подробность, касающуюся микрописем. Доцент Воронцова обнаружила и наглядно доказала, что эти записки вовсе не уменьшались при помощи фото, а писались от руки. Мы еще поставлены в тупик тем обстоятельством, что бумага и чернила оказались совсем особенными, не фабричного производства! Как же мог Думчев, или человек, скрывающийся под этой фамилией, писать записки, которые надо читать под микроскопом? Так что Воронцова имела все основания, смеясь, заявить: словно писал эти записки человек, которого надо рассматривать… под микроскопом. Это, конечно, шутка! Надеюсь, что перед отъездом Вы заглянете в институт. Обо всем поговорим.
Ваш С. Тарасевич".
Бумажный "город" ос
Точно слоем пыли покрылись мои яркие чувства и переживания, совсем так, как листочки тополей у дороги, - листочки когда-то свежие, клейкие, ярко-зеленые.
Теперь я знал, что фанерный домик Думчева стоял когда-то около старой, запущенной беседки, и мне, конечно, очень хотелось побывать перед отъездом в этих местах. Ведь там же в траве были найдены микроскопические листочки!
Дорога начала медленно спускаться с горы. Вот перекресток асфальтовой и проселочной дорог. Остановился. Это та проселочная дорога, которая ведет через рощу к аллее.
Я шел по петляющей дороге, и нить моих мыслей - овеем, как дорога, - вилась, кружилась вокруг все той же истории Думчева. Ничего нет удивительного в том, что я не справился с этой задачей. Я готов себя извинить. Помню, когда-то я читал очень старый журнал. В нем редакция сообщала читателям, что какой-то документ не может быть прочтен, так как из одного слова, состоявшего из девяти букв, осталось семь букв, то есть стерлись только две буквы. Слово это: "под.о.ный".
Редакция просила разгадать слово, то есть проставить только две буквы. Что же касается всего документа или существа его, то редакция не считала возможным давать на этот счет какие-либо пояснения. И вот читатель-моряк прислал в редакцию письмо, где утверждал, но это слово - "подводный"; читатель-врач утверждал, что это слово - "подкожный", прокурор - "подложный", архитектор - "подпорный", извозчик - "подножной", учитель - "подробный", крестьянин - "подворный", бондарь - "поддонный". Было множество и других ответов, но каждый ответ чаще всего отражал профессию, занятие читателя. Но все же, сколько разных противоречивых решений такой простой на первый взгляд задачи!
Я прошел мимо полуразрушенной беседки и стал искать следы фанерного домика и пасеки, о которых прочел в воспоминаниях актера. Увы! Все заросло здесь буйной травой. Маленький ручей, поблескивая водой, медленно пробирался сквозь траву. Стеной стоял шиповник:
Вокруг шиповник алый цвел,
Стояла темных лип аллея…
Я перешагнул ручеек и, задевая кусты шиповника, пошел по густой, высокой траве. Вот какой-то полусгнивший деревянный брусок, вросший в землю. С жужжанием кружатся, носятся вокруг него осы. Я увидел гнездо ос. Оно напоминало большую грушу из серой бумаги. Бумажный "город" ос! Мне показалось примечательным, что весь "город" обращен вверх дном: каждая ячейка смотрит вниз. Опрокинутый "город"! Отмахиваясь, я оторвал кусочек их сооружения, точнее говоря, - кусочек тонкого картона.
В нескольких шагах от бумажного "города" ос лежала полусгнившая доска. Из нее торчали два заржавленных гвоздя. Вот и все, что осталось от домика, где Думчев производил свои опыты: деревянный брусок, врытый в землю, и полусгнившая доска.
Кругом было тихо. Только стремительно с жужжанием летали осы.
Держа в руках кусочек картона, отломленный мною от стены "города", я решил посмотреть, можно ли на нем что-либо изобразить. Стал доставать из кармана карандаш и тут же нечаянно уронил его в траву. Нагнулся, но карандаша не нашел. И сразу же появилась около меня уже знакомая рыжая собака с черной спиной; виляя хвостом, тычась мордой в траву, она шарила носом по земле - видно, хотела "помочь" мне найти карандаш. Пройдя несколько шагов, я уселся на какой-то пень и с любопытством стал смотреть, как собака, отбиваясь от ос, сердито заворчала и побежала прочь.
- Гражданин! Гражданин, что вам здесь надобно? - услышал я резкий возглас.
Передо мной стояла заведующая овощной базой Райпищеторга.
Может быть, смешно и глупо, а может быть, вполне естественно, но мне захотелось рассказать чужому человеку, которого никогда больше не увижу, - рассказать о том, что когда-то произошло здесь. Как это сделать? С чего начать? Начну с того, почему я пришел сюда.
- Все дело в том, что у меня под утро разболелась голова… - начал я.
- Бедненький! - Лицо женщины выразило заботу и участие ко мне. - Проводила бы вас в поликлинику, да отлучиться не могу.
- А разболелась голова из-за того, что всю ночь не спал…
- Так не разговаривать надо, а идти к доктору следует.
- А не спал я потому, что читал всю ночь чужой дневник…
- Поликлиника там, за поворотом, не доходя поселка научных работников. Дежурный врач сегодня хороший - Марией Ивановной зовут.
- А в этом дневнике говорится об одной необычайной истории, которая случилась вот здесь, на этом самом месте, где мы с вами стоим…
Лицо Черниковой стало испуганным:
- Какая история? Когда? Я здесь все время… Идемте к доктору, вам порошки дадут…
Тут я вспомнил:
- Ах да, порошки! Уже одиннадцать часов - пора принять второй раз пирамидон с кофеином. Можете ли вы мне принести стакан воды - запить порошок… Или я сам…
Часть третья
Под тенью старого пня
Порошок и крупинки
Резкий удар. Остановилось на миг сердце. Как кружится голова! Подкосились ноги. Задрожали руки. А перед глазами мелькают черные соринки. Черный снегопад! Вихрь соринок! Метель черных снежинок! Сердце колотится. Все сильнее и сильнее… Вдруг замирает. Хочется крикнуть - нет сил! Какая тяжесть навалилась на меня! Что-то гнет к земле все ниже и ниже…
Выбиваясь из последних сил, я поворачивался то в одну, то в другую сторону. Что такое? Кусты буйно разрастаются и тянутся к небу. Какой шум и звон кругом! Звуки всё пронзительнее. Нарастающий гром. Я слышу громовый окрик:
- Гражданин, что с вами?
Лай собаки совсем оглушил меня.
Какое разнообразие незнакомых запахов!.. Среди них я сразу отличил запах цветов шиповника. Он становится все сильнее и сильнее - я словно плыву по воде, пахнущей цветами шиповника. Потонул в этом запахе. Но вдруг он исчез. Я помню, хорошо помню, что в ту минуту я подумал: верно, ветер, который дул оттуда, где растет шиповник, теперь подул в другую сторону.
Налетали волны запаха отцветающей липы. Запахи перегноя земли. Пахнуло чем-то близким и знакомым с детства - запахом хлеба. Пекли этот хлеб в большой русской печке на таких больших листьях… На каких листьях?.. Почему я забыл? Вспомнил: на капустных.
А где та женщина, что кричала: "Гражданин, что с вами?" Вот она растет у меня на глазах. Рядом ее собака тоже растет. Страшное мохнатое, гигантское животное. Я уже не мог их рассмотреть. Я больше не слышал голоса, не слышал лая собаки. Темно… Тишина. Но почему мне так душно? Меня погребла моя же одежда. Я барахтался, карабкался… Вот стало светлее. Вылез. Оглянулся…
Итак, я принял порошок, уменьшился в росте, оказался на пне, а внизу, подо мной, шумел лес трав…
Но разве сразу все это произошло: и уменьшение в росте, и ощущение новых запахов, цветов, звуков? И разве сразу пришли ясность, понимание, осознание всего, что со мной случилось? Нет! Конечно, нет! Но я не могу сказать, сколько все это продолжалось: минуту, час, день? Хорошо помню, что я, уже уменьшившийся в сто или двести раз, вылезая из-под своего же пиджака, лежащего на пне, вдруг спохватился: ведь сегодня в десять часов ночи я уезжаю в Москву. Билет уже куплен. Так где же он? В боковом кармане! Потянулся рукой - привычный жест - и… рассмеялся! Уж я не тот, что был!
И все это из-за головной боли… Утром, собираясь на прогулку за город, я вместе с порошком от головной боли - пирамидоном с кофеином - по рассеянности положил в карман порошок, изготовленный Думчевым (его я собирался вернуть актеру). И, сидя на пне, я вместо пирамидона проглотил думчевский порошок. Вот почему все выросло передо мной и отчего появились новые предметы! Это те же предметы, только увеличенные во много-много раз.
В своей записке, которая случайно залетела ко мне с букетом цветов, Думчев, вспоминая об Эратосфене, говорил, что перед ним, Думчевым, мир вдруг вырос в сто или двести раз. Так вот почему Думчев на вопрос брата Булай, в чем ведущая цель его опытов, ответил: "стать человеком-микроскопом". И записки, которые я приносил в институт, - эти странные записки, прочитанные нами под микроскопом, - эти записки не уменьшены были при помощи фотоаппарата, а написаны от руки самим Думчевым. Когда? Где?
Так вот она, тайна Думчева!
Вместе с тетрадкой воспоминаний старого актера сохранились порошок и пилюли Думчева. Я проглотил порошок. Но в другом пакетике были совсем маленькие пилюли. Кто знает? Может быть, пилюли обладают таким же чудодейственным свойством, что и порошок, но восстанавливают, возвращают рост. Может быть, это пилюли обратного роста?
У меня в кармане две пилюли. А если они потеряли свойство обратного роста и я останусь здесь навсегда? На миг мне становится страшно. Но порошок подействовал, значит, и пилюли подействуют. И я вернусь к людям. Какое счастье быть с людьми, какая радость! Родные… знакомые… друзья. Как хорошо даже… огорчаться… страдать, но там, среди людей! Не проглотить ли сейчас одну? Скорее! Но для этого я должен проникнуть в свой собственный карман. Там пилюли. Залезть с головой к самому себе в карман. Я это сделаю.
Но каждый карман пиджака стал теперь для меня огромной темной пещерой с неровными мягкими стенами. Я побывал сначала в одном кармане, задыхался, шарил в темноте руками, нащупал изогнутую зубчатую кочергу. Остановился. Подумал: верно, это ключ от чемодана. Полез в другой конец пещеры, но ноги стали скользить по какой-то гладкой поверхности. Я вспомнил: в кармане лежат очки, значит, я скольжу по футляру очков. Нет, крупинки я положил не в этот карман, а в тот, где тетрадки актера. И действительно, в другом кармане, куда я пробрался, среди шелестящих гигантских полотнищ (тетрадка!) я нашел обе крупинки. С трудом выкатил из кармана сначала одну, а потом и другую. Крупинки? Нет, теперь на пне предо мной лежали два футбольных мяча. Чтобы проглотить хотя бы кусочек такой крупинки, надо было ее расколоть каким-нибудь твердым предметом. Попытаюсь разбить крупинку ключом от чемодана. Я направился опять к своему карману. Ударивший в лицо ветер чуть не сбил меня с ног, я повернулся спиной к ветру и увидел - обе крупинки обратного роста теперь катились одна за другой к краю пня. Я бросился за ними. Напрасно! Обе скатились с пня. Свесившись с него, я увидел, как одна полетела в океан трав и исчезла. Но другая застряла, повисла и закачалась над травами.