- Георгий Петрович! - прервал Рябчинский. - Меня несколько удивляет ваш бодрый тон. Неужели вас радует ущерб в два миллиона, нанесенный Советскому государству? Странно…
- Да какой же ущерб? - уже с досадой воскликнул Вершинин. - Ведь если машина совершенствуется в процессе постройки или эксплуатации, то ее части, замененные лучшими, выбрасывают, хотя они и стоят денег. Вон в портах недавно заменили на мощных кранах тысячи грузовых стрел. Так что же, и там нужно убытки подсчитывать? А с самолетами? Очень часто в процессе постройки…
- Примеры ваши меня не убеждают, - возразил Рябчинский. - Меня удивляет, что какая-то девушка смогла существенно изменить конструкцию, которую создавали опытные инженеры… Простите меня, но подобные дела, когда по форме - все благополучно, а по существу - миллионный ущерб государству…
- Так покажите нам вашу знаменитую монтажницу! - поспешно попросил Гвоздаков, явно желая переменить тему разговора.
Вершинин открыл дверь, вогнутую, как и стена круглой комнаты. Гвоздаков и Рябчинский вышли за ним на узенький балкончик, кольцом огибавший генераторную.
Рябчинский, схватившись за тонкие стержни перил, на мгновение зажмурился, чтобы побороть отвратительное чувство головокружения. Откуда-то доносился высокий девичий голос:
- Георгий Петрович! К нам добирайтесь, ждем вас!
Рябчинский открыл глаза. Далеко внизу, словно блестящий черный жук, по узенькой тропинке быстро катил по дороге автомобиль… Немного ниже балкончика на трубчатом ободе гигантского колеса стояла девушка, подняв кверху приветливо улыбающееся смуглое лицо. Под ободом, между двумя вертикальными крыльями, пятеро рабочих покачивались в длинной подвесной тележке, предназначенной, как сообразил Рябчинский, специально для монтажа. Они собирали концевые зажимы на двух длинных пружинах.
Вершинин помахал рабочим рукой и, перешагнув через перила, пошел над бездной по толстому тросу, придерживаясь обеими руками за натянутую выше проволоку толщиной не больше мизинца.
Гвоздаков напряженно следил за опасным путешествием Вершинина. Георгий Петрович уверенно и легко добрался до обода ветроколеса и спустился вместе с Таней Головко в монтажную тележку.
- Как вы не боитесь? - крикнул Гвоздаков. - Глядя на вас, и то сердце замирает!
- Вначале очень страшно было, - признался Вершинин, - а потом привык. Монтажники приучили.
- Эти пружины - штормовые компенсаторы? - спросил немного ободрившийся Рябчинский.
- Точно так, товарищ профессор! - звонко ответила Таня, успевшая уже узнать у Вершинина, кто этот, как она выразилась, "продолговатый" гражданин.
- Еще два компенсатора установим, и можно будет устроить пробу, - сообщил инженер. - Так что вы уж здесь подождите, теперь совсем недолго.
Рябчинский повернул лицо к юго-востоку. Ветер был совсем слаб, не больше двух метров в секунду. "Такую громадину, да еще с необкатавшимся механизмам, и с места не стронуть", - подумал профессор.
Минут через двадцать монтажники перешли по тросу на балкончик. Таня Головко поднялась в лифте еще выше. Тут же сверху выдвинулась легкая грузовая стрела вспомогательного крана и сама зацепила круто изогнутым крюком широкую серьгу над монтажной тележкой. Опорные ролики тележки оторвались от трубчатого обода ветроколеса, и она, чуть покачиваясь, быстро поплыла вниз, в пролет между стальными тросами-радиусами.
Операция спуска монтажной тележки отняла не больше пяти минут. Появившись снова на круглом балкончике, Таня доложила Вершинину:
- Установка готова к пуску, Георгий Петрович! Подшипники крыльев проверены.
- На обоих роторах?
- На обоих, Георгий Петрович.
Вершинин, забыв о Рябчинском и Гвоздакове, нервно закурил, обошел вокруг генераторной по балкончику и, войдя в помещение, сообщил по телефону вниз о готовности.
Гигантские эластичные крылья ветроколес напоминали и формой своей и положением в воздухе крылья самолета, замершего в сложной фигуре высшего пилотажа. Легкий ветер упруго и плавно изгибал их кромки, делая всю поверхность выпуклой.
- Аэродинамически форма удачная, - небрежно промолвил профессор Рябчинский, показывая на ближайшее крыло. - Но при сегодняшней погоде вращающий момент недостаточен. С места такое сооружение не сдвинется: очень уж громоздкая система.
Снизу сообщили, что установка полностью расторможена, и спрашивали Вершинина, как быть. Он вышел на балкончик хмурый, прикусив погасшую папиросу, и впился взглядом в безоблачный горизонт.
Не выдержав молчания, Таня Головко сказала с острой тоской:
- Хоть бы один порыв покрепче… Совсем слаб ветер.
- Да, - усмехнулся Рябчинский, - для этой махины добрый шквал нужен. Вот вы, девушка, я слышал, изобретаете. Так внесите предложение - для раскручивания ветроколеса установить вспомогательный дизель-мотор тысячи на две лошадиных сил. Тогда никакое затишье не страшно!
Таня посмотрела в насмешливо прищуренные глаза профессора, тряхнула головой и молча прошла к двери генераторной.
Рябчинский пожал плечами и вдруг почувствовал новый приступ головокружения. Тонкая Танина фигура поплыла вбок на фоне неподвижного голубоватого крыла.
Паренек в серой кепке, надетой козырьком назад, первым восторженно закричал:
- Двинулся! Идет!
И Рябчинский сообразил, что причиной головокружения на этот раз было движение крыла мимо замершей Тани. Плавно набирая скорость, одно за другим пробежали все шесть крыльев. Начался второй оборот ветроколеса. Каждое крыло, двигаясь, все время становилось к ветру под наиболее выгодным углом атаки.
Не в силах сдержать восторг, Таня захлопала в ладоши, затем подскочила к Вершинину и звонко поцеловала его в обе щеки.
Гвоздаков, усмехнувшись, подумал: "Да здесь, видно, и монтаж и сердечный роман одновременно". И был очень озадачен, когда монтажница тут же, на балкончике, перецеловала поочередно всю бригаду.
- Теперь вниз! - приказал Вершинин. - Попробуем дать нагрузку генераторам.
На круглом мостике оставили дежурить одного монтажника. Все остальные двумя партиями спустились в лифте. Во время стремительного спуска Гвоздаков, стараясь держаться бодро и невозмутимо, настойчиво пытался встретиться взглядом с Таней. Девушка сначала хмурилась и отворачивалась, а потом не выдержала и показала огорошенному ассистенту Рябчинского кончик языка.
Внизу, на бетонной площадке, Вершинина обнял моложавый, крепко сколоченный человек в комбинезоне. Усталые серые глаза его в сетке тонких морщинок вспыхивали искорками едва сдерживаемой радости.
- Самый беспокойный человек на строительстве, - представил Вершинин парторга.
- Чернов, - коротко и отчетливо назвал себя парторг и, окидывая гостей быстрым взглядом, озабоченно сказал: - Напряжение на щите 80 вольт. Две трети нормы… Но ведь это без нагрузки. Как думаешь, Георгий Петрович, попробуем включить центробежку?
- Попробуем, - решительно ответил Вершинин. - Должна подать воду… Обязательно должна!
У опор ветродвигателя собралось много народу. Вершинина, Таню и изрядно смутившихся молодых монтажников встретили аплодисментами.
Вершинин быстрыми шагами направился к белому домику, одиноко стоявшему над рекой. Опередив его на несколько шагов, Чернов остановился у открытой двери и спросил:
- Значит, пускаем?
Вершинин утвердительно кивнул и побежал вдоль толстой трубы к началу канала, который прямой линией пересекал степь. Народ хлынул вслед.
От домика бежала Таня и громко кричала:
- Пойдет, пойдет вода!
Земляные откосы сухого русла канала были усеяны людьми. Вершинин стоял у широкого темного зева трубы, нависшей над гладким бетоном направляющего желоба. Из отверстия трубы доносилось глухое гудение. Это работал мощный центробежный насос.
Рябчинский и Гвоздаков, изрядно запыхавшиеся, пробрались за Таней к Вершинину. Поглядев на громаду ветродвигателя и на секундную стрелку часов, Рябчинский с сомнением заметил:
- Слабоват ветер. А разность уровней - метров пятнадцать! Подаст ли воду насос?
Словно подтверждая его сомнение, шум в трубе стал глуше. Прислушиваясь, Гвоздаков вполголоса сказал профессору:
- Не миновать Вершинину беды.
Вдруг раздался низкий рокот, и на желоб из трубы с шипением и плеском устремились вспененные потоки воды. Бурля, вода понеслась по каналу, догоняя визжавших от восторга мальчишек.
- Поздравляю с удачей, Георгий Петрович, - громко сказал Рябчинский. - Хотя такого же результата можно было достигнуть и с меньшими затратами.
- Вы правы, - просто ответил Вершинин. - Результат пока не велик.
- Но через две недели будет работать вся линия, - вырвалось у Тани Головко. Сказав это, девушка в смущении отступила.
Молодой техник в легком спортивном костюме торопливо подошел к Вершинину и доложил:
- Все механизмы в порядке, Георгий Петрович. Можно останавливать номер первый?
Парторг удивленно перебил:
- Ты погоди, Андрей! Останавливать-то для чего?
- Но ведь пуск пробный. И все в полном порядке.
- А в порядке, так пусть и работает, - посоветовал Чернов. - Ты только на землю погляди, как она жадно воду пьет. Ведь сколько лет жаждой томилась! А тут пришла вот такая беспокойная комсомолия, - показал он на Таню, окруженную монтажниками, - и переворот устроила. Значит, хорошо работают механизмы, Андрей?
- Отлично работают! - ответил техник и переглянулся с Таней. - А торжественный пуск и вправду можно будет устроить отдельно, сразу всю линию запустить.
- Правильно, Андрей, - подтвердил Вершинин. - Только нужно позвонить колхозникам в Сухой Дол, что вода к ним пошла. Придется им теперь свой район в Зеленый Дол переименовать…
3. Сложная ситуация
По светлому коридору с широкими окнами дежурный проводил поздних посетителей к одной из дверей. Перед тем, как войти в комнату, Рябчинский поправил галстук и одернул пиджак. Гвоздаков, пропустив его вперед, пригладил волосы и кашлянул.
Из кресла за письменным столом привстал невысокий, светловолосый человек с погонами майора и указал посетителям на стоявший перед столом удобный диван.
- Решили снова навестить вас, товарищ Перегудов.
- Я вас слушаю, профессор. С материалом, который вы мне прислали, я ознакомился. Спасибо вам за него. Там много ценных сведений.
Рябчинский в грустном недоумении пожал плечами и тихо заговорил:
- Вся эта история меня очень смущает. Вершинин, - бесспорно, одаренный молодой специалист. Вместе с ним работали опытные люди вроде Чернова - инженера, парторга. И, несмотря на это, столько фактов, внушающих беспокойство… Ну, предположим, что передача на слом новых металлоконструкций двухмиллионной стоимости - действительно результат разумного усовершенствования установок, хотя это вопрос спорный.
- Почему же спорный? - спросил Перегудов.
- А потому, - ответил Рябчинский, - что ветроустановки отлично бы работали и с прежними радиальными связями в виде ферм, а не отрезков троса. Но Вершинин обосновывает столь убыточное мероприятие тем, что это типовая конструкция, которая должна быть как можно более совершенной. Довольно дорогой каприз, сказал бы я.
- А в отношении использования мощности, - напомнил Гвоздаков, - тоже весьма странная история.
- Да, да! - вспомнил Рябчинский. - Мощность линии установок была запроектирована в сто тысяч киловатт. Этого, конечно, с избытком хватило бы для орошения всего района. Но испытания показали, что линия фактически даст свыше шестисот тысяч киловатт. Шестисот тысяч!
- Вот и хорошо! - воскликнул Перегудов. - Побольше бы таких, с позволения сказать, "ошибок", тогда электрификация…
- Посмотрим глубже, - мягко вставил Рябчинский. - Вершинин уложился в строительную смету, перерасхода по бухгалтерским документам нет. Но любому специалисту ясно: запроектирована установка, мощность которой на самом деле выше проектной в шесть раз. Значит, на строительстве линии в сто тысяч киловатт было бы затрачено не сорок миллионов, а около семи. Как видите, Вершинин вольно или невольно причинил государству ущерб миллионов в тридцать и даже больше. По сравнению с этим убытки с металлоконструкциями - мелочь.
Перегудов, слушая, машинально выписывал на листке бумаги цифру 40.
- Район только заселяется, - продолжал Рябчинский, - куда же девать излишек электроэнергии? Полмиллиона киловатт мощности - весьма внушительная цифра, а кроме насосных станций потребителя не найти. Значит, с этакой массой энергии впору уже не орошение, а наводнение устраивать!
- Интересно, - задумчиво проронил Перегудов.
- Скорее печально, - возразил Рябчинский. - И Вершинин сумел увлечь своими идеями академика Викторова. Козыри у него были. По сравнению с ветродвигателями ТВР-10 коэффициент полезного действия в установках Вершинина выше, а стоимость одного киловатт-часа энергии ниже.
- Кажется, в четыре раза, - вскользь произнес Перегудов.
- Да, если верить расчетам, - невольно подтвердил Рябчинский, - что-то около этого.
- А фактически?
- Думаю, что расчеты Вершинина вообще страдают излишним оптимизмом. Зимой полив абсолютно не нужен, следовательно, будет простаивать шестьсот тысяч киловатт мощности. А весной понадобится ремонт эластичных крыльев двигателей. Вот тогда мы и определим, во что все это обойдется государству!
- И сравним с установками ТВР-10, - вставил Гвоздаков.
Перегудов бросил на него взгляд и спросил:
- Это те самые ТВР-10, за которые профессор Рябчинский получил почетный диплом от Филадельфийского университета?
- Совершенно верно, - подтвердил Гвоздаков. - Этой работой профессор Рябчинский прославил отечественную науку. Ведь в Америке кое-что заимствовали из его конструкции.
- Слыхал. Помнится, был еще спор о том, кто является автором, профессор Рябчинский или инженер Фадеев. Видно, пока наши выясняли, американские дельцы сумели заимствовать чужую конструкцию.
- Так уж случилось, - с грустным вздохом произнес Рябчинский. - А Фадеев - вообще странный человек. Чуть ли не в плагиате вздумал меня тогда обвинять. Я мог с таким же основанием предъявить ему контробвинение, но у меня на подобные дела несколько иные взгляды.
- Зато сейчас, - значительно сказал Перегудов, - вы другому, совсем еще молодому инженеру предъявляете значительно более серьезное обвинение. Ведь если называть вещи своими именами, вы обвиняете Вершинина во вредительстве.
Рябчинский вскочил, затем снова сел и, вытянув вперед руки, словно отталкивая что-то невидимое, сказал негодующе:
- Ничего подобного! Я не делаю никаких выводов. Мы просто сообщаем вам факты и больше ничего. Каждый на моем месте поступил бы так же.
- За объективные факты я еще раз благодарю вас, - проговорил, поднимаясь, Перегудов. - Если понадобится, то я снова обращусь к вашей помощи. Судя по всему, дело не шуточное.
Проводив посетителей, майор прошелся по кабинету, затем позвонил по внутреннему телефону и коротко доложил:
- Дело номер четырнадцать выясняется, товарищ полковник. Очень полезное посещение. Есть существенные дополнения. Да, сейчас же.
Заглянув в телефонный справочник, Перегудов набрал номер по городскому телефону и строго спросил:
- Товарищ Вершинин? Извините, что беспокою. Через пятнадцать минут у вашего подъезда будет вас ждать машина 36–84. Необходимо выяснить несколько вопросов. Да, по строительству. Проект? Не нужно, у нас уже есть копия.
4. Мердер предлагает наводнение
Гвоздаков, бесспорно, умел принимать гостей. Его уютная зимняя дача стояла в километре от станции среди векового бора. Тенистые сосны, покачивая вершинами, ласково протягивали свои мохнатые лапы поверх глухого тесового забора. А посреди просторного участка, добрую половину которого занимал фруктовый сад, красовался небольшой дом, кокетливо выкрашенный голубой краской.
На балконе в удобных плетеных креслах сидели два гостя: профессор Рябчинский и человек средних лет с резкими чертами смуглого лица. Профессор, уже изрядно выпивший, возбужденно говорил:
- Мы сделали все, что от нас зависело. Буквально все! И у майора Перегудова более чем достаточно материалов.
- Почему же Вершинин еще на свободе?
- На этот вопрос может ответить только Перегудов. Но представляете себе, какой это будет громкий процесс!
Смуглый гость взял кусочек сыру, затем положил его обратно на тарелку и недовольно заметил:
- Я не совсем отчетливо представляю себе пользу от подобного судебного процесса. Да и твердо ли вы уверены в том, что Вершининым действительно нанесен большой материальный ущерб?
- Я знаю, - шутливо ответил Рябчинский, - что я ничего не знаю. Повторяю, мы сделали все, что от нас зависело.
- Да, - вздохнул вдруг смуглый гость. - Очень трудно работать в таких условиях. Как сложно мне было стать тем, кем я сейчас являюсь. Выходит, я так рисковал лишь ради выявления каких-то туманных вредительств… И это в то время, когда я должен вести работу в широких масштабах!..
Рябчинский мягко сказал:
- Из Джеймса Мердера вы без нашей помощи стали Гассаном Садыховым, сыном туркменского кочевника. Но зато благодаря нам вы сейчас кандидат наук.
- Никогда не произносите имени, под которым вы меня знали в Филадельфии, - холодно прервал Рябчинского Мердер. - Я уже просил вас об этом. А кандидатом наук действительно меня сделали вы. Я и сейчас помню, как молитвы, все ответы на ваши вопросы, которые вы заставили меня вызубрить перед защитой. И моя диссертация, подготовленная вами, дорогие оппоненты, также была неплоха. Но все это - детская игра по сравнению с моим превращением в туркмена.
Гвоздаков поднял бокал и предложил, улыбаясь:
- Так выпьем за убитого басмачами старого Алескера Садыхова и за его здравствующего сына Гассана!
Мердер натянуто усмехнулся и поднял свой бокал. Отпив глоток, он деловито сказал:
- Когда Вершинина арестуют как вредителя, неплохо будет устроить диверсию на его ветроустановках. Это будет выглядеть как месть организации за арест ее вожака. Осенью вся линия станет на консервацию. Там останутся, полагаю, только одни сторожа.
- Взрыв? - с тревогой спросил Гвоздаков. - Слишком большой объем работы. Ведь придется подрывать сто одну мачту. А сколько взрывчатки понадобится! Без бригады рабочих не обойтись.
Мердер расхохотался.
- Вы еще там взрывную контору откройте. Я вижу, что не напрасно кое-что вызубрил по аэродинамике и механике. Для диверсии понадобятся дельные и смелые люди, но взрывчатки - ни грамма. Всю работу я себе представляю так: ночью, при крепком западном ветре, надежные ребята убирают охрану ветроустановок, а затем автогеном перерезают оттяжки из стального троса, удерживающие мачты с запада. Двести два троса толщиной в руку - это, верьте моему опыту, часа три работы для десятка переносных автогенных аппаратов. И под напором ветра вся линия, на протяжении двадцати километров рухнет в реку.
- Это… это грандиозно, - пробормотал побледневший Гвоздаков.