- Кажется, что мы должны на неё наплевать? Брэнди, представь себе, что мы оказались в их шку… в их клеточной оболочке. Некая природная катастрофа убила всех до единого Гомо сапиенсов. Разве тебе не хотелось бы, чтобы какой-нибудь чувак сыграл для нас роль Ноя? Мы можем предотвратить вымирание… как это называется в фантастике? - мыслительной формы жизни.
- Мыслящей, - поправил его я. - Рифмуется с "любящей".
- Да какая разница? Я тебе говорю о смелом, благородном поступке, а ты к словам цепляешься.
- Дьявол в деталях. Кроме того, мы не можем принимать такое решение сами - мы выполняем пробную миссию. В следующем году они пошлют большую многонациональную экспедицию, она и привезёт хетов, если будет решено, что это нужно сделать.
- Полпроцента, - сказал Кликс.
В этот раз я не прошёл его маленький тест. Я тупо уставился на него.
- Что?
- Благодаря квантовомеханической части уравнений Заброски неопределённость Чжуан-эффекта составляет полпроцента. Вероятность того, что следующий корабль времени попадёт хотя бы в это же столетие, минимальны. - Кликс покачал головой. - Нет, мой друг. Никто, кроме нас, не сможет принять этого решения. Есть одна и только одна возможность спасти хетов от вымирания.
У меня пересохло в горле.
- Но какая-нибудь экспедиция рано или поздно попадёт в это время. Пусть не из двадцать первого столетия, из двадцать второго. Но в конце-то концов…
Кликс скривился; его брови сошлись и стали похожи на связанные узлом шнурки.
- Ты что, газет совсем не читаешь? С тех пор, как сторонники жёсткой линии застрелили Державина, отношения между Америкой и Россией становятся всё хуже. И даже если они смогут утрясти свои разногласия, то при нынешнем тренде изменений климата нам скоро станет нечего есть. Я бы не рассчитывал, что в двадцать втором веке будет кому путешествовать в прошлое.
- Да ну, всё не так мрачно, - попытался я возразить.
- Возможно. Но было бы несправедливо ставить спасение хетов в зависимость от способности человечества справиться со своими проблемами в далёком будущем. Мы должны им помочь прямо сейчас, пока можем.
- Это ситуация морального выбора, - сказал я, качая головой.
Кликс нахмурился.
- А ты ненавидишь делать моральный выбор.
- "Ненавижу" - слишком сильно сказано…
- У тебя нет позиции ни по поводу абортов, ни по смертной казни. Блин, да ты даже не голосовал… сколько? Двадцать лет?
Я ненавидел звук его голоса. Я легко полемизировал с ним в печати, тратя часы на подбор верных слов, но при встречах лицом к лицу он мог бегать вокруг меня кругами - я не успевал реагировать.
- Но не в нашей компетенции принимать такие решения, - сказал я.
- Я чувствую себя вполне компетентным, - Кликс широко улыбнулся, но улыбка тут же стала покровительственной. - Брэнди, отказ принимать решение - это само по себе решение.
Он читал мой дневник, - подумал я, но тут же отбросил эту мысль. Он был защищён паролем на моём палмтопе, и я в двадцать раз лучший программист, чем Кликс. Хотя он, несомненно, видел, как я что-то пишу на палмтопе, получить доступ к файлу он никак не мог. И всё же эти слова, эти жестокие слова…
Отказ принимать решение - это само по себе решение.
Эти слова сказал мне доктор Шрёдер, когда я говорил с ним об отце.
Отказ принимать решение…
- Это не то решение, которое мне хотелось бы принимать, - сказал я, наконец. В голове всё плыло.
Кликс пожал плечами, потом снова устроился поудобнее на своей кушетке.
- В жизни приходится делать не только то, что хочется. - Он посмотрел мне прямо в глаза. - Мне жаль, Брэнди, но этот моральный выбор придётся сделать нам с тобой.
- Но…
- Никаких но. Только нам с тобой.
Я собрался было возразить снова, но тут, за 65 миллионов лет до возникновения Свидетелей Иеговы, компании "Эйвон" и шумных соседей, раздался стук в дверь.
Обратный отсчёт: 14
Мы знаем точно лишь когда знаем мало; чем больше знаем, тем больше сомневаемся.
Иоганн Вольфганг фон Гёте, немецкий драматург (1749–1832)
Кликс вскочил со своей кушетки, пересёк полукруглое помещение и подскочил к двери номер один. Он открыл её, спустился по короткому пандусу и выглянул в маленькое окошко в наружной двери. Я последовал за ним и заглянул в окошко через его плечо. За дверью был крутой склон кратерного вала, на кромке которого приплясывал зелёный троодон. Он дёргался, как мексиканский прыгающий боб, пытаясь удержаться на неровном склоне.
Кликс открыл внешнюю дверь и взглянул на животное.
- Чего вы хотите?
Рептилия молчала где-то с полминуты. Наконец, она издала серию низких скрежещущих звуков - словно рвали лист гофрокартона. Кликс обернулся ко мне.
- По-моему, этот не умеет говорить.
Я поскрёб бороду.
- Что он тогда здесь делает?
Звуки разрываемого картона стали тише и мягче. Наконец, из пасти рептилии послышалась английская речь.
- Ничего, чувак, - сказала она, только звучало это больше похоже на "Ничо, чуак".
Я улыбнулся.
- Неудивительно, что он малость тормозной, Кликс, - сказал я. - Этот, похоже, учился языку у тебя. - Я повернулся к троодону. - Здоро́во, чувак! День-ё!
Троодон словно в раздумье уставился в землю.
- Солнце встало, и мне хочется домой, - сказал он, наконец.
Я расхохотался.
- Ваши отходы выведены? - спросил он. - Ваши тела очищены?
- Да, - осторожно подтвердил я.
- Тогда теперь мы должны говорить.
- Хорошо, - сказал я.
- Я войду? - спросил троодон.
- Нет, - сказал я. - Мы выйдем.
Троодон поднял чешуйчатую руку.
- Позже.
И в мгновение ока исчез, скатившись по склону. Я вышел на порог и огляделся. Солнце перевалило за полдень. Ослепительно яркое посреди безоблачного неба, оно начало клониться к западному горизонту. Прямо над головой я увидел трио великолепных медно-красных птерозавров, лениво взмывающих и падающих в потоках горячего воздуха. Я сделал ещё один гигантский первый шаг наружу и съехал по кратерному валу на грязевую равнину. Кликс, последовал за мной, сжимая слоновье ружьё.
Трое троодонов стояли примерно в тридцати метрах от вала. Как только мы спустились, они неожиданно прытко кинулись к нам; их длинные ноги пожирали расстояние почти незаметно. В движении их изогнутые шеи ходили вперёд-назад, как у голубей, но, поскольку у динозавров шеи значительно длиннее, то выглядело это элегантно, а не комично. Длинные жёсткие хвосты, торчащие прямо из худых бёдер, на ходу подскакивали вверх-вниз. Потом троодоны разом остановились - без всякого предварительного торможения, их последний шаг ничем не отличался от предпоследнего. Они просто встали, как вкопанные, метрах в трёх от нас.
Троодон с ромбовидным пятном на морде - тот, что разговаривал как я - и в этот раз взял все переговоры на себя.
- У нас есть к вам вопросы, - сказал он.
- О чём? - спросил я.
- О Марсе, - ответил Ромбик. Я смотрел в его огромные жёлтые глаза с пульсирующим зрачком, гипнотически прекрасные. - Я снова спрашиваю о Марсе в будущем.
Я покачал головой, отводя глаза от его взгляда.
- А я снова отвечаю - я там не бывал.
Ромбика мой ответ не удовлетворил.
- Но если вы сгибаете время, вы, несомненно, умеете сгибать пространство. И даже если вы не жнёте, - двойное мигание глаз - не гнёте, у вас должны быть увеличительные оптические приборы, через которые можно многое узнать о нашем доме.
Я посмотрел на Кликса. Он пожал плечами.
- Всё, что вы говорите, конечно же, правда, - начал я. - Но не зная, на что похож Марс сейчас, в мезозое, мы не сможем хорошо описать, как он изменился - если изменился - в нашем времени. Вам понятно, в чём наша трудность?
- Трудно штаны через голову надевать, - сказал Ромбик. Сначала он говорит моим голосом, теперь ещё и шутит мои шутки. - Вы, несомненно, можете дать нам общую картину Марса без того, чтобы тратить время на описание его современного состояния. Сделайте это.
- Ну хорошо, чёрт тебя дери, - сказал я. - Всё равно рано или поздно узнаете. - Я ещё раз взглянул на Кликса, давая ему последний шанс остановить меня, если он посчитает, что я делаю огромную ошибку. Его лицо оставалось бесстрастным. - Я говорил правду, - сказал я, глядя в золотистые глаза Ромбика. - Ни один человек пока что не был на Марсе. Но мы посылали туда роботов-исследователей. Они нашли в почве много странной химии, но никакой жизни. - Ромбик низко опустил голову; жёлтые глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками вперились в растрескавшуюся землю. Было бы безумием пытаться интерпретировать его мимику, приписывать человеческие эмоции комку слизи и его марионетке-динозавру, но всё же мне показалось, что существо переживает глубокое потрясение. - Мне очень и очень жаль, - сказал я.
- Марс мёртв, - сказал троодон, поднимая голову; предвечернее солнце блеснуло в его глазах, как две сверхновые. - Подтвердите, что таков был смысл.
- Боюсь, это так, - сказал я и поразился прозвучавшему в моём собственном голосе сочувствию. - Да, Марс действительно мёртв. - Мускулы животного расслабились, в то время как хет, по-видимому, переваривал полученную новость. Я от души сочувствовал марсианину. Но, с другой стороны, если бы в 2013 год прибыл путешественник из будущего, отстоящего на 65 миллионов лет, я бы ничуть не был удивлён, услышав от него, что человеческий род давно исчез с лица Земли. - Послушайте, - сказал я мягко, - всё не так плохо. Ведь мы говорим о невообразимо далёком будущем.
Троодон уставился на меня. Он был похож на Кликса, только что задавшего мне очередную задачку на сообразительность.
- Как сказали мы ранее, наша история длится вдвое большее время. Для нас это будущее не невообразимо далёкое. - Он снова наклонил свою узкую морду к земле, рассматривая узор трещин и загнутых кверху краёв. - Вы говорите о нашем вымирании.
Кликс ободряюще улыбнулся.
- Все жизненные формы рано или поздно вымирают, - сказал он. Такова природа вещей. Взять хотя бы динозавров…
- Кликс…
- Они жили больше ста миллиардов лет, но очень скоро исчезнут без следа.
Голова Ромбика вскинулась вверх, взгляд золотистых глаз упёрся в Кликса.
- Что?
Останавливать его было уже слишком поздно.
- Боюсь, это правда, - продолжал Кликс. - Экосистема Земли скоро претерпит радикальное изменения, к которым динозавры не смогут приспособиться.
- С-с-скоро, - прошипел Ромбик. - Вы говорите скоро. Как скоро?
- Очень скоро, - ответил Кликс. - Не в том смысле, что на днях, разумеется. - Он улыбнулся. - Однако мы стремились попасть в геологическую эпоху, к которой относятся самые поздние находки ископаемых динозавров. В нашей технологии перемещения во времени имеется фундаментальный, неустранимый элемент неопределённости. Конец эпохи динозавров может отстоять на триста тысяч лет в будущее. Но он может случиться и гораздо раньше.
- На что похожа пятая планета? - внезапно спросил Ромбик.
- Пятая планета? - не понял я.
Золотистые кругляши уставились на меня.
- Да-а-а, - протянуло существо. - Пятая планета от солнца.
- А, Юпитер, - сказал я. - В наше время он практически такой же, как всегда: газовый гигант, неудавшаяся звезда. - Я прочесал ухо. - Правда, в наше время у него было маленькое узкое кольцо, которого, возможно, сейчас ещё нет. Не сравнить, конечно, с кольцами Сатурна, но оно довольно милое.
- Юпитер… о, понимаю, - сказал хет. - А между Марсом и Юпитером?
- Пояс астероидов, что же ещё?
- Конечно, - быстро согласился Ромбик. Три троодона посмотрели друг на друга, потом повернулись. Кончики их хвостов хлестнули воздух, и мы с Кликсом отступили, чтобы не попасть под удар. Все трое одновременно двинулись прочь.
- Подождите, - позвал Кликс. - Куда же вы?
Ромбик повернул свою заострённую голову и посмотрел на нас, однако никто из динозавров не сбился с шага. Огромные жёлтые глаза по очереди закрылись и открылись, и он проскрежетал:
- Заняться гигиеной.
Обратный отсчёт: 13
Я скоро обнаружил различие между Канадой и Соединёнными Штатами. Мои американские коллеги, начиная карьеру, как я, с должности ассистент-профессора, могли ожидать первого гранта в размере от $30 000 до $40 000. Канадский же Национальный Совет по Исследованиям, как мне сказали, выдаёт гранты от $2500.
Дэвид Судзуки, канадский генетик (род. 1936)
Я родился в год, когда "Аполлон-11" совершил посадку на Луну. Мне исполнился сорок один год, когда Канадский Национальный Совет по Исследованиям предложил мне участвовать в путешествии во времени. Я ожидал, что эта экспедиция будет сродни полёту на Луну: на передовые технологии не жалко никаких расходов. Однако в области фундаментальных исследований больших денег не крутилось уже давно - даже в Штатах, большинство технологических усилий которых были направлены на борьбу с опустыниванием Среднего Запада. Оказалось, что наука большого бакса была короткоживущим феноменом середины двадцатого столетия, начавшись Манхэттенским проектом и завершившись с распадом Советского Союза.
Научное сообщество к этому концу эры оказалось совершенно не готово. Но в начале 1990-х был закрыт проект Сверхпроводящего Суперколлайдера, оставивший после себя лишь огромную яму в земле. Примерно в это же время закрыли SETI - проект поиска сигналов внеземных цивилизаций с помощью радиотелескопов. Проект Международной Космической Станции, которую предполагалось назвать "Freedom", был сокращён настолько, что ходила шутка о том, что его надо бы переименовать во "Fred", потому что для полного названия на корпусе просто не хватит места; а потом, когда проект покинули многие страны-участницы (включая Канаду), ссылаясь на пустую казну, те несколько модулей, что успели вывести на орбиту, пришлось законсервировать. Предполагаемый полёт на Марс, который первоначально планировался на 2019 год, пятидесятую годовщину "маленького шажка" Армстронга, также постоянно сокращали и откладывали. Попрошайничество, долги и воровство стали основными пунктами повестки дня в научных лабораториях мира; большие государственные гранты остались в нежно лелеемых воспоминания о старых добрых временах.
О, тонкая струйка военных денег некоторое время капала в направлении проекта Чинмэй Чжуан. Ястребы видели в путешествиях во времени стратегическое оружие истинно превентивного удара. На деньги военных Чинмэй удалось построить генератор Чжуан-эффекта и приличных размеров электростанцию для его питания. Уже был почти готов "Галлифрей" - кодовое название прототипа обитаемого модуля, ставшего впоследствии "Стернбергером" - когда следствия уравнений Чинмэй стали очевидны всем. Она с самого начала честно говорила Департаменту Национальной Обороны, что количество энергии, необходимое для путешествия во времени, зависит от дальности переброски. Чего она им не говорила, так это того, что оно обратно пропорционально этой дальности.
Чтобы переместиться на 104 миллиона лет - теоретический предел Чжуан-эффекта (для более древних времён уравнения имели только отрицательные решения) - энергия практически не нужна. Перемещение на 103 миллиона лет уже требует незначительной энергии, на 102 - ещё немного больше и так далее. Наша заброска на 65 миллионов лет требовала огромного количества энергии. Любая попытка переместиться в исторические времена, хотя бы на тысячу лет, потребовала бы всей энергии, производимой на Земле за столетие, а для перемещения на пару десятков лет едва хватило бы энергии взрыва сверхновой.
Таким образом, машина времени оказалась бесполезной абсолютно для всех, кроме палеонтологов.
К сожалению, в палеонтологии больших денег не было вообще никогда. Организация раскопок, а не полёта на Луну, стала моделью нашего проекта. Мы собирали оборудование на коленке, заключали спонсорские договора с частными компаниями, уреза́ли расходы везде, где только можно, и сумели наскрести на пробную пилотируемую экспедицию из двух человек.
Но даже при таких условиях нам приходилось беречь каждый доллар. Вот почему мы забрасывались в феврале, когда в район Ред-Дир никто в здравом уме не сунется - тамошние тридцатиградусные морозы позволили нам сэкономить на охлаждении сверхпроводящих батарей, ключевого элемента генератора Чжуан-эффекта.
Сейчас, когда мы с Кликсом собирались покинуть окрестности "Стернбергера", мне бы хотелось это сделать на футуристическом вездеходе с огромными упругими колёсами, тарелками локаторов и ядерным двигателем. Вместо этого у нас был обычный джип, пожертвованный председателем совета директоров "Крайслер-Канада", который сохранил воспоминания детства о членстве в Субботнем Утреннем Клубе Королевского музея. В машине не было ничего необычного - серийная модель 2013 года прямиком из Детройта, даже со стереоприёмником AM/FM и антизапотевателем заднего стекла - в наших условиях вещами абсолютно бесполезными.
Вывести джип из его крошечного гаража было непросто. "Стернбергер" сидел на гребне кратерного вала, и ворота гаража выходили прямо на крутой склон. Нам ещё повезло, что они смотрели на северо-восток и выходили на наружный склон кратера, а не внутрь него. Нам никогда не удалось бы вывести джип из кратера, хотя в этом случае было бы легче спустить его на уровень земли, не разбив.
Изнутри жилой зоны "Стернбергера" я распахнул дверь номер два в пятиметровой задней стене. Четыре ступеньки привели меня к крошечной двери в гараж. Я протиснулся между правым боком машины и стеной и вполз в кабину.
Пристёгиваясь, я посмотрел на приборную панель. Я чувствовал себя как Снупи на "Кэмеле": "Я проверил приборы. Все на месте." Перед Заброской я практиковался в вождении джипа четыре недели, но то, что научившись водить с автоматической трансмиссией, переучиться на ручную практически невозможно, оказалось истинной правдой. Я нажал на вмонтированную в приборную панель кнопку, и автоматические ворота - серийная модель из "Сирс" - сложились гармошкой и поднялись к потолку.