– Тут и пробовать нечего! Зря я тебе это сказал, потому как вижу - в твоей душе поселилось очередное ложное обольщение. Ну, рассуди сам: во-первых, как ты можешь верить в обыкновенный миф? Но если все же допустить, что он основан на реальных фактах, вспомни элементарное правило: никто из нас не в состоянии пересечь координатные оси и оказаться в другом секторе… Хорошо, предположим невозможное - каким-то чудом и это удалось, но ты даже не в состоянии вообразить себе те страдания, что придется перенести любому, кто окажется в царстве, где правит одно зло. И потом - где искать озеро? Сохранились ли еще бутылки? Беспощадные силы тьмы уничтожат тебя, едва ты ступишь на их территорию - так что некогда будет даже заняться поисками… А теперь подсчитай, сколько практически невыполнимых условий должно быть выполнено, чтобы достигнуть желанного результата! Я понимаю, что на горячую голову, хмельную от бурлящих чувств и оглупевшую от неспособности видеть вещи такими, каковы они есть, все эти проблемы могут показаться вздорными и малозначительными, а море, как говорится, по колено… Но прислушайся к голосу умудренного опытом старца, скромного анахорета, бедного плотью, но богатого духом и знаниями: многие, очень многие до тебя пытались и вторгаться в царство Зла, и собственноручно освоить высшее волшебство, крутили как ребусы эти загадки, даже пробовали разрушить замок стенобитными машинами… Результат тебе известен.
Философ подбирал самые изысканные доводы, чтобы уничтожить в душе Максима последние признаки надежды на спасение принцессы. Не со зла, конечно, а из самых благородных побуждений. Ему казалось, что он просто удерживает неопытного юнца от бездумного и неоправданного героизма. Максим закрыл глаза и мысленным взором перенесся в Центр Мироздания, где он находился утром. Вспомнил ту самую пустыню, пески, искривленные зноем карликовые деревья. Эти деревья были обезображены мрачными красками уныния - чернотой и серостью, и не столь украшали, сколько уродовали сектор отрицательных значений координат.
– Странно… Утром мне казалось, что из Центра Мироздания я могу свободно двигаться в любом направлении.
– То, что кажется и мерещится, необходимо всегда проверять опытом.
Максим почувствовал, как внутри у него начинает подтачивать червячок душевного томления, и сразу понял - это печаль по принцессе. Она вновь предстала его мысленному взору. Ее красоту, льющийся ручьем голос, обворожительные черты лица память запечатлела не хуже кинопленки. Одна лишь мысль, что в данный момент она страдает, делала мир бесцветным, а жителей этого мира - холодными и бесчувственными.
– Жаль принцессу… - тихо вымолвил он, но эти два слова, конечно, не могли выразить всю полноту его переживаний.
Философ поднялся со стула и решил пройтись по своей каморке да размять суставы. Он пару раз завязал свои проволочные руки в несколько сложных узлов. Все три руки сплетались между собой самым причудливым образом, а затем вновь распутывались, и это для него было нечто физзарядки. Затем он сказал тихо, но настойчиво:
– Увяз ты, парень, в своих амурных чувствах. И в данный момент тебе помочь никто не в состоянии. - Потом немного помолчал и отрешенно произнес: - Эх… а куда же девалась моя молодость?
Максим почувствовал, как в памяти что-то колыхнулось… в душе пронеслось нечто подобное электрическому разряду… Он даже вздрогнул. Как же он мог забыть о самом главном, зачем сюда явился?! Конец света! Вот проблема проблем!
– Господин Философ, я вам очень благодарен за беседу. Думаю, пора и честь знать, да вот одна беда… я шел сюда совсем не за тем, о чем мы так долго толковали. Вы рассказывали так интересно, что все из головы вылетело! Ответьте мне только на один и, уверяю вас, последний вопрос. После этого я уйду и больше не стану вас отвлекать.
Философ слегка передернул плечами, что могло значить: да ради бога! А его гость продолжал:
– Не знаю, как это назвать, и есть ли у этого явления подходящее название. Каждый вечер после захода солнца все вокруг гибнет: картина настолько ужасная и настолько абсурдная, и до такой степени мне непонятная…что просто слов нет. И уж совсем странно: как уничтоженный мир появляется вновь? - скомкано говоря все это, Максим сильно усомнился, что даже такой изысканный мудрец в состоянии распутать эту идеальную бессмыслицу, лишенную логики, следствий и причин: короче, всего, что хоть как-то связано со здравым рассудком.
Философ не мог скрыть, что ждал именно этого вопроса. Выражением глаз он дал понять, что затронута наконец глубина бездны познания или наоборот - недосягаемая вершина полета мысли, но в любом случае - глубина или вершина - без его личного творчества и интеллектуальных подвигов задача просто не имела решения.
– Да… - очередной раз пройдясь по скудному пространству своей пещеры, он присел на стул. - Это самая сложная проблема, над которой я работал почти полжизни… Ответ лежит в свойствах пространственно-времянного континуума. Ты, кстати, знаком с релятивистской физикой? Тебе, возможно, известно имя такого волшебника, как Энштейнус, который первый высказал идею, что мы живем в четырехмерном мире, где само время является четвертым измерением?
Максим что-то припомнил по этому поводу и утвердительно кивнул головой.
– Так вот. Я пошел дальше. Я открыл, что пространство-время, среда нашего обитания глобально-дискретно. Будущее предрешено, даже воля волшебников не в состоянии его изменить, так как все волевые параметры уже учтены в фатальном развитии дальнейших событий. То есть: все события уже существуют, но еще не наступили. Линия энергетического возбуждения времени движется по континууму, сменяя кадры мегачастей вселенной, прошлые из которых за ненадобностью погибают. И квантовые уравнения с учетом теории случайных чисел, принципа неопределенности Гейзенберга, спонтанного полураспада ядер приводят к выводу о глобальной взаимосвязи всех процессов от уровня виртуальных пространственных осцилляторов до пределов всех шести Бесконечностей…
Философа понесло… И конкретно. Находясь в творческом экстазе, он говорил, говорил и говорил… Все более удаляясь в дремучий лес научной терминологии. А бедному Максиму все тяжелее становилось отслеживать его мысль. Потом из уст мудреца полились слова, которые не то чтобы понять - с трех попыток повторить, и то проблема!
– …дезинтеграционные уровни, прологарифмированные на ламбургесские плоскости с диэклектическим смещением осей…
Максим потупил взор, размышляя над одной фразой, а в это время Философ успевал выложить десяток других. Потом он вдруг очнулся и внезапно перешел на человеческий язык:
– Я вижу друг, что утомил тебя объемом информации. Не так ли?
Так ли, так ли… Максим хорошенько мотнул головой, стряхивая тяжелый туман научных сумерек. Потом спросил:
– Все это, конечно… гениально! Но не могли бы вы мне просто и наглядно рассказать, что такое этот проклятый конец света?
– Просто и наглядно?
– Сочту за милость.
– Хорошо, ты видел когда-нибудь кино?
– Да, конечно… только… не могу вспомнить: где именно и когда.
– Что вызывает эффект жизни на экране? Всего лишь движущаяся кинолента со сменяющимися кадрами. А теперь представь себе, что наш мир - это тоже кино. Только вот беда, киноленту вообразить намного труднее - она четырехмерна.
– Пока что… понимаю.
– Идея следующая: один кадр этой гигантской киноленты - это и есть один день жизни Мироздания. Давай еще заставим поработать фантазию и представим, что мы, смотря кино, одновременно с тем уничтожаем уже пройденные, ненужные кадры. Фильм от этого не остановится, но мертвые, неподвижные картинки фотопленки переживут подобие нашего "конца света". Допустим, будут сожжены.
Максим сильно напряг воображение.
– Кажется, смутно догадываюсь…
– Догадывайся дальше. Каждый вечер после захода солнца умирает не само Мироздание, а пройденный кадр ушедшего в прошлое пространственно-времянного континуума. И луч времени, как в кинопроекторе, перескакивает на другой кадр - начинается новый день.
Не сказать, чтоб Максиму было это убедительно, по той простой причине, что он не до конца все понял. Но успевшее окрепнуть и утвердиться доверие к Философу подсказывало, что так оно, наверняка, и есть. Сам же Философ изучающее глядел в лицо своего собеседника, желая понять, насколько его доводы дошли до сознания слушателя.
– Ну, извини, друг. Более простого объяснения не придумаешь…
Испитая до дна чаша знаний оказалась немного горьковатой, но все же утоляющей голод растерянных мыслей.
– А чем вы объясните, что я каждое утро нахожусь не где-нибудь в лесу, а именно в Центре Мироздания?
– По замыслам ее величества Случайности и прихотям Судьбы там твое место. Каждый из нас утром после возникновения или, скажем, обновления мира оказывается на своем месте. Я - в этой убогой пещере, Милеус - в своей хижине, Диоген - в бочке, а принцесса, разумеется, в замке.
Ну, вот. Все точки, кажется, были расставлены. Загадочные многоточия раскрыты. Недоконченные предложения - довершены, исключая лишь тайну принцессы и ее замка. Максим понял, что сыт информацией и, увы, в этом было даже некое разочарование. Ведь мир, еще утром исполненный манящими тайнами и головокружительными загадками, стал каким-то излишне понятным, даже… скучным.
– Вот тут ты не совсем прав, Максим, - неожиданно произнес хозяин пещеры. - Философия утомляет - это верно. И мир может стать когда-то скучным, но только не жизнь в нем!
Мудрец поднялся, тактично давая понять, что разговор окончен. Его гость направился к выходу и как бы в пустоту задал еще один вопрос:
– Интересно, а у мира будет когда-нибудь конец?
– Есть одно предание, утверждающее, что должен наступить самый последний день. Когда это случится - неизвестно. Только говорят, что утром в этот день должно взойти черное солнце.
– Черное солнце?.. - Максим попытался вообразить, как бы это могло выглядеть, но фантазия меркла, не привыкшая к таким абсурдным абстракциям.
– Таково предание, но достоверности в нем не больше, чем в легенде о волшебнике Тиотане. Ведь легенды сами по себе - хранилища аморфных знаний, где правда и вымысел так тесно переплетаются друг с другом, порой меняясь местами, порой - просто отождествляясь, что никакой самый утонченный, самый рафинированный ум не отличит одно от другого.
Уже находясь снаружи пещеры, Философ поблагодарил Максима за то, что он украсил его уединение, и пригласил заходить, если возникнет надобность.
– Ты знаешь, я терпеть не могу разговоры на пустые мирские темы, где главными персонажами являются суета, страсти и глупые забавы… Философия - вот истинное наслаждение для мыслящей души!
Если б нечто подобное довелось услышать от архитектора вавилонских башен или ветромыслящего Милеуса, то можно было б слегка удивиться, но из уст жреца самой Мудрости эти слова воспринимались как нечто само собой разумеющееся.
Казалось, разговор окончен. Собеседники довольны и, немного утомленные друг другом, собирались расстаться, но одно незначительное слово, случайно брошенное в воздух, заставило обоих вернуться в пещеру и продолжить беседу.
– Я пошел, - сказал Максим и был уверен, что это его последняя реплика.
Уже спустившись по ступеням и находясь на берегу реки, он услышал посланные вдогонку слова мудреца:
– Гляди! Опасайся долины Абсурда!
Пришлось остановиться. Эту долину слишком часто и настойчиво проклинают все, кто с ней знаком. А ведь не более нескольких часов назад Максим, заинтригованный ее тайной, едва не ступил на ее пределы. К тому же, внешний вид самой долины не вызывал никаких беспокойств. Цветы, трава, луга… Более того, он вроде даже поклялся, что когда-нибудь обязательно это сделает. Необходимо было распутать и эту неясность.
– Что еще за околдованное место? Я же видел ее своими глазами!
– …ами …ами… - повторило эхо, несколько раз отраженное от скал.
– Все, что видишь - мираж! Все, что слышишь - лишь эхо! Только опыт и разум нас движут к успеху! - произнес Философ почти стихами. Какие-то секунды он в нерешительности стоял у входа, потом махнул рукой и продолжил: - А, впрочем, заходи! Надо тебе подробней рассказать, ведь я вижу, что твоя отчаянная голова ногам покоя не дает. Как выражается наш поэт: "закон табу сомнителен, когда запрет пленителен".
И снова сырость, полумрак, камни, убогость и крайняя отрешенность от мира, что в совокупности являлось достаточным описанием пещеры мудрого Философа. Максим опять вдохнул запах мыслей и наук.
– Советую тебе как своему новому другу - не ходи в эту долину.
– Что, тоже проклятое место?
– Увы, да!
– Наверное, какая-нибудь ловушка, где прекрасные создания превращаются в страшных демонов. Я угадал?
– Ты просто глупо пошутил. А я, между прочим, все еще говорю с тобой серьезно: там творятся совершенно непонятные и непредсказуемые вещи.
– Осмелюсь предположить: что-то не в ладах с физическими законами.
– С ними как раз все в порядке. Там проблемы с законами логическими, которые сидят у тебя в голове.
– И по этому поводу наверняка существует какая-то легенда…
– Охотно тебе ее расскажу. Раньше у нас жил ученый-математик, мой коллега. Его звали Эсклаб. Это личность возвышенных мыслей, но еще более возвышенного себялюбия и самомнения. Как-то раз пришло ему в голову во что бы то ни стало доказать знаменитую теорему Ферма. Думаю, ты о ней слышал: сумма двух натуральных чисел, возведенных в степень больше двойки, никогда не будет ровняться одному натуральному числу в той же степени. Так вот, Эсклаб ушел именно в эту долину и пробыл там семьдесят дней без воды и пищи, ежеминутно размышляя над злосчастной теоремой. Бедняга, бичуемый собственной гордостью, чуть не помрачился умом. Уже на семидесятый день, полностью выбившись из сил и наконец-то осознав свое поражение в поединке с мыслью более тонкой, он озлобился на весь мир и в гневе изрек проклятие, сказав: "Да будет проклята эта долина! И да станет безумствовать всякий, кто ступит на нее ногой!". Вот с тех самых пор и начались странности-неразберихи. Те, кто хотя бы случайно попадал на ее пределы, прямо-таки заболевали рассудком. Каких только случаев не было. Двое из деревни Весельчаков зашли туда и позабыли свои имена, своих знакомых и близких, почти все слова и их значения. Теперь они влачат жизнь в недоумении, крайней скудости ума, и страшно сказать: по-своему продолжают быть счастливыми. Еще один искатель приключений зашел в эту долину, чтобы насобирать хвороста для своей печи (он живет неподалеку), и что же вышло? Мир так перевернулся в его глазах, что сырая трава, в изобилии там растущая, стала казаться ему чуть ли не лучшим видом сухого хвороста. С тех пор он постоянно собирает только траву и топит ею печь. Она вся дымит, коптит, ни малость не греет, но тому кажется, что все благополучно и прекрасно. Не сумасшествие ли это?.. Да еще много случаев можно рассказать. Самый печальный, пожалуй, произошел с моим другом Лантариусом, специалистом по неевклидовой геометрии. Я лично предупреждал его опасаться долины, но этот надменный ум не в состоянии был смириться с тем, что в мире существуют некие вещи, сокрытые от его понимания. И вот с ним случилась профессиональная болезнь. В долине пространство так искривилось в его представлении, что он вообще сейчас не в состоянии ее покинуть. Бедняге кажется, что он движется по прямой линии, но на самом деле описывает замкнутую окружность. Попав в западню собственного безумия, а я бы сказал - излишнего героизма, он до сих пор ходит по этой долине, недоумевая: когда же она закончится?
Тут только Максим вспомнил, что еще находясь в башне великого архитектора Придумаем и смотря в его "позорную" трубу, он заметил, что там действительно кто-то ходит. Несчастный Лантариус! Теперь не оставалось сомнений: это был именно он.
Подытоживая свои мысли, сделав свой голос мягким, доверительным, но в то же время настойчивым, Философ закончил:
– Подумай, Максим. Смири свое любопытство и не суйся туда. Займись другими вещами - более плодотворными и менее опасными.
Вообще-то, речь выглядела внушительно, и желание ринуться на исследование таинственной долины что-то явно приубавилось, хотя и не пропало совсем. Да, впрочем, к чертям бы эту долину, когда есть проблемы куда более значительные. Тень меланхолической задумчивости слегка покрыла лицо юного искателя приключений, он глубоко вздохнул и еле разборчиво произнес, говоря как бы внутрь себя:
– Только бы пережить еще один конец света и дождаться утра…
– И что потом?
– Я отправлюсь в царство Зла, - голос прозвучал уже более уверенно.
Последовал еще один вздох, только теперь - со стороны Философа.
– За ответом на сверхэрудированные загадки?
– За успокоением собственной совести. Я обещал принцессе Витинии сделать все от меня возможное для ее освобождения.
С минуту оба молчали, чтя тишину. Разговор явно исчерпал свои резервы и стал утомителен для обоих. Философ понимающе качнул головой и напоследок сказал:
– Ты похож на всех своих предшественников… Ну что ж, если у тебя все же это получится, помни: самые страшные враги в царстве Зла будут сидеть внутри тебя: это уныние и малодушие. Хотя сам я там ни разу не был, но данную истину знаю наверняка.
– Спасибо вам за все!
Разговор разрешился мажорным аккордом. Максим, следуя уже по знакомой тропинке, несколько раз оборачивался и махал рукой. Господин Философ долго провожал его взглядом. Он был польщен тем, что его знания и научные труды кому-то оказали услугу.
Приближающийся вечер являл свои первые симптомы. День уже не был столь ярким и теплым. Солнце повисло над горизонтом Будущей Бесконечности и, устав от дневного поприща, отяжеленное надвигающейся дремотой, опускалось все ниже и ниже, пока не вонзилось одним острием в край земли. Около него темнели три серых облака, точно три телохранителя, следуя за ним по пятам. Они начали исчезать вместе с солнцем, сопровождая его в мир полного сумрака, а мир, оставленный ими, становился невыразимо хмурым и печальным.
На небе уже прорезались облики светлых линий, которые выглядели тем отчетливее, чем больше сгущалась холодная тьма. Ничтожно-слабая люминесценция этих загадочных линий практически не влияла на господства сумрака, но делала их достаточно различимыми для невооруженного глаза. Это странное явление, посылаемое вечерним небом, будоражило фантазию и наверняка породило множество мифов и легенд. Действительно, какова природа этих линий? Может, какие-то религиозные символы? Или извилистые трещины небосвода, через которые просачивается свет? Наверное, и господин Философ далеко не вездесущ в познаниях, поэтому многому в мире суждено остаться вечной молчаливой тайной…
Максим неторопливо шагал возле разговорчивой речки, вслушиваясь в ее голоса и вглядываясь в еще не потухшее Мироздание.
– Неужели все повторится снова? И так - без конца…