– Да, Смолина, ты на нее не похожа даже отдаленно…
– На кого?
Он не отвечал, продолжая куда-то идти. Она тут же забежала вперед, преградила ему дорогу и с нахальным любопытством принялась допрашивать:
– Ну-ка отвечай, Воронин, на кого это, интересно, я не похожа?
– Послушай, Анька, займись кем-нибудь другим! - Максим грубовато оттолкнул ее в сторону и пошел прочь.
– Я все равно узнаю! - донеслось вдогонку.
Он миновал несколько дворов, пока не увидел хорошо знакомое футбольное поле, оглашаемое криками удач и возгласами поражений. Толпа подростков неистово носилась, замкнув себя в этом маленьком пространстве.
– Максим, иди к нам!
Тот решительно помотал головой.
– Ну, иди хоть погляди!
Он приблизился, ловя взором метающийся мячик. Несчастный, потемневший от времени и затертый чуть ли не до дыр мяч летал туда-сюда и обратно, как подопытная частица броуновского движения. С его точки зрения весь смысл игры состоял в постоянном пинании по собственным бокам. Максим просто стоял и смотрел. Какое-то время это зрелище доставляло некоторое любопытство, потом в душе стал просыпаться дремлющий азарт, он возбужденно принялся ходить с одного края поля на другой, перемещаясь соответственно центру игры, и в какой-то момент увидел, что избалованный мяч летит прямо на него… Он не подставлял ногу, за него это сделал выработанный условный рефлекс. И мяч с глухим шлепком отскочил обратно.
– Молодец, Максим!
– Спасибо, что мимо ворот!
Далее и с его стороны посыпались комментарии:
– Ну кто же так дает пас, Вовис! Ну и мазила!.. Андронова ставьте в оборону, он вообще бегать не умеет!.. Громов! Бей же наконец!
Неизвестно как это произошло, но через пару минут он уже вместе со всеми носился по полю, подгоняемый игроками с одной стороны и проклинаемый - с другой.
– Так нечестно! Нам тоже одного надо!
Честно иль нечестно, но Максим решил во что бы то ни стало забить хотя бы один гол, неважно в какие ворота. Удар получился неплохим и, кажется, даже достиг цели, но предательская кочка, подвернувшаяся на пути… именно в данный момент времени, именно в данной точке пространства - как в координатах проклятого места… вывела его из равновесия, и он шлепнулся на землю.
Послышался какой-то треск…
Сердце замерло, хотя мозг еще не успел что-либо сообразить. Максим залез рукой себе за пазуху и вытащил две черные половинки…
Пластинка была сломана.
Два копирующих друг друга зигзага, две части только что треснувшего единого континента… Нелепейшая случайность, кочка на проклятом месте… Повернуть бы назад ленту времени, еще раз повторить этот кадр, обойти злополучную кочку, ведь буквально полминуты назад, только что…
Тупым, изумленным взором он продолжал смотреть на эти осколки, уже ничего не слыша и не замечая вокруг. И когда до его сознания наконец дошел смысл произошедшего, с миром что-то случилось. Солнце стало огненно-мрачным, все покрылось тенью, звуки канули в пропасть. Волна глухого отчаяния ворвалась в душу. Не чувствуя под собою ног, он медленно поднялся, стараясь не пустить слезы, и пошел прочь. Все еще держал в руках две половинки, с безумной, нереальной надеждой складывал их вместе, но те снова распадались. Ему с трудом верилось в произошедшее.
– Этого не может быть…
Еще совсем недавно диск был целым и невредимым, он любовался его черными тонами, мечтал о новых путешествиях в Мнимый мир, который… неужели погиб?!
Страшнее мысли не существовало.
Он сорвался с места и не помнил, как очутился дома. Умоляющим взглядом он посмотрел на отца, протягивая ему два жалких безжизненных осколка. Тот сразу стал серьезным, а голос его непривычно грубым:
– Максим, что ты наделал!
– Папа, я нечаянно… Ведь ее можно наладить, да?!
Он так ждал хоть малейшего намека на положительный ответ, хоть легкий кивок головы, пускай даже двусмысленное пожатие плечами, говорящее: "может быть, посмотрим…". Но отец строго сказал:
– Выкинь ее в мусорное ведро!.. Столько месяцев программирования, и все напрасно! Да понимаешь ли ты, что это был экспериментальный диск, и поэтому единственный! Мы даже не успели снять копию! О, горе-сынок! И зачем я согласился на твои уговоры?.. Когда об этом узнают в институте - страшно подумать! - меня отправят на виселицу! Но с собой я прихвачу и тебя! Был бы ты помладше, всыпал бы тебе хорошего ремня!
Виселица для Максима, возможно, являлась бы сейчас спасением от горького отчаяния, да и от ремня бы он не отказался - только бы заглушить эту дикую боль внутри. В уме крутились самые фантастические, самые невероятные и откровенно безумные варианты по спасению ситуации. Его любимое Мироздание… в мусорное ведро?!
– Папа! Разве ее нельзя как-нибудь склеить?!
Дрожащими руками отец вытащил из пачки сигарету, рассыпав при этом штуки четыре на пол. Закурил. Глубоко затянулся. Потом уже почти спокойно произнес:
– Склеить ты можешь только свои кроссовки с мамиными каблуками, но не quantum-DVD диск, на одном квадратном дюйме которого девяносто терабайт информации. Меня уволят… меня точно уволят.
Все было сказано. Разговор получился коротким и исчерпывающим все вопросы. Максим направился к себе. Он вошел в мрачную комнату, обставленную мертвыми предметами неживых тонов и расцветок, сел на стул, зажал голову в тиски двух ладоней и прошептал:
– Придумаем… Милеус… Как же вы там? - он опять вспомнил образ принцессы: ее взгляд, ее слова, ее движения. На душе стало почти невыносимо. - Будь проклят этот реальный мир, с реальными людьми и… даже чересчур реальными скорбями!
Затем он бросился на кровать, уткнулся в подушку и до смерти возжелал, спасаясь обыкновенным сном, уйти из этого мира. Лишь бы ничего не видеть и не слышать. Хоть какое-то время… Но глаза даже не закрывались. Взбудораженные и неспокойные мысли рождали знакомые образы: они проплывали совсем рядом, стоило только протянуть руку…
Поняв, что все равно не уснет, Максим поднялся, подошел к проигрывателю Снов, отвинтил от него одну крышку и долго всматривался в замысловатые платы, сплетенные мириадами проводов. Скорбь доводила его до безумия. И он надеялся, что где-то среди этих конденсаторов и микросхем увидит жителей своего мира. Его голову вдруг посетила отчаянная мысль.
Он схватил сломанную пластинку, пошел в слесарную мастерскую, без труда отыскал там лучший клей, который отец постоянно хвалил и, нанеся его на изломы обеих половинок, плотно сжал их между собой. Затем он положил пластинку под небольшой пресс и терпеливо стал дожидаться вечера.
Минуты тянулись крайне медленно. Время, если совсем не остановилось, то двигалось не поймешь в какую сторону. Но рано или поздно наступил момент, когда реальное солнце повисло над своим горизонтом, окрасив небосвод цветами мнимого пожара. Близилось пришествие ночи. Местный "конец света" выглядел куда менее романтично и откровенно скучно.
Максим нетерпеливо скинул пресс и внимательно посмотрел на диск… Выглядел как целый. Только тоненький, едва заметный излом проходил от одного края до другого. Если специально не вглядываться, его можно было и не различить. Он повернул пластинку ребром - вроде ровная. Искра слабой надежды да вздох облегчения переменили унылое настроение. Максим, зажав свой мир между ладонями, направился к себе в комнату.
Перед тем, как лечь спать, он включил проигрыватель Снов, тщательно стер с пластинки пыль и вставил ее в дисковод.
– Она должна работать!.. Непременно должна работать…
Затем он окунулся в кровать и надел нейроинтерфейс - легкий обруч с шлейфом скрученных проводов, ведущих к самому проигрывателю.
– Принцесса… Милеус… Придумаем… Я иду к вам.
Едва заметный, вкрадчивый сон окутал сознание звуконепроницаемой пеленой, унося из настоящего мира и делая настоящий мир такой же несуществующей Мнимостью…
Глава нулевая (и последняя)
Еще никто и никогда не наблюдал черный рассвет, в котором ночная тьма начинает озаряться серым, полумертвым свечением, рождая мир теней и призраков.
Утро с отрицательным знаком… Черно-белые краски, однотонные звуки, безвкусные запахи. Никто раньше не знал, что мрачнее абсолютной темноты является это антибытие: минус материя, минус время, минус энергия. Нельзя сказать, что здесь есть какая-то жизнь. Нельзя также сказать, что ее нет. Ее меньше, чем нет. Она более, чем просто не существует.
Максим стоял в Центре Мироздания и пассивно наблюдал, как мрак борется со своим же отражением - сумраком, а пустота - с такой же леденящей пустотой, рождая то, что когда-то называлось вселенной. Когда воздух стал насыщен серостью и угрюмостью, причем, было понятно, что дальнейшего просветления не ожидается, Максим окинул взглядом свое Мироздание, с трудом веря - туда ли он вообще попал? Координатные оси, как прежде, устремлялись во все обозреваемые бесконечности. На небе было намазано что-то неразборчивое и зыбкое, какие-то плавающие пятна - то ли облака, то ли просветы между облаками. И нигде ни единого цветного рисунка. Только черно-белый негатив: серые пески, темнеющие силуэты деревьев, похожие на притаившихся оборотней. Трава и цветы, что росли на лугах, переливались всеми оттенками черной материи, бросая взору широкий спектр угнетающих красок мрака. Но все же, если внимательно приглядеться, можно было узнать в окружающей полудействительности знакомые очертания гор, привычный рельеф поляны, что находилась вблизи от Центра Мироздания, и многое другое, еще вчера пестрящее красками и благоухающее запахами, а ныне, как после тяжелой болезни, скрываемое уродливыми формами невзрачности.
Максим опустил глаза вниз и вздрогнул.
По всей земле от одного горизонта до другого тянулась огромная трещина в виде глубокого оврага: как будто здоровенная черная змея размером в целый мир, грохочущая водами, устрашающая и наверняка ядовитая - легла страшной тенью перед ногами. Если приглядеться еще внимательней, могло показаться, что под ней земля - имеется ввиду вся обозреваемая поверхность мира - как бы надломилась на две части. А тот гулкий отдаленный шум, ранее непонятный, обрел свою причину - все реки и моря с безумной скоростью хлынули в эту, еще ничем не заполненную пропасть. Более того, форма и изгиб самой трещины что-то болезненно напоминали…
Ну, разумеется - сломанная пластинка…
В сердце у него снова кольнула давно засевшая туда заноза. В душе, как в зеркальном отражении, мрак присутствовал такой же густой и смрадный. Успокаивая себя некими обнадеживающими мыслями, какие способен был придумать его рассудок, он принялся ходить вокруг оси Z, пробуя почву, ощупывая лепестки трав.
– Ничего… это не страшно… ведь мир не погиб, он остался. Пускай даже такой невзрачный, но он есть!
Максим кинул взгляд в сторону Прошлой Бесконечности, и ободряющая надежда, которую он в себе искусственно создавал, вдруг растворилась во всеобщем сумраке. Внутри опять крутанулся механизм сжимающих сердце тисков. Даже перехватило дыхание.
Над Мирозданием вставало черное солнце…
Эта зияющая шестиконечная дыра в небе, без единой искорки, абсолютно мертвая, казалось, не давала, а наоборот, вытягивала свет из поднебесья. Она медленно поднималась над горизонтом, омрачая его зловещей тенью.
Тут только Максим вдруг вспомнил о своих друзьях и кинулся было по тропинке, но сразу же остановился. Проклятая трещина проходила как раз по поляне положительных значений координат и отрезала ему дорогу в сказочный лес. Оси Х и Y были как бы надломлены, но не порваны окончательно, пересекая всепоглощающую пропасть. Он приуныл и осторожно подошел к ее краю. Ширина трещины метров десять, не меньше, а глубина терялась во мраке неясности. Может, срубить какое-нибудь дерево и перекинуть через нее?.. Но тут пришла мысль поинтересней.
Максим отошел немного в сторону и, ухватившись руками за ось Х, решил воспользоваться ей как спасительным канатом. Его ноги с минуту болтались над угрожающей бездной, шагая по воздуху, а руки неуверенно, с трудом скользили по оси.
Вот наконец твердая почва. Он нащупал пальцами настил травы и выволок свое тело из невидимых объятий смерти. Едва очутившись на поляне, он сразу же заметил в сгустившемся, почти затверделом воздухе привкус неприятного запаха. Причем, было совершенно непонятно откуда он исходит: из этого оврага, из царства Зла или рождается сам по себе? Максим немного наклонился, и запах заметно усилился. Наклонился еще - стало уже тошнить… Так что же это?
Он сорвал один серый цветок и поднес к лицу. Теперь понятно - среди лепестков копошились маленькие черви… могильные, что ли? Он походил вдоль поляны, сорвав еще несколько: везде одна и та же картина. И без того хмурое настроение совершенно было испорчено. Угнетающие краски небытия бросались со всех сторон, и в целом мире вряд ли осталось хоть что-нибудь способное порадовать взор.
Максим окунулся в сумрак леса, с большим трудом различая свою тропинку, по которой еще недавно любил бегать, весело и беззаботно. Все деревья в лесу стонали, издавая протяжные звуки, в коих порой слышался плач младенца, порой - жалобный вой умирающих зверей, а иногда - отчаянные крики о помощи, скрежет чьего-то голоса о затверделый воздух. Черная засохшая листва безжизненно свисала с их ветвей, и достаточно было лишь малейшего дуновения ветра, как она осыпалась, превращаясь в дорожную пыль. Стволы стояли словно обугленные и закрывали собой последние остатки призрачного света, делая все вокруг едва видимым для взора.
В этот момент Максим почему-то вспомнил о том далеком откусанном яблоке из своего детства. Большое и румяное. Мать купила его на рынке как единичный чудо-экземпляр. Ни до, ни после ему никогда не доводилось видеть таких сочных, спелых, румяных яблок. Максим лишь один раз надкусил его и, желая растянуть удовольствие, положил в шкаф. Но тут - вот еще напасть! - вдруг разболелся зуб, две адские недели боли. А забытое яблоко лежало в одиночестве, гнило, чернело… чернело и гнило, обволакиваясь смердящим запахом. Когда Максим наконец вспомнил о нем, от его румяной красоты осталась лишь коричневая сморщенная форма, единожды надкусанная, уже ни к чему не пригодная…
Удар… Подъем… Он шел, шатаясь от неровностей под ногами и многократно падая наземь. Среди стонов, издаваемых деревьями, он услышал еще один - свой собственный, самовольно вырвавшийся из груди. Его одолел страх. Скорее, страх перед тем, что он сейчас должен увидеть. Было очень сомнительно, что в этом лесу вообще кто-нибудь остался в живых. Он вновь вспомнил про своих друзей, эти воспоминания без спросу, навязчиво лезли в сознание. Максим не хотел сейчас тревожить ими свою ноющую душу, но они лезли и лезли… будто находились где-то здесь, совсем рядом. Появился образ принцессы, и вместе с ним пришла страшная, сдавливающая кровеносные сосуды боль… Ускорив шаг, он чувствовал, что вот-вот должен приблизиться к поляне Милеуса. Но…
…впереди показалась огромная шипящая змея, свернувшаяся в клубок. Из тьмы было видать ее жирное тело, медленно извивающееся, и это мерзкое, отравляющее слух шипение… Он неуверенно сделал еще пару шагов и остановился. А если она сейчас кинется на него? Еще один робкий шажок. Максим замер… Да это же…
Свихнувшееся Дерево!
Его черный ствол болезненно изгибался, осыпавшиеся ветхи хаотично валялись на земле. Оно просто умирало.
Он спешно двинулся прочь, только бы не видеть этого жуткого зрелища. Из гущи мертвого леса поляна вынырнула совершенно внезапно, открывая взору просторы куда-то исчезнувшего серого неба. Максим затаил дыхание и тревожно посмотрел в сторону хижины…
Пока что ничего невозможно было разобрать - это пасмурное утро стирало все грани и очертания сущих в мире вещей. Лишь подойдя ближе он увидел, что хижина вся перекосилась, одной стороной утопая в земле, словно в вязком болоте. Крыша-котелок чуть ли не проваливалась внутрь. Рядом - неизвестно откуда взявшаяся лужа воды, раньше ее точно не было. И вездесущая мертвая тишина…
Максим сорвался с места, распахнул дверь и громко крикнул:
– Милеус!
"Милеус… леус… ус…", - где-то далеко-далеко передразнило эхо.
Внутри же хижины - молчание. И этот беззвучный ответ действовал сейчас более угнетающе, чем вселенский шум, что бывает при конце света.
– Милеус, где ты?!
Он несмело зашел, привыкая почти к полному мраку, нащупал коробок спичек и, вызволив черный огонь, передал его канделябру. Само пламя свечей было абсолютно черное, а ту безликую серость, что распространялась вокруг, немыслимо было назвать освещением. И все же взгляд его улавливал очертания мнимых предметов: стол, диван, зеркало на стене… Кстати, зеркало! Максим подошел к нему и бесконечно-долго всматривался в каждый его уголок.
Ничего!
– Суелим, может, ты здесь? - позвал он неуверенным, почти безнадежным голосом.
Опять ничего. Хижина была пуста - пуста звуками, пуста красками, потеряв присущую ей беззаботную жизнь. Он еще раз хмуро огляделся. Диван "для мечтаний" стоял не заправленным. Небрежно скомканное одеяло валялось на полу. Картины, висящие на стенах, как-то перекосились. Некогда лакированный паркет походил на черную пропасть, только твердую под ногами. Часы показывали не поймешь какое время. Их единственная стрелка вращалась с бешеной скоростью.
Максим вышел наружу. А что еще оставалось делать? Потом, вроде как ободрившись новой надеждой, стал бегать по поляне:
– Милеус! Суелим! Где вы?!
Эхо уже не передразнивало. Устало. А он все бегал взад-вперед, окунаясь из одной тьмы в другую. Увы, никто так и не откликнулся. По краям поляны в унынии стояли старые знакомые - Злые Одуванчики. От их прелестного пуха не осталось и следа. Они склонили свои облысевшие головы и не издавали ни звука. Лишь совершенно случайно его взор снова наткнулся на ту небольшую лужу то ли из воды, то ли еще из какой-то жидкости. На ее поверхности мерцала неопределенная форма…
Максим наклонился. Там плавало некое двухмерное существо похожее на…
– Суелим?!
Кажется, это был он! Имея степень свободы лишь в двух измерениях, он безвольно расплывался по зеркальной глади, как пятно вылитого на воду масла. Глаза его были широко открыты, рот подергивался, но не изрекал при этом ни слова.
– Дай я тебе помогу!
Максим окунул руку в эту лужу. Глупая реплика и глупый жест. По ней пошли взбудораженные волны, рассеивая и без того призрачное очертание. А потом все исчезло… Лишь безликая монотонная гладь мертвой жижи, и ничего больше. Максим увидел, как по его руке стекает жидкая масса, в которой едва различались некие рисунки, напоминающие глаза, нос, уши…
– Да что же здесь творится?! - он в отчаянии бросился на черную траву и минуту лежал без движения, повторяя: - Милеус… Милеус…
И вот - неожиданность. В мертвом безмолвии пробудился какой-то ржавый хриплый голос:
– Я здесь!
Максим вскочил, бешено переводя взор с одного конца поляны на другой. Он пошел в сторону источника звука, тяжело вдыхая загнивающий воздух. Подойдя к краю поляны…
Может, мираж?
Он вдруг увидел…
Может, все-таки простой мираж?
…увидел нечто совершенно невообразимое для своего чувствительного сознания.
Милеус был распят между двумя деревьями. Из ладоней рук и ног торчали вбитые туда мощные колья, по которым стекала черная кровь. А как изменился его внешний вид! Да Милеус ли это?!