Сломанная вселенная - Андрей Попов 27 стр.


Старуха, издав стон, опустила голову ему на плечо. Максим закрыл глаза, и в образовавшейся тьме вспыхнуло яркое воспоминание - то самое… Как он стоял вместе с Придумаем на кровле замка, как он впервые ее увидел… пышное королевское одеяние… льющиеся локоны волос… и этот белоснежный лик, созданный самым талантливым божеством…

Потом он закричал так, что воздух содрогнулся, а где-то далеко с окрестных скал посыпались обломки. Возглас ужаса, как извержение вулкана, вырвался из его груди:

– Я этого НЕ ВЫНЕСУ!!!

Он отстранил от себя старуху и ринулся прочь, долго не видя ни неба, ни земли.

– Нет… нет… нет!!

Это многократное "нет" грохочущим эхом металось от одного горизонта до другого. Споткнувшись, он погрузился в удушливый запах мертвой травы, слушая как птицы над головой напевают траурные гимны его надеждам, его любви, его Мирозданию. Рука как будто случайно нащупала на земле острый камень, и ладонь жадно обвила находку. Он поднес каменное лезвие к своему горлу.

– Все. Конец!

Оставалось всего одно движение. Но рука надолго замерла в нерешительности. Чего он медлил? Чего ждал? Оказывается, вот чего:

– Максим, это бесполезно! - голос, донесшийся сзади, заставил его вздрогнуть. Он медленно обернулся.

Темное небо… серые облака… черные просветы между облаками… На этом не очень привлекательном фоне возвышалась фигура волшебника Тиотана. Ночь бросала непроницаемую тень на все его четыре лица, из-за чего сложно было понять их выражение. Страх? Гнев? Или отчаяние? Но голос его звучал ровно и спокойно - похоже, он был и оставался беспристрастным наблюдателем всего происходящего.

– Пойми, это бесполезно… Если ты убьешь себя здесь, то сразу же проснешься в своем реальном мире. Так что наберись мужества и досмотри этот сценарий до конца.

Максим не отвечал, тяжело дыша и издавая болезненные стоны. Однако, откуда же взялась здесь такая рассудительность, такая осведомленность и такая последовательная логика? Здесь, где все иллюзорно и нет ничего материального. Кто он, этот Тиотан?

Волшебник словно уловил немой вопрос в свой адрес и продолжил:

– Успокойся… И смирись, наконец, с мыслью, что нас нет и никогда не было. Мы лишь плод фантазии, причем - твоей собственной. Вымыслы, не способные самостоятельно думать, переживать и что-либо чувствовать. Какой же смысл убиваться из-за того, чего просто не существует?

От этих размышлений веяло страшным холодом, и как они разительно противоречили тому, что он на самом деле видел и на самом деле слышал. Неужели глаза и уши так способны обманывать?! Он уже совершенно запутался в собственных ощущениях: что есть, чего нет, где настоящие вещи, а где их призраки, мнимое и действительное так перемешалось в голове, что он порой терял вообще способность соображать - в каком мире находится, и как эти два несовместимых, противоположных мира можно отличить друг от друга. В сознании присутствовал полнейший бред, и такими же бредовыми и вздорными сейчас казались все эти миры: те, которые есть, и те, которых нет.

Максим отбросил от себя каменный осколок и спросил:

– А что… вы на самом деле ничего не чувствуете?

Молчание. Глупо, наверное, было общаться с собственной иллюзией, но тем не менее - молчание…

– Я спрашиваю: вы не испытываете никаких чувств?

Тиотан и на этот раз не ответил. Он долго стоял, не возмущаемый ни эмоциями, ни порывами ветра, ни сотрясающейся в конвульсиях землей. Все его четыре лица смотрели вдоль четырех направлений необъятной темноты, выискивая последние признаки дотлевающей жизни. Выждав паузу, он задал совершенно неожиданный вопрос:

– Кто сломал пластинку?

– …я …нечаянно, - Максим в недоумении покачал головой. - Откуда?! Откуда вы знаете?

Но Тиотан, похоже, решил не отвечать ни на какие вопросы, задавая лишь свои:

– Чего ты здесь лежишь и никуда не направляешься?

– А куда идти, если в мире не осталось ни единой искорки света?

Нависший над самой головой тяжелый сумрак был лучшим доказательством сказанному.

– Ты ошибаешься, свет еще остался.

– Где?

– В долине Абсурда. Идем, я тебе покажу.

Совершив небольшое путешествие по черному дню в направлении, ведомому лишь одному волшебнику, они вскоре стали очевидцами невообразимой картины, так ярко контрастирующей с окружающим хаосом, что у Максима от непривычки заболели глаза.

Вся долина озарялась светом. Самым настоящим! Мало того - она изобиловала всеми оттенками цветов: здесь и зелень травы, и яркие огоньки полевых растений - желтые, красные, синие. Даже виднелся кусочек голубого неба. Она походила на райский сад, воздвигнутый на маленьком островке в океане бушующей темноты. До слуха доносились благозвучные рулады птичьего хора, который беззаботно исполнял незатейливые мелодии, будто ничего страшного и не происходило.

– Ничего не понимаю…

– Тут и понимать нечего, - немного сухо сказал Тиотан. - Просто абсурд - такое же относительное понятие, как и все остальное. Когда в мире был порядок и присутствовал свет, там творился хаос и неразбериха. Теперь же наоборот: когда этот хаос в союзе с губительным мраком проникли в мир, то в долине, согласно закону симметрии, появилась немыслимая ранее гармония и закономерность.

– Да… господин Философ мне долго втолковывал про какие-то симметрии, но я мало что понял.

Максим рванулся было в сторону долины, желая хотя бы вдохнуть в себя свежего воздуха, но волшебник его остановил.

– Поздно.

– Почему?

– А ты прислушайся…

Максим напряг слух. Сквозь предсмертные стоны земли и болезненный вой ветра, что уже становилось привычным, был слегка различим приближающийся шум похожий на топот множества ног. Причем, множество такое огромное, что сюда по меньшей мере шла целая армия.

– Они бегут к нам из царства Зла, - произнес Тиотан.

– Кто - они?

– Гляди, ты их сможешь увидеть.

Поначалу создавалось впечатление, что это все-таки не армия, а огромнейшее стадо крупных животных. Уже стали слышны их дикие голоса в равной степени похожие на рев злости и на вопли отчаянного страха.

– Они за кем-то гонятся?

– Нет, Максим, они сами спасаются бегством. Давай-ка прыгнем в овраг, иначе они нас просто растопчут.

Тиотан схватил его за руку, и через пять секунд оба очутились в неком сомнительном убежище, погрузившись в жижу липкой грязи. В Мироздании становилось все темней и темней, так что собственное тело уже походило на размазанный в пространстве призрак.

– Скажите, откуда вы все-таки знаете про пластинку?

Со стороны волшебника донесся недовольный вздох.

– Чего ты допытываешься о вещах, которых все равно не сможешь понять? Я и сам не знаю на этот вопрос конкретного ответа. Скажу лишь одно: прежде, чем возник этот запрограммированный мир, я уже существовал, как отдельная программа, и похоже - просто черновая. Некий эскиз, набросок… Разработчики пытались на мне создать искусственный интеллект нового поколения, но что-то пошло у них не так… Я долго бестолку болтался по разным жестким дискам, отбиваясь от вирусов, да изредка подвергаясь мучительным процедурам дефрагментации. Потом где-то у кого-то возникла идея мнимого мира снов, населенного сказочными существами. Вот тут-то я и пригодился. Обрел свою плоть, то есть вот эту 3D-модель, состоящую из двухсот тысяч полигонов. Да… тогда я впервые увидел солнечный свет. И это было счастьем! Я быстро вычислил примитивный интеллект всех остальных обитателей Мироздания, так что быть среди них "могущественным волшебником" и даже богом особого труда не составило. Но когда в мире появился ты… всякие попытки просканировать твое сознание оканчивались неудачей. Да и твое поведение не вкладывалось в язык даже самых сложных скриптов. Тогда я понял, что ты просто НЕ ОТСЮДА…

Приближающийся топот набирал силу, и воздух уже начал зыбко вибрировать, так что заложило в ушах.

– От чего же они бегут?!

– От черного огня Апокалипсиса. Тот самый огнь, что согласно преданиям, должен возгореться со стороны Прошлой Бесконечности и совершить окончательное разрушение всего Мироздания. Понятия не имею - этот огонь есть скрытая часть древнего программного кода или просто игры твоего подсознания?.. Теперь нагнись!

Начала сотрясаться земля. Чудовищный топот был уже совсем близко, и ревущие крики обезумевших созданий способны были даже оглушить уже глухого. Максим заткнул уши и, прищурившись, смотрел по сторонам. На фоне смердящего сумрака появились огромные черные пятна, куда-то бегущие. Может, слоны, а может - большие ящеры. За некоторыми, как бревна, тянулись длинные хвосты. Многие из них были с несколькими головами и, разверзая пасти, рычали на темноту. Бежали также и мелкие животные, почти неразличимые из-за своей молниеносной скорости. Двигались тени, чем-то похожие на людей - не исключено даже, что те противные покойники, вставшие с уютных гробов и покинувшие кладбище.

В воздухе стояла агония звуков: рев, вопли, жалобный писк и чей-то истерический плач. Весь этот сумасшедший кошмар длился около часа. Затем миграционная волна начала медленно спадать. Можно было вылазить на поверхность.

– А теперь, Максим, смотри настоящий конец… - Тиотан повернул его в сторону Прошлой Бесконечности.

Горело небо и земля. Пламя, абсолютно черное, видимое лишь благодаря еще не угасшему сумраку, приближалось, пожирая все на своем пути, и отдавало холодным жаром. А с горизонта на самых низких тонах тянулся предсмертный погребальный гул. Вдруг резко усилился ветер. Еще уцелевшие деревья хором заскрипели и стали гнуться к земле. Ветер срывал с их поверхности текстуры, оставляя взору лишь угловатые неокрашенные полигоны.

– Прощай, Максим… Это последние слова, которые ты слышишь. Помни о нас.

В ответ он закричал так неистово, громко, что испугался собственного голоса:

– Неужели вас никогда больше НЕ БУДЕТ?!

Поздно. Стена черного огня уже поглотила их обоих. Вот оно - великое всесожжение! Огонь шипел, потрескивал, жадно пережевывая в своем пламени все, что когда-то имело формы и образы. И этот гул… Нарастающий гул смерти, глас самого Хаоса, явившегося с предвечных забытых времен, чтобы вновь воцарится над вселенной.

Навеки.

Навсегда.

Ведь любая жизнь является лишь вспышкой - вздорной, мимолетной, иллюзорной, с легкостью поглощаемой бесконечной пустотой.

В глазах наступила тьма, в теле - бесчувствие, и затем - полная потеря сознания…

То, что происходило дальше, он уже не был не то, что в состоянии запомнить, но даже осмыслить. То ли это сон во сне, то ли иллюзия в царстве миражей, но Максиму вдруг показалось, что он находится на поверхности гигантского черного диска размером во вселенную. От Мироздания остались только оси координат, причем, ось Z проходила через центр диска и была ему перпендикулярна. А оси Х и Y делили его на четыре равных сектора, покрытых сплошной чернотой. Он медленно вращался вокруг своей оси, и от одного его края до другого проходила бесконечная трещина…

Потом вращение стало постепенно усиливаться, и Максим под действием центробежной силы свалился с ног, цепляясь за огромные бугры цилиндрических дорожек с записанной информацией. Перед самыми глазами появилась последовательность выжженных битов - небольших углублений на дорожке. Миллиарды миллиардов простых битов - Мироздание в его оголенном, самом невзрачном виде…

Скорость нарастала, и сила, довлеющая на тело, в такой же степени увеличивалась. Перед взором поплыли круги. Все завертелось в бешеном ритме. Последним впечатлением из Мнимого мира была ось Z, призрачно торчащая в недосягаемой бесконечности. Максим разжал уставшие пальцы, и центробежная сила кинула его в черную бездну - сплав сумрака и небытия.

…и снова беспроглядная тьма - та самая тьма, из которой все рождается и в которой все когда-то погибает.

……………………..

……………………..

Была еще ночь. Максим-реальность проснулся от стука собственного сердца. Он снял нейроинтерфейс, сел на кровать и с минуту, тяжело дыша, терпеливо просматривал те кошмарные образы, что еще по инерции плыли перед его мысленным взором. В комнате пахло какой-то гарью.

Он зажег ночной свет и подошел к проигрывателю Снов. Из него валил серый дым, все индикаторы погасли, привычное тихое гудение совершенно отсутствовало. Максим нажал кнопку дисковода, но та, разумеется, не работала. Тогда он расковырял отверткой крышку, и сам достал оттуда пластинку. Она была горячей и коряво изогнутой от температуры…

…упала к его ногам и рассыпалась на мелкие куски…

Мир погиб навсегда.

Какое-то время Максим ходил между стен своей комнаты и печальным взором созерцал ее бессмысленный вид. Все было мертво, пусто, безжизненно… Черные осколки небрежно валялись на полу, и при всяком взгляде на них сердце переставало биться, сжималось и каменело.

Затем он залез под кровать, вытащил оттуда фанеру с пластилиновыми фигурками, поставил ее на стол и долго-долго всматривался в эти маленькие неподвижные скульптуры, которые и сами смотрели по сторонам, но при этом хранили загадочное молчание.

– Милеус… Ты был моим первым другом, и верю - останешься им навсегда.

Ответа не последовало. Игрушечный, небрежно вылепленный Милеус слегка нагнулся, чтобы набрать своих любимых ягод. Обезумевший от горя взор так и ждал, что он сейчас разогнет спину и пролопочет что-нибудь незатейливое своим писклявым голосом. Но нет… Замерзшее до абсолютного нуля время навеки остановилось на поверхности этого фанерного листа.

– Придумаем… Я убежден, что ты наверняка достроил бы свою башню, и мы бы наконец научились считать до бесконечности. Прости, что так получилось. Ты ведь меня прощаешь?

Снова тишина и безмолвие комнаты. Лишь тихо постукивал маятник часов, который ночами не ведает сна.

– Господин Философ, я так любил слушать ваши лекции о смысле жизни… Даже в школе своих учителей я никогда не слушал так внимательно как вас.

Но Философ тоже молчал, высунув маленькую пластилиновую голову из карликовых скал. Рядом текла такая же пластилиновая река, уже успевшая покрыться комнатной пылью и потерявшая былую голубизну. Ось Z как-то небрежно покосилась в сторону воображаемого царства Зла, и Максим поправил ее рукой.

– Алан… Все твои стихи я запишу в какой-нибудь тетради и буду хранить до конца жизни.

Максим слегка дернул его за ниточки. Тот на мгновение ожил, но потом снова замер. В соседней комнате вдруг забили часы, каждым своим ударом вонзаясь в больное сердце.

– Уважаемый Лодочник, помнишь, как мы вместе путешествовали по твоей прекрасной реке?

Лодочник наверняка помнил, но при этом не произнес ни слова.

– Принцесса… - Максим хотел назвать ее по имени, но губы его задрожали, и он замолк.

Увы, никто из них так и не отозвался. Пластилиновые статуэтки беззвучно стояли на своих местах, глядя на реальный мир пустым нечувственным взором. А у него из глаз текли прощальные слезы…

Написано: август 1999

Переработано и переделано в электронный вид: февраль 2007

Назад